Вулли пришел к выводу, что "потоп действительно был, и нет никакой нужды доказывать, что именно об этом потопе идет речь в списке царей, в шумерской легенде, а следовательно, и в Ветхом Завете. Разумеется, это отнюдь не означает, что все подробности легенды достоверны. В основе ее лежит исторический факт, однако поэты и моралисты излагают историю потопа каждый на свой лад. Вариаций много, но суть остается неизменной. В Библии говорится, что вода поднялась на восемь метров. По-видимому, так оно и было. Шумерская легенда рассказывает, что люди до потопа жили в тростниковых хижинах. Мы нашли эти хижины в Уре и в Эль-Обейде. Ной построил свой ковчег из легкого дерева, а затем просмолил его битумом. Как раз в самом верхнем слое наносов мы нашли большой ком битума со следами корзины, в которой он хранился. Я сам видел, как природный битум из месторождений Хита в среднем течении Евфрата грузят в такие корзины и отправляют вниз по реке".
Разумеется, говорит Вулли, это был не Всемирный потоп, а всего лишь наводнение, затопившее населенные районы между горами и пустыней в долине Тигра и Евфрата. Но для тех, кто в этой долине жил, она была целым миром. "Большая часть обитателей долины, вероятно, погибла, и лишь немногие пораженные ужасом жители городов дожили до того дня, когда бушующие воды начали наконец отступать от городских стен. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они увидели в этом бедствии божью кару согрешившему поколению и так описали его в религиозной поэме. И если при этом какому-то семейству удалось на лодке спастись от наводнившего низменность потопа, его главу, естественно, начали воспевать как легендарного героя".
Кем же были люди, пережившие потоп? Были ли они шумерами? Леонард Вулли, проводя раскопки Ура, обнаружил, что классической культуре шумеров предшествовала другая, более древняя.
Эта культура была обнаружена экспедицией Британского музея 1918–1919 годов под руководством молодого ассириолога Р. Холла. По холму, где впервые были найдены ее следы, эта культура стала именоваться "Эль-Обейдской", или "Эль-Убейдской". Холл раскопал здесь часть древнейшего в Месопотамии храма, относящегося к середине III тысячелетия до н. э. Святилище стояло на искуственно сооруженной террасе, которая, в свою очередь, покоилась на стенах из обожженого кирпича. Наверх вела лестница из известняка. По обеим ее сторонам стояли изваяния львиных голов в натуральную величину, сделанные из битума и покрытые медью. Широко открытые глаза из красной яшмы, белого ракушечника, зеленого стеатита и красный высунутый язык производили жуткое впечатление. Над входом в храм некогда помещался большой рельеф, изображавший орла с головой льва, держащего в когтях двух оленей. На внешней поверхности алтаря находился знак планеты Венеры – символ богини Инанны, "владычицы небесных высот". Несмотря на поразительные находки, раскопки были остановлены – средств на их дальнейшее проведение не хватило. К Эль-Убейдской культуре через несколько лет вернулся Леонард Вулли.
"До сих пор неясно, можно ли называть людей периода Эль-Убейда шумерами. Но одно совершенно очевидно: созданная ими культура не была бесплодной, она пережила потоп и сыграла немалую роль в развитии шумерской цивилизации, позднее достигшей пышного расцвета. Среди прочих ценностей они передали шумерам и легенду о Всемирном потопе. Это не вызывает сомнений, так как именно они пережили это бедствие и никто другой не мог бы создать подобной легенды", – так писал Вулли, подводя итоги своим раскопкам в Уре. В настоящее время можно с большой долей уверенности сказать, что люди, пережившие потоп, создатели культуры Убейда, шумерами не были.
Шумеры были в долине Тигра и Евфрата пришельцами, хотя и очень древними. А до шумеров в Междуречье жил народ, создавший цивилизацию Убейда. По отношению к нему шумеры были такими же кочевниками-варварами, пришедшими извне, а затем усвоившими достижения культуры оседлого народа, какими были по отношению к шумерам вавилоняне. Еще четверть века назад считалось, что убейдцы были примитивными обитателями болот, жили в тростниковых хижинах, охотились, ловили рыбу и лишь иногда занимались земледелием, подобно современным обитателям юга Ирака ("болотным арабам"). Однако археологические исследования представили культуру Эль-Убейда в новом свете. Именно тогда был совершен стремительный скачок от "дикости" к цивилизации. Именно тогда был одомашнен крупный рогатый скот, изобретены колесо и плуг. Именно тогда начали возводиться первые дворцы и храмы. Именно тогда возникли древнейшие города Двуречья – Эриду, Ур, Урук. Именно тогда орудия из камня начинают заменяться орудиями из металла… Словом, у истоков культуры шумеров, которые были учителями вавилонян, стоит культура Убейда. Но кто такие сами убейдцы? Сопоставив все известные данные, исследователи пришли к выводу, что земледельческий народ, владевший искусством тонкой обработки камня, возделывавший землю каменными мотыгами и размалывавший зерно в каменных ступках и ручными жерновами, пришел в плодородную долину Евфрата из области на юго-западе современного Ирана около шести тысяч лет назад. Именно там была обнаружена керамика, похожая на керамику убейдцев.
