Эта книга - о всеобъемлющей фальсификации русской истории, о веками копившихся стыдливых умолчаниях, жульнических передергиваниях и бессовестной лжи нашей так называемой Первоначальной летописи - Повести временных лет. В течение веков официальные историки занимались восхвалением правящих династий, церкви, партии и почти никого из них не интересовала подлинная история Отечества, история, которую уже практически невозможно узнать во всей ее полноте. Но те осколки истины, которые еще сохранились, позволили автору этой книги реконструировать историческую действительность первых веков существования Киевской Руси и ее вождей - князей и полководцев, каганов рода русского.
Содержание:
Владимир Егоров - КАГАНЫ РОДА РУССКОГО, ИЛИ - ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КИЕВСКИХ КНЯЗЕЙ 1
ОТ АВТОРА 1
О "СЛУХАХ" И "СПЛЕТНЯХ" 1
ВЕТРЯНЫЕ МЕЛЬНИЦЫ АНТИНОРМАНИЗМА 3
ГАРДЫ ВОСТОЧНОГО ПУТИ 5
РЮРИКОВИЧИ МЫ? 6
"ЗАКОН И БЛАГОДАТЬ" КАГАНСКОЙ ГЕНЕАЛОГИИ 8
ОЛЬГ ОЛЕГ 10
СМУТНЫЙ АБРИС ДИНАСТА 13
ТРИ МЕСТИ СВЯТОСЛАВА 15
МОРАВСКИЙ СЛЕД 17
БОГАТЫРСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК 19
ГОТСКОЕ НАВАЖДЕНИЕ 21
ГОТСКИЙ КОШМАР 23
ЯЗЫК ДОВОДИТ ДО КИЕВА 25
ОЛЬГА ОЛЬГА 27
КУКУШАТА ГНЕЗДА СВЯТОСЛАВОВА 31
ИМЕНА, ИМЕНА… 33
ПОСЛЕДНИЕ КАГАНЫ, ПЕРВЫЕ КНЯЗЬЯ? 35
ДНЕПРОВСКИЕ ИНТЕРФЕРЕНЦИИ 38
Приложение I - КОГДА ВОЗНИКЛА КИЕВСКАЯ РУСЬ? 39
Приложение II - КАК ВОЗНИКЛА НАЧАЛЬНАЯ РУСЬ? 52
Примечания 62
Владимир Егоров
КАГАНЫ РОДА РУССКОГО, ИЛИ
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КИЕВСКИХ КНЯЗЕЙ
О кнезех русских старобытных Нестор монах не добре сведем бе.
В. Татищев
ОТ АВТОРА
Эта книга - о нашей древней истории. В советское время в школе нас учили, что историю творит народ, и старательно вбивали в наши головы тезис о малозначимости отдельных личностей в истории. Включая всяких там императоров и полководцев. Этот тезис можно было наглядно проиллюстрировать на примере собственных руководителей страны, действительно малозначимых личностей вроде Л. Брежнева или К. Черненко. Почему-то не иллюстрировали. В то же время на уроках истории в других странах говорили как раз о великих полководцах и правителях империй, деяния которых изменяли современный им мир, может быть не всегда в лучшую сторону, но те изменения так или иначе отразились на мире сегодняшнем и поэтому стали предметом изучения в школе вместе с их инициаторами. В этом есть резон: наш мир был бы иным, если бы в нем не было Александра Македонского, Наполеона Бонапарта или Джорджа Вашингтона.
Эта книга - о верховных правителях начальной Руси, императорах и полководцах. Не будь их, мы бы жили в какой-то другой стране. Их обделила вниманием марксистско-ленинская историческая наука, отдавшая творение истории на откуп народным массам. Но тех же правителей начальной и древней Руси дореволюционная историография, начиная с самых первых наших летописей, неоправданно и чрезмерно превознесла и приукрасила, поскольку свой народ ни в грош не ставила, а главное, была озабочена не столько исторической правдой, сколько возвеличиванием правивших династий, с первых князей Киевской Руси до последних императоров России, и прославлением Русской православной церкви.
Наконец, это книга - о неправде, о вольной и неволь-ной, но всеобъемлющей фальсификации начал русской истории, о веками копившихся стыдливых умолчаниях, жульнических передергиваниях и бессовестной лжи нашей так называемой Первоначальной летописи. Конечно, лучше было бы написать книгу об исторической правде древней Руси. Хотелось бы, ох, как хотелось бы, чтобы такая книга была написана! К сожалению, ждать этого не приходится. Той правды никто не знает и, скорее всего, уже никогда не узнает. Однако все равно это не повод выдавать сказки, мифы и откровенное вранье за историческую действительность. Мы привыкли гордиться нашим прошлым, нашей славной историей. В целом по праву. Но пристало ли гордиться чем-то выдуманным, тем более выдуманным нами же сами?!
