- Боже мой, у меня никогда не было другого дома! - горячо заговорила она. - Я о другом никогда даже не мечтала! Я все сделаю, Роберт, чтобы он был вашим домом. - И вдруг, смутившись от своей чрезмерной горячности, она снова вернулась к обычной несколько суховатой манере поведения и заговорила тоном старшей сестры. - Ну а если мы все дружно возьмемся за дело, мальчик мой, епископа мы из тебя все же сделаем, как, Клер?
Роберт захохотал от восторга:
- Архиепископа, и не меньше, сестренка, иначе к чему весь этот сыр-бор. И без промедления, будьте любезны - скажем, к следующему году, а?
- Веселитесь, ребятки?
Поль одиноко маячил на крыльце; его высокая крепко сбитая фигура занимала весь проем.
- Компания изволила выйти на свежий воздух. Не возражаете, если я тоже с вами поиграю? Или, может, подкинем сперва Клер к папочке и мамочке, не то они подумают, что вы ее снова умыкнули, Ваше преподобие?
- Как он себя чувствует, мам?
Молли быстро бросила на Клер предупреждающий взгляд, но - увы! - слишком поздно.
- Если у меня и есть какие пороки, так только не глухота, - резковатый голос принадлежал Джорджу, который вел Роберта и Поля через крошечный домик в еще более крошечный задний двор. Опечаленная Клер догнала отца и взяла его под руку.
- Я просто беспокоилась о тебе, папочка.
- И напрасно, - погладил Джордж ее ладонь. - Лучше посмотри на мой садик. Я еще хоть куда - могу его поливать каждый день, сую шланг под каждый сорняк и гоняю котов. Вот как, Молли. И не бери в голову, я еще не одну весну переживу, детка!
Озабоченное выражение на лице Молли говорило о том, что ей не до веселья:
- Это, милая, пожалуй, и все, на что он нынче способен, - спокойно заметила она Клер.
Но с Джорджем не так-то легко было спорить.
- Присаживайтесь, милейшие, приятно вас здесь видеть. Нечасто, Роберт, тебе приходится отдыхать. Дел в приходе по горло? Не Бог весть сколько монет - то бишь молитв - возносится нынче у святого Иуды. Прихожан, боюсь, не густо.
Роберт улыбнулся, вспоминая с теплым чувством склонность Джорджа к зубоскальству.
- Есть какие-нибудь идеи по части исправления этого прискорбного положения? Скажем, явить заблудшему городу добрый пример, став моим верным прихожанином?
Джордж рассмеялся, устроившись в удобном шезлонге; воздух со свистом выходил из его груди, словно из лопнувшей шины.
- Не по адресу обращаешься, сынок. В церковь меня теперь доставят только в деревянном бушлате.
Роберт покачал головой:
- Не пойдет, Джордж, мне нужны те, кто еще может откликнуться!
Джордж расхохотался.
- Ну, в таком случае препоручаю твоим неусыпным заботам прямо здесь и сейчас моего блудного сына! Если кто и нуждается в спасении души, так это он.
- Это кто, я? - По лицу Поля расплылась довольная улыбка, и он радостно включился в игру. - И все только потому, что я люблю женщин. Ты просто ревнуешь, пап! Во всяком случае на самом деле им нужен ты, а не я! Куда мне, я всего лишь новичок; это ты у нас старый греховодник!
- Твоя правда, сынок, - с шумным восторгом подхватил Джордж. - В общем, так или иначе, я там буду. А как все сойдутся на пышные похороны, вот и будет тебе церковь набита битком, Ваше преподобие!
- Что правда, то правда, - Поль помрачнел. - Доказательств искать не надо.
- Ты о чем? - Роберт почувствовал, как хорошо понимали друг друга отец и сын.
- Шахтеров убивают, - коротко ответил Поль.
- Убивают? Как? Но не…
- Нет, не туберкулез. - Поль старался не смотреть на отца. - Фатальные несчастные случаи, которых, впрочем, можно было бы избежать. Два за последние полгода.
