А сколько раз она в тонком свитере и в домашних туфлях часами дрожала на холодном ветру. Сколько летних ночей провела в лесном шалаше, поджидая, пока отец утром не выйдет из дому и можно будет пробраться к себе в комнату. И хотя соседи все видели и слышали, никто не проявил ни малейшей жалости к Джудит. "Бедный Джон Брайтон, - лицемерно сочувствовали они. - Так мучается с этой потаскушкой. Какой родилась - такой и умрет!"
Сейчас не было никаких сомнений: соседи успели пронюхать, что Джудит вернулась. И теперь будут шпионить за ней. Как это ни смешно звучит, но про нее давно уже ходят слухи, будто она - ведьма. И теперь вездесущие старушки начнут с нетерпением ждать, когда эта черноволосая длинноногая красавица отправится колдовать на кладбище, тревожа прах в старых могилах.
Страшно в это поверить, но Джудит ничуть не сожалела, что ее отец умер. Если кто-нибудь спросит ее об этом, она не будет скрывать правду. Джон был настоящим чудовищем, и мир должен свободно вздохнуть после его смерти.
- Знаешь, мне ужасно стыдно, что я позволяла отцу так обходиться с тобой. - Глаза Маргарет выражали большее страдание от запоздалого раскаяния, чем от изматывающей болезни. - Меня преследуют мысли, что я закрывала глаза на все, что делал с тобой Джон. Джудит, ты вправе оставить меня гнить на этой кровати.
- Что? - она выпучила глаза от удивления. - Мам, да как ты можешь так говорить? Пусть люди болтают что угодно. Я приехала сюда не для того, чтобы тебя снова бросить.
- Джуди, да ты никак привела сюда и своего сынишку? - Маргарет увидела стоящего возле двери Томаса. - Господи, я не думала, что доживу до этого дня!
Сияние материнских глаз и приветливый тон ее голоса дали Джудит надежду на то, что все образуется, а все самое худшее уже позади. Она кивнула сыну.
- Подойди к своей бабушке.
Со спокойствием, которого нельзя было ожидать от десятилетнего парнишки, Томас подошел к кровати.
- Привет, ба, мне очень жаль, что ты заболела.
Маргарет прослезилась.
- Ну надо же! - ее голос дрожал. - Ты, милый, так похож на свою мать. У него твои ясные глаза и твои великолепные волосы, Джудит! Он прямо твоя копия. Слава Богу, что не моя.
Молодая женщина не стала рисковать, утверждая, что мальчик куда больше похож на своего отца. Незачем было упоминать этот неприятный факт.
- Пойди, Томми, распакуй багаж. А я пока взгляну, что у нас сегодня на ужин. Пусть твоя бабушка немного отдохнет, - предложила Джудит, положив руку на плечо сына. И вновь наклонившись над матерью, спросила: - Что ты хочешь, чтобы я тебе приготовила?
- Джудит, мне абсолютно все равно. Главное - вы рядом. - Маргарет было ужасно плохо, однако ее радость пробивалась через боль, как свет маяка сквозь утренний туман.
Эх, Джудит Брайтон, Джудит Брайтон! Как же поздно ты повзрослела. Жаль, ты не сразу поняла, что была единственным человеком, стоявшим между матерью и сумасбродным отцом. Но ты ее бросила. Что, миссис Брайтон, теперь тебе стало стыдно? Разве ты не заслуживаешь самых резких слов в свой адрес? А как бы ты сама себя чувствовала, если бы Томас так же точно ушел из дома в самый трудный момент?
Что за вопрос, как бы она себя чувствовала! Сын - самый дорогой человек в ее жизни. А у матери был еще и муж. И в конце концов можно было не обращать внимания на все его придирки. Да и Джудит не исчезла без следа. С того дня, как ей пришлось покинуть отчий дом, она писала матери письма. Но Маргарет отвечала на них редко и неохотно. Последнее письмо, которое было столь коротким, что запомнилось дословно, она получила год назад.
