Это бросалось в глаза многим. В период президентства Ельцина предпринимались попытки создать специальный механизм межведомственной координации внешнеполитической деятельности. Однако они не дали результатов, и во многом из-за активного противодействия руководства МИД. А. Козыреву удалось провести два президентских указа, подтверждавших координирующую роль самого МИД в вопросах внешней политики. Третий подобный указ подписал у Ельцина уже следующий министр иностранных дел – Е. Примаков. Получалось, что МИД сам себе ставил задачи, сам их пытался выполнить, сам себя координировал и контролировал.
Все это происходило в 1990-е годы – переломные и для Европы, и для всего мира. Старая биполярная система европейской безопасности рухнула, формировалась новая. На ее формирование большое влияние оказывал югославский кризис. К сожалению, российский МИД этого долго не понимал.
Таким образом, мы бы отметили две порочные черты внешней политики России того периода: чрезмерное увлечение новой идеологией вместо деидеологизации и монополизм дипломатического ведомства при принятии решений.
* * *
Мы уже писали в предыдущих главах, насколько запутанным и многослойным, насколько важным для судеб всей планеты оказался югославский кризис. И сразу надо отметить, что должного понимания сути происходившего на Балканах в России в начале 1990-х годов не было. И уже в силу этого балканская политика России не могла быть адекватной.
Югославский кризис, так сильно повлиявший на развитие современных международных отношений, на новую геополитическую расстановку в мире, поначалу казался российским властям лишь досадной помехой на пути в "цивилизованный мир".
Поэтому Россия и признала в числе первых, до достижения каких-либо внутриюгославских договоренностей, независимость Словении, Хорватии и Боснии и Герцеговины. Поэтому в деле югославского урегулирования Россия охотно приняла западные правила игры: державы навязывают югославским народам свою волю, а те должны им беспрекословно подчиняться. Пользуясь особым расположением к себе сербской стороны, Россия именно ей навязывала волю так называемого "мирового сообщества". Поначалу российские средства массовой информации также транслировали западное видение конфликта, что влияло и на российское общественное мнение.
Правда, уже через пару лет общественное мнение в России качнулось в другую сторону. Сказались и огромная цена реформ, и нежелание западных демократий оказать России серьезную помощь. Становилось все более очевидным, что трудности, переживаемые Россией, наоборот, используются для ее дальнейшего ослабления и вытеснения с Балкан и из всей Европы. Самым убедительным примером этого было начало процесса расширения НАТО на восток. И, соответственно, полный крах потерпел курс России на создание новой системы общеевропейской безопасности на основе ОБСЕ. Это оказалось печальным и для ОБСЕ. Сегодня, на наш взгляд, это уже – несамостоятельная, почти маргинальная организация.
Начиная примерно с 1994 г. российская дипломатия стала пытаться точнее соответствовать общественным настроениям внутри страны. Тем более что югославский кризис стал для России не только внешней, но и внутренней проблемой. Однако активность МИД вылилась лишь в изменение фразеологии и стилистики официальных заявлений. Стали раздаваться фразы о равном отношении ко всем сторонам в конфликте, о признании Балкан зоной российских интересов и т. п. Некоторые наблюдатели поспешили трактовать это как переход России на просербские позиции. Но на деле ничего подобного не было. В частности, Россия продолжала оставаться в режиме антисербских санкций, неоднократно голосуя за их еще большее ужесточение.
В этом контексте фантастически звучит утверждение профессора политологии Норвежского университета науки и технологий в Тронхейме С. Рамет о том, что Россия в те годы тайно отправила боснийским сербам "свой технический персонал и военных" для обслуживания ею же поставленной военной техники, в том числе самого современного ракетного оружия. По ее словам, "сербы договорились купить оружие на 360 млн. долларов США, включая небольшие мобильные танки Т-55". Это утверждение – классический пример перекладывания с больной головы на здоровую. Поставки вооружения были, но со стороны США и исламских государств и не сербам, а хорватам и боснийским мусульманам.
