– Тебе куда? – Влади надел солнечные очки, и теперь вместо его глаз Черепашка видела два отражения своего собственного лица. – Мне в метро. – Она нащупала в кармане карточку. – Только до него все равно нужно на троллейбусе ехать.
– Клево! – чересчур открыто возликовал Влади. Товарищи осуждающе покосились на него. – Нам тоже на троллейбус.
Впрочем, за всю дорогу до станции "Алексеевская" ни Черепашкой, ни Влади не было сказано ни слова.
– Пока, – махнула рукой Люся, спрыгивая с подножки на асфальт.
Двери троллейбуса заскрежетали, закрываясь, и через этот противный скрежет до ее слуха донеслось тихое и какое-то безнадежное "пока".
Внезапно, когда Черепашка уже спустилась в метро, что-то заставило ее остановиться. Будто кто-то невидимый дернул ее за плечо: "Женя! Женя! Он же ждал меня сегодня здесь, в центре зала… Господи, мы же должны были идти к нему на репетицию. Это так важно для него! Он так долго меня просил, а я… А я в кафе с Влади сидела… Я же как будто чувствовала, что идти надо! Я же тогда еще сомневалась… Ужас! Что я теперь ему скажу?!"
Ошарашенная, стояла она посреди зала, а вокруг сновали люди, то и дело задевая девушку за плечо. Все они куда-то спешили, бежали, суетились…
"Без пятнадцати семь, – подумала Черепашка, приходя в себя. – Без пятнадцати семь. Женька ушел".
Автоматически Люся перешла на свою ветку, зашла в вагон и растворилась в стуке колес, заглушившем ее не слишком радостные мысли.
3
Еще на лестничной площадке Черепашка услышала телефонный звонок, раздавшийся из ее квартиры. Люся поспешно достала из кармана ключи, открыла дверь.
– Алло! – крикнула Черепашка и, прижимая трубку плечом, стала развязывать кроссовки.
– Люсь, ты? – услышала она взволнованный, даже как будто перепуганный голос Жени.
– Жень, прости, понимаешь… Ну, в общем, я не смогла… Меня задержали на работе, понимаешь… – И в эту секунду ее быструю, сбивчивую речь прервали короткие гудки.
Девушка зачем-то еще долго слушала их, прижимая трубку к уху, потом медленно опустила ее на рычаг, но в ту же секунду телефон снова разразился громким, требовательным звонком.
– Алло, – сказала Люся, но никто ей не ответил.
Она не стала больше "алекать" и уговаривать человека на том конце провода откликнуться. Меньше всего ей хотелось сейчас с кем-либо разговаривать, но вешать трубку она тоже не стала. Люся понимала, что просто не имеет на это права, потому что она знала, кто это звонит, и знала, что этот человек молчит не оттого, что решил над ней подшутить, а просто ему не хватает смелости заговорить снова.
– Люсь, извини, – раздался наконец в трубке срывающийся голос Жени. – Я понимаю, что ты… ну… на работе задержалась… – Черепашке хотелось сейчас заплакать, заорать, что это не она его, а он ее должен простить, но она лишь сильней прижала к уху трубку. – Извини меня, – понизив голос почти до шепота, сказал Женя.
Сейчас он совершенно искренне винил во всем лишь себя самого, хотя несколько минут назад его переполняла жгучая обида на Люсю.
– Да это ты меня… – начала было Черепашка, но Женя не дал ей закончить фразу:
– Нет, это я во всем виноват… Конечно, я давно уже должен был понять, что ты не такая, как все… Ты ведь не простая девчонка, у которой только школа да дом… У тебя ведь еще и работа есть. И уж она-то поважней будет, чем мои репетиции дурацкие… – К его горлу подкатывались слезы, и, как Женя ни пытался их скрыть, они отчетливо слышались в его голосе.
– Жень, я прошу тебя, давай забудем про это. – Люся уже сама готова была разрыдаться.
Ей было жаль Женю, и в эту минуту она по-настоящему ненавидела саму себя. Черепашка укоряла, стыдила себя за то, что может спокойно слушать оправдания человека, перед которым она по уши виновата.
