Дверь туалета растворилась, мелькнули чьи-то напуганные глаза, и дверь затворилась.
- Туфли надень.
Я надела.
- Говорить можешь? - оглядев меня, спросил Босс.
Я кивнула.
- Давай еще раз и - по порядку.
Я "дала", то есть повторила все, что видела, еще немного волнуясь и нервничая. А вдруг лысый, заподозрив неладное, уже крадется по коридору с пистолетом в кармане?
По виду Большого Босса никак нельзя было понять, о чем он думал. Он только сопел и пристально вглядывался в меня, как будто что-то прикидывал или в чем-то сомневался.
Наконец он вздохнул, еще разок странно на меня посмотрел и решительно выдохнул:
- Идем.
- Куда? - испугалась я и отпрянула назад, к сияющей раковине.
- Как куда, обратно, - усмехнулся Беседовский.
- А… А вы разве не позвоните в охрану?.. - растерянно спросила я.
Он молча сунул мне сумочку, взял за руку и силой повел за собой. Проходя коридор из зеркал во всю стену, я отвернулась - лучше не смотреть сейчас на отражение, а то точно упаду в обморок.
Дойдя до лестницы, Босс остановился и аккуратно, будто хрустальную вазу, прислонил меня к перилам.
- Жди, - и стал спускаться вниз, к низеньким столикам, бамбуку и тихим умиротворяющим звукам музыки.
Сверху мне было видно все как на ладони, на всякий случай я спряталась за искусственным деревом и наблюдала из-за него. Лысый как ни в чем не бывало сидел и в задумчивости что-то писал палочкой на плоской, как поднос, тарелке. Подошел Босс, уселся и что-то недолго говорил лысому. Тот посмотрел на часы, встал, приобнял Босса за плечи и… пошел к выходу.
Я тупо смотрела ему в спину, пока она окончательно не скрылась, и только тут увидела, что Беседовский активно мне машет. На ватных ногах я потопала вниз, держась чуть дрожащей рукой за перила и озираясь по сторонам. А вдруг это хитрый маневр и лысый вернется, чтобы сделать свое черное дело?
Беседовский ждал меня за столиком. Мне показалось, он как-то смущен, и смотрел он на меня по-прежнему странно. Я упала на мягкую подушку и застыла. Какое-то время мы молчали.
Босс руками закидывал в рот маленькие непонятные штучки, не переставая сверлить меня взглядом. Как же они называются, пыталась отвлечься я, Аришка рассказывала… Я судорожно поправила розовый шарфик на шее, не зная, куда деваться от темных испытывающих глаз напротив.
- Я хочу тебе сказать, Мария Николаевна, что ты очень хороший человек, - внезапно с набитым ртом сказал Беседовский, и я лишилась дара речи.
Во-первых, он запомнил мое имя-отчество. Во-вторых, не злится и не орет. В-третьих, говорит более чем странные вещи!
- Игорь - друг моего детства, я знаю его… лет сорок восемь, - мягко продолжал Беседовский. - Это один из тех немногих людей, в ком я уверен… на триста процентов.
- Но, Дмитрий Александрович, я же не…
- Я знаю, - остановил меня жестом Босс. - Ты ничего не сочинила, но…
- Но что? - я привстала с места.
- Милая, Игорь ничего мне не подсыпал, - ласково сказал Беседовский, я и не думала, что он способен на такой тон! - У него простуда, и он растворял лекарство, наверно, случайно перепутав чашечки, вот и все!
Никогда мне не было так стыдно. Я закрыла лицо руками и приготовилась снова заплакать. Друг детства, сорок восемь лет! Как он, наверно, обиделся! Что же у меня в голове - мозги или кю?
- Я Игорю, разумеется, ничего не сказал, он бы просто принял меня за сумасшедшего, - добавил Беседовский. - Но ты-то его первый раз видишь, а я знаю, он производит на незнакомых… гхм… странное впечатление.
Стало немного легче: все-таки одной душой, кто знает, какая Мэри Блинчикова дура, на свете меньше. Беседовский смотрел на меня в упор и словно о чем-то раздумывал. На темном, под цвет глаз, галстуке в крупную полоску сидело - ну куда же без него? - привычное пятно, наверное, вот этот темный соус в мисочке, и мне стало совсем хорошо.
