– И ты тоже. – С экрана послышался шум, и сестра оглянулась через плечо. – Послушай, мне нужно идти. Только что появился хозяин. Не позволяй племяннику Аны запугать тебя, договорились? Ты нисколько не хуже, чем он.
– Спасибо. Я тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю.
Улыбка исчезла с лица Пейшенс, как только она отключила связь. Пайпер так верит в нее. Пейшенс вовсе не из-за всего в своей жизни испытывала стыд. Например, она вырастила Пайпер. И очень гордилась тем, какой стала ее маленькая сестренка. Дать Пайпер шанс на будущее – хорошее будущее, – вот чего она всегда для нее хотела.
За спиной послышался стук. От неожиданности она вздрогнула.
– На этот раз вы не сможете обвинить меня за то, что я подкрадываюсь, – произнес Стюарт. – Я постучал.
Да, он постучал и теперь застыл в дверях, скрестив руки на груди. Высокий и стройный… словно скульптура. Он даже в джинсах и босой умудряется выглядеть по-королевски внушительно. Она уверена, что и в лохмотьях он все равно выглядел бы точно так же. А очки, которые любого другого сделали бы "ботаником", на нем смотрелись просто шикарно…
У Пейшенс из заколки выпало несколько прядок, она смущенно откинула их с лица и спросила:
– Вам что-нибудь нужно?
– Мне вдруг пришло в голову, что я произвел впечатление… Вы что, записываете счета?
Его взгляд упал на раскрытую бухгалтерскую книгу, лежащую на секретере.
– Я сверяю чековую книжку. Ана любит записи от руки, как дополнение к записям онлайн в компьютере. – Пейшенс хотела добавить, что его тетя попросила ее взять на себя эту заботу, потому что стала путаться в цифрах, но расскажи она ему про это, он сочтет, что она оправдывается, а она не желает чувствовать себя виноватой за то, что делает свою работу.
– Я никогда не понимал ее упорства вести записи дважды, – ответил он.
Пейшенс ждала более ехидного замечания.
Он подошел поближе к секретеру и через ее плечо уставился на экран лэптопа.
– По-моему, таким образом возникает больше возможностей для ошибок.
– Я пыталась убедить Ану в том же. – Пейшенс постаралась сжаться, но его грудь почти касалась ее уха. А запах его лосьона… чистый, свежий.
– Вы забыли ввести номер чека 3521, – сказал он, указывая на экран.
– В этом-то вся проблема, – ответила Пейшенс. – Ана забывает отмечать чеки в обоих местах. Видите? – Пейшенс указала на запись в гроссбухе. – Чек 3521 внесен ее рукой. – Она заерзала на стуле. – Вы собираетесь допрашивать меня обо всем, что я делаю с тех пор, как живу в доме? Если так, то вам придется остаться здесь очень надолго.
– Я ни о чем не допрашиваю. Я всего лишь указал на пропущенный чек.
– Послушайте, – сказала она, – я знаю, что я вам не нравлюсь…
– Я никогда не говорил, что вы мне не нравитесь.
Пейшенс непонимающе заморгала:
– Разве?
– Нет. Я сказал, что не доверяю вам. Есть разница.
Разница не большая.
– Да ну? Вот спасибо. Какое облегчение.
У него слегка покраснели щеки, он даже смущенно улыбнулся.
– Я пришел, потому что понял: то, что я сказал на кухне, не прозвучало извинением, как следовало. Я должен был сказать, что сожалею, что разговаривал с вами прошлым вечером, словно вы – свидетель в суде. Надо было прекратить разговор на эту тему, раз Ана подтвердила ваш рассказ.
– На самом деле, – ответила ему Пейшенс, – вам следовало высказать сожаление, что вы предположили, будто я причинила вред вашей тете.
Стюарт уперся в край стола, и она оказалась в капкане его рук. Тепло его тела, запах лосьона щекочет ноздри… От этой гремучей смеси у Пейшенс часто забилось сердце.
– Ана – это моя единственная семья, – сказал он. – Я не буду извиняться за то, что пытаюсь ее оберегать.
