- Тревор, во всяком случае, тоже так считает. Он к ней очень трепетно относится. Не хотел, чтоб я здесь работал, но я настоял. Сказал, мне нужно вдохновение. - Лицо Марио озарила озорная улыбка. - Я расцениваю это как свою большую победу. Тревора нечасто удается переспорить.
Как странно было стоять и смотреть на лицо, которое уже так изменило ее жизнь, причем в самых разных аспектах. Ее сны, история четырехлетней давности, когда она чуть не погибла… И вот теперь - новый виток спирали, и в центре его - Цира. Странное, завораживающее чувство. Джейн с трудом оторвала взгляд от скульптуры.
- А она тебя вдохновляет?
- Да нет, но я люблю ее рассматривать, когда заканчиваю работу. Поначалу было такое чувство, словно она здесь и со мной разговаривает. - Молодой человек наморщил лоб. - Но я читал в Интернете, что Ева Дункан сделала реконструкцию одного черепа, очень похожую на статую Циры. Я не ошибся?
- Это была фальшивка. Она действительно делала реконструкцию одного черепа, относящегося к тому периоду. Тревор позаимствовал его в одном музее в Неаполе. Но это была не Цира.
- Прости, промашку дал. Наверное, так увлекся переводом ее свитка, что пропустил что-то мимо ушей.
- Ее свитка, - эхом отозвалась Джейн. - Не знала, что такие есть. Тревор мне только по дороге сюда сказал. Раньше только рассказывал, что есть какие-то свитки про Циру.
- Они были в отдельном сундуке, сундук был спрятан в нише в задней стене библиотеки. Тревор сказал, он их сперва не нашел, а потом обвалом, видимо, стену стронуло. Он считает, Цира хотела их спрятать.
- Очень может быть. Я убеждена, что, когда она была наложницей Юлия, тот не поощрял ее умственных упражнений. Тело - вот что его интересовало.
Марио улыбнулся:
- Это явствует и из свитков, которые он ей посвятил. Хочешь почитать?
- А сколько их всего?
- Двенадцать. Но там много повторов. Он был без ума от Циры. И еще, судя по всему, он увлекался откровенными сценами.
- А она о чем писала?
- Ее свитки интереснее, но не такие пикантные.
- Вот жалость! Дашь прочесть? Марио кивнул:
- Вчера вечером Тревор мне позвонил и разрешил тебе все показать. Сказал, тебя наверняка больше всего заинтересуют именно ее свитки. - Он кивком головы показал на мягкое кресло в углу комнаты. - Я принесу тебе перевод первого. Там тебе будет удобно, и света больше.
- Я могу пойти к себе. Юноша покачал головой:
- Когда я только нанялся к Тревору, я дал обещание ни на миг не выпускать переводы и оригиналы из виду.
- А он не объяснил, почему?
- Он сказал, эти тексты крайне важны и моя работа очень опасна, так как за ними охотится некто Грозак.
- И все?
- Остальное мне было неинтересно. Зачем знать лишнее? Мне нет дела, что там Тревор с Грозаком не поделили. Для меня имеют значение только свитки.
Это было видно. Его темные глаза светились, а рука мягко поглаживала рукопись.
- Наверное, у Тревора есть право устанавливать свои правила насчет этих свитков, но я все же буду понастойчивее тебя.
- Ну, ты же не я. И жизнь у нас, похоже, была очень разная. Я вырос на севере Италии, в деревне рядом с монастырем. В раннем детстве работал в монастырском саду, а потом меня допустили к работе в библиотеке. Я скреб пол, пока колени не сдирались до крови. А в конце недели святые отцы на целый час подпускали меня к книгам. - Марио задумчиво причмокнул губами. - Такие старые были книги, в роскошных кожаных переплетах. Никогда не забуду запаха этих страниц. А шрифт… - Он покрутил головой. - Это было нечто прекрасное. Произведение искусства! Мне казалось чудом, что люди могут быть настолько образованными и мудрыми, чтобы создавать такие книги. И все это лишний раз доказывает, что время - ничто, правда? Вчера или тысячелетие назад - мы все равно живем. Что-то меняется, а что-то остается неизменным.