С. Крамер, знаток шумерского языка и литературы, проанализировав названия древнейших шумерских городов, таких как Эриду, Ур, JIapca, Урук, Лагаш, Ниппур, Киш и др., пришел к выводу, что они не являются шумерскими. А это говорит о том, что язык создателей городов, бывших в эпоху Убейда еще поселками, не шумерский, а иной. Точно так же нельзя объяснить, исходя из законов шумерского языка, названия двух великих рек Месопотамии – Тигра и Евфрата (в клинописных текстах они читаются как "Идиглат" и "Буранун"). Названия рекам также дали первые поселенцы на их берегах – убейдцы. Убейдскими, а не шумерскими оказываются слова, обозначавшие различные профессии в древнем Шумере: крестьянин, плотник, купец и т. д. Это опять-таки говорит о том, что профессии крестьянина, плотника, купца и многие другие возникли до появления шумеров в Двуречье, и "изобретателями" этих профессий были люди, говорящие на другом языке. На каком? Список убейдских слов, дошедших до нас, невелик. Это имена богов, названия рек, городов, профессий. Анализ же их показывает, что в убейдском языке есть ряд черт, сближающих его с языками дравидов, населяющих Южную Индию.
Какое же реальное событие дало толчок к созданию мифа о потопе? Многие исследователи полагали, что легендарный потоп происходил не в одном месте, а был связан с катастрофой, имевшей большие масштабы. Другие исследователи предлагали объяснить вавилонское и еврейское предания о великом потопе теми наводнениями, которым ежегодно подвергается нижняя долина Евфрата и Тигра вследствие местных проливных дождей и таяния снегов в горах Армении. Основанием для этой легенды послужили ежегодные наводнения во время дождливого и ветреного сезона, продолжавшиеся в Вавилонии несколько месяцев, в течение которых целые округа в долине Евфрата затапливались водой. Дожди и ветры причиняли огромные опустошения до тех пор, пока усовершенствованная система каналов не урегулировала разлив Евфрата и Тигра; с тех пор то, что раньше было проклятием для страны, превратилось в благо и повлекло за собой то изумительное плодородие, которым так славилась Вавилония.
По этой гипотезе, великий потоп был вызван необычайным ливнем, который, впрочем, был лишь на удивление сильным проявлением традиционного сезонного ненастья. Огромные опустошения, вызванные им на большом пространстве долины, произвели неизгладимое впечатление на переживших катастрофу людей и их потомство. В пользу такого взгляда говорит тот факт, что как вавилонское предание, так и древнейшая форма еврейского предания указывают на проливной дождь как на единственную непосредственную причину наводнения.
Подобные бедствия случались в этих краях и сравнительно недавно. Когда английский археолог Лофтус, впервые произведший раскопки на месте древнего города Эрех, 5 мая 1849 года прибыл в Багдад, он застал местное население в паническом страхе. Вследствие быстрого таяния снегов в Курдских горах и необычайно большого переброса воды из Евфрата через канал Сеглавия вода в Тигре поднялась в ту весну на 5 футов выше максимального уровня в обычные годы. Подъем воды превзошел даже уровень 1831 года, когда река опрокинула городские стены и в одну ночь разрушила не менее 7 тысяч домов, в то время как свирепствовавшая кругом чума производила страшное опустошение среди населения. За несколько дней до прибытия английского отряда турецкий паша Багдада собрал все население и велел ему для предотвращения опасности построить вокруг городских стен прочную и высокую насыпь; чтобы земля не осыпалась, она была снаружи укреплена щитами из плетеного камыша. Внутренняя часть города была таким образом защищена от воды, которая все же просачивалась через рыхлую наносную почву и проникала в погреба. За стенами города вода поднялась на 2 фута выше берега. Со стороны реки преградой для наводнения служили только дома, частью очень старые и ветхие. Момент был критический. Люди днем и ночью сторожили ограждения. Если бы где-нибудь плотина или укрепление не выдержали, то Багдад был бы целиком снесен водой.
К счастью, укрепления устояли перед напором воды, наводнение постепенно пошло на убыль. Страна на многие мили вокруг лежала под водой, и за пределами плотины не было никакой возможности сообщаться иначе как на лодках, из которых были сооружены паромы. Город на время превратился в остров среди обширного моря. Прошел целый месяц, прежде чем жители смогли верхом выезжать из Багдада. Испарения от застоявшейся воды послужили причиной вспышки малярии, из населения в 70 тысяч человек не менее 12 тысяч погибло от болезни.