Вот тут бы и отплатить ему той же монетой, также едко. Но Пейшенс поняла его. Поняла это желание оберегать свою семью, делать для родных то, что необходимо, чего бы это ни стоило.
Хотя она не готова до конца его простить.
– Давайте прямо все выясним, – сказала она и решительно расправила плечи. – Я люблю Ану. Она по-доброму ко мне отнеслась. По-настоящему хорошо. Я никогда ее не обижу. Мне безразлично, какая у вас значительная причина, но… с вашей стороны непорядочно думать обо мне плохо.
Они опять вернулись к тому, с чего начали, – противостоянию. Пейшенс едва справлялась с дыханием. Почему она так волнуется? Его запах тому виной, его близость или это оттого, что она стоит на своем?
Стюарт лениво улыбнулся:
– Да, я повел себя непорядочно, признаю.
Неужели она одержала над ним победу?
– Ну наконец-то мы хоть на чем-то сошлись. – Пейшенс снова откинулась на спинку стула и… оказалась прижатой к его руке. Надо сейчас же выпрямиться, отодвинуться! Но это обнаружит ее волнение, а она ведь не волнуется! Пейшенс изобразила равнодушие и постаралась спокойно произнести: – Извинение принято.
Стюарт усмехнулся, но, к счастью, отстранился от нее. Теперь Пейшенс стало не хватать его запаха.
– Как насчет того, чтобы начать с чистого листа? – произнес он. – Привет. Я – Стюарт Даченко.
Она уставилась на его протянутую руку и подумала о том, что следовало бы поостеречься.
– Почему? – спросила она.
– Что – почему?
– Почему поворот на сто восемьдесят градусов?
Он явно ждал вопроса, потому что рассмеялся:
– Потому что вы правы, а я был дрянью. И еще потому, что Ана намылит мне шею, если узнает, как я себя повел. Наши пререкания, словно мы двенадцатилетние подростки, ее расстроят. Поэтому я надеюсь, что ради ее спокойствия мы будем вежливы.
В его предложении есть резон.
– Это означает, что вы решили мне доверять?
– Не будем впадать в крайности. Однако я готов дать вам возможность доказать мне, что я не прав.
– Ну, это огромный шаг вперед с вашей стороны. – Хотя говоря по правде, у них есть кое-что общее: она ему тоже не доверяет.
Он все еще стоял с протянутой рукой. Что ж, и она сделает шаг навстречу. Ради Аны.
– Я – Пейшенс Раш, – сказала она, пожав ему ладонь.
Его пожатие было крепким и уверенным. У нее по руке снизу вверх пробежала дрожь. Пейшенс испугалась. Тоненький голосок прошептал ей, что она играет с огнем. Стюарт – не какой-то вонючий подонок, которого она в силах отвадить одним взглядом. Он тот, чье влияние и вес могут погубить ее жизнь. На нем словно висит плакат со словами предостережения: "Не дотрагиваться".
– Рад с вами познакомиться, Пейшенс. Я с нетерпением жду возможности лучше узнать вас.
– Я тоже.
Она не знала, что еще сказать. Впрочем, как и он. Повисло неловкое молчание. Непонятные флюиды протянулись между ними и связали их. Это сверхъестественно. У Пейшенс было неукоснительное правило – создавать невидимую стену, отгораживающую ее от остального мира. Это не касалось только Пайпер. Почувствовать любого рода связь выводило ее из равновесия.
Но эта улыбка Стюарта… задумчивая, лишь уголком рта.
– Увидим, какие мы с вами вежливые.
– Не стоит впадать в крайности, – повторила она его слова. – Прошла всего минута. Посмотрим, что будет в конце дня.
– Я готов рискнуть, если и вы тоже рискнете.
О, она только за. Если вежливость подразумевает, что он прекратит разговоры о "секретах", то она готова быть с ним вежливой до конца своих дней.
Глава 3
Пейшенс была удивлена, когда Стюарт не стал настаивать на том, чтобы наблюдать за ее работой, а лишь дружелюбно произнес:
– Не забудьте отметить чек 3521.
Вероятно, намеревается перепроверить все позже, решила она.