"Дорогая Джуди, - писала мать, - зима у нас была довольно холодной. В кухне два раза замерзали трубы. Рыба стоит дорого. Внук Жюли Моне заболел бронхитом, бедняжка. У Бергов из-за камина чуть дом не сгорел. Наш старый телевизор сломался. Мы не хотим покупать новый, потому что все равно смотреть нечего, поэтому я раз в неделю хожу в библиотеку. Я продала четыре ватных одеяла. Всю зиму валил, не переставая, снег. В апреле все растаяло, потом ударили морозы. Твой отец практически не выходит из дому, боится поскользнуться. Я надеюсь, что у вас все в порядке. С любовью, мама".
И слова не спросила, как они живут. Не проявила ни малейшего интереса к успехам Томми. Лишь беглое "надеюсь, что у вас все в порядке". Подобные письма давали Джудит пищу к долговременным обидам. Ничто, казалось, не могло нарушить спокойный, однообразный уклад жизни ее родителей.
Но теперь Джудит вдруг осознала, что скрывалось за этими скупыми строками. Пустота одиночества пожилой женщины, которая уже потеряла надежду воссоздать семью.
- Мама, я здесь, с тобой, - прошептала Джудит. - И сделаю для тебя все, что только ты пожелаешь.
В кухне ничего не изменилось: в углу тихонько тарахтел все тот же холодильник. Чуть дальше, возле раковины, стояла старая плита. Тот же стол и те же стулья… Единственное новшество - висевший на стене календарь, да и то внешне похожий на всех своих предшественников. Неудивительно, что мать в этой тоскливой клетке потеряла всякий интерес к жизни.
В холодильнике хранился кусок сыра, банка майонеза и полбуханки хлеба. На плите возвышался зеленый чайник со свистком. А в духовке, как и всегда, лежала перевернутая чугунная сковородка.
Джудит приступила к работе. Давно прошли дни, когда она таскала поношенную одежду и готовила еду из того, что оказывалось под рукой. Однако годы жестокой нужды не были ею забыты. Сегодня же салат из креветок и бифштекс с жареным картофелем вполне могли бы подойти для вечернего меню.
Подготовка к ужину была в разгаре, когда дверь в кухню распахнулась, и, словно дуновение холодного ветра, Джудит почувствовала на себе осуждающий взгляд Жюли Моне.
- До меня уже дошли слухи, что ты вернулась, - произнесла та и криво улыбнулась. - Плохие новости здесь быстро разлетаются.
- А я рада вас видеть, миссис Моне, - спокойно ответила Джудит, без удивления отметив, что ее соседка нисколько не изменилась.
Семья Моне, равно как и все остальные в округе, поставила крест на ней еще тогда, когда девочке исполнилось лет двенадцать, не больше. Для них Джудит была подобна дворовой кошке во время течки. С чего они взяли, что она распутная? Трудно было понять. Похоже, все эти добропорядочные господа с готовностью поверили злым обвинениям ее отца. Люди часто склонны переносить свои скрытые пороки на других. Поэтому нечего было ждать от Жюли каких-то других слов.
- Могу ли я быть вам чем-то полезной, или вы просто зашли, чтобы поздороваться? - приветливо спросила молодая женщина.
- Вижу, ты не забыла, как надо подлизываться, - проворчала в ответ Жюли. Она поставила эмалированную кастрюлю на стол и, сложив на груди руки, добавила: - Я принесла твоей матери немного еды. Поэтому ты можешь выкинуть свою никуда негодную стряпню, если, конечно, ты ее не приготовила для себя. Чему, кстати, я не удивлюсь, ведь ты никогда не думала о других.
Секунду поколебавшись, Джудит все же подавила в себе желание вылить содержимое кастрюли на праведную голову Жюли.
- Я очень признательна вам за все, что вы сделали для моей мамы. Но теперь, когда я здесь, вам не нужно больше утруждать себя этими хлопотами.
- Этими хлопотами? Девочка, да ты не представляешь, сколько ты сама своим никчемным визитом принесла их в этот дом. Если ты подцепила богатого парня, это еще не значит, что к тебе здесь будут относиться по-другому. Ты оказала бы огромную услугу своей матери, не досаждая ей своим появлением.
Скрип входной двери и шаги в прихожей помешали Джудит совершить очередную глупость: резко ответить на эту реплику.