- И долго ты проработал в монастыре?
- До пятнадцати лет. Одно время даже священником хотел стать. А потом открыл для себя радость любви… Или влечения. - Он сокрушенно покачал головой. - Словом, я совершил грехопадение. Святые отцы были во мне крайне разочарованы.
- Уверена, что твой грех был совсем нестрашным. - Джейн вспомнила свое детство на улице и в подворотнях, где грех был образом жизни. - Но ты прав, у нас с тобой совершенно разное прошлое.
- Что не мешает нам с удовольствием общаться. Побудь здесь, прошу тебя! - Он улыбнулся. - Мне будет интересно наблюдать тебя за чтением этих рукописей. Необычное будет зрелище! Как если бы она… - Он запнулся. - Правда, сейчас, когда ты рядом со скульптурой, я замечаю много отличий. Да и вообще, ты совсем не…
- Трепач! - не удержалась от улыбки девушка. - Не парься, Марио!
- Ладно. - Он издал вздох облегчения. - Иди сюда, садись. - Он внимательно перелистал бумаги у себя на столе. - Я сначала перевел их с латыни на современный итальянский, а потом - на английский. Потом проделал все это заново, просто чтобы убедиться, что не допустил неточностей.
- Бог ты мой!
- Так захотел Тревор, да я бы и сам так сделал. - Он вынул из тоненькой папки несколько пробитых степлером листков и принес Джейн. - Я хотел услышать ее голос.
- И услышал? - Джейн бережно взяла листки в руки.
- О да, - тихо проговорил Марио и вернулся на рабочее место. - Мне оставалось только слушать.
На титульном листе стояло: "Цира I".
Цира!
Ох ты, как Джейн разволновалась. Уже несколько лет ей знаком и образ этой римлянки, и история ее жизни, но прочесть излитые на бумагу мысли - это что-то совсем иное. Это все равно что увидеть ее живой.
- Что-то не так? - встревожился Марио.
- Нет, нет, все в порядке. - Джейн выпрямилась и перевернула страницу.
Что ж, Цира, можешь говорить, я слушаю.
Люцерн, Швейцария
- Вы позволите? А то все столики заняты. Эдуардо оторвался от газеты и посмотрел на незнакомца с чашкой эспрессо в руке. Он кивнул.
- Чтобы захватить столик, сюда надо пораньше приходить. Отсюда лучший вид на озеро. - Старик посмотрел на залитую солнцем водную гладь. - Впрочем, оно прекрасно, откуда ни смотри. - Он подвинул к себе газету, освобождая место на столе. - Природа… Она греет нам душу.
- Я здесь впервые, но не могу не согласиться с вами.
- Вы турист?
- Да. - Мужчина улыбнулся. - А вы, наверное, местный. Живете здесь, в Люцерне?
- С тех пор, как вышел на пенсию. Живу в центре города вдвоем с сестрой.
- И каждое утро приходите сюда, чтобы насладиться этой красотой? Счастливый человек!
Эдуардо пожал плечами:
- Красотой не наешься. А на пенсию больше чашки кофе с круассаном не купишь. Вот и весь мой завтрак. - Он опять посмотрел в сторону озера. - Но я, конечно, человек счастливый. Вы правы, эта красота питает душу.
- Хорошо Люцерн знаете?
- У нас городок маленький. Тут и знать особо нечего. Незнакомец подался вперед.
- Тогда, может, согласитесь показать мне другие достопримечательности? Я не так богат, но ваш труд будет вознагражден. - Он помялся. - Если вас это не обидит.
