- Да, в общем, я знаю, Настя, что ты любишь Шурку и тоже хочешь, чтобы он был счастлив, чтобы все его мечты исполнились. И что ты сама прекрасно понимаешь - у него должно быть пространство и свобода для этого. Чтобы Саша имел возможность все свои силы отдать, полноценно работать. А нам, женщинам, иногда приходится в такие моменты отойти. Дать любимому человеку такую свободу, хоть и в ущерб своим желаниям.
Мать Саши все еще смотрела на нее. Смотрела минуты две, наверное. Словно еще что-то хотела сказать. Но молчала, потому что мысль была очевидной и не нуждалась в озвучивании. Потом поднялась и погладила Настю по плечу:
- Я пойду, наверное, Настя.
И она действительно ушла.
А Настя отчего-то так ничего и не сказала. Да и как она могла перебить или возразить тете Наташе? Или что сейчас, вдогонку, могла бы ответить?
Вместо того чтобы что-то говорить, Настя зачем-то и сама вышла в коридор, обула босоножки и закрыла за собой дверь квартиры. Она не знала куда идет, даже не вполне осознавала, что бредет по улице. В той пустоте, которая так и не покинула ее голову, все еще звучали только что услышанные слова тети Наташи. Они крутились то так, то эдак, меняя тональность и ударение. И постепенно мысли самой Насти словно впитывали их, принимали мнение тети Наташи.
Эта женщина восхищала ее все то время, что они были знакомы. Более того - служила практически идеалом матери. И мнение тети Наташи всегда являлось авторитетным для Насти. Ведь эта женщина не бросила своего ребенка в интернате. Не оставила его сиротой без роду и имени, как поступила безымянная родительница самой Насти. Нет, тетя Наташа всегда думала о своем сыне, заботилась о Саше, даже когда ради этого ей пришлось уйти от любимого мужа, потому как тот считал сына неполноценным и бил. Кто лучшее нее мог знать, что необходимо ее ребенку?
И что могла Настя сказать? Что имела право возразить? Она не знала.
Так же, как и не знала, имеет ли право она, сирота, претендовать на место в жизни Саши, мешая ему реализовывать свои мечты.
Валерий был удивлен. Он совершенно не ожидал увидеть здесь Настю. Сегодня никто из них не должен был приходить. Дмитрий еще вчера предупредил, что они будут заняты какими-то документами, и потому не хватит времени для тренировки.
Впрочем, раньше Насте ничего не мешало приходить на каток просто так, а не только с Верещагиным. Может и сейчас она так же забежала? В гости.
Валерию нравилась эта девчонка. Она всегда была полна оптимизма и жизнерадостна. Казалось бы, кому, как не ей простительно было бы плохое настроение и грусть? Но он ни разу не слышал, чтобы Настя на что-то жаловалась. А как она умела смеяться! Как улыбалась - будто солнце заглядывало в коридоры дворца спорта.
Ни один из его воспитанников в секции, обеспеченных, имеющих родителей, нормальную жизнь - не умели так радоваться своим и чужим удачам, мелким победам и просто, каждому новому дню. Иногда он искренне жалел, что не может ее тренировать - Настя так "болела" хоккеем, так любила лед, что наверняка играла бы не хуже его парней в секции.
Наверное, именно из-за ее оптимизма, из-за этой "солнечности", из-за этой любви ко льду, Валерий и не мог отказать девочке - пускал на каток. Еще и коньки давал, когда бы она ни пришла. Показывал удары, если Настя спрашивала что-то после тренировок, на которые часто прибегала посмотреть после школы. Или сам с удовольствием смотрел, как девочка катается. И ведь как был против поначалу, когда его учитель, Эдуард Альфредович, оставляя ему секцию, просил не обижать Настю. Как не понимал, что эта девчонка здесь делает? Сколько ее на фигурное катание отправлял!