- Черт возьми! - закричала Джудит. - Здесь кто-нибудь вообще стучится в дверь, прежде чем войти в дом?!
- Разумеется, нет, - язвительно заметила Жюли. - У нас людям нечего скрывать. Хотя к тебе, думаю, это не относится.
- Я всего лишь зашел удостовериться, все ли в порядке, - сказал Роберт, сразу оценив ситуацию. - О, Жюли! Я никак чувствую восхитительный аромат твоего супа из петушиных гребешков?
Самодовольная улыбка расползлась по круглому лицу пожилой женщины.
- Да, он самый. Оставайся с нами, Роберт. Составь компанию.
Роберт несколько смутился. По крайней мере, так показалось Джудит.
- Спасибо, Жюли, но как-нибудь в другой раз. У меня сегодня деловой ужин. Джудит, - обратился он к ней, - можно ли тебя на пару минут?
- Ты слышишь, что тебе говорят? - проворчала Жюли, накидывая на голову платок. - Ему есть о чем поговорить с тобой. Маргарет повезло, что он лечит ее. Роберт - хороший человек, слушайся его.
Жюли ушла. Джудит закрыла за ней дверь и вернулась в кухню. В наступившей тишине она подошла к столу и, стоя спиной к Роберту, спросила его.
- Интересно, как тебе удалось стать любимчиком местных старушек? И почему никто не хочет замечать, что я тоже сильно изменилась?
- Может быть, я просто больше прилагаю усилий для того, чтобы у окружающих сложилось обо мне хорошее мнение. - Роберт стоял, прислонившись к стене. - Или же просто умею сдерживать себя. Сколько ты дома: час или два? А уже успела поругаться с соседкой. Что было бы, если б я не пришел вовремя? Джудит, тебе пришлось бы завтра просить у нее прощения.
И это говорит он! Бедняжка не могла поверить своим ушам. Жюли Моне была известной старой занудой. Она редко удосуживалась досконально узнать что-то, прежде чем делать неопровержимые выводы. Но он сам… Как он мог так обижать ее!
- Роберт Гордон, - Джудит резко повернулась к нему, - думаешь, что, получив диплом врача, ты сразу стал похож на интеллигента? Нет. Знай, ты - высокомерный, напыщенный индюк!
2
- Ты обо мне часто вспоминала, Джудит? - спросил неожиданно Роберт.
- Мне было не до того, - произнесла она ровным тоном. - Если не будешь совать свой нос в мои дела, то вообще забуду. Говори, что тебе нужно, затем, пожалуйста, уходи.
Он был уверен, что сможет вполне равнодушно снова увидеть Джудит. И надеялся также, что годы сгладят трения, существовавшие между этой умной красивой женщиной и ее семьей. Ему, в сущности, мало что было известно о том, что творилось в стенах этого дома. Да он и не придавал этому особого значения. Но вот Джудит здесь. Такая же гордая и еще более прекрасная, чем была раньше. Хотя по-прежнему вспыльчива. Но это ему даже нравится. Начав с нищеты, она неплохо устроилась в этой жизни, так что вполне заслуживает уважения.
Бледная девочка теперь превратилась в великолепную женщину. Гадкий утенок стал прекрасным лебедем. Она, с темными прямыми волосами, нежно обрамлявшими ее строгое лицо, с большими карими глазами, напоминала одухотворенную духовными исканиями героиню из русской драмы.
Неудивительно, что Жюли Моне была готова взорваться от ярости: Джудит Брайтон стала слишком красивым цветочком для этих мест. Ее не могли оставить без внимания, а раз не имели возможности открыто восхищаться, то выражали свое неравнодушие в форме оскорбления.
- Что ж, если я высокомерный и заносчивый, то ты по-прежнему невыносима, - заметил Роберт, ясно отдавая себе отчет в том, что думает одно, а говорит совершенно другое. И его ремарка вот-вот вызовет очередную вспышку гнева. Но ему именно этого и хотелось добиться, и он продолжил: - Очень жаль, что мое звание врача вызывает у тебя лишь чувство раздражения. Но я приложил к этому определенные усилия. И теперь имею право считать себя врачом, так же как и ты считаешь себя матерью.
