Да что там чужих? Зачем ему чужие, зачем другие? Когда вот она, та, которой хочется обладать немедленно, сию секунду. Начальница, не начальница - какая разница? Потому что хочется. Ее. Сейчас. Только ее. Сейчас. Ее одну. Наталью. Сейчас. Петровну. Немедленно!
Бахарев забыл, что они не одни. Его руки хаотично метались по ее обнаженной спине, то и дело норовя скользнуть внутрь, на запретную территорию. Ладони мяли струящуюся ткань платья, собирая ее в складки, стремясь снять его, содрать. Однако то ли ткань была слишком гладкая, то ли Наталья Петровна успевала резко одернуть платье, но раз за разом попытки Вадима проваливались. Не соображая, что творит, он яростно целовал ее практически оголенное плечо. Целовал, буквально вгрызаясь в ее кожу, почти кусал…
Внезапно все прекратилось - Чуликова резко вырвалась из его объятий. Стояла по-прежнему рядом, и смотрела на него, не отрывая взгляда. Она не произнесла ни звука, но ее глаза говорили куда красноречивее слов. Они кричали, звали, требовали продолжения. Еще никогда в жизни Вадиму не доводилось видеть таких глаз. Вернее, такого откровенного желания, жажды, страсти. Голода. Грудь ее, аппетитно обтянутая мерцающей в полусумраке тканью, вздымалась часто. Тщательно уложенная в начале вечера короткая стрижка растрепалась. Губы жадно хватали воздух, ровные белые зубки светились в полуулыбке.
Молчаливое созерцание длилось несколько бесконечно долгих мгновений. Чуликова взяла Вадима за руку, взгляд ее хищно сверкнул, и она повела его куда-то. Бахарев не сопротивлялся. В эту минуту он готов был идти за ней на край света. Потому что такой взгляд не может обманывать. Слишком много обещаний в нем было, откровенных, зазывных…
Едва втащив жертву в свой кабинет, Наталья тут же захлопнула дверь и для надежности провернула замок. Все видели, как она волокла к себе Бахарева - ну и пусть, так даже лучше. Чтоб у мальчика завтра иллюзий не осталось насчет мнимой свободы.
Толкнув Вадима на дверь, набросилась на него хищницей. Хотелось разодрать рубашку в клочья, хотелось продемонстрировать будущему мужу, как неудержима она в сексе. Однако в последнюю минуту все же решила соблюсти хотя бы некоторые приличия: в конце концов, время еще детское, почему бы им после всего не выйти к остальным и не сообщить радостное известие о том, что начальница в ближайшее время планирует поменять фамилию? Да и есть наверняка захочется - Наташа всегда после секса испытывала просто дикий, животный голод. А потому рубашку расстегнула почти аккуратно. Правда, одна пуговица все-таки отлетела, но это уже не Наташина вина - жена не позаботилась пришить покрепче.
Распахнув рубашку, она впилась зубками в его грудь. Не сильно, только подзадорить. Пожалуй, напрасно - мальчик и без того был уже разогрет до полной готовности: сгреб ее в охапку, дотащил к столу, повалил на него. Не без труда сорвал платье - ткань струилась, цеплялась за повлажневшее тело. Принялся нетерпеливо дергать бюстгальтер.
Наташа усмехнулась про себя: как он предсказуем! Предвидя его торопливость, она заранее все продумала. Специально надела бюстгальтер с застежкой впереди. Один щелчок, и лишний в данное мгновение предмет туалета полетел в произвольном направлении. Бахарев жадно, словно изголодавшийся младенец, припал к освободившейся груди.
Цель была практически достигнута - Наталья Петровна на планировании всевозможных акций собаку съела. Оставалось самое главное, но это уже мелочи - с такого крючка мальчику не сорваться. Но и одетым его оставлять негоже. Любовь так любовь - прочь одежду.
Пока Бахарев наслаждался ее восхитительной грудью - и не только грудью, Наталья с гордостью демонстрировала свое тело, недаром же по три раза в неделю надрывалась на тренажерах - она принялась за его брюки. Чуть замешкалась с крючком - тот все цеплялся за что-то, словно не желая сдаваться. Молния расстегнулась, как и положено, на раз. И тут ее пальцы нащупали нечто странное. Немножко не то, что ожидали. Вернее, то, что она ожидала обнаружить, было на месте, и даже в полной боевой готовности. А вот это что?