Эдуардо потягивал кофе и размышлял над неожиданным предложением. Человек вроде учтивый, изъясняется культурно, не шатается бесцельно, как многие из прибывающих в Люцерн туристов, а таких здесь целые толпы бродят. Наверное, преподаватель или госслужащий - одет обычно и, судя по всему, недорого. И, похоже, ему знакомо понятие "гордость нищих". Уважителен, а застывший в его глазах робкий вопрос звучит привлекательно…
Почему бы и нет? Лишние деньги не помешают, да и приятно чувствовать себя полезным. Дни сейчас длинные, не знаешь, как время убить, а жизнь пенсионера оказалась совсем не такой, как он ее себе представлял. Теперь он понимал, почему старики часто увядают и опускаются, когда отпадает необходимость каждое утро отправляться на работу или по делам. Эдуардо медленно кивнул:
- Думаю, мы договоримся. А что конкретно вы хотели бы увидеть, мистер…
- Прошу прощения. Какая невоспитанность! Я не представился. - Он улыбнулся. - Меня зовут Ральф Викман.
Актос, писец, давший мне этот свиток, предостерегает, чтобы я не писала ничего, что может не понравиться Юлию, велит мне быть осторожной.
А мне надоело осторожничать. И кажется, меня больше не волнует, что это может прочесть Юлий и, не дай бог, рассердиться. Жизнь стала совсем безрадостной, и мне невыносима мысль о том, что он будет распоряжаться моей душой так же, как распоряжается телом. Мне нельзя ни с кем говорить - вдруг Юлий дознается и причинит им вред, но я знаю способ отправить тебе этот свиток, Пия. О тебе он не знает, так что риска тут нет. С тех пор как Юлий прознал, что я сошлась с Антонием, он держит меня под неусыпным надзором. Иногда мне кажется, уж не помешался ли он. Он говорит, что обезумел от любви, но ведь он никого, кроме себя, не любит. Он подкупил Антония, чтобы тот меня бросил, и думал, что я покорно прибегу назад и стану жить под его ярмом.
Я не буду ничьей рабыней. Эти люди понимают только две вещи: тело женщины и золото. И я сказала Юлию, что он может опять пользоваться моим телом, но при условии, что плата будет достойная. Почему бы нет? Я узнала, что такое любовь, а Антоний меня предал. Но сундук золота будет означать для нас свободу и безопасность до конца наших дней.
Юлий впал в ярость, но в конце концов дал мне то, что я просила. Сказал, чтобы я держала его в подземном ходе под охраной и чтобы он был уверен, что я не нарушу наш уговор и не скроюсь с этим золотом. Я поняла: он рассчитывает, что пресытится мною и тогда заберет свои деньги назад. Но этого не случится, я об этом позабочусь.
Если я что и умею, так это доставить мужчине удовольствие.
И держать это золото в залоге он тоже не сможет. Оно мое, моим и останется. Я уже начала переговоры со стражниками, которые его охраняют. Еще немного, и они будут на моей стороне.
А дальше вся надежда на тебя, Пия. Мой слуга Доминик доставит его тебе вместе с моими инструкциями. После этого он уедет из Геркуланума и укроется в деревне, на случай, если Юлий прознает, что он мне помогал. Я велела ему взять с собой Лео, ведь после моего ухода Юлий убьет всех моих близких. Он не посмотрит, что Лео еще ребенок, он же безумец!
Тебе тоже надо будет укрыться. Я попрошу Доминика запомнить с твоих слов, где ты будешь, и передать мне.
Надеюсь, мне удастся переправить тебе это письмо. Даже не знаю, что лучше - послать его вперед, чтобы ты успела подготовиться, или же сразу передать с Домиником, когда он приедет к тебе с золотом. Надо будет это поскорее решить.
Мне хочется дотянуться до тебя хотя бы через это письмо. Вдруг мы больше никогда не увидимся? Боюсь, такая опасность существует.
Нет! Я верю - все будет хорошо. Я не позволю Юлию одержать надо мной верх. Только прошу тебя, сделай, как я сказала.
С любовью, твоя Цира.
Господи! Джейн поймала себя на том, что у нее дрожат руки. Она сделала глубокий вдох и попыталась совладать с собой.
- Мощно, да? - Марио смотрел на нее со своего места. - Какая женщина!
- Да, правда. - Джейн посмотрела на бумаги. - Судя по всему, она решила, что сумеет переправить это письмо без риска. Ты сейчас переводишь ее второй свиток? Юноша кивнул:
- Только начал.
- Значит, мы не знаем, удалось ли ей вывезти золото из подземного хода до извержения?