Сказки - вещь замечательная. Их можно рассказывать и пересказывать. Их нужно читать, особенно вслух - маленьким детям. Но детям постарше на школьных уроках истории все-таки следует не рассказывать сказки, а преподавать предмет - настоящую отечественную историю, временами воистину великую и героическую, каковой у нас и впрямь предостаточно, а временами, увы, и куда как неприглядную, раз уж такой она была на самом деле.
Ибо, как назидали древние мудрецы, правда - превыше всего.
О "СЛУХАХ" И "СПЛЕТНЯХ"
Слова я слушаю твои,
но ничего они не значат.
"Ты говоришь мне о любви",
слова Л. Дербенева, К Шаферана.
Песня из к/ф "Три дня в Москве"
Практически все, что написано в учебниках истории о начальном периоде древней Руси и что мы, соответственно, изучали как нашу историю, перекочевало в них из "Повести временных лет" (далее в тексте используется общепринятая аббревиатура ПВЛ), которая почему-то считается летописью. Во всех энциклопедиях, включая самую актуальную и демократичную - Википедию, - ПВЛ представлена как "наиболее ранний из дошедших до нас древнерусских летописных сводов начала XII века". Часто ПВЛ даже называют Первоначальной летописью. Словно никого не смущает слово "повесть" в ее заглавии. Между тем, в русском языке времени написания ПВЛ уже существовало слово "летопись" как калька с греческого хронограф , но тем не менее ее авторы назвали свое произведение повестью, прямо указывая на его беллетристический характер.
В те времена, когда писалась ПВЛ, Русь еще не знала литературных жанров романа и тем более фантастики, и все, имевшее к ним отношение, именовалось повестями, так как само слово "повесть" тогда означало "предание", "слухи" и даже "сплетни". Тем не менее, отечественная историография намертво закрепила за ПВЛ, то есть преданиями, слухами и сплетнями, статус летописи, в котором та уже пребывает почти тысячу лет, давным-давно заматерев и покрывшись благородной академической патиной. Дифирамбы и панегирики ПВЛ пели и маститые историки, и не менее маститые филологи: российский историк С. Соловьев называл ПВЛ "образцом всероссийского летописания", а академик
Д, Лихачев почитал ее "великим наследием". Так что претензии не к авторам ПВЛ, а к российским первоисторикам, которые для своего удобства молчаливо постановили считать ПВЛ летописью. Ведь если бы не это "постановление", они попросту остались бы без работы. Никакими иными источниками информации о возникновении и становлении древней Руси они не пользовались. Не по лености, а из-за отсутствия таковых.
ПВЛ везло. Проходили века, но ее статуса летописи не поколебали ни явные нестыковки в собственной хронологии, ни очевидные расхождения с "зарубежными" источниками, ни противоречия объективным данным археологии, ни откровенная фантастика, которую стыдливо опускали и умалчивали даже сами канонизировавшие ее первоисторики. Этот статус за ПВЛ сохраняется до сих пор, хотя порой создается впечатление, что абсолютное большинство причастных к истории наших современников относятся к ней, мягко говоря, с недоверием. Но в силу инерции традиций и корпоративного единства интересов историки так и не отважились прямо сказать, что королева у нас голая. Лишь самые смелые из них на неприличный вид сей высокопоставленной особы позволяли себе намекать, порой даже весьма выразительно, как, например, это сделал еще в позапрошлом веке историк Д. Щеглов: "Наша летопись или, точнее, наша сага о начале Русского государства, внесенная в последующую летопись, знает то, чего не было, и не знает того, что было".
Только в начале XXI столетия нашелся смелый и принципиальный ученый, причем не историк, а археолог А. Никитин, который рискнул от намеков перейти к серьезной научной критике, а правильнее было бы сказать дезавуированию ПВЛ. То, что за это давно назревшее дело взялся именно археолог, в какой-то мере естественно, ведь именно археология всегда наносила самые болезненные удары по "саге о начале Русского государства". К сожалению, это же обстоятельство уменьшило эффект начинания, поскольку отечественные историки привыкли обращать внимание на археологию и археологов только тогда, когда те подтверждали их концепции и теории. То же самое можно сказать о плодах усилий специалистов в смежных областях, таких, например, как исследователь былин С. Горюнков, а тем более отдельных и еще далее отстоящих от мейнстрима официальной отечественной исторической науки дилетантов. Но в последнее время вопрос о достоверности кодифицированной в наших учебниках истории древней Руси в довольно резкой форме поднимают даже ученые, имеющие непосредственное отношение к исторической науке вроде А. Королева, С. Цветкова и А. Бычкова. Но все же "воз и ныне там", всех этих усилий явно недостаточно, чтобы сдвинуть с места глыбу нашей официальной истории, намертво приклепанную к фундаменту ПВЛ.
