* * *
Наше время
Он не помнил, боялся ли так хоть раз в жизни. Нет, наверное, нет. Все его страхи и опасения, чаще всего, были связанны с результатами игр, с возможными итогами трансферов и переговорами между его агентом и владельцами клубов. Страх перед игрой всегда был бурным. Даже не страх, а предвкушение, ожидание и опасения, уверенность в том, что сделаешь все возможное, хоть зубами, но вырвешь победу у противника. Любой ценой будешь добиваться ее.
Это, скорее, было предвкушение игры, пусть и с разумными, допускаемыми сомнениями, а порой, и с вовсе неразумными суеверными приметами. С бешеным бурлением адреналина в крови, и с хладнокровным просчетом вероятных ходов и тактики соперников. Но там, как и почти в любой ситуации в его жизни, все зависело от самого Александра. Его поступки и решения влияли на исход, и он мог управлять своей жизнью.
Сейчас же от него ничего не зависело. Словно бы Александр вновь стал тем тринадцатилетним пацаном, у которого забрали лучшего друга, человечка, который был ему бесценно дорог и жизненно необходим. И теперь, как и тогда Александр не мог ничего сделать, чтобы что-то изменить. Только ждать.
Но тогда он хоть мог искать, хоть к чему-то стремиться и двигаться, а сейчас - лишь сидеть на колченогом стуле у кровати и смотреть на непонятный монитор, писк которого в этот момент, похоже, оставался его единственной связью со Стасей.
- Саша…
Он с удивлением обернулся на тихий и неуверенный голос матери, не понимая, откуда она здесь взялась? Они с отчимом сейчас, вообще, должны были находиться у себя дома, в Канаде. А вместо этого - она стояла в дверях палаты и немного неуверенно, но с любовью и состраданием смотрела на сына. И даже виновато, что странно, словно бы хоть в чем-то здесь была ее вина.
- Мам, ты откуда? - хрипло прошептал он, пытаясь сбросить с себя ощущение безнадежной усталости.
Оглянулся. Только сейчас понял, что один в палате, и нет другого "ожидающего" хоть какого-то изменения в состоянии Насти. Встал с этого дурацкого стула, растирая заросшее щетиной лицо. И ничего не дрогнуло, даже стыдно не стало, что не брит. Хоть и дал себе слово, кода понял, что уже не восстановится после травмы, что больше никогда не будет ходить "пещерным человеком". Теперь же ему не надо думать о всяких глупых приметах, которыми успели забить голову тренера и партнеры по командам, пока Сашка метался по свету.
- Ты что тут делаешь? - растерянно спросил Александр, потерев затылок. Взбодриться не выходило.
- Мне Вероника позвонила, - так же тихо, как и он, ответила мать.
Александр скривился при одном имени бывшей невесты.
- Она пыталась попросить, чтобы я на тебя повлияла. Но я отказалась об этом даже заикаться. А когда поняла, что случилось и с кем… - его мама посмотрела на Александра с искренней тревогой и сочувствием. - Мы с Димой сразу же взяли билеты и вылетели первым же рейсом.
- Не стоило… - Александр тяжело вздохнул, стараясь собраться с мыслями. - Все равно помочь не сможете, а столько хлопот и… Спасибо, мам. - Он вдруг, совсем как в детстве, крепко ее обнял.
Только вот теперь, не он, а она прижимала к его груди свою голову с первыми седыми прядями. Теперь уже мама едва доставала ему щекой до плеча, но в этот момент, от навалившегося отчаяния и неизвестности, от незнания, как еще помочь Насте, он вновь ощутил себя мальчишкой, которому так нужна поддержка матери. Ее ободрение и непоколебимое заявление, что все обязательно наладится и будет хорошо. Только так, и никак иначе.
Правда, как взрослый и немало повидавший человек, Александр прекрасно понимал, что так редко бывает.
- Ну что ты, сынок, - мама и сама его крепко обняла. - Я же знаю, что тебе нужна наша поддержка. И Насте… - он удивился, заметив, с какой осторожностью мама перевела глаза на кровать.