Но Настя сумела и к нему подход найти: этим своим оптимизмом, упорством. Тем, как улыбалась и все равно продолжала приходить, несмотря на все его недовольство и ворчание. И он сдался. Причем, сам не заметил, как начал отвечать на ее любопытные вопросы, как улыбался в ответ на ее звонкое: "здравствуйте, Валерий Федорович!" или жизнерадостное "добрый вечер, тренер!". Ну как можно такому человечку отказать, когда рядом с ней обо всех своих проблемах забываешь? И, действительно, на что можно жаловаться или о чем переживать, если ребенок в таких условиях продолжает жизни радоваться?
Вот так, и сам не заметив когда и как, Валерий перенял у Эдуарда Альфредовича не только секцию, но и эту "подопечную". Наверное потому, когда появился Верещагин, Валерий и радовался, и волновался одновременно. С одной стороны - одно удовольствие было смотреть на счастливую мордашку этой егозы, на ее искрящиеся глаза, полные первой влюбленности. А с другой…
Эх, что, Валера сам пацаном не был? Молодым спортсменом, подающим огромные надежды? Разве он не помнил, сколько девчонок вокруг все время вертится, и как быстро они забываются, стоит появиться новому перспективному контракту, или едва тренер намекнет, что если ты приложишь больше усилий - тебя заметят и точно позовут в ту самую вожделенную команду?
Он все это помнил, и немного опасался, что Верещагин обидит Настю. Сомневался в том, насколько серьезно парень относится к этим отношениям, которые для Насти со всей очевидностью, заслонили все на свете. Ведь Верещагин приехал сюда на пару месяцев. Что он думает? Не играет ли с Настей?
Но парень, вроде бы, пока серьезно относился к подруге, и Валерий даже немного расслабился. И вот Настя сидит у самого льда, одна, вечером, и плачет. Точно плачет, Валерий был уверен, что не ошибается.
Удивление сменилось грустью и огромным сочувствием, состраданием к этой девчонке. Он не сомневался, что знает, в чем причина этих слез.
- Эй, егоза, - подойдя впритык, Валерий присел на скамейку и окликнул Настю.
Она повернулась и моргнула, похоже, не очень понимая, что к чему.
Валерий даже заволновался - он ее в таком состоянии никогда не видел.
- Настя, девочка, ты что? - обхватив ее плечи рукой, он не позволил Насте отвернуться. - Что случилось? Верещагин, да? Из-за него? Бросил?
От его вопросов Настя разрыдалась еще сильнее. У Валерия сердце похолодело от вероятной причины такого горя. Господи, девочке же только шестнадцать!
- Ты беременна? - немного смущаясь, все-таки спросил он, решив, что хоть чем-то помочь сможет, лишь разбираясь в ситуации.
А заодно решил, что так начистит Верещагину шею, что пацан на всю жизнь запомнит.
- Нет, - Настя отчаянно замотала головой и шмыгнула носом. - Не беременна.
Валерий немного расслабился - уже легче.
- Тогда не плачь. Никто не стоит, чтобы такой светлый человечек плакал, - притянув ее к себе ближе, он неловко погладил Настю по голове.
У Валерия детей никогда не было, и хоть он все время общался с детворой на тренировках, как успокаивать девочек - не особо представлял. Но все-таки старался, как мог.
Но Настя, вместо того, чтобы хоть немного расслабиться, плакала все так же горько.
- Егоза, ну ты что? Бросил он тебя? Ну и сам идиот. А нам придурки не нужны…
Вот тут Настя немного улыбнулась, пусть все еще плача:
- Нет, Валерий Федорович, он меня не бросил. Он хороший, правда.
- Ага, - Валера совсем растерялся, уже ничего не понимая. - Тогда о чем мы так страдаем?
Настя всхлипнула, опустила глаза:
- Валерий Федорович, - очень тихо прошептала она. Прерывисто вздохнула и попыталась успокоиться. Он не стал ей говорить, что вышло не очень удачно. - А это правда, что ранние отношения у спортсменов редко заканчиваются хорошо?