Роберт был поражен.
- Но потери… страдания… и это при современных методах добычи угля?
- О, мы все собираемся изменить, не беспокойся, - Поль говорил с твердостью и решительностью, чего Роберт никогда раньше в нем не замечал.
- Упаси тебя Боже, сынок. - Джордж тоже стал серьезным. - Мне-то уж поздно; я знаю, что это так, не переживай. Но для тебя я бы хотел лучшей доли, Поль. Боже Всемогущий! - внезапный гнев охватил старика и он даже забыл о присутствии Роберта. - Никогда бы не подумал, что буду отговаривать собственного сына от шахтерской жизни! Но если ничего не изменится к лучшему, Поль, вали отсюда ко всем чертям! Нечего подыхать за Уилкеса и его шайку, это я тебе как отец говорю!
Со щемящей болью в сердце Клер последовала за матерью на кухню.
- О, мама, он гораздо хуже, чем я думала - гораздо хуже, чем был!
- А чего ты ожидала? - Молли занялась приготовлением гигантской горы бутербродов. На лице ее застыло скорбное выражение привычной к страданиям простой женщины. - В старости с шахтерами всегда так, пора бы это знать, дорогая. А ну-ка, помоги. И выше нос! Ему незачем видеть тебя такой огорченной. Пусть хоть порадуется остаток жизни.
Разгоряченный от присутствия близких людей, Джордж чувствовал себя как никогда хорошо.
- Да, здесь у нас, куда ни глянь, проблемы. Начальство все против шахтеров, а шахта одна против всего города. Но сейчас там Поль, и кому как не ему исцелить все эти болячки. Ты же знаешь, он теперь у нас большой человек. Профсоюзный босс всей округи. Пусть попробуют обойтись без Поля Эверарда!
Роберт с изумлением повернулся к Полю:
- А ты даже и не заикнулся о том, что стал профсоюзным лидером!
Поль отмахнулся от поздравлений друга.
- Не пытайся делать вид, что это пустяки, сынок! - Джордж хотел сполна насладиться триумфом сына. - Не так-то просто было разрушить все планы Уилкеса и выгнать в шею этого сукина сына Калдера…
- Уилкес? - Что-то сегодня слишком часто звучит это имя, подумал Роберт.
- Я тебе сейчас кое-что расскажу о нем, - мрачно заговорил Поль. - Новый человек наверху, напичкан всякими новомодными бреднями об "экономической эффективности" вперемежку с библейскими сентенциями - все, разумеется, к вящей славе его, Уилкеса. Он прямо до смерти жаждал твоего приезда, дружище! Он спит и видит, как переманить Господа Бога в компанию боссов.
- А кто такой Калдер? - Роберта не покидало чувство, что ему очень скоро придется столкнуться с этими людьми.
- Калдер? - Красивое лицо Поля исказила гримаса отвращения. - Пресмыкающееся подлее змеи; годами был здесь профсоюзным боссом. Продажен до мозга костей и при этом страшно активен - все, разумеется, в пользу начальства, и собственное гнездышко не забывает. Все они - Калдер, Уилкес с братией - повинны в безобразной технике безопасности на нашей шахте. Этого Калдера надо раздавить как клопа, и я готов взять на себя это дело!
Когда, когда появилась в нем эта жажда насилия? Роберт не узнавал своего друга.
- Да, да, - наклонился вперед Джордж, пальцы его судорожно ловили воздух. - Годами все изнашивалось, вся эта техника безопасности ни к черту не годится. Нет денег - они не хотят выкладывать ни копейки. Шахты старые - их нужно ремонтировать - работы сейчас ведутся на большей глубине…
- А Калдер все вынюхивает и нашептывает Уилкесу и дирекции, что я смутьян и подстрекаю шахтеров к забастовке, лишь бы подложить боссам свинью. Раздавить гадину! И я это сделаю!