- Но я убедился, ты действительно добрый человечек, и скажи мне, пожалуйста: какого черта ты здесь делаешь? - с неожиданной теплотой и участием спросил Босс.
Руки мои перестали дрожать от страха, и сердце уже не билось как шальное. Официантки давно к нам не подходили, сочилась негромко музыка и телефон… залился трелью. Беседовский поднял толстый палец: жди, мол, и рыкнул в трубку:
- Да?
В трубке рассказывали о чем-то захватывающем, потому что лицо шефа из раздраженного становилось довольным и удовлетворенным - как у медведя, которому только что сообщили о посылке с медом.
- Ну и дела… - ронял Беседовский в трубку, широко улыбаясь. - Вот что значит, Юрьевич, интуиция - прямо задницей чувствовал, нельзя с ним связываться… Что? Да иди ты… Ну Степан Борисович, сам виноват, предупреждали ведь… Ну давай, Юрьевич, бывай. Спасибо, что позвонил… Да, обнимаю, ты тоже не болей, - Босс отложил трубку.
Как Степан Борисович? Все уже все знают и я зря приехала сюда? План не сработал, мое смешное благородство запоздало, и что теперь объяснять Беседовскому? Захотелось завыть, или зарыдать, или провалиться сквозь землю.
Обратив внимание на мое страдальческое лицо и догадавшись, о чем я подумала, Беседовский загоготал:
- Не бойся, девочка, это другой Борисыч, тезка нашего! Крутил с администрацией поганки, думал, сойдет с рук, ан нет - тюряга светит! А ведь предлагал в свое время и мне долю, звал, да я жо… Знаю, короче, заранее, куда можно соваться, а куда нет, - я напряженно ловила каждое слово Беседовского.
Босс пошарил глазами по столу в поисках съестного и, ничего больше не обнаружив - простудный друг детства Игореша все подмел, - налил в чашечку какой-то бесцветной жидкости и опрокинул в себя.
- А кто вам сейчас звонил? - тоненьким голоском осмелилась спросить я.
- Кто? - удивился Босс. - А тебе зачем? Кореш мой, адвокат питерский, Гайтанович, тоже с ним знаком давненько.
Разрозненные кусочки мозаики еще поелозили в голове, устаканились и сложились в понятную картинку. Здоровье папке не вернешь, и кафе "У Блинчикова" тоже, но на сердце стало спокойнее. Все-таки приятно, что хоть какая-то справедливость существует в этом мире…
- …Хотя наш Степка тоже мне не нравится последнее время, - продолжал Босс, будто размышляя вслух, - запустил дело, непонятно чем занят… Так что ты делаешь здесь, милочка? - повторил свой вопрос Босс и, утопив красную кнопку, отключил телефон.
Луч солнца проник в помещение и заскользил по залу, высвечивая полоску в воздухе - значит, дождь кончился. Другого шанса не будет, поняла я, откинулась на приятно обволакивающую спину подушку и спросила:
- А вы меня не убьете, если я расскажу?
Босс затрясся от смеха и громыхнул:
- Ну раз я до сих пор этого не сделал, то теперь вряд ли…
РЫБКА В БАНКЕ
14 мая, в мой день рождения, была суббота. Накануне, чтобы разогнать хандру и перестать гадать: придет - не придет, любит - не любит, я принялась за генеральную уборку и за четыре часа устала так, будто разгрузила вагон камней. Зато квартира сияла чистотой и была готова к приему гостей. До ночи я варила, чистила и резала, так что до постели добралась почти без сил и уснула мертвым сном.
Вчера в офисе "Айс-Парадайс" все собрались толпой и поздравили меня. Букет цветов вручал Наум Иванович и даже поцеловал в щечку. Он больше не злился, так как давно крутил шуры-муры с Сушкиной. Уж не знаю, как лысеющий финдиректор и стервозная специалистка по внешним связям нашли общий язык, но в последнее время парочка чуть не целовалась в конторе. Наум Иванович даже похудел, да и в мадам Сушкиной тоже поубавилось ехидства и злобы на окружающий мир.
