Она все еще не теряет надежды на возвращение Резанова, хотя прошло уже двадцать два года с тех пор как его маленький корабль вышел из бухты Сан-Франциско и скрылся на севере. Конча полностью посвятила себя благотворительной деятельности и подумывала о том, чтобы стать монахиней. Останавливало ее то, что она все еще не получила доказательств смерти Резанова и считала себя обрученной с ним, а второе - в Верхней Калифорнии пока не было женского монастыря.
Пронеслись еще десять лет. Конча теперь носит одеяние монахини, хотя официально не приняла пострига. В декабре 1841 года в шумный, разросшийся город Сан-Франциско прибыл директор Гудзон-Бейской компании сэр Джон Симпсон, только что проехавший через всю Сибирь на пути в Америку.
Сан-Франциско к этому времени превратился в шумный портовый город, на рейде которого постоянно теснились десятки кораблей со всех концов мира. Город постепенно терял свой испанский облик и был переполнен толпами янки. Английская речь преобладала теперь на улицах, и оставшиеся испанцы с горечью смотрели на ускользавший от них город Святого Франциска. От прежней тихой, неторопливой жизни испанских семей Аргуэльо, Сола и других почти ничего не осталось. За пределами города, однако, почти ничего не изменилось, и живописный испанский генерал Вальехо продолжал еще играть видную роль среди испанских землевладельцев.
Недалеко от Сан-Франциско, миль девяносто на север от него, в 1812 году поселились русские с Аляски и основали форт Росс. В декабре 1841 года, однако, история форта Росс пришла к концу, и он был продан швейцарцу, капитану Суттеру.
Посетив генерала Вальехо в его имении на реке Сакраменто, сэр Джордж Симпсон заехал в Монтерей и затем отправился в Санта-Барбару, где он провел несколько дней в январе 1842 года. Епископ устроил в его честь парадный обед, на который были приглашены представители местной испанской аристократии. Гость заметил среди присутствующих красивую женщину средних лет, одетую в типичную одежду монахини. Он уже слышал о ней и знал, что это Кончепчион де Аргуэльо. Позже, описывая эту встречу в своих воспоминаниях, он отметил, что несмотря на ее пятьдесят лет она была необыкновенно хороша. Очевидно, сэр Джордж был первым человеком, который через тридцать пять лет известил Кончу о смерти Резанова.
- Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не знали о его смерти в 1807 году? - изумился сэр Джордж.
- До меня доходили какие-то слухи, но все они были настолько разноречивого характера, что мне трудно было верить им. Все эти тридцать пять лет я молилась и надеялась, что он жив, хотя в душе и потеряла надежду на его возвращение. А вы сами уверены, есть ли у вас доказательства, что он умер?
- К сожалению, да, мадам! На пути сюда, проезжая по Сибири, я заезжал в Красноярск и там побывал на могиле камергера Резанова. Сомнений быть не может. Он умер на пути из Калифорнии в Петербург… умер, если я не ошибаюсь, первого марта 1807 года.
Кончита наклонила голову и стала тихо шептать слова молитвы о упокоении раба Божьего Николая, Первые ее молитвы об усопшем. Теперь она знала, что он умер. И она знала, что теперь ничто не связывало ее с тягостями земной жизни. Теперь она могла по-
святить себя исключительно служению Господу Богу и Божьей Матери.
В 1851 году в Монтерее был открыт доминиканским орденом первый в Калифорнии женский монастырь, и первой послушницей в нем была Кончепчион, которой только что исполнилось шестьдесят лет. Через три года монастырь был переведен на север, в маленькое местечко на реке Сакраменто, по имени Бенишия, и там 23 декабря 1857 года сестра Мария Доминга Кончепчион Аргуэльо тихо скончалась.