После ланча Стюарт отправился в больницу к Ане, а Пейшенс осталась мыть окна. Она хотела было тоже навестить Ану, но потом передумала: подождет до вечера, чтобы Стюарт оценил, какая она хорошая домработница. А возможно, чтобы избежать общения с ним. Быть вежливой намного проще, если… не видеть друг друга. Энергетика, возникшая, когда они пожимали руки, до сих пор ее не отпускала. Раз трепет в животе не проходит, то мытье окон поможет от этого избавиться.
Вооружившись средством для мытья стекол и мятыми газетами, Пейшенс ожесточенно терла окна, пока запах не стал разъедать ноздри, а стекла не засияли. Потянувшись, чтобы размять затекшую спину, она взглянула на каминные часы в салоне: пять часов, значит, пора кормить прожорливое животное. Удивительно, что Найджел не прибежал наверх, громко мяукая. И в коридоре его не было.
– Нечего прятаться, чтобы потом налететь на меня из-за угла! – крикнула Пейшенс, спускаясь по лестнице на кухню. – Предупреждаю: если станешь меня пугать, то мое расположение ты потеряешь.
– Учту, – ответил Найджел голосом Стюарта. Он стоял у кухонного стола с банкой кошачьего корма в руке, а Найджел вился у него между ног.
– Что вы здесь делаете? – спросила она, чувствуя, что голос звучит у нее уж слишком отрывисто. И уже мягче закончила: – Я хочу сказать… я думала, что вы навещаете Ану.
– Я только что вернулся, а Найджел сидел у двери. Он едва не сбил меня с ног и не сломал лодыжку, требуя еды.
– Этого еще не хватало! – театрально воскликнула она. – Слава богу, что вы не были на лестнице. – Молодец Найджел: сыграл ей на руку. Киска заработала лишнюю порцию тунца.
Надо отдать должное Стюарту – он выглядел виноватым.
– Намек понял. Я был не прав.
– Что я и говорила. – Поскольку они договорились быть вежливыми, она оставила злорадство при себе, наклонилась и забрала у него миску и почесала кота за ухом, когда тот подбежал к ней. – Как Ана себя чувствует?
– Она на анальгетиках и большей частью спит, а пару раз, когда просыпалась, то сознание у нее путалось. Медсестры уверяют, что в ее возрасте это нормально. – Он шумно выдохнул.
Пейшенс еще больше смягчилась. Одному богу известно, как потрясен Стюарт и как переживает, что отсутствовал целых восемь месяцев.
– Я уверена, что она очень скоро станет самой собой, такой же энергичной, как всегда, – сказала Пейшенс, чтобы поддержать его. И себя тоже.
– И медсестра так говорит. Но… А вы знаете, что четверть пожилых людей с переломом бедра умирает спустя полгода?
– К Ане это не относится. Она вас убьет, если это услышит. И она сломала лодыжку, а не бедро, так что ваша статистика здесь ни при чем.
– Вы правы – ни при чем. – Улыбка разгладила напряженные морщинки на его лице, на щеках обозначились ямочки – они ему очень шли. Конечно, он хорош собой и серьезный, но с искрящимися глазами… чудо как хорош.
– Да, Ана меня убила бы, – добавил он. Теперь они оба улыбнулись. Стюарт выложил кошачью еду из банки в миску.
– Я собиралась сегодня навестить Ану, – сказала Пейшенс.
– Я тоже поеду. После обеда.
Черт! Она совсем забыла про обед. Обычно к этому времени она занималась готовкой, но так увлеклась мытьем окон – и тем, что старалась не думать о Стюарте, – что другие обязанности вылетели у нее из головы.
Пейшенс откинула ладонью волосы с лица.
– Надеюсь, вы не будете возражать против простого обеда. Я забыла вынуть мясо из морозилки.
– Не беспокойтесь. Я перехвачу что-нибудь по пути. Ужасно хочется съесть гамбургер в ресторане "У Эла".
– Ну нет.
– Что? Вам не нравятся его бургеры?