Словно боялась чего-то. Чего? Лицо Насти не пострадало. Так, пара ссадин. Да и, вообще, вот так глядя на нее, неподвижно лежащую на кровати, сложно было поверить, что эта женщина находится сейчас между жизнью и смертью. Разве что бледность, даже какая-то желтизна кожи, наталкивали на мысль о болезни. И еще тишина в палате, нарушаемая лишь этим треклятым попискиванием аппарата.
А казалось, что она просто спала.
Будь оно все проклято!
У Александра был когда-то друг, который вот так же "уснул", приложившись головой о лед в очередной драке во время игры. И больше не "проснулся". Его просто отключили от аппаратов в итоге. Так-то мужик, тренированный спортсмен, сильный и накачанный. А это - Настя. В ней же, наверное, и шестидесяти килограмм нет, а Вероника вытолкнула ее на дорогу. Его Настя против машины, весом в тонну…
Александр зажмурился, пытаясь прогнать из памяти картину, которая преследовала его эти два дня и ночи.
- Мам…
В этом коротком слове было столько всего, что и не расшифруешь, и не разберешься. И горе, и боль, и страх, и дикая, отчаянная нужда, мольба о поддержке.
Мама ничего не спрашивала, просто обняла его крепче.
Они так простояли какое-то время, пока Александр, сумев-таки сглотнуть комок в горле и прогнать подальше страх, не нашел в себе силы отстраниться. Со страхом и отчаянием у кровати Стаси ему делать нечего, ей нужна вся его сила. И не только его.
Слабо улыбнувшись матери, он вернулся к своему стулу.
- Сашенька, - мать подошла к подоконнику и поставила туда свою сумку. Говорила она все так же шепотом, словно боялась разбудить Настю. - Почему ты нам не рассказал? Не позвонил? Не сообщил, что вы встретились?
Александр криво улыбнулся, с опаской откинулся на спинку своего стула.
- Не знаю, мам. Честно. Все так закрутилось, завертелось. Я просто не успел. И эта проклятая Ника… - он придушил ругательство, из уважения к матери. - Своими руками ее прибил бы. Честно.
Мама кивнула. Помолчала.
- Вы давно встретились? - так же тихо и как-то очень осторожно спросила она.
- Нет, - Александр покачал головой. И даже усмехнулся, несмотря ни на что. - Еще и неделя не закончилась, кажется.
Ему самому не верилось, что прошло так мало времени. А без Насти уже не мог дня представить…
Он очень осторожно обхватил пальцами неподвижную и холодную руку.
- Она тебе рассказала?
Саша обернулся к матери.
- Что именно? - не поняв вопроса, переспросил он.
Мама смотрела на него напряженно.
- Вы с ней говорили о прошлом? О том…
Александр скривился.
- Нет. Честно, не до того, как-то было. Хоть я хотел… Но не сложилось, не было времени, толком, - ответил, не поворачиваясь к матери, все всматриваясь в неподвижное лицо.
- Саша…
Мать тяжело вздохнула. Посмотрела на Настю, словно в чем-то сомневаясь. А потом - вновь перевела глаза на него.
- Саша, - уже иначе, решительней и громче проговорила она. - Думаю, я давно должна была тебе признаться. Но все боялась, считала, что дело давнее, и не имеет уже значения. Надеялась, трусливо, конечно, что это уже не важно. Но сейчас…
Александр пока ничего не понял и понятия не имел, о чем это решила говорить мать. Но постарался не перебивать, прекрасно зная, что мама просто собирается с мыслями. И он ждал, продолжая согревать своими руками ладошку Насти.
- Это я попросила ее уйти, - вдруг, одним махом выпалила мама, опустив глаза. - Я знала, что она мне не откажет, после всего. И пришла к ней. Объяснила. И Настя послушала.
Александр нахмурился, ощущая внутри неприятную горечь и холод:
- Мам. Ты о чем? О чем ты ее просила? Когда?
- Тогда, - мама неуверенно облизнула губы. - Когда мы вернулись на лето, чтобы квартиру продать. Когда ты ей предложение сделал. Настя никогда бы от тебя не ушла. Это я ее попросила.