- А у тебя, оказывается, плохая память, - к его большому удивлению, произнесла Джудит довольно спокойным голосом. - Вот я приехала домой, и что же вижу? Не успела зайти на порог, как вы все хором твердите мне, чтобы я не распаковывала вещи.
- Ну вот, ты опять кипятишься, - совершенно не к месту произнес Роберт заранее заготовленную фразу. - Спокойней, Джудит, держи себя в руках. Ты ассоциируешься с проблемами.
- Во-первых, я и так спокойна. Во-вторых, вы все ведете себя довольно странно, как будто каждому из вас я нанесла личную обиду. - Джудит беззащитно стояла возле стола. Она была совсем не похожа на ту вздорную девчонку, какой ее давно привыкли видеть. Уголки ее губ чуть опустились и подрагивали, и, если бы она не умела владеть своими роскошными глазами, по ее щекам хлынули бы потоки слез. Да, чему-чему, но умению руководить своими эмоциями жизнь обучала ее долго и настойчиво.
Подавив в себе нахлынувшее желание заключить в объятия ту, которую только что так глупо обижал, Роберт подальше от искушения засунул руки в карманы.
- Да, но ты продолжаешь на всех злиться. Послушай дружеского совета: учись уступать и прислушиваться к советам других. И я готов поспорить с тобой на пару пирожков, что к тебе будут относиться здесь совсем по-другому.
- Это все, что ты хотел мне сказать?
- Нет, пирожки - это просто бонус за твое хорошее поведение. А… помнишь то лето?
Она сейчас была одета в строгую дорогую одежду. Ее золотые серьги и браслет с драгоценными камнями бросали благородный отсвет в полумраке кухни. Но Роберт заметил, что она не носила обручального кольца. В ней вообще не было ничего, что могло бы свидетельствовать о ее замужнем статусе.
- Я удивлена, что ты сам все еще помнишь это, - пожала плечами Джудит.
Да, он не забыл. Все эти годы, хотя и не слишком часто, он вспоминал их последние летние встречи. Однако сейчас, когда Джудит стояла рядом с ним, такая беззащитная и такая желанная, Роберт чувствовал, что перенесся на одиннадцать лет назад. И пусть за окном вовсю лежал снег, а в кухне изо всех щелей дул с улицы промозглый ветер, ему казалось, что нет зимы, а теплый июньский ветерок снова ласкает его загорелую кожу.
- Я ничего не забыл, Джудит.
Она отвернулась и подошла к окну.
- А мне бы хотелось многое выкинуть из памяти… Я была тогда слишком молодой, чтобы…
- Смешно, но я ведь тебе тогда поверил.
- Послушай, ты, - ее голос дрогнул, - ты оказался такой сволочью! Сначала соблазнил, а потом сказал, что устал от меня. И что мне оставалось делать? Сидеть и ждать, пока ты начнешь оскорблять меня перед своей новой девчонкой?
- Либо меня память подводит, либо ты, дорогая, что-то путаешь.
- Ее звали, - Джудит едва выдавила эти слова, - ее звали Жасмин. Я сама видела, как она висла на твоей шее. Обнимала тебя ногами, когда ты сидел на мотоцикле…
Она еще долго перечисляла, что делала эта Жасмин. Как он только не рассмеялся - одному Богу известно. А Роберту следовало бы проявить свои истинные чувства.
- О, Джудит, я узнаю твой характер.
Да, такое не забывается. Конечно, он в полной мере проявил свою бессердечность и должен был поступить благоразумнее, узнав, что ей всего лишь семнадцать лет, а не двадцать, как она утверждала. К тому же ему не следовало сначала обещать ей слишком многое, а потом не давать ничего.
- Мне жаль, я поступил безрассудно.
- А мне нет, - сказала она прямо. - Я увидела твое настоящее лицо. Спасибо, Роберт, ты дал мне возможность начать жизнь по-новому.
- Да?
Она отвернулась и подошла к плите. Румянец гнева или стыда вспыхнул на ее щеках.
- Того прошлого для меня больше нет. Я быстро повзрослела, просто раньше слишком заблуждалась, полагая, что нас хватит на то, чтобы создать семью.