Брюки сползли вниз, и Наталья Петровна, не сдержавшись, истерически захохотала.
- Это что?
Она так безобразно тыкала пальцем во всем известном направлении, и хохотала так оскорбительно, что Бахарев мгновенно очнулся. Видеть себя не мог, но чувствовал, что в буквальном смысле сгорает от стыда. Как он только умудрился забыть об этом чертовом "противоугонном устройстве"?! Уже сообразив, над чем смеется Чуликова, зачем-то опустил взгляд, будто не знал, что увидит.
Поразительно, но в лунном свете, скудно освещавшем кабинет через незащищенное шторами окно, трусы казались еще чудовищнее, чем при дневном освещении. Даже сумрак не приглушал вульгарной яркости ткани, щедро улепленной разнообразной формы и расцветки бантиками.
Бахарев стоял дурак дураком - в потрясающе-идиотских трусах почти до самого колена, из широченных штанин выглядывали худые, мертвенно-белые в лунном свете ноги, ступни запутались в свалившихся штанах. На этом весьма живописном фоне шикарный кружевной бант с кончиками, завивающимися спиралью, смотрелся венцом творения.
Еще никогда в жизни Вадим не чувствовал себя таким посмешищем. И так ли важно, что опозорился он не перед кучей народу, а всего лишь перед одной Чуликовой. Конечно, он мог надеяться на то, что кроме нее о его позоре никто не узнает. Однако это было слабое утешение. Достаточно было того, что кто-то чужой, посторонний, кто-то кроме родной до умопомрачения Юльки, стал свидетелем его жуткого унижения. Расскажет Чуликова кому-то, не расскажет - в данную минуту было не так уж важно. В это мгновение им владела одна мысль, глобальная как вселенная, и простая как амеба: как, как он мог оказаться в столь дурацком положении? Черт с ними, с трусами, с этим чертовым "противоугонным устройством"! Важнее было не то, что кто-то, дико хохоча, тычет пальцем в его причиндалы, украшенные дурацкими бантиками, а то, как он вообще мог оказаться в этом кабинете наедине с ненавистной Чуликовой? Как позволил ей затащить себя туда с вполне определенной целью?! И не просто знал, для чего его туда ведут, как бычка на веревочке, но и сам хотел того же всеми фибрами души.
Да что там, какая душа, какие фибры? Не душой он хотел, не фибрами. Другим местом. Мозгом. Нижним. Тем, кому совершенно добровольно передал функции управления собственной личностью. Господи!.. Это ж надо быть таким идиотом?! Вроде не так много выпил. Или много? Какая разница, даже если очень много - это ни в коей мере его не оправдывало.
Или во всем виновато воздержание? А значит - Юлька? Ее беременность? Их будущая малышка?
Ну нет. Сваливать свою вину на еще не родившуюся дочь - это уж совсем никуда не годится. И Юлька тоже не виновата - в конце концов, это Бахарев сделал ее беременной. Нет, если уж кто и виноват в этой ситуации, так только сам Вадим, и никто другой. Даже Чуликова, как бы ни хотелось ему сейчас прибить ее за этот издевательский смех, за безжалостный указующий перст, нацеленный в хаотичное нагромождение разноцветных бантиков - виновата только в том, что спровоцировала его. Во всем остальном, как ни хотелось, а претензии предъявлять было не к кому. Сам, только сам во всем виноват. В конце концов, насильно его Чуликова сюда не тащила. И танцевать с ней не заставляла. Никто никого вообще не приглашал, все вышло совершенно спонтанно: вопрос, обжегший не только ухо, но и все нутро Бахарева (кстати, о чем она спрашивала?), музыка, как назло заигравшая именно в это мгновение проклятущий медленный танец, сближение тел, уставших от воздержания - Наталья-то Петровна, поди, тоже оголодала без мужа, как и Вадим…
Если бы только не ее хохот. Злой, насмешливый, такой унизительный… несмотря на позор, Бахарев все еще помнил, как несколько мгновений назад сгорал от нетерпения. С какой жадной ненасытностью целовал ее грудь. А грудь и впрямь была красивая - он только теперь ее разглядел. В меру полная, округлая, молочно-бледная в блеклом свете луны, с вздернутыми пуговками сосков. Припасть бы к ней еще раз, как тогда: бездумно, безоглядно. И сама она, паршивка, была на редкость хороша. И даже широковатые скулы, еще резче обозначившиеся из-за смеха, в эту минуту, казалось, нисколько ее не портили, а лишь подчеркивали шарм, индивидуальность. Как он раньше не понимал, что Наталья Петровна - не ширпотреб, штучный товар. Эксклюзив. А потому и не могли у нее быть узкие, безликие скулы. Скупое освещение играло на нее: сейчас она выглядела куда моложе, чем обычно. Тоненькая, голенькая, такая аппетитная в одних только кружевных трусиках, с маняще подпрыгивающими в такт смеха грудками…
О чем это он? Это кто аппетитный, кто заманчивый? Вот эта истеричка, тычущая в него пальцем? Эта голодная, озверевшая от одиночества стерва? Штучный товар, эксклюзив? Как бы не так. Заманчивые да аппетитные дома остались. Родная, с пухлыми рыжими щечками, с объемным животиком, в котором день и ночь толкается Машка, или Катька, а может, тоже Юлька, как и мама, сидит сейчас дома и сквозь слезы неотрывно смотрит на часы. А он, дурак, тут, с этой эксклюзивной стервой!..
Рывком натянув брюки, Вадим непослушными пальцами застегнул пуговицы рубашки. С недовольством отметил - одной не хватает, как бы Юлька чего не заподозрила - и, провернув замок, выскочил из начальничьего кабинета.
Он еще не успел закрыть за собою дверь, а Юлька уже висела у него на шее. Молча уткнулась мокрыми щеками в шарф, и сопела там тихонько, не позволяя Вадиму пройти в квартиру.
Сердце сжалось от любви и ужаса: он ведь только что чуть не разбил собственное счастье. Собственными же руками! То есть не совсем руками. Мозгом. Нижним. Вернее тем, что на время переняло на себя функции мозга. Как показала практика, на самом деле этот орган не имел ни малейшего основания называться мозгом, пусть даже и нижним. Ибо ни грамма разума не содержал в себе, одну сплошную животную похоть.
Наконец Юлька отстранилась от него. Повела носом, сморщилась недовольно:
- Фу…
- Что "фу"? - Бахарев снял дубленку, всю в мелких капельках растаявшего снега, рывком стряхнул ее и не слишком аккуратно повесил на плечики. - Что "фу"? Я, между прочим, не на работе был, не на совещании каком-нибудь, не на встрече с потенциальным клиентом. Вечеринка, даже корпоративная - это, Юль, такое мероприятие, где пьют и оттягиваются. А ты ждала, что я…
Та смотрела на него с подозрением:
- Оттягиваются? То есть…
- Не придирайся к словам!
Вадим начал раздражаться. Не окажись у него нос по самые уши испачкан в пуху, Юлькины домыслы только рассмешили бы его. Теперь же ему было совсем не весело.
Сунув ноги в тапочки, он направился в комнату. Жена стояла в проходе, поджидая его. От подозрений в ее взгляде не осталось и следа. Улыбнулась чуть смущенно, призналась:
- Я соскучилась. Без тебя так плохо…
И снова приникла к Бахареву. Тот, расчувствовавшись, обнял ее крепко. В очередной раз мозг пронзила мысль: это каким же нужно быть идиотом, чтобы променять Юльку на грымзу Чуликову? Пусть даже Юлька - рыжая и беременная, а Наталья Петровна - стройная, грудастая, скуластая, и вообще вся из себя роковая женщина. Наклонился, нежно чмокнул супругу в ушко.
Вместо того чтобы ответить на его ласку, Юлька насторожилась. Снова принюхалась:
- Ну-ка, ну-ка. Чем это от тебя пахнет?
- Водкой, - честно признался он.