* * *
Много писалось о романтической любви Кончи и Николая Резанова. Известный калифорнийский поэт Брет Гарт, в своей поэме "Кончепчион де Аргуэльо" так описал долгое ожидание Кончитой своего возлюбленного:
Шли недели, и белела дюн песчаных полоса,
Шли недели, и темнела даль, одетая в леса.
………………………………
Только не приходят вести, писем из чужой земли
Коменданту и невесте не привозят корабли.
Иногда она в печали слышала безгласный зов.
"Он придет", - цветы шептали,
"Никогда", - неслось с холмов".
* * *
Успокоилось страждущее сердце красавицы Кончиты, и до сих пор прохладный ветер, дующий от Золотых ворот Сан-Франциско, доносится до Бенишия, шелестит цветами вокруг могильного креста Кончиты во внутреннем дворе монастыря и шепчет ей слова любви, которые она слышала давно-давно…
ЗАВЕРШЕНИЕ ЦИКЛА
Ушкуйникам-землепроходцам, проторившим тропы русской предприимчивости и культуры на пустынных берегах и в дебрях алеутских островов и Аляски, посвящаю.
"…Баранов есть весьма оригинальное и при том счастливое произведение природы. Имя его громко по всему западному берегу до самой Калифорнии. Бостонцы почитают его и уважают, а Американские народы, боясь его из самых дальних мест, предлагают ему свою дружбу". ( Н. П. Резанов )
ГЛАВА ПЕРВАЯ: ПРИГОТОВЛЕНИЯ
1
Опять наступило мягкое, приятное лето после суровой, ветреной, бесснежной зимы. Селение Новоархангельск на острове Ситка ожило. В море появилась рыба, и рацион промышленных стал более разнообразным. Немало еще предстоит сделать в новом селении, основанном в 1804 году, почти четыре года тому назад. С каждым днем, с каждым месяцем растет, ширится селение. На холме гордо высится форт - верный страж селения от набегов индейцев-колошей. Внутри форта, за его крепкими стенами и башнями с десятками пушек, находятся главные здания селения: дом правителя американских владений Российско-Американской компании Александра Андреевича Баранова, небольшая церковь - скорее это часовня - и различные другие административные здания.
Не хватает уже места внутри форта, и поэтому много новых зданий выросло снаружи: тут и казармы для одиноких русских промышленных, и небольшие чистенькие, все еще пахнущие свежесрубленным лесом избы для женатых, и многочисленные избы для алеутов - рыбаков и охотников. На пригорке - ветряная мельница, а внизу, у самой воды, судостроительная верфь - любимое детище Баранова. Строить корабли нужно, потому что надежд на регулярные рейсы кораблей из Охотска мало. Суда, вышедшие из Охотска в Новоархангельск, часто не доходят до места назначения и разбиваются на скалах Алеутской гряды. Поэтому Баранов решил, что самое лучшее - это пополнять флотилию компании судами, построенными на верфи Новоархангельска.
Кратковременное пребывание петербургского сановника и директора компании Резанова в Новоархангельске сильно укрепило положение Баранова. До приезда камергера у него происходили постоянные столкновения с мореходами, присланными ему в помощь из России. Резанов пробыл в Новоархангельске зиму 1805-1806 годов и на месте убедился, как нуждается новое селение. Большую часть зимы ощущался недостаток в продуктах, и к весне большинство населения страдало от цинги. Резанов весной решился побывать в Калифорнии и достать там продуктов для спасения Новоархангельска. Миссия его оказалась успешной, и он смог привести корабль, доверху загруженный провиантом. Угроза гибели колонии была отсрочена.
2
После отъезда Резанова Баранов оставил Новоархангельск на попечение своего помощника Кускова, а сам вернулся на Кадьяк, где не был уже почти три года. Последнее время он стал сильно скучать по своим детям. Пока нужно было отвоевывать Ситку у индейцев, пока надо было строить крепость, да укреплять ее - ему было не до мыслей о доме. Но с тех пор как жизнь в новой колонии вошла в более или менее нормальное русло, Баранов заскучал.