Валера растерялся совсем.
Брак не был его коньком. Он в принципе в этом слабо разбирался, действуя по наитию. А уж после того, как его собственная жена ушла, когда стало ясно - травма поставила крест на блестящей карьере, и подавно не считал себя специалистом в семейных вопросах.
И все-таки, вздохнув, Валерий попытался максимально честно ответить Насте, исходя из всего, что знал о спорте. А в этом он разбирался.
- Как тебе сказать, егоза. Тут от людей зависит. От ситуации. От их желания. Но, конечно, чаще всего, не хватает терпения, понимания, простой… - Он задумался. - Как бы тебе сказать? Не жалости. Нет. Хм. Не знаю. Сострадания, что ли. Понимания. Не ценит молодежь часто, не понимает, что главное. Не тем дорожит. От того, действительно, или отношения разрываются с взаимными обвинениями. Или карьера идет на спад с теми же последствиями для отношений. Хотя, егоза, и обратные примеры есть. Пусть меньше, но стараются люди, находят равновесие… А что? Это кто тебе сказал?
- Тетя Наташа, - Настя вздохнула. - Мать Саши.
Валерий помолчал.
Он не мог сказать, что эта "тетя Наташа" соврала, но что-то ему подсказывало, что не по доброте душевной решила она Настю о статистике разводов среди спортсменов просветить. Потому, откашлявшись и продолжая гладить Настю по волосам, все еще надеясь ее утешить, поинтересовался:
- А что она еще сказала тебе?
ГЛАВА 11
Настя долго разговаривала с Валерием Федоровичем. Нет, не призналась до конца во всем, что услышала от тети Наташи. Ну, то есть, о своих мыслях и домыслах, о чувстве вины, возникшей от слов тети Наташи. Что она из-за своего стремления быть счастливой, не терять того восторга, который испытывала находясь рядом с Сашей, того блаженства, что переполняло ее, когда он целовал, обнимал, любил ее - поступает как последняя эгоистка. И лишает любимого возможности реализовать мечту, которой он жил задолго до их первой встречи.
Этого всего она не говорила тренеру. А спрашивала о том, как тренируются хоккеисты. Не в секции, не в кружке - это она знала сама. А по-настоящему, в реальных командах. Интересовалась нагрузками и графиком сборов. Хотя бы приблизительным. Чтобы больше понять.
Валерий Федорович отвечал не очень охотно. Но честно. Даже когда она о его браке спросила. Но при этом постоянно упоминал, что при желании со всем можно справиться, даже при самом загруженном графике. Валерий Федорович, похоже, был настоящим оптимистом. Потому как Настя не видела для себя оптимального выхода.
И потому не отмечала ничего странного в том, что эти оговорки тренера почему-то не проникали в душу. Видно слишком прочно там обосновались слова тети Наташи о том, что Настя будет только мешать Саше на пути к большому хоккею. И если честно, практически все, что она слушала из ответов тренера о ритме жизни игроков - подтверждало такое мнение.
- Вот это да, засиделись мы с тобой, егоза, - прервав ее мысли, вдруг проговорил Валерий Федорович, глянув на свои часы. - Смотри, время к восьми, тебя дома уже заждались, наверное. Давай-ка я тебя проведу домой. Ты поешь, выспишься, а утром поймешь, что со всем не так и сложно справиться.
Подмигнул ей тренер, поднимаясь со скамейки. И протянул руку, чтобы помочь подняться Насте.
Но она не приняла предложенную помощь, только посмотрела на Валерия Федоровича снизу вверх:
- А можно я здесь на ночь останусь, Валерий Федорович? - тихо попросила Настя. - Я не хочу домой. Там Саша меня точно искал. И он сразу придет, как только я появлюсь. А… Мне еще подумать надо, понимаете? Понять, что и как. А если он рядом будет - я не смогу. У меня мысли разбегаются, когда он рядом, - честно призналась она, ощущая какую-то грусть. - Вы не бойтесь, я не намусорю, и не сломаю ничего. В раздевалке посплю…
Валерий Федорович казался ошарашенным такой ее просьбой.