- ЗАЧЕМ?! - он и сам не понял, как начал орать. - Зачем, мама? - переспросил Александр тише, стараясь взять себя в руки. - Ты знаешь, как я злился тогда на нее? Как обвинял? Господи! Да ты же лучше всех это знаешь? Ты же утешала меня! ЗАЧЕМ?
Мать посмотрела на него с грустью и тихой болью:
- Я твоя мать. И мне казалось, что я лучше знаю, что тебе нужно. Понимаешь, Дима говорил, что ничего толкового не выйдет, и все спортсмены, которые женились так рано - сходили с дистанции. В большинстве случаев, на их карьере можно было ставить крест. А ты так хотел всегда стать хоккеистом. Кто из нас не влюблялся в молодости? Я прекрасно знаю, как голову кружит, но потом все проходит. И я хотела уберечь тебя от ошибки. Ты мой ребенок. Я хотела тебя защитить, не дать совершить глупость.
Александр не мог поверить в то, что слышал. Его мама. Женщина, которая, казалось, всегда понимала его, как никто. Человек, которому он верил безоговорочно. Она решила за него. Сделала выбор за него и за Настю.
- Как ты могла? - недоверчиво переспросил он, все еще не до конца это осмыслив. - КАК ты посмела решить за меня?
- Тебе был восемнадцать, Саша! Перед тобой была вся жизнь и тысячи шансов! - мать вскинула голову и посмотрела на него с вызовом. - Я не хотела и не могла допустить, чтоб ты загубил это все только потому, что влюбился в первую девчонку, с которой переспал. Даже если это и Настя!
- И ты решила за нас? Не дала нам ни одного шанса, чтобы попробовать?! - он аккуратно отпустил руку Насти, и сжал кулаки, стараясь овладеть вспыхнувшим гневом. - Ты говоришь, что я мечтал о хоккее?! О ней, - Александр указал рукой на Настю. - О ней я всегда мечтал гораздо больше! Господи! Я шестнадцать лет ее не видел, иногда, даже месяцами не вспоминал, а увидел - и все, как со всего размаху об лед приложился, понимаешь? Я вдохнуть не мог, когда ее увидел. Придумал какой-то дурацкий предлог, чтобы приехать, выведал ее адрес окольными путями. Думал, спрошу, почему все так вышло тогда, и уйду, - Александр хрипло и насмешливо рассмеялся, вспоминая свои наивные планы. - И не смог! Понимаешь?! Я даже разозлиться не смог за то, что она меня когда-то бросила. Хотелось перед ней на колени встать и попросить прощения за то, что так долго где-то шлялся.
Он яростно посмотрел на мать, которая молча глядела на него, слушая это все:
- Ты не знала, что и как будет. Просто решила за нас, не оставив выбора и шанса. Воспользовалась тем, что Настя тебя безумно уважала и любила. Как ты могла? Господи, мама, как?
- Я беспокоилась о твоих интересах, и о твоей жизни. Будут у тебя дети - ты меня поймешь, - она грустно улыбнулась. - Сейчас я не знаю, поступила ли тогда верно. Но я думала о тебе. Только о тебе в первую очередь. Всегда.
Александр зажмурился, стараясь совладать со всеми чувствами. С обидой, с гневом, злостью. И с облегчением. Облегчением от того, что ушла злость, мучившая его двенадцать лет. Настя не бросала его. Она не по своей воле ушла!
Правда, в настоящем от этого было не легче.
- Саша…
- Не надо, мам. Не сейчас, - Александр отвернулся и заставил себя вновь сесть рядом с кроватью Насти. - Я очень тебя люблю, мам. Но… Ты лучше пока уйди, ладно? Мне сейчас сложно понять тебя. Слишком больно от того, сколько всего потерянно из-за этого твоего решения.
Александр взял руку Насти и прижал к своим губам, стараясь унять ураган эмоций. Пытаясь, хоть мысленно, попросить у нее прощения за всю ту обиду, что столько лет таил на нее в душе.