– А почему ты не на репетиции? – спросила Люся только лишь для того, чтобы сменить тему.
– Ну просто… не пошел, да и все, – последовал грустный ответ.
И Люсе сразу стало ясно, что это из-за нее он не пошел на репетицию. Конечно, ему не стоило так поступать, но таким уж человеком был Женька… Черепашке опять стало стыдно, и продолжать эту тему она больше не стала.
– Ну, а когда мы теперь встретимся? – спросила Люся и почувствовала, как вспотели ее ладони.
– В любое время. Когда тебе будет удобно. Когда ты будешь свободна, – без малейшей паузы ответил Женя, и Черепашку удивило, что в его голосе не было ни грамма деланного безразличия.
Женя любил Люсю так наивно открыто, что даже если бы и попытался обидеться на нее и сказать, что, мол, я и без тебя проживу и не нужна ты мне вовсе, то у него это никогда бы не получилось.
– Вообще-то до четверга я свободна. Давай я тебе завтра позвоню, хорошо? – Люся чувствовала, как невидимый барьер, отделяющий их друг от друга, начинает постепенно разрушаться.
– Хорошо. – Женя немного помолчал. – Тогда до завтра?
– Угу. Пока, – попрощалась Черепашка и первой повесила трубку. Она пошла в свою комнату, на ходу придумывая, чем бы себя занять, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Тут ее взгляд упал на открытую настежь входную дверь. Люся уже готова была испугаться, но не успела, вспомнив о том, что сама же и забыла ее закрыть, когда спешила к телефону. Оказавшись в своей комнате, Черепашка рухнула на кровать, но тут же вскочила на ноги и, медленно приблизившись к письменному столу, задумалась на секунду о том, что бы ей такого интересного почитать перед сном. Наконец после долгих раздумий и внутренней борьбы Люся, подчинившись чувству долга, остановила свой выбор на учебнике истории. Впрочем, прочитав несколько строчек, девушка совершенно ясно поняла: в данный момент ни внутренней, ни внешней политики Франции начала девятнадцатого века ей не усвоить. Люся тяжело вздохнула, сняла очки, аккуратно положила их вместе с учебником на тумбочку и заснула крепким, безмятежным сном.
4
Проснулась она от телефонного звонка. Как это обычно бывает: сначала звонок вплелся в ее сон, потом она открыла глаза, но и тогда не сразу поняла, что ее разбудило. Стряхнув сон, Черепашка стянула с себя плед и на ватных ногах поплелась к телефону, проклиная того, кому пришло в голову позвонить именно сейчас.
– Алло, – недовольно пробурчала Черепашка, изо всех сил пытаясь сдержать зевоту.
– Алло! Здравствуйте, а можно поговорить с Люсей? – раздался голос на другом конце провода.
– Это я, – отозвалась она на незнакомый голос, и сон как рукой сняло.
– Люсь, привет! Это Влади!
Люся еще по-прежнему ничего не понимала, но почувствовала, как голос в трубке из официально-делового превратился в дружеский и даже немножко робкий.
– Привет! – удивленно ответила Люся. Она еще не разобрала до конца, кто это звонит, но решила почему-то, что будет со своим собеседником на "ты". Мысленно покрутив, как калейдоскоп, весь прошедший день, Черепашка вспомнила, кто такой Влади. – А! Привет, – снова сказала она уже с совсем другой интонацией.
– Привет! – поздоровался он во второй раз. – Ты не удивляйся, я твой телефон в редакции узнал. Я вот что хотел… А ты что завтра делаешь?
– Да ничего вроде, – ответила слегка ошарашенная Люся. – А что?
– Да у нас тут… Ну, в общем, концерт намечается… Ну и вот… Я хотел… Может, ты сможешь прийти… – Он усердно, но безуспешно боролся со своим волнением. – Я хотел тебя еще на съемке пригласить, но забыл совсем, понимаешь… Ну так как?
– Ну, я не знаю. А где он будет? – спросила Черепашка так, словно ее решение пойти на концерт или нет зависит от того, где он будет проходить.
– В "Китайском летчике Джао-Да", – ответил Влади незамедлительно и добавил строго: – Метро "Китай-город".
