– Я думал о Хлое, когда читал. Как будто о ней написано.
– Да, как будто о ней.
Стиви повернулась к дочери и внимательно посмотрела на ее лицо.
– Что? – заволновался Дерек.
– Может, мне и показалось, но я заметила легкое движение глаз под веками. – Стиви вздохнула. – Наверное, я ошиблась. Ничего. Никакой реакции. Она так и лежит без движения.
– Хочешь, я еще почитаю, возможно… – Он замолчал. В палату входил Брюс Джардин.
– Доброе утро, – сказал Брюс. – Я только что из Лондона и прямо с вокзала – сюда.
Он пожал руку Дереку, поцеловал в щеку Стиви и остановился у постели Хлои, внимательно глядя на девушку.
– Никаких изменений? – спросил он наконец.
– Пока никаких. Но минуту назад мне показалось, что она повела глазами под веками. Хотя теперь я думаю, что приняла желаемое за действительное.
– Все будет хорошо, Стиви, – быстро сказал Брюс. – Я чувствую это. Не забывай, после ранения прошла всего неделя. Что говорит доктор Лонгдон?
– Что пока все хорошо. Она справляется своими силами. Он считает, что прогноз хороший.
Дерек заметил:
– Лонгдон с самого начала говорил, что Хло будет без сознания около двух недель. – Он подошел к радиоприемнику и включил его. – Давай послушаем немного музыку. Это может послужить хорошим стимулятором для Хлои. Сейчас она воспринимает мир через слух. Это первое чувство, которое вернется. По крайней мере, так мне объясняли мои приятели, доктора.
– Это последствие сотрясения мозга, – тихо сказала Стиви, глядя на Брюса. – Все должно пройти.
– Да, ты мне говорила.
Брюс подошел к Хлое, погладил ее руку и сел рядом с постелью. Обращаясь к Дереку, он сказал:
– Может, почитаешь нам что-нибудь, дружище? Своим волшебным голосом ты мог бы читать телефонную книгу, а слушатели боялись бы пошевелиться, чтобы не проронить ни звука.
Дерек усмехнулся.
– Спасибо за добрые слова, Брюс. Я как раз декламировал Байрона перед твоим приходом. Подожди, я выберу что-нибудь подходящее. Или хочешь попросить что-то конкретное?
Брюс кивнул.
– Ты знаешь, как мне нравятся трагедии Шекспира, но это здесь некстати.
– Почему бы тебе не почитать сонеты? – предложила Стиви. – Они не так трагичны. В конце концов, важен только звук твоего голоса, а не слова, которые ты произносишь. Ты ведь знаешь, как Хлоя ценит твою игру.
В этот же день, после обеда, в больницу приехали близнецы. Они спешили узнать о состоянии Хлои и хотели сменить Стиви, Дерека и Брюса, чтобы дать им возможность отдохнуть.
Гидеон и Майлс только что вернулись из Лондона с похорон Тамары. Майлс подробно рассказал Стиви о траурной церемонии и добавил:
– Найгел держится, несмотря ни на что. Дети тоже в порядке.
Стиви плакала, слушая сына. Смерть Тамары казалась ей такой ужасной и бессмысленной. Но Стиви быстро овладела собой. Ее главная задача сейчас – спасти Хлою. Она должна быть сильной. Она не имеет права поддаваться горю.
Майлс поцеловал ее в щеку и предложил:
– Ма, тебе нужно пойти пройтись. Подышать воздухом, просто посмотреть по сторонам. Ты будешь чувствовать себя намного лучше, даже если просто пройдешься по городу.
– И ты должна поесть, – включился Дерек.
– Давайте все вместе пойдем в "Квинс", – предложил Брюс. – Дерек, дружище, тебе это тоже не помешает. Ты здесь уже целый день.
– Спасибо, Брюс, но я не смогу к вам присоединиться. Мне нужно вернуться в Лондон пятичасовым поездом. Завтра у меня встреча с режиссером, который ставит "Лев зимой". Мне нужно непременно на ней быть. – Дерек повернулся к Стиви и добавил: – Мама завтра приедет сюда, чтобы побыть с тобой, дорогая.