Он не хотел причинять боль матери. Ни за что на свете. Но и просто пожать плечами и забыть о том, что только что узнал - не мог. Ему требовалось время. Потому Александр и не обернулся, когда за его спиной тихо прошелестели ее осторожные шаги.
- Я люблю тебя, сынок. Когда сможешь - позвони. Мы с Димой рядом, - тихо прошептала мать, и закрыла за собой дверь.
Александр не обернулся, продолжая смотреть в неподвижное и безучастное лицо Насти, и понимал, что глаза жжет от слез, которым он никогда не даст пролиться. Не мальчик уже. А мужчины не плачут, как бы больно не было.
- Что же мне делать, а, Стася? - тихо спросил он у неподвижной женщины. - Что делать с этим всем? Как тебя спасти? Как ее простить?
Настя не отвечала. Прибор продолжал тихо пищать. Александр не выдержал и уткнулся лицом в ее одеяло, продолжая прижимать безвольную руку Насти к своим губам. Он не плакал. Нет. Он молился и отчаянно пытался не потерять надежду.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - Юность
Через четыре года
ГЛАВА 6
Он и забыл, что май может быть таким. Выгоревшим, почти желтым и невероятно жарким. В Питере, когда они уезжали, лил дождь, и все еще кутались в плащи и ветровки. А здесь - трава уже выгорела от солнца, а зелень на деревьях была не прозрачно-салатной, а темной, почти болотного оттенка.
- Ну что, дом, милый дом? - усмехнулся Дима, выбравшись из такси следом за Сашкой.
- Да, пожалуй, - согласился он, с удовольствием потягиваясь. - Господи! Какая жара. Я забыл о том, что так может быть. Реально, забыл.
- "Реально"? - тут же одернула его мать, так же выходя из такси. - Саш, прекрати, перестань по поводу и без употреблять это слово.
- Прости, - Откликнулся Сашка, осматривая окрестности.
Впрочем, все знали, что это внушение подействует недолго. Но, так как, не в пример своим друзьям и ровесникам, Саша употреблял очень мало жаргона в речи, и совсем не ругался, мать и отчим сильно не сердились.
Впрочем, это мама считала, что он не ругался. Они-то с Димой знали, как дела обстоят в реальности. Но, не сговариваясь, а без слов прекрасно понимая друг друга, как мужчина мужчину, решили не сообщать ей о таком нюансе. Ну, невозможно не ругаться при такой жизни, как у него. Когда, нет-нет, а вырвется некрасивое слово и у тренера, и у партнера по команде. И неудивительно, что вырывается. Так и хочется ругнуться, когда эта св… своенравная шайба летит совсем не туда, куда ты ее посылал, а соперник впечатывает тебя мор… извините, лицом в перегородку. И на уроках ты не бываешь, потому как, и дураку ясно, что тренировки важнее. А после двух-трех тренировок в день до учебников и под палкой не долезешь. Да и учителя все понимают, свои люди. Не трогают особо ребят из команды, ставят оценки так.
Но для мамы он старался. Так что она не имела полного представления о плачевно-богатом словарном запасе сына.
Поймав смеющийся взгляд отчима, Сашка подмигнул в ответ и достал их чемоданы из багажника, пока Дмитрий расплачивался. Поставил те на раскаленный асфальт и еще раз осмотрелся, только уже вдумчивей, внимательней, присматриваясь к мелочам и деталям.
Странно, прошло четыре года, а ничего и не поменялось. Так, может, по мелочи. Старые качели все те же, только проржавели еще больше. И тополь с огромным дуплом под окнами соседнего дома никуда не делся.
Только вот, двор меньше стал, что ли? Или это так только кажется? Все такое знакомое и такое непривычное, одновременно. Вроде бы знаешь каждую мелочь, каждый камешек в асфальте. Но что-то и не так. Словно достал из шкафа старую, поношенную и забытую на верхней полке рубашку. Любимая и родная вещь, вроде, а понимаешь, что не оденешь больше. Не влезешь, просто. Вот и с двором так. Да, что там, со всем городом. Вырос Сашка из него. Привык уже совсем к другому ритму большого и шумного мегаполиса.
