Разум возобладал над чувствами. Не хотелось думать ни о чем плохом. Пускай катится, скатертью дорожка!
- Только смотри, будь с ним поосторожней, голубушка!
- Да ладно тебе, Мэри, издеваться, - вздохнула Маринка. - Ты вон какая, стоит на мужика посмотреть, и он - твой! Тебе легко.
- Ну ты себя тоже не на помойке нашла! Давай, иди сюда, я на тебя духами пшикну!
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА
До кафе я добралась к 11 утра. И с порога поняла: что-то случилось. В глаза бросилось бледное перепуганное лицо Клавдии. Народу в зале было немного, час для выходного дня был еще ранний. За столиком у окна спиной ко мне сидели два квадратных кожаных мужика. По мордам сразу видно, какого полета птицы. Сердце екнуло, я немножечко струсила. Вчера как раз в новостях рассказывали о криминальной рэкетирской разборке в каком-то кооперативе. Я распрямила спину, глубоко выдохнула и пошла между столиков.
От столика у окна донеслось:
- Вах, какой красивый дэвушка! Давай пазнакомимся, а?
- В следующий раз, - оглянувшись, мило проворковала я. С клиентом ссориться нельзя, это правило я давно усвоила. Ну и рожи! Чем им плохо на своем Кавказе, сидели бы там, ели бы свои мандарины, пили бы чачу и нас не трогали! Я с горем пополам добралась до стойки, где как столб стояла белая Клавдия, и юркнула в дверь, ведущую на второй этаж, в папин кабинет.
Папа сидел красный от волнения - никогда прежде его таким не видела.
Я присела рядышком, на поручень его рабочего кресла:
- Папочка, что случилось?
- У нас неприятности. - Он обнял меня и прижал к себе.
- Большие?
- Более чем достаточные…
- Это имеет какое-то отношение к тем абрекам, что сидят в зале?
- Вот видишь, ты уже в курсе, - устало выдохнул отец.
- Пап, я только видела две бандитские рожи там, в зале, и испуганную Клавдию. Прошу тебя, объясни, чего эти кавказские гастролеры от нас хотят?
- От меня, доча. - Папа смущенно смотрел в бумаги.
- Не от тебя! От нас! - Отцу явно было очень стыдно за свое растерянное состояние. Я уже примерно знала, что услышу сейчас.
- Хорошо, от нас. Они хотят, чтобы мы продали им наше дело. Денег мне их главный, этот Варик, предложил: "Мы за цэной нэ постоым. Богатый станэш, на старость хватит", - папа пытался шутить и как-то скрасить неловкость момента.
- Пап, и что ты им ответил?
- Конечно, я отказался, - вскинулся отец. - Не для того я все здесь с такой любовью создавал, чтобы этим нерусским отдать. Так я и поверил, что городу необходимо расширить количество точек с традиционной кавказской кухней! Ишь, разбежались, шашлычную им тут открыть захотелось. Не будет этого. Только через мой труп!
- Молодец, папка! - я чмокнула отца в щеку. - Только не говори так, у них вид довольно серьезный. Ты сейчас пойдешь к ним?
- Да, - и папа, аккуратно отстранив меня в сторону, вышел из кабинета. - Жди здесь.
Я не могла сидеть на месте и взад-вперед шагала по кабинету. От моего романтического настроения не осталось и следа. Семейное дело под угрозой! Во мне просыпалась решительность. Мы, Тельцы, очень терпеливые и мирные существа, но до поры до времени. Если нас сильно задеть или обидеть… А собственно, почему я должна ждать здесь? Папа считает меня еще маленькой глупенькой девочкой, у которой на уме одна ерунда. Надо помочь, поддержать его в трудный момент! Я вылетела из кабинета и, стуча каблучками, понеслась по лестнице вниз.
Уверенно прошествовала по залу присела за столик, где отец вел переговоры с огромным мрачного вида кавказцем. Второй дежурил у входа - видимо, был взят только для мебели.
- Дочка? - кавказец плотоядно раздевал меня взглядом.
- Я будущая владелица фирмы, - заявила я, прежде чем папа успел ответить, и сама себе удивилась.