Если наводнения, вызываемые таянием снегов в горах Армении, еще в XIX веке являлись угрозой существованию городов в речной долине, то следует допустить, что такую же угрозу они представляли и в древности. В таком случае вавилонское предание о гибели города Шуруппак от наводнения, пожалуй, имеет под собой фактическое основание. Правда, город этот был уничтожен окончательно, по-видимому, пожаром, а не водой; но ничто не мешает предположить, что он еще раньше погиб от наводнения, а потом был вновь отстроен.
Леонард Вулли был твердо убежден в том, что обнаружил следы того потопа, который нашел свое отражение в Библии. Однако далеко не все исследователи разделяют уверенность английского археолога. В начале 30-х годов XX века соотечественник и коллега Вулли профессор С. Лэнгдон раскапывал другой, не менее древний, чем Ур, город Междуречья – Киш. И здесь культурные слои были разделены слоем ила. Тот же потоп, что пережил Ур? Но почему тогда "потопный" пласт в Уре имеет толщину три с половиной метра, а в Кише – всего лишь полметра? Киш находится от Персидского залива на значительно большем расстоянии, чем Ур, до него могли дойти менее мощные валы наводнения, принесшие соответственно меньший слой ила. Более тонкий слой наноса в районе Киша может объясняться не только тем, что здесь наводнение было уже на излете, но и особенностями рельефа местности. Там, где вода свободно растекалась по равнине, она равномерно распределяла приносимый ею ил, а встретив возвышение или скалу, она накапливала у ее подножия большую массу ила и создавала более толстый пласт отложений. Так как рельеф местности, каким он был 4–5 тысяч лет назад, установить практически невозможно, то открывается широкое поле для всевозможных догадок относительно того, почему в одной местности слой отложений толще, а в другой – тоньше.
Раскопки, проведенные в самых разных городах Двуречья – Уре и Кише, Уруке и родине Утнапиштима Шуруппаке, в столице царей Ассирии Ниневии, показали, что все эти города подвергались катастрофическим наводнениям (так, в Ниневии на глубине порядка 18 метров был обнаружен "потопный" слой толщиной от полутора до двух метров). И все же, что стало основанием для создания легенды о самой кошмарной катастрофе в истории человечества: грандиозное наводнение, единовременно затопившее всю Месопотамию, или ряд таких наводнений, происходивших в различное время?
Чем больше мы узнаем об истории Междуречья, тем более правдоподобной представляется нам вторая версия: потопов было несколько. "Потопный" слой, обнаруженный Лэнгдоном в Кише, датируется примерно 3100 годом до н. э. Вулли обнаружил следы Всемирного потопа в слое, относящемся к 3500 году до н. э. Слои потопа в Шуруппаке, так же как и в Уруке, датируются по-иному. Это говорит о том, что Двуречье пережило не один потоп.
Более того, многие исследователи совершенно справедливо сомневаются в том, действительно ли Вулли нашел следы того катаклизма, который заставил шумеров делить исторические события на события, произошедшие до потопа и после него. Нет причин сомневаться в достоверности исторического события, которое позднее стали называть Всемирным потопом. Южный Ирак – это страна, где наводнения – обычное явление. Надо полагать, что одно из них и было тем самым Всемирным потопом, историю которого пересказывают вот уже в течение пяти тысяч лет. Все исторические события, происходившие до него, дошли до нас в виде довольно путаных мифов, а сам Всемирный потоп отличался от прочих событий тем, что унес несметное число человеческих жизней и причинил огромные разрушения. Возможно, однако, что случившееся одновременно с ним какое-то важное политическое событие придало этому наводнению особое значение.
Археологические раскопки до сих пор не подтвердили того факта, что такая крупная катастрофа постигла всю Вавилонию. Это говорит о том, что хотя наводнения в этой области могли быть весьма крупными, они едва ли выходили за рамки локальной катастрофы. Кроме того, возможно и совершенно иное объяснение происхождения этого "потопного" слоя в Уре. Некоторые исследователи считают его так называемым эоловым образованием, возникшим в результате деятельности ветров и не имеющим ничего общего с потопом.