– Да нет, нравятся. – Пейшенс удивилась, что Стюарт это любит. Ресторанчик "У Эла" представлял собой крошечное заведение около эстакады метро. Такие места, разумеется, не проходят санинспекцию, но там самые что ни на есть вкусные бургеры и сэндвичи с бифштексом. Стюарту больше подошло бы что-нибудь высшего разряда, изысканное, ну, к примеру, винный бар дальше по улице. – Их барбекю ни с чем не сравнится.
– Хотите пойти со мной?
С ним? У нее зашевелились волосы на затылке. Пейшенс не доверяла этому новому Стюарту, более мягкому. Нельзя забывать, что он все еще не доверяет ей.
– Нам обоим надо поесть, – сказал он, заметив ее нерешительность. – Мы же потом собираемся в больницу. Почему не поехать вместе?
Почему нет? Да она найдет тысячу причин сказать "нет", начиная с того, что ей следует его избегать, не давать ему возможности выкопать о ней сведения.
– К тому же я задолжал вам извинения за Найджела: я был не прав.
– Правильно, задолжали, – ответила Пейшенс.
– Так что? Да?
Его улыбка… обворожительна. Сердце у нее подпрыгнуло – оно определенно подсказывает ей ответить "нет". А голос в мозгу напомнил, что она играет с огнем. Но сопротивляться такой улыбке выше ее сил.
– Хорошо, – согласилась она.
Назвать заведение "У Эла" рестораном – слишком громко сказано. Кое-кто из обитателей Бикон-Хилл находят обшарпанные кабинки и подтеки кетчупа на столах особой атмосферой. Пейшенс считала, что это просто грязь. Место слишком напоминало ей прошлые дни ее жизни.
– Мы можем взять заказ с собой, – предложил Стюарт, правильно истолковав выражение ее лица.
Пейшенс покачала головой:
– Нет. Останемся здесь. – Не хватает ей еще пикника у реки – не стоит превращать обед в свидание.
Этот другой, более добрый Стюарт заставлял ее нервничать. Они ведь отнюдь не друзья, и она не уверена, что стоит серьезно воспринимать его извинения. Так что с какой стати им вместе идти еще куда-то?
Сделав заказ, они сели в кабинку в дальнем углу ресторана, выбрав столик почище, насколько это было возможно. Пейшенс тут же вытащила упаковку влажных салфеток и стала смахивать крошки. Стюарт засмеялся:
– Вам не кажется, что это ни к чему?
– Вы предпочитаете есть за грязным столом? – спросила она. Его смех начинает ее волновать… словно теплый сироп прокатился у нее по позвоночнику. Каждый раз, когда она слышит этот смех, у нее начинается внутренний трепет. Пейшенс удвоила свои усилия по приведению стола в порядок, чтобы подавить дрожь. – Даже не хочу думать о том, что творится на кухне.
Около салфеточницы красовалось засохшее пятно от пролитой колы, и Пейшенс с силой принялась его оттирать.
– Пайпер сойдет с ума, если увидит это место.
– Кто это Пайпер?
Пропади он пропадом! Она и не подозревала, что говорит вслух. Прошло всего пять минут, а она уже приоткрыла дверцу для личных вопросов. К счастью, Пайпер – единственная личная тема, которую она может обсуждать всегда.
– Пайпер – моя сестра.
– Дайте-ка я угадаю. Она тоже занята работой по хозяйству?
– Нет. Кулинарией, – с гордостью ответила Пейшенс. – Она учится на шеф-повара. В Париже.
– Вот это да.
По его тону и одобрительному взгляду она поняла, что он впечатлен и поверил ей. Гордость за сестру подскочила на несколько градусов.
– Ее приняли в школу прошлой осенью. Она всегда мечтала стать известным кулинаром.
– Вы, должно быть, ею гордитесь.
– Мало сказать горжусь. Я думаю, что с ее талантом она станет главным шеф-поваром. Еще ребенком ей удавалось смешивать, казалось бы, несовместимые продукты и превращать их в безумно вкусные блюда. Как-то раз прихожу домой и вижу – она готовит оладьи из халапеньо.
– И это было вкусно?
– Хотите верьте, хотите нет, но вкусно. Хотя все кругом было усыпано мукой, и я ночью еле-еле отмыла стол.