- Пока не знаем.
- А известно, кто эта Пия? Марио покачал головой:
- Похоже, ее близкая подруга. Может, тоже актриса?
- Тревор сказал, что, судя по свиткам Юлия, ни родни, ни близких друзей у Циры не было. Был только слуга Доминик - бывший гладиатор. И мальчик, которого она подобрала на улице.
Марио кивнул:
- Да, Лео.
- Имени Тревор не называл. Но, наверное, он. Так кто же такая Пия?
- Не удивлюсь, если Юлий знал о Цире не так много, как ему казалось.
Это правда. Цира явно не хотела допускать Юлия в свою частную жизнь. Только в постель.
Марио заметил разочарование на лице Джейн и развел руками:
- Прости. Я же говорю - я только начал. Но Джейн не терпелось узнать больше.
- Я тебя понимаю, - снисходительно произнес Марио. - Но перевод требует времени. Важны не только слова, но и оттенки смысла. Тут требуется особая тщательность, чтобы не ошибиться. Тревор взял с меня слово, что я буду предельно точен в переводе.
- А Тревора лучше не разочаровывать. - Джейн сдалась. - Ладно, буду ждать. - Она сморщила нос. - С нетерпением!
Марио засмеялся, взял другую папку и встал.
- Не хочешь почитать что-нибудь из свитков Юлия?
- Конечно. Интересно узнать его мнение о Цире.
Но из твоих слов я заключаю, что сюрпризов не будет. - Она взяла из его рук папку и с ногами забралась на кресло. - А вечером, может, покажешь мне что-нибудь новое из ее второго свитка? Он отрицательно мотнул головой:
- С этим свитком у меня проблемы. Он сохранился хуже первого. Футляр был частично поврежден.
Ну что ж, она потерпит. Письмо Циры к Пие не только подтвердило силу ее характера, но и открыло целый новый пласт информации. Свитки Юлия тоже могут оказаться любопытными, а заняться ей все равно нечем - до самого вечера, когда Тревор поведет ее смотреть этот стадион. Джейн вздохнула:
- Тогда я посижу здесь. Возможно, буду, как муза, стимулировать тебя работать побыстрее.
8
Прочитав четыре свитка Юлия, Джейн поднялась и отнесла всю папку Марио.
- Ну и мерзавец был! - вздохнула она. - Похотливый козел.
Марио хмыкнул:
- Насытилась?
- На сегодня - да. Он ничего не пишет о самой Цире, все только о ее восхитительном теле. Потом еще почитаю. А сейчас мне требуется перерыв. Пойду во двор, порисую. - Она улыбнулась. - Как вернусь, опять буду тебя донимать.
- Буду рад, - безучастно отозвался Марио, погруженный в работу.
Джейн вышла. Мысленно она завидовала этому молодому человеку, его увлеченности. Для нее же, после стольких лет ожидания, свитки Юлия явились разочарованием. О жизни Циры Тревор уже ей рассказал, а сексуальные фантазии Юлия были унизительными и вызывали у нее раздражение. Ей не терпелось прочесть второй свиток Циры.
Что ж, придется подождать. Так что забудь на время о Цире и займи себя делом. Это позволит убить время, прежде чем снова приняться за порнографические зарисовки Юлия.
Прошел час. Джейн сидела на бортике фонтана и рисовала стены с бойницами. Скучища. В замке было что-то интригующее, у него наверняка славная история, но ей не за что было зацепиться. Сплошной камень на известковом растворе…
Вдруг распахнулись ворота конюшни.
- Ты опять сердишься, да?
Она подняла голову. В проеме стоял мужчина. Нет, не мужчина - отрок. Юноша лет двадцати.
Бог мой, какое лицо!
Прекрасное. Слово "симпатичный" подошло бы ему не больше, чем изваяниям греческих героев. Он был прекрасен как бог. Взъерошенные светлые волосы обрамляли красивое лицо, на котором выделялись серые глаза, пристально изучающие ее с обеспокоенным и одновременно невинным выражением. Да, Бартлет был прав, когда сказал, что Джок Гэвин - заторможенный и инфантильный юноша.