"Теперь тут и без меня справятся, - думал он, - да еще с Иваном Кусковым. Дело теперь на мази, как хорошая телега, - знай только подмазывай оси колес!"
Баранов вернулся домой на Кадьяк, чтобы опять быть вместе с детьми, хотя открыто не хотел признаваться в этой своей человеческой слабости. Официально он объявил, что едет на Кадьяк для встречи со своим старым приятелем, бостонским шкипером О'Кейном, который должен был вернуться из Охотска на компанейском судне с запасами продуктов для северян. Страшно хотел Баранов повидать своего сына Антипатра - ведь ему уже десять лет исполнилось, и Иринку - веселую, живую черноглазую красавицу-дочурку надо повидать, пока она не забыла своего отца. Ей теперь пять лет.
Трудно описать радость Баранова и его детей, когда он неожиданно прибыл, домой на небольшом компанейском суденышке. Дети радостно бросились к нему в объятия. Баранов крепко обхватил их, прижал к груди, не замечая слез радости, струившихся по его лицу. Только мать детей, Анна Григорьевна, не выказала никаких эмоций. Она спокойно поздоровалась с мужем, точно он только что вернулся из обычного обхода алеутских жилищ в селении, и пошла на кухню, где затарахтела кастрюлями и чайником.
- Детки, мои детки! - радостно гладил детей по голове Баранов. От волнения он ничего больше сказать не мог, точно большой ком вдруг застрял в его горле.
Баранов сел на стул, и Ирина сразу же вскарабкалась ему на колени, а Антипатр стал рядом, так и не выпуская большой, сильной руки отца из своих рук. В то время как Ирина только молча сидела и смотрела на отца своими большими черными глазами, Антипатр засыпал его градом вопросов. Он хотел все знать: как была захвачена индейская крепость, как был построен новый форт и хорошо ли там… можно ли плавать на байдарке…
Правитель колонии на острове Кадьяк Иван Иванович Баннер умилился, увидев эту идиллию семейной жизни. Улыбнувшись, когда Антипатр стал опять задавать вопросы, он сказал:
- Завидую вам, Александр Андреевич, что у вас такие хорошие, благовоспитанные дети. Вы по праву можете гордиться ими, так же как гордились ими мы, когда вы были в отъезде. Наш добрейший отец Герман был счастлив, что ему довелось присматривать за ними. И я могу заверить вас, что дети отвечают ему глубокой привязанностью. Бог одарил вас чудными, прекрасными детьми, Александр Андреевич, за все труды и лишения, что вы претерпели за многие годы жизни в Америке.
- Я сам горжусь своими детками… А что вы думаете, дети… довольны ли, что ваш старый отец вернулся домой? - и он нежно поцеловал Иринку в лобик.
Ирина в ответ только крепко прижалась к его груди.
Антипатр взглянул на отца полувопросительно:
- Ты теперь останешься с нами навсегда, батюшка?.. Ты больше не поедешь в этот ужасный Новоархангельск, где всегда могут напасть на тебя индейцы?..
Баранов с улыбкой посмотрел на него:
- Ты хочешь всегда быть вместе со мной?
- Да, всегда. Ты должен остаться и никогда не уезжать от нас.
Баранов прищурил глаза, подмигнул Баннеру и сказал:
- Но мне нужно, Антипатр, вернуться в Новоархангельск. Я перевожу туда контору. Наше главное управление теперь будет там, и мне необходимо жить там же… Да и климат там лучше, мягче здешнего.
Дети испуганно посмотрели на него, и глаза бедной Ирины наполнились слезами.
- Нет, папа, не уезжай… останься с нами, - стал умолять его Антипатр, - не оставляй нас одних!
Баранов поднял руку:
- Та… та… та… подождите… я еще не кончил. Если мне нужно жить в Новоархангельске, это не значит, что мы должны расстаться… Что мешает вам поехать со мной туда? Что вы думаете об этом?