– А во сколько он начинается? – продолжала задавать вопросы Люся.
Таким тоном ее обычно допрашивала мама, когда Черепашка отпрашивалась у нее куда-нибудь.
– Концерт сборный, наш выход в десять, играем пять песен, и все… – без запинки отчеканил Влади.
Повисла пауза. Люся не знала, соглашаться ей или нет: ведь она обещала позвонить Жене.
– Ну так что? – прервал ее сомнения Влади.
– Ну ладно, – неожиданно для себя самой согласилась Люся. "В конце концов, я же обещала только позвонить Жене. Вот позвоню и скажу, что пойдем на его "репу" завтра", – мысленно оправдывалась Люся. – А где же мы встретимся? – задала она последний вопрос.
– Ну в метро, наверное. – Влади на секунду задумался. – Давай на "Китай-городе" в центре зала, в полдесятого. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Люся. На самом же деле ей никуда не хотелось идти ни с Женей, ни с Влади, но иногда труднее сказать человеку "нет", чем перебороть свое нежелание.
– Ну, тогда до завтра, – попрощался Влади теми же словами, что и Женя несколько часов назад. – А! Постой-ка, чуть не забыл! Какая у тебя фамилия, чтобы в список приглашенных внести?
– Черепахина.
– Понятно… – Влади весело усмехнулся. – Ну все, теперь пока…
– Пока, – сказала Черепашка и повесила трубку.
Когда она встала с кресла, в глаза ей ударил свет в прихожей, и она увидела брошенный на обувную тумбочку мамин рюкзак и мамину серую куртку. Потом из глубины прихожей навстречу Люсе вышла и сама Елена Юрьевна.
– Привет, взрослая дочь! – Мама весело улыбнулась Черепашке. – С кем болтала?
– Да так… По работе на концерт пригласили. – Почему-то Люсе не хотелось посвящать маму во все тонкости этой истории.
Елена Юрьевна тоже работала в телекомпании "Драйв" (которая и производила среди прочих молодежную программу "Уроки рока"), и уж кто-кто, а она-то не понаслышке знала, что Люся действительно по долгу службы просто не имела возможности долго сидеть на месте. Поэтому она особо и не допытывалась никогда, куда ее дочь идет и с кем. Елена Юрьевна доверяла Люсе, а Люся доверяла ей. Но сегодня… Если честно, Черепашка и сама толком не понимала, что мешает ей все рассказать маме.
5
На следующий день, утром, ее разбудил будильник. Люся выключила его и в ту же секунду решила, что будет спать дальше и в школу не пойдет. Она уже засыпала снова, как вдруг вспомнила… об их уговоре с Лу. Дело в том, что Лу Геранмае – лучшая подруга Черепашки – любила носить маленькие сумочки. Это, конечно, красиво, но совершенно неудобно. К примеру, в самую большую сумку Лу (а у нее их было пять или шесть штук) влезало две тетрадки, пенал и три учебника. А с пакетом ходить – последнее дело, сами понимаете. Но Лу легко справилась и с этой проблемой: те учебники, которые в ее сумочку не помещались, должна была приносить Черепашка, всегда ходившая с рюкзаком. Сидели они на всех уроках за одной партой и пользовались одним учебником. Так вот Люся, подумав о Лу, еще пару минут полежала с открытыми глазами и, нехотя поднявшись, начала собираться в школу. Может, по иронии судьбы, а может, из-за чего-нибудь другого (из-за болезни, например), но Лу в школе не появилась.
Не получив ни отметок, ни особых знаний, Черепашка вернулась домой. Позвонила Жене, сказала, что по работе ей надо идти на концерт и что к нему на репетицию они смогут пойти завтра. Женя безропотно согласился. После этого разговора Люся опять чувствовала себя предательницей и лгуньей, но через некоторое время это чувство покинуло ее. Теперь начиналось самое главное – приготовление к встрече.