Разговор был нарушен группой студентов колледжа, которые усаживались в соседнюю кабинку сзади них. Они так громко смеялись, что даже не было слышно, как выстреливают крышки банок с пивом.
– Я и забыл, что сюда приходят со своими напитками, – сказал Стюарт. – Мы могли бы принести бутылку мерло.
– Не похоже, что здесь пьют мерло, – заметила Пейшенс.
– Ясно. Тогда пиво.
Пейшенс не удалось скрыть гримасу.
– Вы не любите пиво?
– Я не переношу этого запаха. – Он бы тоже не переносил, если бы провел не один год, вдыхая кислый, спертый воздух.
К счастью, Стюарт не стал ее расспрашивать. Он раскинул руки, отчего рубашка плотно натянулась, обрисовав торс. Пейшенс пришло в голову, что он самый классный мужчина в ресторане. А он и не догадывается об этом.
– Значит, мечта вашей сестры стать известным шеф-поваром, – сказал он. – А ваша? Вы наверняка не хотите всю жизнь быть домработницей.
"Сделать так, чтобы мечта Пайпер осуществилась".
Пейшенс старательно извлекала салфетки из дозатора. Он старается выудить из нее секреты. Ищет разгадку того, почему она нанялась к его тете. Что бы он подумал, скажи она ему, что в детстве ей было не до мечтаний? И что потом было время, когда даже должность домработницы казалась недоступной? Интересно, тогда он будет доверять ей больше или меньше? Пейшенс догадывалась, какой будет ответ.
– Я-то считала, что у нас перемирие, – ушла она от ответа.
– Да я просто разговариваю. Вот уж не думал, что попросил вас разгласить государственную тайну.
Он прав, а она зря так реагирует. Он ведь не виноват, что коснулся больного вопроса.
– Я хотела стать учительницей, – уже мягко произнесла она.
– Но разве это так трудно? – Черт бы его побрал за эту харизматичную улыбку! – Почему вы передумали?
– Я просто выросла, – отрезала она. – Наша мама умерла, и мне пришлось растить Пайпер. – Наверное, лучше кое-что рассказать. Это разумнее, чем постоянно ершиться.
– Не легко ходить в школу и воспитывать младшую сестру.
Не стоит сообщать ему, что денег на школу не было, но ему не нужно это знать.
– Простите, сколько вам было лет?
– Восемнадцать.
– Вам, должно быть, туго пришлось.
– Мы справились. А вы? – Она поспешила перевести разговор на него. – Вы всегда хотели стать юристом?
Он засмеялся:
– Нет, конечно. Ни один маленький мальчик не хочет стать юристом. Я хотел стать профессиональным бейсболистом.
– И что случилось?
– Я вырос, – повторил он ее же ответ, но у него слова прозвучали без колкости, а грустно. – Нужно иметь атлетические способности еще ребенком, чтобы стать профессиональным спортсменом.
Глядя на него, трудно поверить, что он не был таким мальчиком.
– По-моему, у вас фигура что надо, – сказала она. На что он изогнул брови, чем вогнал ее в краску. – Я хочу сказать, что вы вовсе не такой хилый, как говорите.
– У меня было слабое зрение, аллергия и детская астма. Поверьте, никто не мог спутать меня с Бейбом Рутом. – Он усмехнулся: – И Галерея славы впереди не маячила. Так что меня направили по стезе семейного бизнеса.
– Я думала, что ваш семейный бизнес – это рудники. – Ана постоянно говорила о серебре Даченко.
– Это было в прошлом веке. А дедушка Теодор сделал семейным бизнесом право. И слава богу. Можете себе представить, как я кашляю, пробираясь по серебряному руднику?
Пейшенс рассмеялась. Его среда – костюмы от модельера и богатое общество.
– Вы сказали, что вас направили в семейный бизнес. Выходит, вы сами этого не хотели?
– Иногда начинаешь заниматься чем-нибудь и сам не понимаешь, как получилось, что ты втянулся, – пожал плечами он.
Пейшенс это тоже касалось, хотя его жизненный путь далек от ее собственного.
– Вам, по крайней мере, это нравится?