- Это понятно, алкаш. А еще чем? Что-то я не пойму. Духи, что ли? Ну-ка признавайся?
В ее взгляде смешалось недоверие, подозрение и легкая насмешка, словно бы поясняющая, что про алкаша она сказала так просто, без обид, что это была всего лишь шутка. И там же пряталась такая тоскливая надежда, что Вадим чуть не умер от стыда.
- Не говори глупости, - нежно провел пальцами вдоль ее позвоночника. - Водка, шампанское, елка, мандарины-апельсины, еще что-то. Все надушенные, наодеколоненные - чего ты хочешь?
Он поднес локоть к носу, принюхался к рубашке:
- Ничего не чувствую. Запах как запах.
- Да ладно, уже и спросить нельзя. Это я так, на всякий случай. Куда б ты от меня делся в таких трусах? Мамочка была права - это самый главный свадебный подарок. Самый нужный, - и тут же, без перехода от лирики к прозе жизни, буднично поинтересовалась:
- Ужинать будешь? Или чаю?
- Какой ужин? Я только что из-за стола. Спать, завтра день тяжелый, долгий.
На самом деле он был ужасно голоден - на вечеринке почти не закусывал, разве что лимончиком зализывал. И от чайку очень бы не отказался - муторно было не только на душе, но и в желудке, казалось, сама душа требует чего-то горяченького. Но Бахарев точно знал - не выдержит он Юлькиного влюбленного взгляда, сорвется. И пусть виноват во всем только он, но зло придется срывать на ней - больше не на ком.
- Спать, Юль, спать. Ты не представляешь, как я устал.
Уже лежа в постели, вспомнил Юлькины слова. О да, теща действительно мудрая женщина. Шутки шутками, а как ее подарок пригодился. Прозорливая баба эта Татьяна Владимировна. Но какой стыд ему пришлось вынести из-за этого чертова "противоугонного устройства"! Зато сработало на "пять" - никто, никакая Наталья Петровна не уведет мужа из семьи. Эта простенькая на вид система не поддается взлому.
К неописуемому восторгу Бахарева, компания "Макнот", как и многие коммерческие фирмы, устроила сотрудникам рождественские каникулы аж до самого Старого Нового Года. И правильно - толку-то работать в эти дни? Русский человек гуляет широко. А главное - долго. Тем более эффективность работы компании зависела не только, и даже не столько от своих сотрудников, сколько от совершенно посторонних людей. А в праздничные дни всюду творилась такая кутерьма - не поймешь, кто отдыхает, кто работает, а кто только так, делает вид, а на самом деле… Ох, а на самом деле после массовых праздников так тяжело собрать мозги в кучку.
Целых полмесяца Вадим жил спокойно. Удалось убедить самого себя в том, что ничего такого и не было, просто он слегка перебрал на вечеринке, вот ему и примерещилась какая-то ерунда. Пятнадцатого же января, даже, пожалуй, с вечера четырнадцатого, начал колотить мандраж: как он столкнется с Чуликовой, что она ему скажет? Рассмеется в глаза, или сделает вид, что ничего не было? А вдруг после его ухода, а точнее побега с вечеринки она все разболтала остальным? С нее станется. Да и пьяна была, как и сам Бахарев, а чего можно ожидать от пьяной женщины?
Кто бы знал, как Вадиму хотелось уволиться. Но разве он мог себе это позволить? А как же Юлька, как малышка? Чем расплачиваться за квартиру? Вести Юльку к своим родителям? В принципе, не невозможно, но… Это было равнозначно тому, чтобы расписаться в собственной беспомощности. А после рождения малышки он так же повесит расходы на родителей? И какой он после этого мужик, какой глава семьи?
Нет, это исключено. Вот если бы поменять работу, тогда… Но это куда проще сказать, чем сделать. Идти на прежнюю зарплату он не мог себе позволить по все тем же причинам. А так быстро найти работу с нынешней зарплатой было попросту нереально. К тому же, даже подвернись ему что-то подходящее, работодатель непременно поинтересуется: "А почему ты, мил человек, так мало отработал на прежнем месте? То ли работник ты паршивый, то ли конфликтный человек, а мне такие даром не нужны".