Она еще вчера решила, что наденет джинсы, самые обычные, и трикотажную футболку в красную полоску с декоративными кнопочками на левом плече. Так она и поступила. А когда Люся была полностью готова, до выхода оставался еще целый час. Она, как могла, пыталась с пользой провести время: и чай пила три раза, и посуду – ту, что оставалась в раковине после завтрака, – всю перемыла, и телевизор даже пробовала смотреть, но при этом каждые пять минут смотрела на часы. Когда же оставалось найти занятие еще на десять минут, Люся решила почитать и так увлеклась, что, когда в очередной раз взглянула на часы, с ужасом поняла, что опаздывает.
"Вот всегда так: считаешь каждую минуту до выхода, а нужную пропускаешь!" – думала Черепашка, завязывая шнурки на ботинках "Доктор Мартинс".
Она заперла дверь и, не дождавшись лифта, побежала вниз. На встречу Черепашка опоздала совсем чуть-чуть, всего лишь на пять минут. Однако Влади уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу в центре зала. Они увидели друг друга издалека, и, когда Черепашка была примерно на расстоянии трех шагов от Влади, он едва заметно кивнул и поздоровался:
– Привет!
– Привет! – улыбнулась она.
– Ну пойдем? – Влади качнул головой в сторону выхода.
…По пути в клуб они разговаривали о всякой ерунде, чтобы только не молчать: о том, что всюду одна попса, о членах группы "Каста". Еще Влади рассказал о каких-то заморочках по поводу предстоящего концерта, о том, что в этом, как он выразился, "вонючем" клубе нет даже своей ударной установки и что всем группам приходится привозить свою. Вот так совсем незаметно дошли они до клуба. Оставив в раздевалке куртки, ребята тронулись уже было в зал, но охранник окликнул их и попросил Люсю показать содержимое ее рюкзака. Влади же был с пустыми руками. Потом, не обнаружив в Черепашкином рюкзаке ничего предосудительного, охранник поинтересовался у них, собираются ли они во время концерта выходить на улицу.
– Не знаем пока, – пожал плечами Влади. – А что?
– Просто не забудьте тогда ко мне подойти, а то без штемпеля я вас обратно в клуб не пропущу, – строго ответил страж порядка.
Влади поднял на Черепашку удивленный взгляд.
– У нас в клубах на руку печать ставят, – улыбнувшись, пояснила она. – Здесь она вообще фосфорная, в виде иероглифа, и в темноте потом еще долго светится.
– Это чтобы название клуба хоть как-то оправдать? – ухмыльнулся Влади.
– Типа того, – вступил в разговор охранник, вертя в руках тот самый штемпель.
– Не, нам такой радости не надо, – за двоих ответил Влади, подхватил Черепашку под руку, и они направились к лестнице, ведущей на второй этаж.
Там тоже сидел охранник в камуфляжной форме. Он спросил у Люси ее фамилию и тут же что-то вычеркнул в небольшом списке, а Влади показал ему какой-то билетик. Из зала были слышны громкие звуки музыки. Люся не поняла, что именно за музыка, но чуяла, что ничего хорошего в ней нет. Они прошли еще несколько шагов и оказались прямо напротив сцены. Черепашка огляделась. Народу было тьма-тьмущая. Еще Люся обратила внимание на то, что публика была на удивление разношерстной: длинноволосый мужик в черной футболке, на которой большими желтыми буквами красовалась надпись "Blak Sabbat". Круглый живот этого мужика обтягивал черный рокерский пояс с металлическими шипами. Были тут и явно попсовые девушки в топиках и мини-юбках, и цивильные женщины в классических, обтягивающих их узкие бедра костюмах. Имелись, причем в больших количествах, парни и девушки вроде Влади – в широченных штанах-"трубах" и майках, болтающихся чуть выше колена. Сама обстановка клуба была самая обычная: сцена, танц-пол, барная стойка у деревянной стены, расписанной каким-то замысловатым узором, отдаленно напоминающим иероглифы, а рядом со стойкой крепились в ряд высокие табуреты на трех ножках. Звук со сцены раздавался просто ужасный: постоянно фонило, и то и дело возникало весьма неприятное ощущение, будто кто-то бьет тебя кулаком в грудь. Но Люся привыкла к таким вещам. Ей доводилось бывать в клубах и похуже…
– Слушай, тебе нравится здесь? – прокричал Влади ей в самое ухо, стараясь переорать неизвестную Черепашке певицу с красно-синим гребнем на голове.