Варик уставился в вырез моей кофточки. Как, наверно, я смешно сейчас выгляжу - деловая женщина в рюшах. Ну кто знал, что надо было строгий костюм надевать? И с духами переборщила… Ну ничего, была не была. Я собралась с духом и продолжила:
- Я должна быть в курсе всего, что здесь происходит!
По тому, как потеплел отцовский взгляд, я поняла: папа гордится мной. Он ласково положил на мое плечо теплую руку и сказал:
- Понимаешь, Маша, товарищ, какой-то непонимающий, все уговорить меня пытается. Никак не возьмет в расчет, что только время теряет зря.
- Ты балшой, но упортый, русский. Это - нехорошо. Ты как взрослый думай, харашо думай: сэйчас дэнэг прэдлагаю, патом хужэ будэт.
- Это угроза?
- Зачэм угроза? Это савет…
- Вы, уважаемый, как восточный человек, должны понимать - это мое семейное дело, - папка еле сдерживался. - Все, что здесь сделано мною, сделано для моей дочери, для ее детей, моих внуков. Почему я должен по первому требованию кого-то, кого первый раз вижу, взять и все отдать?
Гороподобный Варик поднялся и, ни слова не говоря, двинулся к выходу. Второй уже открывал ему дверь, сверля нас тяжелым мрачным взглядом.
Только в дверях абрек обернулся и маслено посмотрел на меня.
- Вах, какой всо жэ дэвушка красивый! Какой дэвушка! Поехалы покатаемса!
- Некогда, уважаемый, дел много!
- Напрасно, красавыца! Эще свыдимса!
Мерзко ухмыляясь, Варик со свитой загрузился в черный "БМВ" и уехал.
Папа прошел по опустевшему залу, заглянул за стойку. Затем, заложив руки за жилетные проймы, совсем как товарищ Ленин, сказал:
- Да, времена настали… Дожили купцы, если дальше так пойдет, эти беженцы кавказские нам всех посетителей распугают. Придется и впрямь кафе продавать. Но уж только не им.
В течение недели Варик со своими прихвостнями наведывались еще дважды. Каждый раз Варик получал отказ, но и не думал успокаиваться. Пришлось вызывать людей из охранного агентства, с которым у папы был заключен договор. Заявившись на следующий день и увидев охрану, кавказцы сразу убрались. Но, уходя, сквозь зубы обронили: "Мы прэдупрэждали - хужэ будэт!"
И в самом деле, наши дела приняли скверный оборот. В следующий за последним кавказским "наездом" понедельник, в три часа ночи, нам позвонили из охранного агентства. Наше семейное предприятие, наш милый зальчик с круглыми уютными столиками и старинными рецептами в деревянных рамках на стенах - сгорел. Тревожная группа подъехала, когда все уже пылало синим пламенем. Пожарные хрестоматийно заявились к шапочному разбору, и усатый майор, окинув взглядом пепелище, развел руками: "Огня уже нет, а головешки - не наша специализация", после чего быстро смылся со всей командой досматривать прерванный сон.
Когда мы с отцом, набросив на себя первое, что попалось под руку, прибежали на место - кафе находилось в десяти минутах ходьбы от нашего дома, - на месте недавнего пожара дежурили только милиционеры да телевизионщики. Папа от журналистов отмахнулся, и они, смекнув, что я дочь главного потерпевшего, стали осаждать меня.
- У вас нет версий по поводу причин случившегося? Какова вероятность того, что это мог быть поджог?
- Это и был поджог, - и я, как и положено умной Маше, верящей в сказочки молодой российской демократии, выложила перед камерами всю историю нашего локального межнационального конфликта.
Какая же наивная я была, размечталась о кренделях небесных! Думала, вот сейчас по телевизору покажут-расскажут и - справедливость восторжествует. Дымящиеся угольки и комментарий: "Причины произошедшего выясняют следственные органы" - такова была телевизионная интерпретация моих юных представлений о справедливости.