Глаза детей засверкали, и Ирина, которая была готова уже заплакать, соскочила на пол и захлопала в ладоши.
- Это правда? - не совсем веря своим ушам, спросил Антипатр. - Мы поедем с тобой?
- Да, да… конечно… поедем вместе… Я решил, что мы все будем жить в Новоархангельске. Я не хочу больше оставлять вас.
Ирина опять захлопала в ладоши, а Антипатр закружился по комнате, изображая дикий индейский танец.
Баннер, улыбаясь, заметил:
- Замечательная новость для детей, Александр Андреевич. Я очень рад, что вы пришли к этому решению. Думаю, что это будет хорошо и для детей, и для вас.
Он посмотрел в окно:
- О, я вижу, что отец Герман направляется сюда.
Дверь открылась, и в избу вошел инок Герман.
Три года почти совсем не изменили Германа, может быть, он чуть-чуть постарел. А так все то же иконописное лицо, тщательно приглаженные длинные волосы и аккуратно расчесанная не очень густая бородка. По-прежнему поражают его необыкновенные глаза, излучающие доброту и святость.
- Добро пожаловать на наши берега, - тихо проговорил Герман, смиренно поклонившись Баранову.
Тот подошел и горячо пожал ему руку:
- Очень… очень рад видеть тебя, отец… Как видишь, благодаря Богу, я вернулся домой живым и в полном здравии… счастлив видеть всех вас опять.
Баннер заметил, что Баранов стал часто со смирением поминать имя Бога, что показалось ему чем-то новым. В прошлом редко можно было услышать от него Божье имя… особенно еще и из-за вражды со служителями церкви… чаще можно было слышать слова богохульства и брани. Теперь Баранов заметно изменился, стал более религиозным. Новый Баранов был, видимо иным. Баннер не знал, что повлияло на правителя и вызвало эту перемену - возраст ли… он заметно постарел… или тот факт, что при захвате Ситки он столкнулся лицом к лицу со смертью, был ранен… было ли что другое, но только вернулся Баранов на Кадьяк совершенно другим человеком.
- Большое спасибо, отец Герман, за все ваши заботы о моих детях. Они просто обожают вас, и я знаю, что они будут сильно переживать разлуку с вами, - проговорил Баранов.
Монах вопросительно посмотрел на него:
- Вы сказали разлуку?.. Хотите сказать, Александр Андреевич, что собираетесь увезти детей от нас?
- Да, отче… Это как раз то, что я собираюсь сделать. Мне нужно жить в Новоархангельске… дела нашей компании требуют этого. И я, каюсь, не могу больше жить в разлуке с моими детьми… с моими маленькими ангелами. Я не вижу иного выхода, как взять их с собой в Новоархангельск.
Монах грустно опустил голову:
- Не могу противиться вашей воле, Александр Андреевич, вполне понимаю ваши чувства, но, сознаюсь, разлука с детьми будет очень тяжелой для меня да и для всех прочих здесь в селении, мы так привыкли к ним.
Баранов взглянул на него:
- Так в чем же дело? Почему бы вам не поехать с нами? Мы все будем счастливы, если вы переедете с нами.
Герман поднял на него свои чистые, ясные, незлобивые глаза, покачал головой:
- Нет… мое место здесь, среди всех этих людей, с которыми я прожил много лет вместе. Они нуждаются во мне, так же как я нуждаюсь в них, в их высокой нравственной силе, в их безграничной вере в Бога Единого. Нет, Александр Андреевич, вы поезжайте с вашими детьми туда, куда зовет вас ваш долг, а я останусь здесь. Мой долг быть здесь, среди моих людей, моей паствы - ведь большинство из них были крещены и приобщены к Вере Христовой с моей помощью.
