О том, что в запорожской Сечи скапливалось немало сокровищ, по преимуществу добычи, отбитой у турок и татар, имеется множество свидетельств. Часть добычи шла на формирование "Войсковой Скарбницы" – казны войска Запорожского, а другая часть делилась "товариществом". Французский военный инженер на польской службе Боплан, находившийся на Украине в 1630–1640-х годах, писал, что казаки привозят из своих набегов на турок "богатую добычу: испанские реалы, арабские цехины, ковры, парчу… Каждый казак имеет на островах свой тайный уголок. Возвратясь с поисков над турками, они делят в Скарбнице добычу и все, что ни получат, скрывают под водой, исключая вещи, повреждаемые оною". По свидетельству Боплана, казаки "скрывают под водой не только пушки, отбиваемые у турков, но и деньги, которые берут только в случае необходимости". Если казак возвращался из очередного похода, то брал спрятанное назад. А если погиб в бою – клад так и оставался в земле.
Запорожская Сечь была ликвидирована в 1775 году, а казаки насильно переселены на Кубань. Есть свидетельства, что во время разгрома Сечи у многих казаков "була така думка, шо як помрет "Потемка" (т. е. князь Потемкин-Таврический), то воны вернуться назад". Поэтому, покидая Сечь, многие запорожцы "ничого не бралы с собою, а ховалы добро – хто в землю, хто в скелю, а инчи в Днипро". Тогда же, по преданию, где-то на Хортице или в ее окрестностях была спрятана "Войсковая Скарбница" запорожцев. Еще в конце XIX века были живы многочисленные свидетели, которые помнили от своих родителей приметы запорожских кладов:
"На Хортивском острови, в Высчей Голови, був камень в рост чоловика, весь до низу попысаный. Теперь его або нема, або мхом порос – не пизнаешь. Пид тым камнем есть запорожский клад. Цей камень бачив я лит двадцять назад, як чабанував".
"Нызче головы острова Хортивского, над Старым Днипром, есть урочище Лазни. Там, поверх скели, клад. Прымита така: лежыт камень, а на ему слова: "Есть и како, хто визьме – буде кай". Годив трыдцять тому назад слова булы замитни, а теперь камень зарис мохом".
Рассказывали, что в урочище Сагайдачном, где-то "пид каминнямы", "допропасты" зарыто казацких "грошей", но "не всякому воны судылысь". Справедливости ради надо сказать, что здесь действительно находили золотые и серебряные монеты и изделия. В 1900-х годах близ Совутиной скалы был случайно найден массивный золотой крест с рельефным изображением распятия. О находках знали, но помалкивали: как признался на склоне лет один 69-летний кладоискатель, "на свому вiку я найшов п’ять золотих, та нiкому й не сказав". Деньги и находки потихоньку сбывали шинкарям.
Ходила и другая "балачка" – что на Стрелецком острове незадолго до ликвидации Сечи были "закопаны гроши", – золото, серебро и оружие. Спустя несколько десятилетий на остров наведывался какой-то "дид", который знал приметы клада: "На тим боци супротив остривка стояв дуб; на дубови була товста гилка, котра показувала на остривок, де сховано клад". Еще один неведомо откуда взявшийся "дид" пытался отыскать клад на острове Канцерском: "В устье Хортицы, что впадает в Днепр, есть Канцирский островок, а на нем крепость. Это против большого острова Хортицы. На том островку, говорят, есть пещера, а в ней спрятаны три бочонка золота. Вход закрыт дверями, забит камнями и землей. Перед входом поставлен деревянный крест". В 1846 году этот клад попытался отыскать какой-то "дид" с Херсонщины, но на третий день поисков "дид" внезапно умер. С тех пор уже никто не пытался отыскать вход в таинственную пещеру…
Эти "диды", появившиеся на Хортице спустя несколько десятилетий после ликвидации Сечи, очевидно, были запорожскими казаками, некогда "сховавшими" свое имущество или знавшими о кладах, укрытых их товарищами. Их появление на Хортице только подхлестнуло интерес к хортицким кладам, легенды о которых уже давно ходили среди новопоселенцев бывших земель Запорожской Сечи.