На завершающем этапе боснийской войны НАТО уже откровенно вмешалась в нее на антисербской стороне, первый раз в своей истории участвуя в военных действиях, причем вне зоны своей ответственности. А Россия уже совершенно бесцеремонно была отодвинута в сторону, в ее услугах больше не нуждались. Она была нужна лишь в качестве вспомогательного участника урегулирования, для придания ему большей легитимности и для уже традиционного давления на сербов. Такую чисто вспомогательную роль сыграла Россия и во время переговоров по мирному урегулированию в Дейтоне, и во время миротворческой операции в послевоенной дейтонской Боснии.
Самым удивительным было то, что российская дипломатия публично объявляла свою политику невероятно успешной, докладывала о все новых и новых победах, о том, что влияние России в югославских событиях постоянно усиливается. В жизни все было с точностью до наоборот.
В начале 1996 г. А. Козырев был отправлен в отставку. Характерно, что Ельцин поставил ему в вину две вещи: расширение НАТО на восток и отсутствие "четкости" в политике по отношению к Югославии. Министром иностранных дел России стал Е. Примаков. Он уже прямо говорил про национальные интересы России. Усилились связи России не только с Западом, но и с Востоком. Внешняя политика стала определяться как многовекторная. Более четко заговорили и о многополярном мире. Однако в целом российской дипломатии не удалось переломить негативные для России тенденции и добиться уважительных равноправных отношений с Западом.
Характерно, что кризис вокруг событий в сербском крае Косово мало что изменил и с точки зрения внешнего вмешательства, и с точки зрения позиции России. И вновь дело дошло до нападения НАТО на сербско-черногорскую Югославию в марте 1999 г. И во многом именно стараниями российского спецпредставителя В. Черномырдина Западу удалось выкрутить сербам руки и сломить их сопротивление.
Знаменитый поворот самолета Примакова над Атлантикой и не менее знаменитый марш-бросок российских десантников из Боснии в Приштину в 1999 г. до и после бомбардировок Сербии не стали еще поворотом в балканской политике России. После этого довольно долгое время Россия, набив много шишек в югославском урегулировании и оказавшись фактически вытесненной с Балкан, почти демонстративно не вмешивалась в балканские дела. Теперь о победах в дипломатических верхах России уже не докладывали. Наоборот, вспоминали о событиях в бывшей Югославии с явной неохотой или не вспоминали вовсе. Показателем отношения России к Балканам стал вывод из Боснии и Косово немногочисленных российских миротворцев летом 2003 г.
Но главное даже не это. Главным было данное этому выводу объяснение. Напомним, что вывод войск из Косово официально объяснялся тем, что обстановка в крае уже настолько нормализовалась, что в российском контингенте нет необходимости. Тогда как объяснять это надо было совсем другим – тем, что Россию не устраивает формат операции и ее истинные цели, не устраивает вспомогательная, подчиненная роль России, отсутствие у нее самостоятельного сектора ответственности и т. п.
Такое объяснение потеряло всякий смысл, когда меньше чем через год, в марте 2004 г., в Косово прошли новые погромы сербского населения. Через два месяца, 3 июня 2004 г., президент России В. Путин встретился в Сочи с премьером Сербии В. Коштуницей. Путин уже совсем иначе расставил акценты, говоря о российском участии в косовском урегулировании. По его словам, Россия будет в нем участвовать только в том случае, если увидит, что она нужна и решения принимаются при ее участии. Он сказал: "Мы вывели оттуда свой воинский контингент не потому, что нам безразлично, что происходит в Косово, а потому, что присутствие контингента, который ни на что не может повлиять и ничего не решает, бессмысленно".
Многие тогда не обратили внимания на эти слова. Но нам представляется, что именно они обозначили начавшийся поворот во внешней политике России, завершившийся упомянутой мюнхенской речью В. Путина 10 февраля 2007 г.