- Настенька, ты что? Егоза, не выдумывай! Тут спать негде. И ты наверняка голодная! Да и бабушка твоя, ведь точно волнуется! Ты подумала об этом?
- Я позвоню ей от вахтера, Валерий Федорович, - Настя обхватила себя руками, испытывая какое-то горькое и безнадежное отчаяние. - А ужин, кровать… - она помолчала. Облизнула губы. - Вы не переживайте, тренер. Мне не привыкать. На самом деле, вы даже не представляете, как здесь хорошо и удобно, - невесело улыбнулась Настя, вспомнив месяцы своего бродяжничества по стране. - Мне нормально будет. Только я не могу сейчас вернуться домой. Никак не могу, правда.
На самом деле, она испытывала такое отчаянное нежелание сейчас возвращаться, что даже если тренер не позволит остаться, знала - не пойдет домой. По улицам будет бродить, может, в каком-то подъезде спрячется, или в парке. Или на чердак в своей школе заберется. Там, на одной из запасных дверей замок давно поломался, и можно было при желании пробраться внутрь тайком от сторожа.
Валерий Федорович выглядел так, будто бы был крайне удивлен решением Насти. И даже начал было что-то говорить. Точно собирался рассказать, что она обязана идти домой. Настя вздохнула и поднялась. Нет, он ей тут не позволит остаться. Да и была она согласна, что бабушке Ане стоит позвонить, предупредить. Возможно, сказать, что она осталась на ночь у какой-то подруги. У бывшей одноклассницы. Пообещать потом все объяснить… Что угодно, лишь бы не возвращаться сегодня домой. Только бы не видеть любимого человека. Потому что тогда (Настя не сомневалась в этом), она не сможет все до конца обдумать. Не сумеет отстраненно посмотреть на ситуацию со стороны, а просто вцепится руками и ногами в Сашу. И ни за что не позволит ему отстраниться. А если это неправильно? Если этим она ему жизнь разрушит?
Нет, Настя должна была все обдумать.
- Спасибо, что поговорили со мной, Валерий Федорович. Что просидели тут столько, - она даже не заметила, что ссутулилась и втянула голову в плечи, вновь ощущая себя позабытой всеми девочкой из интерната. - Я понимаю, что тут нельзя. До свиданья.
Не глядя на тренера и не дожидаясь, пока он начнет опять ее убеждать идти домой, она повернулась и пошла по проходу между скамьями к выходу из зала.
- Настя! Стой! - Валерий Федорович резко окликнул ее, заставив Настю вздрогнуть. А потом, не ожидая, пока она обернется или остановится, а может, понимая, что она не сделает этого, в несколько шагов нагнал ее. - Ты ведь не пойдешь домой, да, егоза?
Он остановился так, что Настя никак не могла проскользнуть мимо. И, видя, что она уставилась себе на ноги, к тому же протянул руку и несильно сжал ее плечо, вынудив посмотреть на него. Тренер не выглядел довольным тем, что угадал ее решение. И он точно не одобрял намерение Насти брести "куда глаза глядят". Об этом явно свидетельствовали нахмуренные брови и неодобрительно сжатые губы Валерия Федоровича.
Она не испугалась. Хоть Насте и стало немного стыдно перед тренером. В конце концов, Валерий Федорович был очень хорошим и всегда старался помочь всем своим воспитанникам, в том числе и самой Насте. Но она все равно не могла прислушаться к его словам.
И он будто бы прочитал это все по лицу Насти. Тяжело вздохнув, Валерий Федорович опустошенно взъерошил ладонью свои волосы. И что-то беззвучно пробормотал сквозь сжатые зубы.
- Пошли, - отпустив ее плечо, он вместо этого крепко ухватил ладонь Насти. И сам пошел к выходу, потянув ее за собой.