– Дерек, проведите вместе эти выходные в Лондоне, – предложила Стиви. – Я справлюсь сама. Здесь Брюс и мальчики. Пусть мама отдохнет немного.
– И Ленор завтра приедет, – поддержал Стиви Гидеон.
– Ты же знаешь свою мать, Стиви, – ответил Дерек. – Боюсь, что Блер на это не согласится. Она хочет быть рядом с тобой и с Хлоей. Да ты и сама это понимаешь. Ну что ж, пойдем? Идете в "Квинс"? А мне нужно еще упаковать вещи.
Стиви с недоумением подняла глаза на Брюса. Он не спускал с невестки пристального, изучающего взгляда. Стиви поставила чашку на столик и спросила:
– Почему вы так смотрите, Брюс? Что-нибудь не так?
Он покачал головой, но продолжал задумчиво изучать ее лицо. Наконец он сказал:
– Стиви, мне нужно с тобой поговорить.
Брюс замолчал и отвел взгляд. Казалось, он колеблется.
– Я слушаю вас, Брюс. Что-то еще случилось?
– Случилось, только давно… Девятнадцать лет назад…
Он закашлялся.
– Я никогда не смел напоминать тебе об этом, у меня не хватало мужества, хотя порой мне так мучительно хотелось это сделать. Чувствовал, что некоторые вещи лучше оставить невысказанными… Но в последнее время мне просто необходимо задать тебе этот вопрос.
Стиви молча сидела на краешке стула с напряженным лицом.
Брюс снова откашлялся, наклонился к ней и тихо спросил:
– Ведь она моя дочь? Хлоя – моя дочь?
На лице Стиви не дрогнул ни один мускул. Она продолжала не мигая, в упор смотреть на Брюса. И молчала.
Брюс продолжал тем же низким напряженным голосом:
– То, что я сделал, Стиви, это непростительно. Я не понимал, что делаю. На меня что-то нашло тогда в Амстердаме, когда мы приехали покупать бриллианты. Я никогда не прощу себе этого. И никогда не забуду. Я знаю, что для моего поведения не может быть никаких извинений. Я воспользовался твоей беспомощностью… беззащитностью… Я тебя заставил той ночью…
"Не заставил, а изнасиловал", – с горечью подумала Стиви. Но вслух она этого не сказала. Она продолжала молчать.
Молчание Стиви пугало Брюса. Он сказал шепотом:
– Я так любил ее. Мою Хлою. Мою дочь.
– Хлоя не ваша дочь, Брюс, – наконец сказала Стиви спокойным, жестким голосом.
Брюс, потрясенный, недоверчиво уставился на нее, хватая ртом воздух.
– Ты просто не хочешь мне сказать! Она моя дочь! Я все подсчитал: время, даты. Я только думал, что она родилась немного раньше срока.
– Нет, Брюс. Тогда, в Амстердаме, я была уже беременна, когда вы… Я была на восьмой неделе. Хлоя родилась чуть позже назначенного срока. На две недели. Доктор сказал мне, что я беременна, до моего отъезда в Амстердам.
– Значит, не я отец Хлои? – спросил Брюс дрожащим голосом, который прозвучал неожиданно жалобно.
– Нет, вы не отец Хлои. Мне никогда и в голову не приходило, что вы считаете себя ее отцом. Я думала, что вы хорошо относитесь к Хлое, потому что приняли меня и благодарны за мою работу в "Джардин".
Брюс в отчаянии качал головой.
– Все эти годы я не мог себе простить. Порой чувство вины было таким острым, что я боялся смотреть тебе в глаза. Мне было чудовищно стыдно. Поступить так… с вдовой своего сына, с собственной невесткой!
Он был жалок. На его лице отчаяние смешалось с раскаянием и стыдом.
Стиви не знала, что ответить. Не успокаивать же его! Она так и не смогла забыть ту жуткую ночь в отеле. Какой ужас и унижение она испытывала, когда он насиловал ее.
Понимая, как страдает Брюс сейчас, она коснулась его руки. Вернее, заставила себя успокаивающе положить свою ладонь на его руку.