Только вот, от знакомых картин защемило в сердце. Привычно, но от этого не менее горько. Вроде и вырос он, и друзей нашел достаточно, а все не мог забыть колючую и бойкую девчонку, с кучерявой шапкой волос. Так и не перестал вспоминать о Насте, своем первом и самом лучшем друге. Он давно прекратил донимать мать разговорами о ней, делал вид, что не думает. Но так и не снял со стены не очень умелый рисунок двенадцатилетней девчонки. И слишком часто пытался угадать, где она сейчас? Что с ней? Как Настя живет? О чем она думает? Вспоминает ли о нем? Бесполезные мысли при том, насколько загруженным был каждый его день, но они не оставляли голову Сашки. А здесь, в этом дворе, накинулись на него с новой силой.
Вот, реально, казалось, обернешься - и увидишь ее. Он, даже, почти наяву, услышал ее голос, почти вспомнил, как тот звучал, хотя в последнее время мог уловить тот только в своих снах. А сейчас, почти досконально вспомнил, как она на него кричала во время тренировок и…
- Убери руки, Леха! Переломаю и плакать не буду! - громкий, явно девчачий крик, привлек всеобщее внимание и заставил их обернуться.
У Сашки сердце похолодело, несмотря на жару. Да, нет. Быть не может. Это от ностальгии и оживших воспоминаний померещилось.
- Ну, Настасья, чего ломаешься? Я ж не обижу, у Маринки спроси, - вслед за этой фразой из-за детского павильона раздался мужской хохот.
- Вот к Марине и цепляйся, а от меня отстань. Серьезно говорю, Леха. Мне на занятия надо. Пропусти!
Еще не до конца поняв, что происходит, Сашка дернулся и рванул с места, не обратив внимания на удивленный окрик матери.
Быть такого не может, конечно. Но этот голос и имя…
Он добежал до павильона за минуту, но там никого не оказалось, зато голоса продолжали долетать сбоку. Саша свернул за угол и оторопел. Словно на четыре года назад вернулся, е-мое.
Три п… придурка, в которых он не без удивления узнал Леху, Клима и Балку, окружили девушку, и явно не давали той прохода. Хоть до драки пока не дошло. Вот только, вместо коротко стриженых волос, по плечам девушки рассыпались густые темные пряди. Совсем такие же, кудрявые-кудрявые.
Он глазам своим не верил. Смотрел, видел, понимал, и не верил. Настя. Его Настя. Только такая… такая… до невозможного красивая. До жути просто. Он и представить не мог, что она такой станет. И к ней тянет руки эта падла!
- Руки убрал. Или глухой стал, Леха? - негромко, но с явной угрозой, медленно протянул Сашка.
Чего-чего, а опыта драк, причем, с куда более серьезными противниками, у него теперь было немеряно. На льду по-другому не выходит. И эти трое его совсем не пугали, они явно не смогут долго продержаться, даже кучей. Он быстро оценил свои шансы, пока компания, куда он вмешался, удивленно оглядывалась и пыталась понять, кто он такой. Леха с подручными, явно, не справлялись с этой задачей. А вот Настя…
Сашка не смог сдержать улыбку, видя, как округляются ее глаза. И рот тоже, за компанию. Она, определенно, его узнала. И дар речи потеряла, видимо.
- На роду мне написано тебя от них спасать, что ли? - усмехнулся Саша, с удовольствием наблюдая за подругой. - Ну, что стоишь? Иди сюда, - велел он, и протянул Насте руку.
Ее оторопь прошла в секунду. Завизжав, натурально завизжав от радости, Настя скинула со своего плеча руку ошалевшего Лехи и бросилась к нему.
- Сашка! Боже мой! Саша! Это ты?! Правда, ты?!
Она замерла в шаге от него и с искренним восторгом, почти благоговением, уставилась на Сашу.
- А что, не узнаешь? - он не мог сдержаться, улыбка сама собой растягивала рот так, что щеки свело. - Так поменялся?
- Сашка! - снова радостно закричала Настя и, преодолев последний шаг, неожиданно крепко ухватилась за его пояс, обнимая. - Сашка! Как же я скучала!