Когда Баранов сообщил Анне Григорьевне о своем решении перебраться на постоянное жительство в Новоархангельск, и о том, что возьмет детей с собой, Аннушка не выказала никаких эмоций и только категорически заявила, что сама она из Кадьяка не уедет. Баранов посмотрел на ее все еще красивое, гордое лицо, ее тонкие, плотно сжатые губы, точно демонстрирующие непреклонную, несломимую волю, - и ничего больше не сказал. Так и было решено, что Баранов с детьми уедет на Ситку, а Аннушка останется и будет помогать, работать на благо духовной миссии. Он обещал, что дети изредка станут навещать ее.
Сам Баранов, в восторге от своего решения уехать с детьми, летал по селению, как на крыльях. Он часто проводил время с детьми и как-то поведал Антипатру и Ирине свои заветные мечты:
- Мы построим новый, большой двухэтажный дом в нашей крепости в Новоархангельске, привезем лучшую обстановку из Бостона. Наш дом будет не хуже любого в Петербурге… привезем книг для вас… а главное, выпишу гувернантку для вас из Петербурга. Она будет учить вас хорошим манерам, музыке, иностранным языкам…
3
Баранов стал энергично готовиться к переезду своей главной конторы на Ситку. За семнадцать лет его пребывания на посту правителя колонии у него накопилось много бумаг и документов, которые нужно было бережно упаковать в ящики. В этих архивах была вся история деятельности Российско-Американской компании в Америке. Баранов понимал всю важность этих архивов и лично наблюдал за их упаковкой и погрузкой в трюмы корабля.
Наступила середина лета и почти все уже было готово к отъезду. Баранов ждал только прихода корабля с его старым приятелем бостонцем О'Кейном, ушедшим в плавание к японским берегам.
Неожиданно из Охотска пришло компанейское судно с новым запасом провизии и всякой всячины. Для Баранова было несколько пакетов от правления из Петербурга. Вести были неприятные. Большим ударом для Баранова стало извещение из Охотска, что там только что были получены вести о скоропостижной кончине камергера Резанова. Баранов не верил своим глазам. Он никак не мог себе представить, что Резанов, сравнительно еще молодой человек, с которым он так недавно распрощался в Новоархангельске, - умер. Человек, с кем они обсуждали планы по расширению деятельности компании, ушел из этого мира, и без его помощи в Петербурге едва ли теперь удастся что-либо предпринять. Трудно было смириться с тем, что Резанова больше нет.
Второе письмо от правления компании стало другим тяжелым ударом для Баранова. В этом письме правление сообщало ему о смерти его жены в далеком Каргополе. Баранов прочел письмо и застыл. Он никак не мог осознать его содержания, не мог представить себе, что его жена умерла. Он живо и ярко вспомнил маленькую девочку, с которой он бегал и играл в детстве на пыльных улицах Каргополя. Вспомнил, как позже, когда они подросли, то гуляли вместе по полям в окрестностях родного города, собирали цветы или бродили по прохладному лесу в поисках грибов. Потом любовь… свадьба… дети… Семейная жизнь не удалась, и Баранов покинул семью и в конце своих странствий попал в Восточную Сибирь, откуда наконец очутился в Русской Америке. Мало думал, очень редко вспоминал Баранов все эти годы свою жену и детей, оставленных в Каргополе. Новая семья появилась у него в Америке… Но сегодняшнее письмо затронуло какие-то глубокие, полузабытые струны…
Несколько минут сидел он молча, с осунувшимся лицом, крепко стиснув челюсти и сжав губы. Потом тихо произнес:
- Вечная память тебе, бедная женщина… да поселит Господь тебя в селениях праведных… воздаст тебе за всю твою тяжелую жизнь.
На следующий день Баранов написал длинное письмо главному директору Российско-Американской компании, благодарил его за сообщенные сведения. Главное, просил его содействия в том, чтобы узаконить его связь с индианкой Аннушкой и признании Антипатра и Ирины его законными детьми.