Повторим, слова Путина в Мюнхене, публичный отказ от податливости 1990-х годов, откровенный разговор о том, о чем раньше предпочитали умалчивать, вызвали болезненную реакцию его западных партнеров. Тяжело было отказываться от взятой на себя самочинно прерогативы единолично интерпретировать все мировые процессы и события.
Все это очень важно. Нормальная политика всегда предполагает то, что вещи будут называться своими именами. Только тогда, когда Россия четко обозначит свою позицию, к ней начнут серьезно относиться. Тем более что многие вопросы нуждаются в серьезном обсуждении. Ни Россия, ни НАТО не могут в одиночку решить многие проблемы, например, разоруженческую или афганскую. Но отношения между ними должны быть не выставочными, а будничными, рабочими. А главное – это сотрудничество должно быть честным с обеих сторон.
Указанный поворот во внешней политике России был, конечно, обозначен не только на вербальном уровне, но и в практических делах, в том числе и на балканском направлении. В частности, российская политика активизировалась в связи с проблемой нахождения статуса Косово. Причинами этого называют желание России конвертировать свои экономические успехи времен высоких цен на энергоносители в политический вес. Однако, на наш взгляд, желание России не допустить нового нарушения международного права было важным не только для нее, но и для других стран и всего мироустройства.
Россия это прекрасно понимала. Отсюда и все ее заявления о том, что необходимо выработать "универсальные принципы" решения подобных конфликтов, которые могут быть применены к любой ситуации, а не только к Косово. К сожалению, Россию не послушали, спровоцировав тем самым признание ею независимости Абхазии и Южной Осетии.
На Западе часто говорят, что признание независимости Косово, пусть и с нарушением международного права, положит конец балканским раздорам. Но кто знает Балканы, понимает, что здесь ничего просто так не заканчивается. Вспомним, что Берлинский конгресс, отдав Боснию и Герцеговину Австро-Венгрии, спровоцировал тем самым в определенной мере и выстрелы Гаврилы Принципа в 1914 г., и боснийскую войну 1992–1995 гг.
Как пишет Дж. Кер-Линдзи, "вопреки часто повторяющимся утверждениям о том, что косовская независимость необходима для стабильности региона, в действительности появились основания для других долгосрочных проблем в регионе. Прежде всего в соседней Боснии и Герцеговине боснийские сербы в провозглашении независимости Косово увидели возможность для выдвижения своих требований о государстве или объединении с Сербией".
Нельзя забывать о том, что сегодня на Балканах остаются нерешенными, по крайней мере, три национальных вопроса – сербский, албанский и македонский. И нам представляется наивным думать, что все проблемы почти автоматически разрешатся, как только так называемые "Западные Балканы" окажутся в Евросоюзе и НАТО.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что Балканы для России – это "среднее зарубежье", стратегически важный регион. Особые отношения традиционно связывали Россию с проживающими на Балканах славянскими (прежде всего православными) народами. В русском национальном самосознании, несмотря на все катаклизмы советского времени, и сегодня существует представление о славянской общности, о том, что именно Россия находится в центре славянского мира, в определенной мере отвечает за сохранность славянской культуры, призвана при необходимости ее защищать.
Конечно, мир сейчас совсем не такой, как в XIX веке. Тем не менее, интерес к Балканам в России никуда не исчез. И активизация связей России с балканскими странами в связи с новыми маршрутами поставок энергоносителей это не только подтверждает, но и создает прочную основу для более тесного дальнейшего сотрудничества. Здесь мы видим уже чисто прагматическое взаимовыгодное сотрудничество с обеих сторон.
Вместо заключения
Нельзя сказать, что в России выходит мало работ, затрагивающих сербскую историю и особенно сербскую современность. Конечно, в основном это публицистика, но и серьезных научных трудов хватает. Интерес в России к Сербии и сербам стабильно высок. И это понятно. В русском самосознании сербы занимают особое место.