В 1789 году на острове была основана колония немцев-меноннитов, а опустевшие запорожские земли стали заселяться крестьянами. И пошли гулять среди новых насельников многочисленные легенды о таинственных запорожских кладах…
"В голови острива Хортыци, шо вид Кичкаса, есть велыченька могылка, вся обкладена каминями, – повествует одно из преданий о запорожских кладах на Хортице. – Лит трыдцять тому назад, там, темнои ночи, було часто показуется клад: оце выскоче на могылу козак с шаблею, та так огнем и засяе! Козак золотый, а пид ним кинь срибный! То, кажуть, золоти и срибни гроши. Ти гроши або взято, або показуються, та не всякому".
Кладоискательство и вообще сбор всех материальных остатков Запорожской Сечи на Хортице имели массовое распространение у окрестных жителей. Как писал Д. И. Эварницкий (Яворницкий), "теперь колонисты научились подбирать всякую мелочь да продавать евреям, которые каждодневно навещают для этого наш остров. Медных и чугунных вещей, особенно пуль, много пошло на завод, где их плавят и потом из них выливают разные новые вещи. Ядра и бомбы подбирают русские бабы: они идут у них для разных домашних надобностей".
Днепровские рыбаки говорили, что на Хортице и вообще на землях Запорожской Сечи клады "сами в руки просятся". "В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только не увидишь, – рассказывали местные жители. – Там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песка ребра, поросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь, – наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь – череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь которые трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться в пещере, бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан или черепяную чашку, или еще что-нибудь в этом же роде". Один из кладоискателей рассказывал исследователю Хортицы Д. Яворницкому: "На о. Канцеровке я как-то натолкнулся на человеческую кость, стал копать, прокопав с пол-аршина земли, вижу – широкая яма, а в ней семь человеческих костяков. На груди каждого лежит по несколько небольших медных пустых в середине пуговиц, видно было, что покойники одеты в какие-то суконные кафтаны, сукно было тонкое, пожелтевшее, все скелеты сохранились очень хорошо, особенно черепа, на одном лишь я заметил дырку от удара в голову чем-то острым".
Кроме черепов и костей, на месте бывшей Запорожской Сечи находили множество различных предметов: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, кувшины, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, пряжки, мониста, монеты, трубки. А водах Днепра близ острова в прошлом столетии было найдено семнадцать челнов и два больших корабля (по-видимому, казачьи "чайки"). На одном из них стояла уцелевшая пушка, а в остатках другого была найдена сабля с посеребренной рукоятью.
"Много находили вещей в Днепре, а на самой Хортице еще больше, – вспоминал другой кладоискатель. – Как-то я нашел в балке Большой Вербовой кривой кинжал, длинное ружье и стальную кольчугу; все было покрыто ржавчиной… Однажды я нашел в балке Куцой несколько монет; одна из них была так тяжела, как 6 серебряных рублей вместе, другие – точно рыбья луска (чешуя), а третьи такие же, как теперь пятачки. Случалось находить и другого рода монеты… Да что только не находили на Хортице! Прежде на Хортице можно было всякой всячины найти… Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой". Можно добавить, что многое смыто рекой за прошедшие столетия. Под действием паводковых вод частично изменилась береговая линия Хортицы, а небольшой остров Дубовый попросту смыло.
Археологические исследования Хортицы ведутся до сих пор. Исследуются не только остров, но и дно Днепра в окрестностях острова. В 1995 году во время подводных археологических работ у острова Канцеровского была найдена сабля XVI – начала XVII века, изготовленная на Кавказе или в Передней Азии (возможно, в Иране). Однако большая часть Хортицы, в том числе плавневая зона, до сих пор остается неисследованной.