Он накрыл ее ладонь своей и посмотрел ей в глаза:
– Я любил тебя все эти годы, Стиви. Я не мог сказать тебе об этом. Не осмеливался. Я любил и люблю тебя, дорогая. Ты веришь мне?
– Значит, поэтому вы предоставили мне такую свободу в делах? Позволили управлять компанией? Разрешили открыть магазин в Нью-Йорке? Потому что вы думали, что вы отец Хлои?
– Нет. Совсем не поэтому. Я предоставил тебе свободу, потому что ты этого заслуживала. Я доверял тебе. Я был убежден в твоей компетентности. В твоих способностях.
Брюс тяжело вздохнул.
– И я любил тебя, – повторил он чуть слышно. Снова на минуту наступило молчание, затем Брюс тихо добавил:
– Когда я впервые увидел тебя, ты мне скорее не понравилась. Я решил, что ты не подходишь ни моему сыну, ни нашей семье. Но я ошибся. Сейчас я могу сказать, что ты даже больше Джардин, чем я сам. По мере того как шли годы и я лучше узнавал тебя, я все больше тебя ценил. Ты завоевала мое уважение, мою привязанность. А моя любовь была с тобой с давних пор.
Он внимательно посмотрел на Стиви.
– Я думаю, ты сама не понимаешь, какая ты замечательная, редкая женщина. Единственная в своем роде.
Стиви молча сидела, откинувшись на спинку стула. Она просто не знала, что можно сказать в такой ситуации.
Брюс снова нарушил напряженное молчание.
– Так кто же все-таки отец Хлои? – спросил он, глядя ей в глаза. Брюс очень хотел знать правду.
– Я не скажу вам этого.
Стиви холодно и непреклонно посмотрела на него. Брюс тяжело вздохнул.
– Ты никогда не простишь мне Амстердам?
Стиви не успела ничего сказать в ответ, потому что Брюс тут же воскликнул:
– Зачем я это спрашиваю? Как ты можешь меня простить, если я сам себя простить не могу!
– Сначала я тоже не могла, – ответила она честно. – Но потом я постаралась забыть, спрятать воспоминание об этой ночи среди снов и кошмаров, которые иногда так похожи на реальность. И никогда не думать об этом, как будто ничего такого не было. Я не хотела с этим жить. Нам с вами предстояло вместе работать. Мои сыновья – ваши внуки и наследники. Я должна была продолжать общаться с вами, как с близким родственником, как с единомышленником, как с другом. У нас было общее дело. Я думаю, с моей стороны сработала самозащита. Для всех людей главное – их личные интересы. И я такая же, как все. Я забыла, чтобы не разрушать свою семью, свою жизнь. И ради "Джардин".
– Мне очень жаль, Стиви. Примешь ли ты сейчас мои извинения, после стольких лет?
– Да, Брюс. Забудем об этом по-настоящему, навсегда.
Стиви постаралась улыбнуться. Она тихо добавила:
– Вы были так добры к Хлое. Я хочу поблагодарить вас за это.
– Я верил, что она моя дочь. Она жила в моей душе и в моем сердце. Я так сильно любил ее все эти годы. Это было самое живое, самое горячее чувство, которое мне довелось испытать. И оно может прекратиться только с моей жизнью. То, что я узнал сегодня, ничего не изменит. Хлоя стала частью моей жизни и моей души. И я никогда не изменю своего отношения к ней.
Эти искренние слова всегда сдержанного ироничного свекра не могли не тронуть Стиви до глубины души. На ее глаза навернулись слезы.
– Спасибо, Брюс. Я знаю, сколько значит для вас Хлоя.
– Я считал, что она Джардин по крови, и я обращался с ней как с Джардин. И она выросла настоящим членом семьи. Теперь уже ничего нельзя изменить, Стиви.
Стиви сидела одна в палате Хлои, держа дочь за руку и вглядываясь в ее лицо. Разговор с Брюсом имел самый неожиданный результат. Стиви поняла, что совершила ужасную, непростительную ошибку.
Она разлучила двух близких людей, не дала им познакомиться друг с другом, отдать друг другу ту любовь, которую предопределила природа. Хлоя и ее отец.