Муханов подарил коробку конфет и, обняв меня, шепнул на ушко, что он - нем как могила и я могу и впредь на него рассчитывать.
Павел Кузьмич ошивался где-то в отдалении, чему я была чрезвычайно рада. Всезнающая Сушкина сообщила, что у него появился новый объект для воздыхания - молоденькая новенькая курьерша из его отдела, и я мысленно пожелала им удачи.
Место исполнительного директора было вакантно. Ходили слухи, что Большой Босс ищет кандидатуру в столице, и все были слегка взбудоражены, как перед приездом ревизора.
Беседовский сдержал слово, и меня никто не спрашивал о том, куда делся Полозов, - мой московский вояж, к счастью, остался тайной для всех. Пока я не собиралась уходить с работы, все больше втягивалась в риэлтерский бизнес и к тому, что на вечернем предстоит учиться дольше на год, была готова.
В кулуарах, конечно, гуляли сплетни и домыслы, касающиеся Степана, но я не интересовалась этим - зачем?..
…В сейфе, ключ от которого я нашла в нижнем ящике моего стола, лежал сверток. В свертке заключалось будущее старика Кошкина и гражданки Ничипоренко, раньше проживавшей на Московском проспекте и которую мне еще предстояло найти. А ведь еще предстоит разбираться с Инессой - Степан признался, что Тополева А. Я. - мать Инессы и квартиры оформлялись на нее. Если понадобится, обращусь к Боссу, он своими длинными руками кого хочешь достанет и усмирит. Я представила себе Беседовского и улыбнулась.
Мой ультиматум исполнительному директору холдинга "Айс-Парадайс", повторно изложенный Большому Боссу в московско-японском "Атриуме" (так я и не научилась орудовать палочками!) сводился к тому, что Степан в три дня возвращает сумму, равную стоимости двух украденных квартир, и покидает страну на неопределенное время.
Вспоминать о нашем последнем разговоре было мучительно больно: было такое чувство, что я как будто перерезала ниточку, связывавшую меня с моей первой любовью…
…Передо мной сидел предельно уставший немолодой мужчина с посеревшим лицом. Несмотря на то что он оказался нечистоплотным стяжателем, мне было бесконечно его жаль, и я давно не любила его. Канарская сказка осталась очень далеко, за пределами сознания, мы оба изменились и были другими.
Скоро чья-то другая нога ступит на пушистый мохнатый ворс ковра, и чья-то рука по-своему передвинет все на дубовом столе и станет стряхивать пепел на пастуха и пастушку, и новый директор займет глубокое кожаное кресло.
Степан уже не кричал, не бесновался и не грозил - он успокоился и смирился. Тень Беседовского, будто дух отца Гамлета, еще витала в стенах кабинета, и Полозов прекрасно отдавал себе отчет - с Большим Боссом ему не потягаться. Неизвестно, как бы сложилось, если бы шеф так вовремя не оказался на моей стороне, но, как любил говорить папка: "Если бы у бабушки были усы, она была бы дедушкой…" Я стояла, скрестив на груди руки, и выслушивала Полозова, который словно беседовал сам с собой.
- …Знал, что не стоит ввязываться, это с самого начала дурно пахло, а вот ведь - попутал черт, - раскачиваясь в кресле, глухим голосом говорил Степан.
- Человеку свойственно ошибаться, - глубокомысленно заметила я.
- Да что ты смыслишь в ошибках, дурочка? И эта идиотка, приспичило ей вселиться в ту квартиру на Петроградской… А ты, дорогая, в рубашке родилась, так и знай, - он взглянул на меня с ненавистью, смешанной с чем-то трудноопределимым. - Я бы тебя в порошок стер, да не могу…
- Руки коротки, да?
Степан взглянул на меня, и в его глазах я прочла такую боль и тоску, что мне стало совестно. Он развелся и все еще любит меня, хоть и называет "дурочкой" - а что же ему еще остается? Какая же сложная штука - жизнь!