По преданиям, особенно изобиловал запорожскими кладами Великий Луг. В многочисленных балках и "могылах" Великого Луга практически ежегодно находили выносимые вешними водами "старынни мидни и срибни гроши". Одна из речек Великого Луга, впадающая в Днепр, даже носила название Скарбной (т. е. "Кладовой" – от украинского "скарб" – "клад, сокровище"). Предание рассказывает, что возле ее устья, "биля Скарбной, де стара Сичь, есть стрилыця, а в тий стрилыци схована вся запорозька казна". О том, что река Скарбная была освоена запорожцами, подтверждается реальными находками – еще в прошлом веке в устье реки были найдены две затопленных запорожских "чайки".
В окрестностях Сечи, по берегам Днепра, было разбросано множество старинных запорожских кладбищ. Многие из них постепенно распахивались, занимались под огороды или использовались под другие хозяйственные нужды, и нередко случалось так, что посреди огорода или крестьянского двора возвышались старинный каменный крест или надгробная плита.
Несколько таких могил запорожцев находились в деревне Капуливка на реке Чертомлык. В одной из них был погребен знаменитый кошевой атаман Запорожского войска И. Д. Сирко (ум. в 1680 г.). После смерти Богдана Хмельницкого Иван Сирко в течение двадцати лет был кошевым атаманом запорожцев. Это он подписал знаменитый "Ответ турецкому султану": "Ты – шайтан турецький, проклятого чорта брат i товарищ i самого люципера секретарь!.. Свиняча морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобi казаки вiдказали, плюгавче! Кошовий отаман Iван Сiрко зо всiм кошом запорiзьским".
Иван Дмитриевич Сирко был погребен "знаменито, 2 августа, со многою арматною и мушкетною стрельбою и с великою от всего низового войска жалостью". А с могилой этого кошевого атамана связана история с "седлом атамана Сирко".
…Крестьянин Прусенко, житель Капуливки, копал яму под столб. Вдруг в земле что-то блеснуло. Копнув еще несколько раз, крестьянин наткнулся на лошадиный костяк, на котором лежало полуистлевшее седло, украшенное блестящими "гайками". Набрав целый "подситок" странных "гаек", Прусенко принялся их разглядывать: "Что оно такое? Блестит, точно золото, но золото ли? Дай-ка пойду в Никополь к жиду Оське – он должен знать, что оно такое, золото или медь".
Ссыпав "гайки" в старый рукав от женского платья, Прусенко отправился в Никополь. Корчмарь Оська, повертев в руках предъявленную ему "гайку", попробовал ее на зуб, и, внимательно изучив, спросил:
– А много ты нашел таких штучек?
– Да целый рукав!
– Давай-ка их все сюда, я сейчас схожу к Ицыку, он точно скажет, золото это или медь. А ты пока посиди в корчме вместо меня за стойкой, а если кто зайдет – отпусти ему горилки.
Прусенко охотно перебрался за стойку и, как только Оська вышел из корчмы, немедленно нализался. Пропьянствовав беспробудно три дня, он наконец очнулся и вспомнил про Оську. Пошел к Ицыку:
– Был у тебя Оська?
– Давно уж не было. Да ведь он ко мне почти не заходит – мы и знакомы с ним едва-едва.
Оська исчез вместе с "гайками" (несколько лет спустя, говорят, его видели в Одессе). Тут только до мужика стало кое-что доходить. Но ищи ветра в поле! Отправился Прусенко к себе в деревню. Дома у него оставалось еще две "гайки", и он решил показать их управляющему экономией в селе Покровском.
– Да это же чистейшее золото! – воскликнул управляющий. – Хочешь, дам тебе за эти две штучки пару самых лучших в экономии волов?
– Эх! – с досадой крякнул мужик и поскреб затылок…
Тайны приднестровских яров
"Там вдоль всего Днестра сплошь овражины да чащобы, места неподступные, и хуторяне никому неподвластны – пустыня окрест. Безопаснее место трудно придумать… Деньги, дукаты, в яру закопаны на всякий случай – ты их вырой".