Как бедная девочка мечтала узнать о нем хоть что-нибудь! Всего несколько месяцев тому назад, в День Благодарения, она так хотела поговорить о нем. Как ей было нужно услышать наконец правду о Джоне Лейне, ее выдуманном отце.
"Я должна была тогда рассказать ей все, – упорно твердила себе Стиви. – Она имеет право знать".
Теперь Стиви не понимала, как она могла совершить такую жестокость. Ее мучили угрызения совести. Она знала, что с этим чувством вины ей придется теперь жить многие месяцы, если не годы.
Стиви уже давно сидела одна у постели Хлои, напряженно пытаясь уловить взмах ресниц или движение холодных пальцев в своей руке. Что-нибудь… Мельчайший признак возвращения к жизни.
И вдруг пальцы Хлои шевельнулись в ее руке. Стиви посмотрела на руку дочери, но она показалась ей такой же неживой и неподвижной, как всегда. Наверное, это движение ей почудилось.
Стиви расслабленно откинулась на спинку стула, закрыла глаза и начала тихо молиться:
– Господи, пошли ей облегчение. Прошу тебя, помоги моей доченьке. Пусть она снова будет здоровой и веселой.
Стиви долго молилась. А после молитвы дала молчаливое обещание Хлое: она все расскажет дочери о том человеке, который дал ей жизнь. Она должна это сделать. Она скажет, кто отец Хлои.
На следующее утро, когда Стиви вместе с Майлсом приехала в больницу, доктор Лонгдон встретил их у палаты Хлои. Увидев улыбку на его лице, Стиви поняла, что у него хорошие новости.
– Хлоя вышла из комы? – воскликнула она с надеждой.
– Не совсем так, – ответил доктор Лонгдон. – Но сестры сообщили мне, что появились некоторые изменения в ее состоянии. Она начала беспокойно метаться в постели, и были замечены движения левой руки.
– Вчера я тоже почувствовала движение пальцев, – сказала Стиви. – Но потом я решила, что мне показалось.
– Уверен, вам не показалось, миссис Джардин. Но я продолжу. Я осматривал мисс Джардин несколько минут назад. Она открыла глаза.
– Слава богу! Спасибо вам, мистер Лонгдон, за все, что вы сделали для моей дочери.
– Давайте вместе пройдем к ней и посмотрим, как обстоят дела.
Доктор открыл дверь в палату и пропустил Стиви. Она бросилась к постели. Глаза Хлои были закрыты.
– Она спит? – встревоженно спросила Стиви. – Или она снова без сознания?
– Скорее всего спит. Маловероятно, чтобы она снова потеряла сознание.
Стиви погладила Хлою по щеке, и глаза дочери медленно открылись. Казалось, эти прекрасные темные глаза не различают предметов, как глаза младенца.
– Хлоя, милая, это я, мама, – сказала Стиви дрожащим голосом, сжимая руку дочери.
Как она любила свою девочку! Она готова была рыдать от облегчения. Но с трудом обретя самоконтроль, только повторила более твердо:
– Это я, мама! Я здесь, с тобой. Все будет хорошо, деточка. Я буду с тобой, буду за тобой ухаживать.
Невидящие глаза Хлои смотрели на Стиви. Неожиданно она моргнула.
Мистер Лонгдон подошел ближе к постели и внимательно посмотрел на свою пациентку. Повернувшись к Стиви, он сказал ей:
– Я абсолютно уверен, что она вас узнала, миссис Джардин. Похоже, она в полном сознании.
– А что теперь, когда она вышла из комы? – спросил Майлс.
– Я уже говорил миссис Джардин несколько дней назад, что после возвращения сознания ваша сестра перейдет в реабилитационное учреждение. Теперь ее можно будет перевезти в Лондон. Я бы посоветовал вам поместить ее на месяц-полтора в частную больницу Норсвик-парк в Хэрроу. Они специализируются на черепно-мозговых травмах. Ей придется заново учиться есть, ходить, говорить и все остальное.
– Значит, она может остаться парализованной? Или у нее могут быть проблемы с речью? – спросил Майлс.
– Такая вероятность существует, мистер Джардин, но давайте смотреть на жизнь с оптимистической точки зрения.