Вновь Роберт видел другого Поля, совершенно не похожего на веселого дружка его юности, у которого в голове были одни только машины да девчонки.
- Но Поль дал ему жару, правда ведь, сынок? - Старика Джорджа так и распирало от гордости за своего первенца. - Поль таки вышиб его, как тот ни старался.
- Этого он мне до конца дней своих не простит! - На секунду Роберт увидел прежнего ребячливого Поля. - Он меня держит на мушке. Да только кишка тонка, не так-то просто будет ему меня достать!
- Все это звучит как речь готового политика, - пробормотал с увлечением слушающий Роберт. - Ну а как насчет идеи плюнуть на шахту и поискать удачи в другой лотерее?
- Одно другому не помеха, - подмигнул Поль. К нему вернулось его обычное веселое расположение духа. - Сначала я хочу разобраться с шахтерскими делами; надо же разгрести эту кучу дерьма, которую Калдер и присные оставили нам. А потом, пожалуй, можно и свалить отсюда.
- Что, не хотелось бы заканчивать жизнь такой развалиной, как твой папаша? - без всякой злости вмешался Джордж.
- Само собой, пап. К тому же не всем Эверардам суждено выйти замуж за священнослужителя и получить пропуск в респектабельную обеспеченную жизнь!
- Вот те на! - смеясь, запротестовал Роберт. - А я-то полагал, что твоя сестра вышла за меня по любви!
- А я полагаю, - заявила Клер, внося вслед за Молли огромный поднос с едой, - что после всех моих усилий я получила собственный паспорт, так что премного вас благодарю. И у меня диплом учительницы младших классов, прошу не забывать. А теперь, если будущий премьер-министр и будущий архиепископ сподобятся сойти со своих пьедесталов, прошу к столу - кушать подано!
Огромная тропическая луна стояла в блеклом весеннем небе, Южный Крест переливался далеко на западе, четко выступая на бархате ночи. Поодаль купы призрачных каучуковых деревьев, словно чуткие стражи, застыли над залитым лунным светом утесом: "Боже мой, как я люблю эту страну", - подумал Роберт. Тихо прикрыв за собой входную дверь, он нырнул в теплую пахучую ночь, как пловец в воду.
Без всякого труда он прошел на кладбище и в уединенном тихом уголке нашел то, что искал.
"ВЕЧНОЙ ПАМЯТИ РОБЕРТА ДЖОРДЖА МЕЙТЛЕНДА И ЕГО ЖЕНЫ ЭММЫ ЛАВИНИИ МЕЙТЛЕНД"… Роберт осторожно прикоснулся к еще острым краям букв, выбитых на мягком камне, и опустился на колени.
О, если б он внимательнее слушал нежные и полные беспокойства слова матери, которые столько месяцев она шептала ему! О, если бы не отстранял ее с воинственным пылом, поглощенный своими планами на будущее и не способный увидеть то, что происходит у него под носом. О, если бы они с отцом не были вечно на ножах - если б отец не был столь твердолобым, столь упорным в своих притязаниях на правоту - если бы он был! О, если бы он нашел в себе силы в тот день и отговорил отца садиться за руль…
И самое главное… если б только ему было дано время, дарована возможность исправить случившееся. Ведь конец наступил с такой жестокой беспощадной неожиданностью. Трагедия отняла у семьи Мейтлендов годы, необходимые для того, чтобы любовь и умиротворенность залечили раны, нанесенные взаимным озлоблением и постоянным раздором.
Роберт понимал, конечно, что не на кем одном лежит вина. Как потом выяснилось, отец выехал из дома и гнал машину на бешеной скорости, подстегиваемый неутихающей яростью, поэтому, когда у него внезапно отказало сердце, которое давно уже серьезно пошаливало, у них, по существу, не было шансов спастись. Именно поэтому отец не мог затормозить, и машина, сорвавшись со скалистой кручи, рухнула в смертельные объятия черных скал.