Глубокие, заросшие кустами, труднодоступные овраги левого берега Днестра, от Могилева-Подольского до Тирасполя, в одном из которых укрыл свои сокровища персонаж романа Г. Сенкевича "Огнем и мечом", издавна пользовались славой глухих безлюдных мест, куда забредали только шайки разбойников да отчаянные сорвиголовы, по каким-либо причинам желавшие держаться подальше от людских глаз. На первый взгляд предприятие их было совсем гиблым – обширная степь между Днестром и Бугом, в Средние века носившая название Едисана, хотя номинально и являлась территорией Речи Посполитой, на самом деле служила обширным пастбищем для татарских коней и постоянным плацдармом, откуда по Кучманскому шляху уходили в набег на польские и украинские земли татарские чамбулы. Через эту же степь, возвращаясь, они гнали пленников, везли награбленные трофеи.
Но вот удивительное дело – именно "транзитное" положение этой степи и делало ее в те годы едва ли не самым безопасным местом на всей Украине. А многочисленные речки и ручьи, впадавшие в Днестр с левой стороны, глубоко прорезая песчаниковые скалы, создавали удобные естественные укрытия, где можно было жить годами, не встречая ни единой души и находясь далеко в стороне от бурных событий, или наоборот – участвуя в них по мере сил. Когда началось восстание Хмельницкого, то, как писал историк Н. И. Костомаров, "по Бугу и Днестру жители бросали свои жилища, скрывались в ущельях и лесах, составляли шайки, нападали на поляков".
Но не всякий решится пойти на жительство в такое грозящее любыми случайностями место. Поэтому и стекались сюда в основном всевозможные "оторвы", которым приходилось выбирать между гарантированной плахой или виселицей где-нибудь во Львове или Брацлаве и опасной, но дающей шансы уцелеть жизнью в пещере или утлой хибаре, прилепившейся к крутому склону заросшего непроходимым кустарником яра. Н. И. Костомаров свидетельствует, что в XVII столетии "жители берегов Буга и Днестра отличались перед всеми буйством и отвагою". А у таких "буйных и отважных" людишек всегда водились "грошi", зачастую немалые и всегда добытые весьма сомнительным путем. И кому же доверить эти "грошi", как не горячей, белой от известковой пыли земле здешних мест? А много лет спустя, когда настал мир и эти земли, наконец, населились людьми, стали вешние воды выносить на поверхность из земли россыпи золотых, серебряных и медных монет, рождая легенды о скрытых в недрах приднестровских яров несметных богатствах…
Так, однажды в полуверсте от села Чобручи вода вымыла большой клад серебряных монет, а в окрестностях деревни Широкой ручей вынес около сотни серебряных турецких денег. В селе Спее крестьянин Сильвестр Винтя откопал горшок, в котором находилось 14 серебряных пуговиц и 93 монеты периода 1576–1684 годов – голландские, турецкие, польские и германские, из них три золотых и 90 серебряных. А по рассказам жителей села Акмечетки Ананьевского уезда, все окрестности села были просто-таки переполнены кладами, в основном "турецкими сокровищами" и кладами гайдамака Дубровы. Легендарный Дуброва жил в конце XVIII века и прославился своими набегами на турок, поляков и татар. Во время русско-турецкой войны его шайка напала на русский обоз, шедший под Бендеры, в лагерь русской армии. Но обоз охранял сильный отряд, который перебил гайдамаков, а сам Дуброва едва спасся бегством. Опасаясь, чтобы его добро не попало в руки "москалей", Дуброва собрал свое золото и серебро, ссыпал в лодку, оббил лодку войлоком, привязал ее на цепь и, прибив другой конец цепи к корню вербы, опустил лодку в глубокую яму, закопал и завалил камнями. После этого Дуброва бежал в Бессарабию. Много лет спустя он повстречал там нескольких пришедших на заработки акмечетских крестьян, которым и передал свой секрет. Клад Дубровы никому отыскать пока не удалось, но правдивость старинной легенды, по мнению местных жителей, подтверждается тем, что в маленьком ручье, протекавшем через окраину Акмечетки, в прошлом веке регулярно находили золотые монеты, вымываемые из горы после дождя или весной.