28
– Бабушка, ты поедешь с нами? – спросил Арно. Он облокотился на колени Стиви и поднял серьезное личико. – Пожалуйста, поедем.
– А куда это вы собрались ехать? – спросила Стиви, гладя малыша по светлым волосам.
– На небо. К маме.
У Стиви защемило в груди, она обняла обоих малышей и, прижимая их к себе, попыталась объяснить:
– Знаешь, Арно, мы пока не сможем туда поехать. Видишь ли…
– Но я хочу к маме, – упрямо перебил ее мальчик. – А папа сказал, что она на небе. Что она там навсегда.
– На небо! К маме! – закричала Натали, колотя кулачками по коленям Стиви.
Она только что пила чай с шоколадными пирожными, и шоколад с ее липких пальчиков пачкал светло-голубую юбку бабушки. Стиви рассеянно взглянула на коричневые разводы, лихорадочно размышляя, что же сказать внукам.
– Поедем к маме, – продолжал уговаривать ее Арно. – Я соскучился без нее.
– Ната поцелует мами, – пищала Натали.
Стиви проглотила комок.
– Но мама не сможет с нами побыть. Она очень занята на небе.
– А что она там делает? – нахмурясь, спросил Арно.
– Она делает крылья для ангелов, – придумала Стиви, не зная, что сказать.
– Правда? – Глаза Арно от удивления стали совсем круглыми. – А разве ангелы летают, бабушка?
– Конечно, летают. У них красивые белые крылья и светящееся кольцо вокруг головы, оно называется нимб. И они плывут в небесах, как корабли в море. У меня дома есть книжка, там нарисованы летящие ангелы. Хотите такую книжку?
Натали, которая внимательно слушала этот разговор, неожиданно залилась слезами.
– Бабушка, я хочу к маме! Где моя мама? – кричала она.
– Верни нам маму, бабушка, – присоединился к сестре Арно. Он тоже заплакал.
Стиви теснее прижала их к себе.
– Почему мама нас бросила? – спросил Арно сквозь слезы. – Она нас больше не любит?
– Что ты, Арно, конечно, она любит вас. Она совсем не хотела вас оставлять. Но она заболела, и никто не смог ей помочь. Господь волновался за нее и решил забрать ее к себе на небо. Там ей будет хорошо. Но мамочка всегда будет любить вас. Вы навсегда останетесь ее хорошими детками.
– А она будет всегда любить папу? – спросил Арно, облизывая мокрые от слез губы.
– Конечно, мамочка всегда будет любить папу.
Голос изменил ей. Она взяла салфетку и по очереди вытерла лица внуков.
Сделав глубокий вдох, Стиви продолжила:
– Мамочка хочет, чтобы вы были веселыми и заботились о папе. Чтобы вы вели себя хорошо.
Обернувшись на звук, долетевший из гостиной, Стиви увидела Найгела. Сын смотрел на них, на его лице была мука, в глазах – боль.
– Найгел! – воскликнула Стиви, стараясь скрыть свою боль. – Ты здесь, дорогой?
Дети бросились к отцу и обхватили его колени. Найгел нагнулся к ним, обнял и расцеловал.
– Привет, малышня. – Он постарался улыбнуться. – Вы не обижали бабушку?
– Нет. Бабушка сказала, что мама на небе делает крылья для ангелов, – поделился с отцом Арно. – Знаешь, папа, ангелы умеют летать.
– Неужели? Я этого не знал.
Ведя детей за руки, Найгел прошел в столовую, к Стиви. Она встала и ласково поцеловала его в щеку. Взглянув на ее светлую юбку, Найгел заметил:
– Твоя юбка выглядит как палитра художника. Ребята славно поработали над ней.
– Не важно. Может быть, я не буду ее стирать, а сберегу на память и буду показывать правнукам. Хочешь чаю? – спросила она, усаживаясь на место.
– Чашечка холошего чая, – сказала Натали, пытаясь копировать их экономку Мелани.
– Сейчас я сам схожу и попрошу Мел приготовить мне чай. Агнес уже вернулась от зубного?
– Да, минут пять назад, – ответила Стиви. Найгел кивнул и исчез в холле. Вскоре в столовой появилась Агнес.