Но Настя заупрямилась, стараясь освободиться:
- Нет, Валерий Федорович! Нет, не могу я домой, ну поймите!
- Да понял я, что ты готова скорее ночью по улицу шляться, чем домой пойти! - неожиданно сердито огрызнулся тренер. Замолчал, видя ее отчаяние. И еще раз тяжело вздохнул. - Успокойся, егоза. Не буду я тебя силой тащить домой. Но и бродить никуда не пущу. У меня переночуешь, - уже спокойней объяснил он. - И я сам поговорю с твоей бабушкой по телефону, чтобы она не волновалась.
От этого решения Настя растерялась. И смутилась. Но одновременно с этим испытала некоторое облегчение. Она очень нуждалась в передышке, в какой-то паузе. И в поддержке. Блуждание по ночным улицам тут слабо бы помогло, только добавило бы ей усталости и ощущения одиночества. А Валерий Федорович чуть ли не силой дал ей возможность все это получить.
Наверное, стоило бы отказаться, не отягощать тренера своими проблемами еще больше. Но у Насти не хватило для этого душевных сил. И тихо пробормотав "спасибо" она уже без принуждения пошла за ним.
Валерий Федорович жил в двухкомнатной квартире в старом, еще "сталинской постройки" доме, расположенном в двух остановках от дворца спорта. Обстановка там была куда лучше, чем у бабушки Ани, и Настя решила, что это следствие его недавно оборвавшейся спортивной карьеры.
- Проходи, - тренер подтолкнул ее, видя, что Настя замерла на пороге. - Сейчас посмотрим, что у меня на ужин сообразить есть. А ты пока звони бабушке, - распорядился он.
Прошел сам в коридор следом за Настей, быстро переобулся и пошел на кухню.
А Настя так и застыла у вешалки, испытывая какую-то тягучую и тяжелую, смущенную неловкость. Ей вдруг стало так стыдно, что она навязалась Валерию Федоровичу: у человека могли быть планы на вечер, или просто желание отдохнуть, расслабиться. А тут она со своими проблемами, нервами, причудами.
- Настя? - Тренер вновь появился в коридоре и внимательно посмотрел на нее, приподняв брови. - Ты звонишь? - он выразительно глянул на телефон, стоящий на полке в коридоре.
- Да, звоню, - опасаясь еще больше навязываться и мешать Валерию Федоровичу, Настя подошла к телефону и набрала домашний номер.
Как ни странно, но бабушка Аня нормально восприняла известие о том, что Настя сегодня не вернется домой. Конечно, было слышно, что она волнуется и переживает о воспитаннице. Но убедившись, что та у Валерия Федоровича, почувствовала себя спокойней за судьбу приемной внучки. Бабушка Аня была лично знакома с тренером, поскольку несколько раз приходила в секцию с Настей. Да и неплохо знала Эдуарда Альфредовича, поддерживая с ним связь и сейчас, пусть больше по телефону, так как обоим было уже тяжеловато ходить по гостям. А тот всегда хорошо отзывался о своем приемнике и считал его хорошим и честным человеком.
К тому же, как поняла Настя из оговорок, бабушка Аня сделала свои выводы о причинах такого поведения внучки. Очень схожие с выводами Валерия Федоровича вначале сегодняшнего вечера. Она решила, что они с Сашей поссорились и теперь Настя пытается подумать. Второй вывод был не так и далек от истины. А о первом Настя уже не могла спорить. Тем более после того, как бабушка рассказала, что Саша уже раз пять приходил, волнуясь и переживая, куда она подевалась? Уже обошел все обычные места, где можно было бы ее обнаружить. А сейчас - сидит на лавочке перед подъездом, чтобы не пропустить возвращения Насти.
- Ты бы хоть позвонила, поговорила и с ним. Чтобы парень не торчал всю ночь на улице. Чтобы там у вас не стряслось, - со вздохом заметила бабушка. - Хочешь, я его позову?