- Поэтому-то ты и уехала, чтобы встретить мужчину своей мечты и свить свое семейное гнездышко?
- Что ж, моя мечта сбылась. А твоя?
- Я еще пока не женат, если тебе это так интересно.
- Отчего же? Ты, наверное, еще не повстречал достойную девушку, которая могла бы стать твоей избранницей.
- Да нет, у меня их было много, я… я просто вел себя слишком независимо, - не замечая насмешки Джудит, рассеянно говорил Роберт. - Или заставлял их долго ждать…
Он достал из кармана блокнот, вырвал из него листок и что-то написал на нем.
- Здесь намечено все, что ты должна дать своей матери сегодня. Лекарства на тумбе возле кровати. Если возникнут какие-либо проблемы, тут же звони мне. И не забудь завтра забежать ко мне в больницу.
- Если выкрою время. - Она гордо повернула голову, и он поразился тому, насколько красив ее профиль.
- Да уж, постарайся, - посоветовал ей Роберт дружеским тоном. - Это не личная просьба, Джудит. Если тебе дорога жизнь матери, постарайся следовать моим рекомендациям.
На следующее утро в ожидании приема ей пришлось померзнуть на улице с полчаса, прежде чем она смогла попасть к нему в кабинет. Джудит уже собралась было возвращаться домой, когда ее пригласили внутрь здания. Раз это так важно, необходимо во что бы то ни стало его дождаться. Встретить Роберта на нейтральной территории в присутствии других врачей намного лучше, чем дома: ведь здесь у них будет куда меньше шансов для общения наедине. И, что очень важно, он реже будет видеться с Томасом.
Трепет, который испытала Джудит, вновь встретившись с Робертом, был очень опасен для нее. Оказывается, этот мужчина мог легко пробудить в ней уснувшие чувства. И что тогда? Она будет подобна разбитому на мелкие осколки хрустальному бокалу.
Ей нельзя давать своим чувствам ни малейшего послабления. Ненароком проговорившись, Джудит получит каскад вопросов, которых опасается как огня. Но что же делать? Полностью избежать встреч с Робертом невозможно, в любом случае придется иметь с ним дело…
- Я непременно должна всем рассказать об этом, - сказала Маргарет, узнав от Джудит правду о призрачном принце на белом коне. - Это единственный способ заставить их замолчать. Они прекратят злорадствовать по поводу тебя, если узнают всю правду.
- Но, мам, а если кто-нибудь спросит Томми об его отце, начнет выуживать у ребенка, почему он не приехал вместе с нами, чем занимается и тому подобное?
- С какой это стати мальчику станут задавать такие вопросы?
- Эти вездесущие соседи! - Джудит в отчаянии покачала головой. - Ты же их знаешь.
- Если уж приходится лгать, так придумай что-нибудь подходящее!
- А знаешь, - махнула рукой Джудит, - пусть говорят, что хотят, и не обращай на них никакого внимания.
- Нет, - сказала Маргарет с такой энергией, с такой бодростью в голосе, какую Джудит никак не ожидала от нее услышать. - Вообрази только, Сара Корен, например, слышала, что ты сидишь в тюрьме. Я конечно же мешала распространяться всем этим глупым слухам. А когда они узнали о твоем замужестве, ты и вовсе стала для них скучной темой, и они нашли, о чем еще чесать языками.
- Я удивлена, что кто-то поверил тебе.
Маргарет улыбнулась и положила свою руку на ладонь Джудит.
- Девочка моя, даже твой отец верил мне. Я знаю, ты меня презираешь за то, что я позволяла ему так обходиться с тобой. Тебе, возможно, трудно понять, но мне действительно было стыдно за то, что я молчала, в то время как он оскорблял тебя, поднимал руку. Знаешь, мне так же было больно, как и тебе. Только у меня не было синяков.
Устав от дневных хлопот, Джудит готова была уснуть прямо в этой маленькой комнате. В доме было тихо. И только гудение печной трубы уютно озвучивало воцарившийся покой.
- Мам, почему ты с ним не развелась? Почему не взяла меня и не убежала от него?
Ее мать изможденно опустила голову на подушку.