Но самой большой загадкой приречных долин Буга и Днестра являются многочисленные таинственные подземные сооружения, в которых, по утверждению народной молвы, укрыты большие богатства.
На расстоянии около 600 метров от реки Кодыма, в трех верстах от села Сырова, находится группа из десяти курганов. Они давно привлекали внимание местных кладоискателей. Ходили легенды, что в этих могилах укрыты сокровища какого-то древнего царя одного из тех неведомых народов, что некогда прошли через причерноморские степи, не оставив в истории даже имени своего. В 1889 году группа искателей сокровищ во главе с тираспольским мещанином Гавриилом Домнизареску, раскопав один из курганов, обнаружила в его толще погребальную камеру с деревянной, окрашенной в красный цвет гробницей. В саркофаге лежал человеческий скелет, с длинным проржавевшим мечом с золотой рукоятью у пояса и золотым перстнем на пальце. Остатки истлевшей одежды, расшитой золотыми нитями, говорили о знатности ее владельца. Кроме гробницы, кладоискатели нашли в камере три человеческих черепа, лошадиный скелет и кувшин с пеплом.
Из камеры выходили три подземных галереи. Одна – небольшая, с выкрашенной в красный цвет лестницей, вела к замаскированному выходу, а другая, длиной в несколько сот метров, выводила в глухой овраг на берегу реки. Третий ход уходил в глубь кургана. Туда и устремились кладоискатели, освещая себе путь факелами и фонарями, но огонь начал гаснуть от нехватки кислорода. Люди стали задыхаться. Мрачное подземелье, казалось, готово было поглотить потревоживших покой древней могилы искателей сокровищ, и те отчаянно бросились бежать. Натерпевшись страхов, кладоискатели потом рассказывали, что столкнулись в подземелье с нечистой силой, и место то – проклято. По распоряжению сельского старосты вход в подземелье был засыпан.
Однако слухи о подземных сокровищах не давали покоя многим. Спустя шесть лет, в 1895 году, четверо местных жителей, среди которых был сын предводителя первых кладоискателей, Иван Домнизареску, тайно раскопали засыпанный лаз и проникли далеко вглубь кургана. Они стояли на пороге разгадки тайны – впереди явственно была видна полусгнившая деревянная дверь, очевидно, закрывавшая вход в еще одну камеру или подобное подземное сооружение. Но внезапно обрушившаяся земля погребла под собой одного из кладоискателей, а остальные чудом спаслись бегством…
В селе Валя-Гуцулова (Гуцулова долина) рассказывали предание о разбойнике Гуцуле, жившем здесь в старые времена в пещере. Этот разбойник оставил после себя несметные клады, которые несколько десятилетий не давали покоя кладоискателям. Местные крестьяне отыскали пещеру, где жил Гуцул, – она находилась в западной части села, там, где балка Валя-Гуцулова соединяется с долиной реки Куяльник. Входом в пещеру служило небольшое круглое отверстие, за которым скрывался грот шириной метра четыре. В стене этого грота находилось другое отверстие, в виде низкой, высотой около метра, арки. За ней открывался уходящий в глубь горы просторный подземный ход, длиной более 200 метров. На всем его протяжении имелось 36 ступенек. В середине галереи находилось ответвление – вход в комнату площадью около 17,8 кв. м, высотой 2,5 м. В потолке имелось световое отверстие. Посреди комнаты стоял круглый стол, сбитый из глины, а вокруг него – такие же стулья со спинками. Еще дальше по коридору располагалась "кухня" – комната почти таких же размеров, с печью для приготовления пищи, глиняным столом и табуретками. В стенах были вырублены углубления в виде шкафчиков. А в самом конце подземного хода находился колодец с удивительно чистой и вкусной водой.