…Первыми пришли Аришка с Гиром - "без минуты муж" оказался на самом деле похож на голливудскую звезду, особенно в профиль, и я каждый раз, обращаясь к нему, сдерживалась, чтобы называть его правильно - Алексеем. Оба только что прилетели из Египта, были полны впечатлений и выглядели потрясающе. Аришка болтала без умолку и время от времени пыталась увлечь меня на кухню - ей не терпелось выслушать от начала и до конца мою московскую историю, но я не давалась.
Я перелистнула эту страницу, переросла вчерашний день. Степан остался в прошлой жизни.
Мистер Гир держался скромно и подчеркнуто вежливо, то и дело поправляя очки в стильной (но не в золотой!) оправе. Мне он понравился, ощущались в нем какая-то надежность и стабильность.
Маринка с женихом появились следом, и все ахнули: итальянец оказался привлекательным мужчиной среднего возраста с коротким седым ежиком на голове. По-русски он понимал мало и, вручив мне роскошный букет с довеском в виде галантной улыбки, уже не отрывал взгляда от Маринки. Она и впрямь расцвела, похорошела и прямо-таки лучилась счастьем. Аришка во все чрезвычайно удивленные глаза разглядывала жениха и, видимо, недоумевала, как могла Маринка, "мисс неуклюжесть из казино", заарканить такого молодца.
- Учу итальянский, скоро к нему поедем, с родителями знакомиться, - шепнула мне Маринка на ухо и, еще больше смущаясь, спросила: - А Саша придет?
- Мариш, я не знаю… - ну зачем она спрашивает, я и так вся на нервах!
После лесных откровений мы с Сашкой не общались. Прошло бесчисленное количество дней и ночей, а он не звонил. Думает…
Моя звезда вволю потешилась надо мной, то помогая мне и поднимая до небесных высот, то испытывая и бросая вниз, на землю. Моя звезда привела меня в весенний сосновый лес, и я знала: та истина, что открылась моему сердцу, чиста и прекрасна, а главное - она была истиной. Мне оставалось лишь ждать, положившись на судьбу. Потому что если любить и верить, чувствовала я, счастье постучится в твои двери. Я запрещала себе думать о нем и мечтать о сказке; один воздушный замок, выстраданный и взлелеянный мной, рассыпался на кусочки, а я хотела настоящего счастья.
Маринка быстро сказала:
- Мэри, я давно хотела сказать, да как-то не получалось… - она наклонилась и тихо проговорила: - Знаешь, как он тебя любит? Он и ко мне-то приходил за этим - только о тебе да о тебе говорил, мне даже как-то неловко было, а потом я поняла: ты у него первая и последняя.
Я сглотнула комок в горле и быстро поцеловала подружку.
- Спасибо тебе, дорогая. Давайте к столу, всем садиться!..
Зазвонил звонок, и я впала в состояние оцепенения. А вдруг не он? Маринка легонько подтолкнула меня к двери:
- Мэри, вперед!
На пороге стоял Сашка. Никогда не видела его в строгом костюме и представить не могла, как он будет в нем хорош! Одна его рука прижимала к себе немыслимый пук неизменных красных гвоздик - не три и не семь, а штук сто! - в другой была… баночка с рыбкой. Я не верила своим глазам: в баночке плавала, активно нарезая круги и очаровательно виляя разноцветным хвостом, желто-черная рыбка гуппи.
- Вот, - сказал Сашка. - Это тебе.
И протянул мне мои подарки.
Я так загляделась на рыбку, что не сразу услышала какой-то шум на лестнице.
- Машка, не пугайся, - деловито сказал Сашка, придерживая рискующий свалиться сноп цветов. - Я тут еще кое-что приготовил…
Кряхтя от натуги, два здоровых мужика на полусогнутых втаскивали в квартиру… аквариум. Третий с трудом волочил огромную канистру с водой.
- Куда нести, хозяюшка? - весело крикнул один из них.
Я растерялась и вопросительно посмотрела на Сашку. Он помедлил мгновение и распорядился:
- В комнату - сюда, я покажу…
Когда улеглась суматоха, связанная с установкой аквариума, и мужики ушли, не забыв выпить по рюмочке "за здоровье хозяюшки", в дверь снова позвонили.