Сразу же после похорон Роберт сел на поезд дальнего следования, даже не представляя, куда направит свои стопы. Одиссея эта длилась довольно долго, он носился с места на место, пока не нащупал, наконец, нужную дорогу. Он понимал, что никогда не развяжется с прошлым, пока не найдет способа рассчитаться с ним, к чему он стремился всей душой. Когда эта мысль окончательно созрела в его сознании, обрел черты и план будущих действий.
Ни у кого не спросив совета, он поступил на теологический факультет в колледже на другом конце Австралии и, начав с простого студиозуса, постепенно поднялся до рукоположенного священника. Тем самым он давал обет посвятить свою жизнь Богу, чтобы, насколько было в его силах, встать на место отца, вину за гибель которого он полностью принимал на себя.
- Но Брайтстоун… здесь, где я согрешил… Отец небесный, неужели такова воля твоя?
Полнейшее молчание было ответом на его страстный шепот. Роберт ждал упорно и почти ни на что не надеясь; и мало-помалу в его сердце стали проникать живительные капли умиротворения и покоя. В бесконечности неба недвижно сияли звезды, и огромная луна застыла, безразличная к течению времени.
* * *
Бдение его было долгим. И все это время за ним непрестанно следила маленькая фигурка в окне второго этажа. А когда Роберт наконец на цыпочках пробрался в спальню, его не удивил голос Клер, донесшийся из темноты:
- Иди в постель, дорогой. Поспи немного. Завтра тебе надо быть в форме, чтобы встретиться с людьми.
Роберт не спеша раздевался.
- С какими людьми?
Клер глубоко зевнула и потянулась как кошка.
- Я прекрасно понимаю, что община в Брайтстоуне совсем развалилась в последние годы, но мы молоды, Роберт, мы будем трудиться, не покладая рук, и ты все восстановишь. Все будет хорошо, я уверена. Епископ послал тебя сюда, потому что не сомневается, что ты тот самый человек, который здесь нужен…
- Епископ послал меня сюда ради моего блага, потому что считает, что я слишком молод и честолюбив.
Клер не могла понять, куда он клонит.
- Чего ты хочешь, Роберт?
Он устроился под простынями, вытянувшись всем телом, и она услышала его смех.
- Если б я только сам знал!
- Ты считаешь, что слишком хорош для Брайтстоуна, так что ли?
- Да нет же, нет! - он понизил голос. - Нет… если я чего и боюсь, так только того, что недостаточно хорош.
- О, милый…
Он страстно потянулся к жене, желая прижать к своему обнаженному телу, слиться с ней, стать одним существом. В нетерпении он сбросил с нее ночную рубашку; руки его ласкали ее с привычной и в то же время каждый раз новой силой. Прижав Клер к груди, он покрывал ее лицо поцелуями, с какой-то неутолимой жаждой впиваясь в губы.
Он чувствовал в себе прилив юношеских сил. Смеясь от восторга, он попытался немного умерить свой пыл. Он нежно ласкал ее шелковистые плечи, бока и гладкие округлые бедра; ладони его совершали круги, двигались неустанно, и наконец она застонала и вся потянулась к нему, и когда его пальцы коснулись грудей, затвердевшие соски были ему наградой за все усилия, красноречиво свидетельствуя, что она созрела и готова ко всему, что он ни пожелает.
- Роберт! - Голос у нее был хриплый, выходящий откуда-то из глубины ее существа. Смеясь ликующим смехом, лаская и играя ею, как настоящий мастер, он растягивал ее ожидание. Ночь длинна, и только он мог умиротворить и удовлетворить это рвущееся из глубины ее существа желание. Рассвет уже зажег горизонт и начал заливать мир белыми и золотыми потоками света, когда они, наконец, уснули, возрожденные друг в друге, в предвосхищении наступающего дня.