Половину следующего дня папа провел в милиции. Писал заявления, рассказывал про визиты Варика и его свиты. Прямо из отделения его и увезли. На "Скорой". С диагнозом - инфаркт миокарда.
Три недели я носила папе в больницу апельсины. По вечерам отвечала на многочисленные телефонные звонки - оповещала широкие круги районной общественности о состоянии здоровья отца, днем же терпеливо пересказывала содержание этих разговоров папе. Ему было приятно, и поправлялся он заметно быстро. Так что, слава богу, обошлось.
Только выписавшись из больницы и едва придя в себя, он позвонил одному из бывших коллег по партии, который теперь занимал высокий пост в городской администрации, и попросил помочь.
Больше мы кавказцев не видели. Папа - какой он все-таки оптимист! - заявил, что интерьеры нашего заведения давно настала пора "освежить и осовременить". С проведением ремонта, а точнее - восстановлением из руин, очень помог постоянный посетитель кафе, преподаватель Мухинского училища. Иннокентий Петрович совершенно безвозмездно (есть же на свете добрые люди!) передал мне старинный альбом с литографиями интерьеров некоего знаменитого трактира. Он же привел и исполнителей работ - веселую шумную ватагу студентов из "Мухи", продвинутых в строительном и интерьерном искусстве ребят.
До сих пор не могу понять, как я успевала и учиться, и следить за ремонтом, и ухаживать за папой. Он был еще очень слаб, но почти каждый день приезжал в кафе посмотреть, как продвигаются работы. Суммы уходили астрономические, но выбора не было - приходилось все начинать с начала.
Проблемы с мужским полом как-то сами собой отодвинулись на двадцать первый план. Я как сумасшедшая гонялась по строительным магазинам, заказывала грузовики, часами висела на телефоне, ругаясь с подрядчиками. К тому же творческие личности из "Мухи" любили иногда уходить в присущий богеме запой, и доставать их оттуда и приводить в чувство тоже выпадало мне. В общем, было совершенно не до душевных переживаний и мучений. О Сашке я старалась не думать, а Маринку избегала.
Иногда звонил Раевский и робко предлагал встретиться. Если мне требовалась помощь, я соглашалась, и он безропотно таскался со мной по всяким делам. Миша безошибочно угадывал, что мне не амурных приключений, и вел себя исключительно корректно. Я не хотела разбираться подробно, из какого теста сделан мой новый ухажер.
Да и ухажером его можно было назвать с большой натяжкой. Появлялся Раевский "наскоками", проводил со мной дня три-четыре, а потом на столько же дней пропадал. Но с ним было легко, только робкость и застенчивость Раевского иногда переливали через край. Забавно, он никогда не ругался и не повышал ни на кого голоса. Одним этим Раевский привлекал меня, потому что круг моего общения тогда в основном составляли строители-ремонтники, не умеющие разговаривать иначе как матом и на повышенных тонах. Раевский обладал энциклопедическими знаниями и с ним всегда было о чем поговорить.
КРОВНЫЕ УЗЫ
Через два месяца после выхода папы из больницы наше кафе опять открылось. А еще через два началось страшное.
К тому времени пандемия расселения охватила весь город, будто средневековая чума - Европу. Наше предприятие "Блинчиков и К°" занимало очень выгодное положение: оно располагалось в цокольном этаже небольшого сталинского особнячка и окнами обеденного трактирного зала выходило на оживленную городскую магистраль, что связывала крупнейший спальный район с историческим центром. Место было чрезвычайно бойкое и многолюдное.
И некий владелец "заводов, газет, пароходов" положил глаз на наше кафе. То есть сам "мешок с деньгами" никогда не удостаивал нас своим появлением; вместо него приезжали помощники, "шестерки". Как я ненавидела этих наглых и лощеных молокососов, что с гнилыми улыбочками на мерзких лицах объясняли нам наши права! Они были еще отвратительнее, чем прихвостни Варика, потому что "действовали по закону". Нам с первых слов дали понять, что за "мешком" стоит административная власть, заинтересованная в том, чтобы постепенно прибрать к рукам недвижимость в центре города. Просить помощи было неоткуда.