– Не очень! – честно прокричала она в ответ.
– Тогда подожди тут секунду, я сейчас, – сказал он и куда-то исчез.
Вернулся Влади минуты через три.
– Все, пойдем отсюда! – Он неожиданно твердо, но в то же время как-то удивительно бережно взял ее за руку и повел через все нараставшую толпу людей. Влади отпустил Люсину руку, только когда они спустились в холл. Там ребята наспех оделись и выскочили на улицу.
– А куда мы идем? – спросила Люся, на ходу застегивая куртку.
– Да куда хочешь! – ответил он, весело улыбнувшись.
– Как это? – окончательно растерялась Черепашка. – Тебе же сейчас выступать?!
– Ну и что? – Влади нарочито удивленно расширил глаза.
Конечно, Люся понимала, что сейчас он просто разыгрывает маленькую роль. Естественно, ему было понятно ее удивление, но он как можно дольше хотел сохранить интригу.
– Ну, правда. Ты что, уйдешь с концерта? – продолжала допытывать она.
– Ну, да! – ответил он так, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
– Но почему? – Люся отчаянно пыталась во всем разобраться.
– Ну, во-первых, тебе там не нравится, во-вторых, мне там не нравится, в-третьих, отвратный звук, в-четвертых, ребята не хотят играть. – Он загнул четыре пальца на левой руке.
К этому времени они уже подошли к станции метро.
– Ну так куда теперь? – Влади внимательно посмотрел на Люсю.
– Не знаю…
Ей еще о стольком хотелось спросить у Влади: предупредил ли он администрацию клуба, не случится ли ничего плохого из-за того, что они откажутся играть… Но девушка решила не донимать своего спутника вопросами.
"Это же, в конце концов, не сольный концерт, на сборных всегда кто-нибудь в последнюю минуту отказывается", – разъяснила Люся сама себе.
– Ну, тогда поехали на Чистые пруды, – предложил Влади.
– Поехали.
"Все лучше, чем фигню всякую слушать…" – рассудила Люся.
6
Они сидели вдвоем на влажной от недавно растаявшего снега лавочке. Было уже темно, и луна отражалась в спокойной глади воды. Людей почти не было. Они сидели совсем рядом, слегка соприкасаясь рукавами курток.
– А ты когда-нибудь была в Ростове? – спросил Влади, не отрывая взгляда от воды.
– Да, – ответила Черепашка. – Правда, я тогда была совсем маленькая и ничего не запомнила. А вообще у меня в Таганроге родственник живет, но я там тоже была всего один раз… – Она на секунду запнулась. – И больше не хочу.
– Почему? – вопросительно и даже с некой укоризной посмотрел на нее Влади.
– Да нет, это не связано с самим городом, – заметила Люся его напряжение.
– А с чем же тогда?.. С дядей?! – усмехнулся он.
– Ну да… – совершенно серьезно ответила Люся. – С дядей.
– Он что, такой сволочной, что не давал жизни? – не унимался Влади.
– Да не в этом дело. – Черепашка тяжело вздохнула. Она поняла, что, пока не расскажет всю историю, случившуюся с ней и с ее дядей в прекрасном городе Таганроге, Влади от нее не отстанет. Задела она, видно, его патриотические чувства. – Ну просто… В общем, когда я училась в первом классе, мы с мамой поехали к нему на осенние каникулы. Ну вот, приехали мы, и мама с дядей пошли поговорить, чаю попить, а я осталась в саду одна (а у него частный дом). Там красота такая у него – прямо грядочка к грядочке… А я до этого вообще в огородах не была никогда…
– Ну, понятно… и ты всю красоту эту потоптала, – перебил Люсю Влади.
– Да что ж это я, по-твоему, вандал какой-нибудь, что ли? – Она возмущенно вскинула брови. – Нет, я как раз наоборот… Ты слушай, а то я вообще не буду рассказывать, – с наигранным негодованием и упреком посмотрела на него Черепашка.