4
Брайтстоун лежал в утреннем свете, словно цветок, раскрывшийся навстречу солнцу. С каждым днем становилось все теплее, бриз, дующий с моря, овевал желанной прохладой в послеполуденную жару. Роберт отъехал от пасторского дома; церковь, казалось, напутствовала его своим благословением, незыблемо высясь над скалой и над всем городом. Сердце его наполняла надежда, в то время как руки и ноги сражались с незнакомым управлением новенькой машины. Да черт с ней, успокаивал он себя. Есть время подумать, как заменить арендованную машину купленной; в конце концов, можно научиться управлять ею; главное, что он приступил к работе, к которой был призван.
Почти бессознательно рука его потянулась к шее и длинные чуткие пальцы притронулись к непривычно жесткому воротничку. Когда он служил в городском приходе младшим диаконом сразу после рукоположения, ему редко приходилось полностью облачаться в одежду церковнослужителя. В его обязанности входило помогать жертвам городской жизни двадцатого века и стараться не отпугивать их одеяниями, напоминающими о принадлежности к миру власть имущих, которые и были в глазах этих отверженных повинны в их несчастьях. Своим прихожанам Роберт представал скорее в лучах братской заботы, а не как Отец, облаченный в ризы Божьей власти.
В Брайтстоуне роль его совсем иная. Здесь он должен быть отцом, братом, духовным наставником, а с Божьей помощью душепопечителем и утешителем униженных и оскорбленных. С горечью прикасался он пальцами к манишке, тяжелому официальному черному костюму, от которого, наверняка, ему придется страдать уже к вечеру. Может, он чересчур серьезно относится к себе? Поживем - увидим. Про себя Роберт отметил, что этим вопросом надо будет заняться специально в конце недели.
Шоссе, ведущее в Брайтстоун и являвшееся главной улицей городка, разворачивалось перед глазами, как лента, по мере того, как он спускался с мыса. Череда низеньких лавочек из красного кирпича, маленький пыльный банк, а дальше вниз "супермаркеты" с железными крышами и снэк-бары, разбросанные вокруг возвышающегося над ними кинотеатра - то, что мать называла "бедный конец города" - все это живо волновало его, как место его будущих действий. Брайтстоун! Итак, да будет! Он припарковался и вышел из машины.
Несмотря на ранний час, по улице сновали люди: одни торопились на работу, другие шли за покупками. Сам того не ведая, Роберт привлекал всеобщее внимание - и своим приятным лицом, и изысканными манерами, и непривычным священническим одеянием. Идущая навстречу женщина внимательно посмотрела на него, будто узнавая. Роскошные соблазнительные формы и платье респектабельной преуспевающей дамы не могли скрыть ее довольно юный возраст. Когда она, улыбаясь, направилась к нему, Роберт совершенно неожиданно вспомнил:
- Дженис Писли!
- У тебя отличная память! - рассмеялась Дженис, продемонстрировав прекрасные острые белые зубы на загорелом лице. - Но если уж на то пошло, я тоже не забыла тебя. - Она облизнула маленьким розовым язычком свои губы. - Я частенько спрашивала Поля Эверарда, куда ты запропастился - все пыталась чего-нибудь вынюхать.
В ее манере было нечто большее, чем простое заигрывание. Ну и ну, подумал Роберт со смешанным чувством изумления и симпатии. Он вспомнил, как бегал за ней в старших классах Поль, и тут же в ушах зазвучала брошенная в досаде фраза самого Поля:
- В голове у нее только ты!
- Ну, вот я и вернулся, - мягко сказал Роберт. - И надеюсь увидеть тебя в церкви, Дженис. С этого воскресенья мы начинаем регулярные службы.
- Если кто и может затащить меня туда, так это ты! - в смехе ее чувствовалась горечь; Дженис пристально посмотрела на него. "Боже мой, какая потеря", - подумала она. - Нельзя скушать, так хоть послушать. Коль все равно тебя зацапала церковь…
- Никто меня не сцапал, Дженис, - как можно мягче ответил Роберт. - Это мой выбор. Дай мне шанс убедить вас всех. А вообще рад тебя видеть. Ну, до встречи в церкви?