- Если вы, уважаемые, в течение трех дней не дадите согласия на заключение сделки, придется включить счетчик, - мы сидели ни живы ни мертвы и молча выслушивали, что говорят продажные рожи в чистых белых воротничках.
После того как папа вышел из больницы, на всех переговорах мы присутствовали оба.
- Знаете, этакая хитроумная машинка, но в отличие от своего квартирного родственника, что считает киловатты, он будет крутиться в обратную сторону: с каждым днем предложенная сумма будет уменьшаться на пять процентов, - объясняли наглецы. - И это еще не все огорчения вашей заминки. Если вдруг возникнет желание возобновить переговоры, тогда вы их будете вести не с нами, а со службой охраны, а у этих людей свои, далекие от цивилизованных правил, методы общения.
Но отец, как и в прошлый раз, наотрез отказался: не продам вам ничего ни за какие деньги. Через три дня нам позвонили с вопросом, где и когда можно оформить сделку. "Сделки не будет!" - проорал папа в трубку и так швырнул ее на рычаг, что ни в чем не повинный тайваньский аппаратик раскололся на две половинки.
На следующий день к нам в офис пришла проверка из налоговой инспекции. Дела отец вел честно, и бухгалтерия не подвела. Отпраздновать эту маленькую победу мы не успели.
…В тот день после университета я заехала домой. Погода стояла ужасная - ноябрь, самый отвратительный месяц в году. Снега еще нет, и листьев на деревьях тоже, ветер с ног валит, все чихают и кашляют. В противоположность уличной, моя внутренняя температура, я чувствовала, поднималась, и я собиралась наглотаться таблеток, одеться потеплее и уже потом ехать в кафе. Мы теперь жили как на иголках, каждый день могло случиться что-нибудь непредсказуемое. Слава богу, в аптечке нашелся последний пакетик растворимого заграничного аспирина. Огромная красивая таблетка, брызгаясь пузырьками, вращалась в стакане по кругу. Держа лекарство в одной руке, другой я шарила в ящике шкафа, пытаясь извлечь оттуда шерстяные носки. Я уже поднесла спасительное питье ко рту, как раздался телефонный звонок.
- Да? Говорите.
После секундного молчания в трубке кто-то по-гадючьи хмыкнул, и потом раздалось: - Ну что, уважаемая, вас предупреждали. Не обессудьте уж…
В горле мгновенно пересохло.
- Кто говорит?
- Кто-кто? - На том конце провода матерно выругались и снова мерзко рассмеялись.
Я почти не дышала, крепко прижимая к уху трубку. Где-то вдалеке запиликал мобильный телефон. Я ждала. В трубке послышался какой-то треск, а затем голос из наглого переродился в подобострастно-услужливый, обращался он явно не ко мне:
- Да, Степан Борисович… Да, мы все сделали, как вы сказали… Да, так точно… Обязательно.
Снова треск, шум, и связь оборвалась. Я застыла на месте с трубкой в руках, короткие гудки проникали прямо в мозг. Степан Борисович! Да как же… Этого не может быть, при чем тут Степан?!
Засохший букет еще стоял в вазе на журнальном столике. На секунду мне показалось, что замысловатые, причудливо свернувшиеся листья напоминают бесцветного раскоряченного паука. Надо немедленно выбросить на помойку, мелькнула мысль, но я была не в силах даже притронуться к цветам. Только ни в коем случае не плакать, ни в коем случае…
От следующего телефонного звонка я подпрыгнула на месте. Ах они, сволочи… Сейчас я им покажу! Я схватила трубку и рявкнула:
- Попробуйте еще раз позвонить, и я вызову…
- Машенька, - еле живой мамин голос пробивался сквозь помехи на линии. - Машенька, папа…
В глазах потемнело, а ноги сами вдруг подкосились, в момент сделавшись ватными и безжизненными. Я нашарила бессильной рукой стул и упала на него.
- Мама, что с папой?!
- Машенька, папу избили прямо у кафе, был повторный обширный инфаркт, - мама едва не рыдала, сдерживаясь изо всех сил. Вдруг вспомнилось, как совсем недавно папка помогал маме тащить тяжеленные сумки по лестнице, а мама не давала и все отчитывала его. - Машенька, ему срочно нужна операция, но нет крови…
- Какой крови, мамочка?