Вероятно, ближе всего к истине находится теория крупнейшего российского шумеролога и ассириолога профессора Игоря Михайловича Дьяконова. Комментируя переведенный им на русский язык "Эпос о Гильгамеше", он не рассматривает конкретные потопы и другие стихийные бедствия, постигавшие долину Междуречья, а рисует общую картину жизни древнейших земледельцев. "Оттесненные своими соседями в болотные низовья Евфрата, шумерские племена нашли здесь необыкновенно плодородную почву: даже при тех примитивных орудиях труда, какими располагали шумеры в начале III тысячелетия до н. э., с гектара снимали по 25 центнеров ячменя. Однако эта благодатная почва только тогда стала давать человеку верный и постоянный урожай, когда ему удалось обуздать стихию реки, ежегодно заливавшей низины. В некоторые годы – если половодье совпадало с ураганным ветром с Персидского залива – вода разрушала ветхие тростниковые селения шумеров и надолго затопляла и заболачивала освоенные ими поля. Впоследствии шумерская традиция делила историю своей страны на два резко отделяющихся друг от друга периода – мифическую древность "до потопа" и историческую эпоху "после потопа", иначе говоря, на время до создания в Шумере системы отводящих и оросительных каналов и бассейнов и после него".
Таким образом, речь должна идти не о каком-то конкретном потопе, а о периодических наводнениях, которые позднее слились в одно мифологическое представление о Всемирном потопе, после которого начался новый период жизни жителей и государств Месопотамии. О том же, что географический кругозор шумеров был весьма узок, наглядно свидетельствует отрывок из шумерского эпоса "Энмеркар и правитель Аратты", в котором, описывая царивший некогда на земле "золотой век", поэт утверждает:
В стародавние времена земли Шубур и Хамази,
Многоязычный Шумер, великая земля божественных
законов владычества,
Ури, земля во всем изобильная,
Марту, земля, отдыхающая в мире,
Вся Вселенная, все народы в полном согласии
Прославляли Энлиля на одном языке.
"Страна Ури" – это находящиеся на севере Двуречья Аккад и Ассирия. "Земли Шубур и Хамази" – Западный Иран. "Земля Марту" – территория от реки Евфрат на запад, вплоть до Средиземного моря, включая и Аравию. Это и есть "вся земля" в представлении шумеров. В эпоху же, когда первые жители долины Тигра и Евфрата покорили эти реки, создав систему ирригации, их географический кругозор был еще уже и "всем миром" считалась территория Междуречья. Если это так, то "всемирным" мог оказаться любой потоп, любое наводнение, заливавшее низменные земли колыбели человеческой культуры.
Еще один рассказ о колоссальной катастрофе, уничтожившей человеческую цивилизацию, дошел до нас из литературного источника. Уже много столетий трагедия Атлантиды занимает ученых, поэтов, политиков, любителей-дилетантов, писателей и метафизиков. Это объясняется, конечно, тем, что история Атлантиды загадочна и драматична. Однако интерес к ней столь различных людей и их противоречивые суждения, видимо, вызваны прежде всего тем, что их стремление раскрыть эту тайну диктовалось глубоко заложенной в человеческой натуре потребностью познать неизвестное. Возможно, это своего рода ностальгия, таящаяся в глубине души почти каждого человека, тоска о потерянном рае, о садах Эдема, о золотом веке, о колыбели рода человеческого, о древнем и воображаемом театре, где можно проиграть все желанные роли, осуществить в некоей легендарной стране, "если бы она была", все свои мечты.
Тем не менее, за всем этим стоит древняя традиция. Впервые она появляется в серьезных философских трудах Платона, признанного авторитета. То, о чем он написал, дало пищу для размышлений самым высоким умам. Поскольку эта тема выделялась на фоне скучной действительности, она позволяла мыслителям развивать свои фантазии и отождествлять с Атлантидой свои самые сокровенные мечты и идеалы. Возникали бесчисленные концепции и толкования, зачастую весьма субъективные, делались самые противоречивые выводы, которые их авторы яростно отстаивали. Таким образом возник целый цикл полемических трудов с предположениями, утверждениями, опровержениями, взаимоисключающими теориями.
Первоначальную версию, первые сведения об Атлантиде мы находим только у одного автора. Они изложены в двух диалогах Платона, в "Тимее" и "Критии", которые были задуманы как две части трилогии. Платон отвел им место за диалогом "Государство" и намеревался развивать в них основные идеи, изложенные в этом диалоге.
"Тимей" – полностью законченное произведение. Это один из величайших трудов Платона о мироздании. Второй диалог, "Критий", не завершен: он внезапно обрывается как раз на том месте, где речь идет об Атлантиде.
Имя Платона означает "широкий": так прозвали его в юности за широту плеч и продолжали звать в зрелости за широту ума. Он происходил из знатнейшего афинского рода, предком его был Солон, великий афинский законодатель, "мудрейший из семи мудрецов". Смолоду Платон писал стихи, но однажды, когда он нес в театр только что сочиненную трагедию, услышал разговор Сократа, швырнул свою трагедию в огонь и стал самым преданным учеником великого философа. Когда афинская народная власть казнила учителя, Платон возненавидел эту демократию на всю жизнь.