Частично это благодарность в ответ на изначальное сербское русофильство, с которым встречался всякий русский, побывавший в Сербии. Это русофильство возникло издавна и не исчезает уже несколько столетий, несмотря на то, что официальные русско-сербские (советско-югославские, но тоже понимаемые преимущественно как русско-сербские) отношения далеко не всегда были безоблачными. Известны, например, про-австрийская ориентация последних Обреновичей в конце XIX и самом начале ХХ вв. или неприятие большевистского режима королем Александром Карагеоргиевичем в межвоенный период, когда между Югославией и Советским Союзом вплоть до кануна Второй мировой войны не было даже дипломатических отношений.
После Второй мировой войны на отношения между двумя народами не мог не оказать резко негативного влияния конфликт между Сталиным и Тито в 1948 г. Наконец, официальная политика России во время десятилетнего югославского кризиса (1991–2001 гг.) многими в Сербии воспринималась негативно и даже как предательство. Претензий к России предъявлялось гораздо больше, чем к тем странам, которые в 1995 и 1999 гг. бомбили сербскую землю. Традиционно завышенные ожидания сербов от России и русских никуда не исчезли и проявились вновь.
Иногда Россию обвиняли даже в том, к чему она не была причастна. Так, не найдено ни одного документа об участии России в государственных переворотах 1903 и 1941 гг. Однако об этом то и дело можно прочесть даже в научной сербской литературе. Дошло до того, что уже и в убийстве З. Джинджича подозревают Россию.
Так, по словам политика суперлиберального толка В. Пешич, она этого совсем не исключает.
Однако, повторим, все эти моменты не меняли общего фона и не могли заслонить главного – искреннего русофильства сербского народа. На его представления о России огромное влияние оказывали не только конъюнктура межгосударственных отношений, в которых все же примеров русской помощи единокровным и единоверным сербам было гораздо больше, но и более древние идеалистические предания, благодаря которым русофильство стало даже частью сербского национального самосознания.
Несмотря на все перипетии последних десятилетий, сербское русофильство никуда не делось и сегодня. Опросы общественного мнения в Сербии в 2010 г. показали, что сербы из народов "большой восьмерки" лучше всего относятся именно к русским. По шкале от "5 до +5" только русские имеют в сербском представлении значительный плюс. (Хуже всего сербы относятся к американцам и англичанам. Чуть лучше – к французам, но и они оцениваются со знаком минус. В то же время итальянцы и японцы имеют небольшой плюс.)
Это подтверждают и многие русские добровольцы, побывавшие в бывшей Югославии в 90-е годы прошлого века. В качестве самого сильного впечатления о Сербии они называли неисчезнувшее и даже граничащее с иррациональностью русофильство сербов. В частности, один из первых добровольцев, житель Самары Ю.М. Хамкин пишет, что не понимает, за что сербы "нас так уважают. Если мы их где – то поддерживаем, они говорят: "Нас с руссами 300 миллионов!" Если предаем, как сейчас, они вздыхают: "Бог высоко, рус далеко. Бог не слышит, рус не чует"". О.В. Валецкий, проведший, наверное, на Балканах времени дольше других добровольцев, пишет о том, что среди сербов "встречал к себе весьма благожелательное отношение".
Полицейский наблюдатель в Республике Сербская Краина в Хорватии Б.К. Ракитин вспоминает первую встречу в сербском монастыре: "Встретили нас как родных людей, вернувшихся домой из дальнего путешествия". И далее: "На сербских территориях наша национальность была дополнительным пропуском и защитой".
В то же время нельзя не видеть и того, что если в простом народе из поколения в поколение воспроизводится русофильство, то у части политической и интеллектуальной элиты, изначально среди обучавшейся на Западе молодежи, регулярно возникают прозападные настроения. В результате с внешнеполитической повестки дня Сербии никогда не сходил вопрос о ее пророссийской или прозападной ориентации. Эта дилемма актуальна и в наши дни.