За столом воцарилось молчание. Аришка хихикнула.
- Саш, открой ты, - попросила я и, когда он подошел к двери, спряталась за его спину.
На пороге стоял почтальон.
- Квартира Блинчиковых? Вам телеграмма, получите…
- Распишитесь, - быстро подхватил Сашка и лихо поставил на листке бумаги закорючку. - Рюмку водки, стакан вина? - обратился он к почтальону.
- На службе, - пожал тот плечами. - Разрешите откланяться!
Закрыв за почтальоном дверь, Сашка протянул мне телеграмму:
- На, держи, именинница!
Кто-то в комнате деликатно прикрыл дверь. Наверно, Маринка, добрая душа… Сашка стоял рядом и молча ждал. Я развернула и прочла вслух:
- "Поздравляю днем рождения желаю счастья спасибо".
- Маш, а что за штамп, странный какой-то? - спросил Сашка.
В глазах Таланова прыгали чертики.
- Штамп острова Кипр, подумаешь, - пожала я плечами и обняла за шею.
От близости любимого закружилась голова. Сашкины глаза прикрылись, он глубоко вздохнул и поцеловал меня. Дыхание его участилось, через шелковистую ткань костюма, еще сохранявшую слабый аромат гвоздик, я слышала, как стучит Сашкино сердце. С трудом оторвавшись, я шепнула ему в ухо:
- А название пусть будет - "Золотая рыбка"!
- Название?
- Ну да, ты же просил, и я придумала!
Таланов схватил меня на руки и, покружив по прихожей, осторожно открыл дверь в комнату.
Сидящие за столом как по команде уставились на нас, и Сашка провозгласил:
- Наливайте!..
…Жених-итальянец долго пытался связать английский, итальянский и русский языки воедино. Но в конце концов плюнул и, воскликнув: "Са любоф!", выпил бокал до дна. Все зааплодировали.
Произносились тосты за дружбу, и за весну, и за удачу, и опять за любовь… Неожиданно кто- то вспомнил о Раевском.
- Миша уехал по контракту в Германию, - объяснила я. - Будет начинать там "новую жизнь"!
Раевский в самом деле вчера улетел в Гамбург, чему я была несказанно рада. Неделю назад он позвонил в чрезвычайном возбуждении: неожиданно подвернулось место для экономиста, знающего немецкий, а с языком у Раевского проблем не было. В Германии, заметила я, тоже свои казино имеются - но Миша клятвенно обещал не подходить к подобным заведениям на пушечный выстрел. Посмотрим…
Всю дорогу молчавший Гир подсел к Сашке, и между ними завязалась бойкая беседа о компьютерах последнего поколения, пошлинах, коносаментах и прочей мужской ерунде. Гир перестал стесняться, и в воздухе уже начинал вырисовываться некий грандиозный совместный проект… Сашка вовсю сыпал непонятными, незнакомыми терминами и что-то уверенно чертил на невесть откуда взявшемся листе бумаги. Я подумала: а ведь нам предстоит открывать друг друга заново. И это так здорово!
- Мальчики, ну хватит, что вы все о работе да о работе! - капризно проговорила Аришка, теребя "почти мужа" за рукав. - Саш, расскажи, а как же ты университет бросил?
- Вот в чем дело, - серьезно ответил Сашка, повернувшись и поудобней устроившись рядом со мной на диване, - понимаешь, Ариш, в какой-то момент я понял, что для зарабатывания хлеба насущного образование не очень-то и нужно, вот Мэри за меня доучится! - и, пресекая жестом наши возмущенные реплики, добавил: - А если совсем честно: времени жалко, мне надо семью кормить.
И посмотрел на меня, и все остальные следом за ним - тоже. Вот сейчас я покраснею… Вместо этого я глубоко вздохнула и кинулась на шею будущему мужу, который все это время, пока я гонялась за призраком и вымышленным фантомом - в глубине моего сердца я знала об этом всегда, - был рядом и просто ждал меня!
И, пока крики "Горько!" сотрясали мою небольшую квартирку, мы самозабвенно целовались и не могли оторваться друг от друга…