Так что хочешь не хочешь, а иди, Бахарев, работай на старое место. В международную компанию "Макнот", вполне достойно оплачивающую твой продуктивный труд. Под начальство Натальи Петровны Чуликовой. И не ной, что тяжело, что нет сил взглянуть в ее глаза. В конце концов, а кому сейчас легко? Время такое, привыкай.
Входя в офис, Вадим подобрался, готовый в любое мгновение отразить атаку. Нападения можно было ждать с любой стороны, а потому на всякий случай он насупился - получить удар в ответ на добродушную улыбку казалось кощунственным.
Ничто не напоминало о вечеринке. Ни вычурно украшенной елки, ни гирлянд, свисающих с потолка, ни празднично накрытых столов вдоль стены, ни громкой музыки, многократно отражающейся от стеклянных перегородок и чуть дребезжащей из-за этого. Ничего. Офис был все тем же скучным офисом, в который четыре с половиной месяца назад Бахарев пришел впервые.
Сослуживцы, воспринимавшиеся на вечеринке ближайшими друзьями, смотрели пустыми взглядами мимо него. Неприятно, конечно, но пусть уж лучше, как всегда, игнорируют, лишь бы не насмешничали. Видимо, у Чуликовой все-таки хватило ума промолчать. Вот бы его хватило на то, чтобы молчать до последнего вздоха…
Пару раз в течение этого дня он столкнулся с Натальей Петровной. Оба раза та прошла мимо, словно бы не замечая Бахарева. Вернее, в первый раз сухо кивнула, поздоровавшись, и тут же вернулась к изучению каких-то бумаг, которые ей на бегу подсунула дотошная секретарша. При повторном столкновении она опять казалась чрезмерно занятой, а потому никого вокруг не замечающей. И Бахарев вздохнул спокойно.
Пожалуй, впервые за последние годы Наташа не знала, как поступить. Прокола она не ожидала, да, собственно, его и не было. То, что случилось, следовало назвать другим словом. Проблема в том, что она никак не могла найти подходящее. За две прошедшие недели так и не придумала, как быть дальше.
Естественно, она не ожидала, что их первая интимная встреча закончится столь необычно. Ну кто же знал, что Вадим, будущий Влад, носит такое дурацкое белье? Жаль, конечно, что она не сдержалась. Ну подумаешь, фишка такая у человека. Должен же он быть хоть в чем-то оригинален, тогда почему не в выборе белья? Трусы, правда, совсем-совсем идиотские, какие-то даже клоунские: длиннющие, широченные. Ладно, пусть. Пусть даже ему нравится эта жуткая расцветка: нестерпимо-малиновая в разноцветных бантиках. Пусть. Но кружевной бант?! Огромный гипюровый бант с длинными закрученными завязочками? Такой какая-нибудь старуха могла пришпандорить на ночнушку, полагая, что это очень красиво. Но обнаружить этот бант на мужских трусах… Мягко говоря, это было слишком неожиданно.
Именно это и оправдывало Натальину реакцию. Вернее, ей очень хотелось думать, что оправдывало. Оставалось надеяться, что Влад не особенно сильно обиделся на нее. Или Вадим? Не суть важно. Влад, Вадим - какая разница? Все равно станет Владом рано или поздно, если только она не передумает.
Главное - понять, нужен он ей теперь или нет. Такой, любитель дурацких трусов. Нужен или нет? С одной стороны - безусловно, было в его страсти к… скажем, необычному белью нечто странное. С другой - ну и что? Какая, в конце концов, разница, носит ли он трикотажные плавки, стринги, семейные трусы или… как их назвать-то? Ладно, пусть будут "нестандартные семейные". Ага. Или "малиновые с бантиком".
Тьфу ты, надо ж до такого додуматься! Наталья Петровна сроду не интересовалась мужским бельем, однако была абсолютно убеждена: такие трусы, "нестандартные малиновые с бантиком", в магазинах не продаются. Фабрика, специализирующаяся на изготовлении такого уродства, непременно вылетела бы в трубу. Выходит, Бахарев шьет трусы на заказ? У-уу, как там все запущено…