- Все еще сердишься на хозяина? - переспросил он, хмурясь.
- Нет. - Это лицо не портил даже мрачный вид, напротив, он придавал ему новые краски, подчеркивал его выразительность. - Я ни на кого не сержусь. А Макдафа я совсем не знаю.
- Когда ты приехала, ты была сердита. Я видел. Ты его расстроила.
- Он меня тоже не обрадовал. - Парень снова нахмурился. Он ее не понимал. - Это было недоразумение. Понимаешь, что я хочу сказать?
- Конечно. Но люди не всегда говорят правду. - Его взгляд упал на альбом. - Ты рисуешь, я видел. А что ты рисуешь?
- Крепостные стены. - Джейн развернула рисунок к Джоку. - Получается так себе. Не очень люблю рисовать всякие сооружения. Людей гораздо интереснее.
- Почему?
Она пожала плечами:
- Потому что они живые. Меняется возраст, меняются люди. Проходит год - и человек уже другой. А бывает, что и минуты хватает.
Парень кивнул:
- Это как у цветов. Джейн улыбнулась:
- Мне приходилось рисовать лица, которые никак нельзя сравнить с цветами. Но ты верно уловил. Любишь цветы?
- Люблю. - Джок замолчал. - У меня новый цветок, гардения. Я хотел ее весной маме подарить, но ведь можно и картинку, правда?
- Мне кажется, цветок лучше.
- Но цветок может умереть. - Его лицо стало грустным. - И я тоже. Такое ведь бывает?
- Ты еще молодой, - попробовала успокоить его Джейн. - Обычно молодые не умирают, Джок. - Но Майк умер, а ведь он был не старше этого паренька. Она вдруг сказала: - А если хочешь, я сейчас нарисую твой цветок, а настоящий ты маме потом все равно подаришь.
Он загорелся:
- Правда нарисуешь? А когда? Джейн взглянула на часы:
- Сейчас. Я как раз свободна. Это много времени не займет. Где твой цветок?
- В моем саду. - Он жестом пригласил ее войти. - Идем. Покажу, где… - Юноша осекся. - Нет, я не могу.
- Почему?
- Я обещал хозяину не приближаться к тебе.
- Да брось! - Она вспомнила, как Бартлет с Тревором говорили, что надо держать парня от нее подальше. Судя по всему, они провели работу с Макдафом, хоть она и сказала, что этот молодой человек ей совсем не докучает. Теперь, когда знакомство состоялось, Джейн была настроена покровительственно. - Все в порядке, Джок.
Тот помотал головой.
- Я дал слово. - Он подумал: - Но если я пойду вперед, а ты - потом, это ведь не называется "приближаться", правда?
Джейн улыбнулась. Он, конечно, инфантильный, но отнюдь не заторможенный, как считает Бартлет.
- Конечно, Джок. Ступай, а я следом. - Девушка приблизилась к конюшне.
- Почему в стойлах пусто? - спросила Джейн. - Разве Макдаф не держит лошадей?
Джок помотал головой:
- Он их продал. Он здесь теперь редко бывает. - Юноша уже был у двери на задах конюшни. - Вот мой сад. - Джок распахнул дверь. - Все растения в горшках, но хозяин сказал, потом он мне позволит их высадить в саду.
Джейн прошла за ним. Оранжерея была залита светом. Кругом цветы. Мощенная булыжником крохотная площадка напоминала внутренний дворик, но вся была уставлена горшками и вазонами с самыми невиданными цветами - не повернешься. Стеклянная крыша превращала эту веранду в идеальную теплицу.
- Почему потом, а не теперь?
- Он еще не знает, где мы будем. Он говорит, за цветами нужен уход. - Джок показал на керамический горшок. - Вот моя гардения.
- Какая красивая! Парень кивнул:
- И выдерживает даже зимние ветра!
- Чудесно. - Джейн открыла альбом. - Это твой любимый цветок?
- Нет, они у меня все любимые. - Он нахмурил лоб. - Кроме сирени.
- Почему так? Сирень тоже очень красивая, и, думаю, она бы здесь хорошо росла.
Джок покачал головой: