На фоне таких проповедей многие современники пришли к убеждению, что только безгрешные дети способны освободить Святую землю. Пламенные речи проповедников, оплакивавших захват "неверными" Гроба Господня, нашли широкий отклик среди детей, в основном из крестьянских семей Северной Франции и Прирейнской Германии. Религиозный пыл подростков подогревали родители и приходские священники, которые зачастую были так же невежественны, как и их паства. В этих условиях во Франции и в Германии, по свидетельствам хронистов, нашлись подростки (или их не слишком совестливые родители), которые смогли увлечь за собой тысячи своих ровесников.
Согласно легендам, в 1200 или 1201 году неподалеку от Орлеана в деревушке Клуа в крестьянской семье родился мальчик по имени Стефан (по другим данным, Этьен). Как и все крестьянские дети, Стефан с малых лет работал – пас скот. В пять лет он остался сиротой – жизни его родителей унесла одна из многочисленных эпидемий. Мальчик был долговяз, имел голубые глаза и каштановые волосы. От сверстников он отличался большей набожностью: Стефан чаще других бывал в церкви, плакал от переполнявших его чувств во время литургий и крестных ходов. С малых лет его потрясал апрельский "ход черных крестов" – торжественная процессия в день святого Марка, участники которой несли обвитые черной холстиной кресты. В этот день возносили молитвы за воинов, сложивших свои головы в Святой земле, за тех, кто влачил жалкое существование в мусульманском рабстве. Мальчик воспламенялся вместе с толпой, яростно клявшей неверных.
В один майский день 1212 года Стефан повстречал монаха-пилигрима, шедшего из Палестины, который попросил у пастушка подаяние. Приняв его, монах принялся рассказывать о заморских чудесах и подвигах крестоносцев. В какой-то момент пилигрим заявил очарованному рассказом маленькому слушателю, что является никем иным, как Иисусом Христом. Он велел Стефану стать во главе нового крестового похода, в который отправятся дети, ибо "от уст младенца исходит сила на врага". По мнению монаха, для достижения успеха не требовалось оружие, достаточно было безгрешности участников похода и Божьего слова. Стефан принял от новоявленного мессии письмо к королю Франции, после чего монах удалился. Мальчик бросился домой и рассказал обо всем родственникам. Никакие уговоры и побои не могли его остановить. Он собрал небольшую котомку и отправился в аббатство Сен-Дени – святого покровителя Франции, – решив собирать свое воинство в месте стечения паломников.
Этот и дальнейший рассказ основан на легендах, которые передают хронисты наряду с совершенно сказочными сведениями о фауне отдаленных территорий, чудесах, творимых святыми, и т. д. Поэтому не стоит удивляться его фантастичности и всерьез искать логические "дырки". Они были очевидны и историкам, жившим в XIII веке. Так, один из трезво мыслящих хронистов утверждал, что Стефан был "рано возмужавшим негодяем и гнездилищем всех пороков". Только так, по его мнению, можно было объяснить то, что отроку удалось собрать массу сторонников. Можно также предположить, что такой мальчик действительно существовал и был достаточно благочестив, но его нашли и поддержали умудренные опытом политики, жаждавшие наживы купцы, хитроумные клирики. Не исключено, что пастушок из Клуа был наделен и известными в округе способностями – ораторским даром, определенной харизмой, психотерапевтическими способностями. Но вернемся к легенде.
По пути Стефан задерживался в городах и селах, где своими речами собирал десятки и сотни людей. Благодаря многочисленным повторам своих речей он перестал робеть. Аббатство Сен-Дени, расположенное в девяти километрах от Парижа, притягивало многотысячные толпы паломников. Стефана там приняли со всем возможным радушием: святость места располагала к ожиданию чуда – и вот оно: ребенок-златоуст. Он живо пересказывал на свой лад все, что слышал от пилигримов, выжимая слезу у экзальтированных паломников. Стефан указывал на мощи святого Дени, которые хранились среди сокровищ, а затем спрашивал, такова ли судьба Гроба самого Господа, оскверняемого неверными. Для пущей убедительности маленький проповедник потрясал свитком, полученным от самого Христа, и люди, среди которых подавляющее большинство не умели написать своего имени, восторженно гудели, увидев это "доказательство". Сообщал Стефан и о множестве знамений, которые подтолкнули его к взятию на себя священной миссии. Так, однажды его стадо забрело в пшеницу, пастушок погнался за ними, а овцы вдруг якобы пали перед ним на колени. "Не так ли и нехристи падут перед нами?" – вопрошал мальчик. Доверчивые летописцы сообщают, что Стефан не только проповедовал, но и совершил немало чудес, исцелял хромых и слепых.
Восхитив взрослых, Стефан из Клуа стал и настоящим героем, примером для французских детей – и тех, кто лично видел его выступления в Сен-Дени, и тех, до кого только докатился слух о чудесном мальчике. Маленькие французы давали друг другу клятвы помочь юному пастушку, мечтали о взрослых подвигах, освобождении от родительской опеки.
Поход поддержал орден францисканцев, основанный всего за четыре года до описываемых событий. Францисканцы проповедовали апостольскую бедность и аскетизм. Логично, что монахи именно этого ордена оказались среди инициаторов и пропагандистов похода детей из крестьянских семей. Отношение же высшего духовенства и папы к затее организовать крестовый поход детей остается спорным вопросом. Вероятнее всего, если такой поход и состоялся, то Иннокентий III видел его не таким, каким он описан в легендах. Скорее всего, в распространении этой идеи папство видело лишь импульс для начала "взрослой кампании", а также использовало ее в воспитательных целях, готовя будущих "христовых воинов". Но Рим не учел того, насколько доверчивы и легко возбуждаемы были простые люди в то время, не смог удержать движение под своим контролем. Вряд ли кардиналов действительно интересовало участие в освобождении Иерусалима младенцев.
Церковь поддерживала распространение слухов о предзнаменованиях для детского похода: плодовитость лягушек, столкновения собачьих стай, даже начинающаяся засуха – все шло в дело. То там то здесь появлялись пророки двенадцати, десяти и даже восьми лет от роду. Все они твердили, что посланы Стефаном, хотя многие из них в глаза его не видели. Все эти пророки тоже лечили бесноватых и творили другие чудеса. Детвора формировала отряды и устраивала марши, вербуя новых сторонников. Во главе каждого шествия, поющего гимны и псалмы, находился свой пророк. Дети держали в руках кресты и зажженные свечи. Не изгоняли из этих "потешных полков" и девочек, многие из которых переодевались мальчиками. В движение влились и отпрыски знатных семей, которым часто приходилось подчиняться вожаку из крестьян. Сложно сказать, как принимали эти игры родители. Отношение к ребенку было еще далеко не столь трепетным, каким оно стало впоследствии. Для крестьян, страдающих от неурожаев и недоедания, длительное отсутствие одного рта могло казаться благом. Тем более, что сын или дочь участвовали в святом деле, кормясь то ли за счет церкви, поощрявшей религиозное рвение молодых людей, то ли за счет других крестьян, дома которых оказывались на пути следования детских процессий. А многие отцы и матери сами бросали свои поля и дома и отправлялись в путь.
Скорость, с которой кампания по организации детского похода охватила всю Францию, поражает воображение. По сообщениям средневековых хроник, прошел всего месяц с того дня, когда Стефан поговорил с монахом-Христом, а уже тысячи детей по его призыву начали собираться в городе Вандом. С ними были взрослые: монахи и священники, городская и деревенская голытьба, которой нечего было терять в родных местах, множество воров, шулеров, девиц легкого поведения – обязательный атрибут любого крупного начинания в то время. Преступники и проститутки, "впавшие в детство" старцы и другие прохиндеи, которые шли с маленькими крестоносцами, небезосновательно рассчитывали поживиться за счет, например, знатных детей, которых хорошо снарядили в дорогу.
Первым понял, что дело зашло слишком далеко, прагматичный собиратель французских земель король Филипп II Август. Он обратился за советом к профессорам Парижского университета – признанным авторитетам в области богословия и юриспруденции. Ученые мужи категорически заявили, что поход следует остановить, поскольку он вдохновлен Сатаной. Тогда король издал эдикт, повелевающий детям немедленно бросить нелепую затею и разойтись по домам. Но малолетние крестоносцы не послушались монарха, в чем их поддержали бессовестные купцы и клирики. Папа Иннокентий III, похоже, тоже еще не понимал, чем может обернуться поход детей, и все еще надеялся возбудить с их помощью энтузиазм у взрослых рыцарей. Он заявил: "Эти дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают за Святую землю". Бароны же не решились силой разогнать воинство, опасаясь бунтов, – ведь простолюдины, разгоряченные всей предшествующей пропагандой, поддерживали идею похода. Филиппу II пришлось "умыть руки".
Сейчас сложно себе представить, что массовый психоз, охвативший детей, может иметь более серьезные последствия, чем кратковременное и повальное увлечение той или иной игрушкой, что дети могут реально противостоять взрослому миру. Но хроники сообщают именно об этом. Большинство родителей уже осознали масштабы бедствия, они пороли отпрысков, запирали их в чуланах и связывали, но те бились в истериках, отказывались от пищи и все равно сбегали. Вероятно, дома им жилось не лучше, чем вдали от него. А то и хуже.
Дети надевали своеобразную униформу: серые рубахи поверх коротких штанов и большой берет. Хотя многие из них не могли себе этого позволить и шли по дороге босыми в своем обычном рванье. На груди у участников похода был нашит матерчатый крест красного, зеленого или черного цвета (эти цвета соперничали друг с другом). У каждого отряда был свой командир, флаг и прочая символика, которой ребятишки очень гордились. Когда отряды с пением, знаменами и крестами торжественно проходили через города и деревни, направляясь в Вандом, только очень крепкие двери могли удержать ребенка дома. Восторженные толпы зевак бурно приветствовали детвору, чем еще больше подогревали ее честолюбие.
Некоторые священники пытались остановить шествие, увещевали отдельные отряды. Но лишь немногим удалось повернуть часть детей вспять. Тем более, что папские эмиссары продолжали воодушевлять юных защитников Гроба Господня. Кое-кто из духовников присоединился к детям, отлично понимая, что подвергает свою жизнь опасности.
* * *
Весть о мальчике-пророке Стефане пешие богомольцы разнесли по всей стране. Те, кто ходил на поклонение в Сен-Дени, принесли новость в Бургундию и Шампань, а оттуда она достигла берегов Рейна. В Германии не замедлил объявиться свой "святой отрок". Его звали Николас. Родился он в деревушке близ Кельна. На начало похода Николасу было 10–12 лет. Известно, что его энергичным "промоутером" выступил отец. Какое положение этот человек занимал в обществе, мы не знаем, но хронисты утверждают, что им руководили самые низкие мотивы – заработать со временем на работорговле.
Кельн – религиозный центр германских земель, куда стекались тысячи паломников зачастую со своими детьми, – был лучшим местом для развертывания агитации. В одной из церквей города хранились почитаемые мощи "Трех королей Востока" (волхвов, принесших дары младенцу-Христу) – героев популярной церковной легенды. Именно здесь, в Кельне, по наущению отца Николас провозгласил себя избранником Божьим.
Далее события развивались по уже знакомому нам сценарию. Николас утверждал, что ему было видение креста в облаках, и голос Всевышнего велел ему собирать детей в поход; толпы бурно приветствовали новоявленного пророка; последовали исцеления и иные чудеса, слухи о которых распространялись с невероятной скоростью. Николас ораторствовал на папертях церквей, на бочках посреди площадей; всякий раз в патетических местах своей речи указывая на собор с драгоценной ракой, к которой богомольцы сносили свои пожертвования, он риторически вопрошал: "А таким ли почетом окружен Гроб Господень в Иерусалиме? Неужели мы бесчувственнее франков? Неужели только им одним достанется слава завоевания Святой земли?" Николас призывал подростков отправиться в Иерусалим, убеждая, что сам Бог окажет детям поддержку – море расступится перед ними, как это было с библейским народом под предводительством Моисея, и они перейдут по нему сухими ногами. Трирский хронист, возможно, воочию видевший Николаса, упоминает такую деталь: он нес значок вроде креста, по виду сходного с буквой "Т".
Взрослые паломники разносили весть о малолетнем пророке, дети собирались в команды и шли в Кельн. Молодой просвещенный император Фридрих II, который только что отвоевал престол у дяди, был в тот момент в фаворе у римского папы и чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сразу и категорически запретить детский поход. Так что, дети собрались в Кельн лишь из ближайших прирейнских районов. Но полностью свести на нет всю затею монарху не удалось. В этих самых районах из семей уходили не один-два человека, как во Франции, а поголовно все мальчики. Девочек в отрядах было довольно мало, зато встречались (опять же, в отличие от отрядов Стефана из Клуа) совсем еще мальцы – шести и семилетние, которые уже на второй день просились домой, многие из них умирали уже на второй неделе похода – от голода и болезней, многие без вести сгинули, не зная дороги назад. (Другие источники утверждают совершенно противоположные вещи – германцы были в среднем постарше, а девочек здесь было больше, чем во французском воинстве.) Было в германском детском воинстве и гораздо больше знатных юнцов. В своих проповедях германский пророк особенно упирал на мотивы мести за убиенных в предыдущих крестовых походах немцев. Взрослые германцы умилялись детскому пению: "Пройдем по морю, как посуху. Обратим неверных словом Божьим, да примут святой закон Христа!"
Жители Кельна были на диво гостеприимны и давали приют и пищу тысячам детей, хотя и жаловались на наплыв преступного сброда. Большая же часть мальчиков ночевала в полях вокруг города. Торжественное выступление из Кельна состоялось в конце июня. Под знаменами Николаса собралось около 20 тысяч детей (а по некоторым источникам – вдвое больше). Кельнцы высыпали на городские стены. Под звуки труб, затянув во славу Христа гимн собственного сочинения, юные крестоносцы двинулись в путь. Таким образом, германцы отправились в поход раньше, чем собиравшиеся в Вандоме инициаторы движения – французы.
Большинство детей двигалось, конечно, пешим ходом, хотя самого предводителя и знатных участников похода везли повозки. Неподалеку от Кельна воинство Николаса разбилось на две колонны. Одну возглавил сам Николас, другую – мальчик, чьего имени хроники не сберегли. Колонна Николаса двигалась на юг коротким путем: по Лотарингии вдоль Рейна, по западу Швабии, через французскую Бургундию и западную Швейцарию, проходя через Женеву. Вторая колонна добиралась до Средиземного моря по длинному маршруту: через Франконию и Швабию. И тем и другим путь в Италию преграждали Альпы. Логичнее было бы идти по равнине в Марсель, но туда намеревались направиться французские дети. На наш взгляд, выбор маршрутов доказывает, что движение во Франции и Германии управлялись из одного центра, который возглавляли уж точно не дети или их не слишком грамотные родители, плохо представлявшие себе географию и ход событий в другой стране.
Отряды растянулись на многие километры. Оба маршрута пролегали через еще плохо освоенные и малонаселенные даже по тем временам земли. Леса кишели разбойниками и дикими зверями. Дети тонули при переправах через реки, многие убегали обратно домой. Значительная часть крестоносцев (по утверждениям некоторых ранних хроник, собственно, едва ли не все) не пошла дальше Майнца. Но ряды "воинства" тут же пополнялись детьми из придорожных населенных пунктов. Во многих из них родители организовывали своеобразные милицейские отряды, основной задачей которых было не пустить в город или деревню многотысячные толпы детей и их наставников сомнительной репутации, уберечь своих чад от "заразы". В отрядах германских детей процветало воровство. Подонки всех мастей отнимали у юнцов последний грош – во время игры в карты, как плату за любовь и т. д. Дисциплина падала изо дня в день.
Как правило, отряды выступали в путь рано утром, распевая гимны. Тот год выдался засушливым, палящее солнце почти не пряталось за тучи. В середине дня следовал привал, во время которого дети и взрослые рассказывали истории о битвах и походах, о рыцарях и пилигримах. К моменту, когда колонна Николаса стала лагерем в предгорьях Альп у озера Леман, ее командир располагал вдвое меньшим количеством людей, чем в начале похода. Местные жители встретили детей настороженно, еду крестоносцы не получили. К тому же здесь орудовали шайки арабских грабителей. Многие взрослые участники похода, которые уже выжали все что могли из своих "подопечных", разбежались, отряды детей двигались по ночам, без пения и поднятых крестов. Каждый день они хоронили десятки своих сверстников, умерших от болезней, голода и убитых разбойниками.
Вскоре добавились сотни смертей от холода и падения в пропасти – дети следовали через Альпы, там, где с таким трудом пробирались ранее воины Ганнибала и позднее суворовские отряды, составленные из закаленных в боях солдат, шли мальчики, многие из которых не имели даже обуви. На высшей точке перевала детей обогрели и немного подкормили проживавшие здесь монахи, но наверняка еды, одежды и крова на всех не хватило. После перехода через Альпы в живых остался лишь каждый третий участник похода.
В богатой и цветущей Италии маленьких крестоносцев встретили с плохо скрываемым раздражением. Они были вынуждены заплатить за грехи своего давно почившего соотечественника – императора Фридриха Барбароссы. Итальянцы хорошо помнили опустошительные набеги на Северную Италию, которые совершали его воины в середине XII века. Пламенные пропагандисты призывали не пускать в города "германских змеенышей", лишь самые жалостливые давали подаяние. Вспомнили немцам, между прочим, и то, как Барбаросса увез из Милана те самые мощи волхвов, возле которых начинался поход сторонников Николаса. Всего около трех-четырех тысяч детей дошло до Генуи. В субботу 25 августа 1212 года изнуренные подростки появились на берегу генуэзской гавани. Эту дату называет очевидец событий хронист Оженио Пане. Он же говорит, что к Генуе подошло 7 тысяч человек – мужчин, женщин и детей.
Когда во Франции и Германии агитаторы призывали детей к походу, они утверждали, что море само расступится перед выполняющими святую задачу крестоносцами. Но оно почему-то не спешило этого делать. Денег, чтобы зафрахтовать корабли, у Николаса и его соратников не было. Руководители Генуэзской республики приняли делегацию детей, которую возглавляли несколько священников. Они не просили денег и кораблей, а лишь испрашивали разрешения переночевать на улицах Генуи. Отцы города позволили крестоносцам остаться в Генуе на неделю, настоятельно посоветовав им после этого вернуться на родину. Но вскоре, однако, последовало противоречащее первоначальному разрешению указание сенаторов – оставаться в городе детям разрешено только на одну ночь.