Огромный паук сидел в вазе, распластав корявые белесые лапы.
- Врачи говорят, что требуется открытая операция на сердце и им нужна кровь. Но такой группы, как у папы, сейчас нет, и они не могут начинать…
Мне хотелось завыть от ужаса, но я понимала - если я сорвусь, надежды не останется никакой. "Блинчиковы - не сдаются!" Злость помогла мне взять себя в руки. Мы с мамой будто поменялись местами.
- Мама, где вы?
- Мы в кардиологическом центре, нас по "Скорой" сюда привезли. Машенька…
- Адрес! Мама, скажи адрес!
- Я не знаю… - похоже, маму тоже надо отправлять на операционный стол.
- Спроси у медперсонала, сейчас же! Я жду.
Видимо, уверенность моего тона немножко приободрила маму. Я записала на руке адрес и, велев маме, чтобы ждала меня, начала метаться по комнате. Только сейчас я сообразила, что мой приезд в больницу главной проблемы не решит. У папки - самая редкая группа крови, четвертая, мы с мамой все время над ним подшучивали, что он у нас, мол, самый редкий экземпляр.
Может, глотнуть коньяку? У родителей в шкафу всегда стоит дежурная бутылка - для гостей. В фильмах и книжках так всегда делают - принимают рюмку-другую и расслабляются. Но это в фильмах, а мне было плохо по-настоящему. Плохо и страшно. Дела принимали серьезный оборот. Что же предпринять, у кого просить помощи? Состояние было такое - хоть на улицу выскакивай и кричи. От бессилия я была готова разрыдаться. В отчаянии я набрала телефон Раевского, но его, естественно, не было дома.
Что делать? Маринка! У нее, по-моему, мать работает в каком-то медицинском учреждении. К черту личные отношения, не до них теперь! Я, как была, босиком, выскочила на площадку и со всей силы вжала звонок соседней квартиры.
- Мэри?
Маринка была удивлена даже как-то сверх нормы, но ее реакция меня не интересовала.
- Слушай, у нас беда, папе срочно нужна операция, и нужна кровь, а мама твоя - дома? - выпалила я с порога.
- Мама? Мэри, подожди, я не понимаю. Что случилось?
- Нам нужна кровь, четвертой, редкой группы, а твоя мама - медработник, - начиная раздражаться, проговорила я.
Босым ногам вдруг стало так холодно, и озноб пополз вверх по телу.
- Мэри, она в регистратуре в обычной поликлинике работает, - чуть смутившись, сказала Маринка.
- Четвертая гру… Что же делать? - предательские слезы подступили совсем близко.
Действительно, я с перепугу забыла, что Варвара Ивановна просто сидит в регистратуре и выдает больным карточки. Никакой крови у нее и быть не может. Я рухнула на пол и обхватила голову руками. Идти было некуда.
В глубине квартиры послышалась какая-то возня и препирания. Маринка не одна, а тут я со своими проблемами. Надо вставать и ехать в больницу, а там будь что будет. Ну неужели в целом центре - мне почему-то представился огромный медицинский центр, а папка лежит на носилках такой маленький - нет для него крови? Они же врачи! А папка - умрет! Я больше не могла сдерживаться и зарыдала.
…Кто-то крепко держал меня за плечо и тянул вверх. Ну и руки у Маринки, все-таки пошла в тренажерный зал, тупо пронеслось в голове. Я зажмурилась. Сейчас, еще три секунды повою и встану, умоюсь и…
Меня рывком подняли на ноги и трясли за плечи. Я открыла глаза. Сашка. Сашка? А, ну да, они же встречаются… А я такая страшная, отовсюду течет, боже мой!.. Сашка держал меня обеими руками, совсем как тогда, на диване, год назад, и черная кудряха все так же спадала ему на лоб.
- Хватит ныть, - грубо сказал Сашка и поволок меня к выходу. - Пошли, оденешься и поедем.
- Куда поедем?