Все это тем более печально, что всякий здравомыслящий человек не может не понимать: истинная польза для отечественной истории заключается не в стыдливо молчаливом шествии в свите голой королевы, а в признании, и как можно скорее, очевидного факта, что ПВЛ ни в коей мере не летопись, а именно повесть, то есть беллетристика. Увы, историки - реальные земные люди, и они не всегда руководствуются соображениями пользы для отечественной истории.
ПВЛ и русская литература в целом рождались практически одновременно. В XI–XII веках на Руси не было ни опыта, ни традиций создания художественных произведений, в том числе произведений с исторической тематикой, поэтому создатели ПВЛ при ее написании воспользовались в качестве образцов имеющимися в их распоряжении переводами на древнецерковнославянский язык нескольких византийских хроник, вследствие чего ПВЛ внешне приобрела вид летописи. Увы, лишь внешне. По сути же, в ней прослеживаются свойственные беллетристике приемы искусственного выстраивания сюжета. Например, А. Никитин отметил в ПВЛ такой характерный для художественной литературы прием, как "плетение сюжетов", который он присвоил некому ее гипотетическому автору начала XII века, названному самим Никитиным "краеведом-киевлянином" и в конечном счете отождествленному им с Нестором-"летописцем".
Появление из-под пера Нестора ПВЛ такой, какая она есть, неудивительно. Ведь он в первую очередь известен как агиограф, автор нескольких житий, которые, пользуясь терминологией того же Никитина, по своему жанру "принадлежат скорее литературе, чем истории". Нестор был безусловно талантливым и весьма продуктивным для своего времени писателем-агиографом. Но, на самом деле, никаким не "летописцем".
Будучи агиографом, при написании ПВЛ Нестор вольно или невольно, но очень широко использовал отработанные им приемы и методы создания житий, а именно отмеченное Никитиным "плетение сюжетов" с вплетением в них необходимых для данного жанра "фактов". В случае житий такими "фактами" обязаны были быть и потому обязательно таковыми становились эпизоды биографии канонизируемого святого, подтверждающие право на канонизацию, в частности мученичество за веру и сотворенные им чудеса, прижизненные или посмертные. Ни в коей мере не имею в виду вторгаться в сферу компетенции церкви, оспаривать правомочность канонизации святых или подвергать сомнению реальность сотворенных теми прижизненно и посмертно чудес. Но даже если кандидат в святые на самом деле приял муки за веру и совершил некие чудеса, его агиограф просто не мог иметь об этом достоверной информации.
Жития писались, как правило, спустя годы и десятилетия после смерти канонизируемых, не оставивших после себя ни мемуаров, ни дневников, не говоря уже о фотографиях и видеофильмах. Нестор и другие агиографы в своих трудах опирались на некую устную традицию и слухи, на основе которых им надо было выстроить стройный и соответствующий житийному канону биографический сюжет с вплетением в него неких обязательных по жанру чудес. Опять же, не посягая на компетенцию церкви и не оспаривая правомочность актов канонизации, все же нельзя не понимать, что в реальных условиях средневековья агиографы не могли знать и не знали истинной биографии героев их житий, не могли видеть и не видели сотворенных ими чудес. Тем не менее, следуя канону, они были обязаны писать "по правилам", вынужденно пользуясь устной традицией, слухами и сплетнями, а порой и откровенно выдумывая необходимые "факты". Возможно, моральным оправданием им служила уверенность, что если не именно эти, то другие связанные с канонизируемым чудеса действительно имели место.
Так писали все агиографы, так писал свои жития Нестор. Не умея по-другому, да и не видя в этом нужды, точно так же он написал ПВЛ. Как привык, как набил руку. Но если в случае агиографии еще можно говорить об оправдании средств целью, о направляющем руку агиографа Провидении, о Прозрении и Откровении, то к ПВЛ эти оговорки неприложимы. То есть в ПВЛ как произведении сугубо светском, неважно летописи или повести, слухи - это слухи, сплетни - это сплетни, а выдумки - это выдумки. Причем, еще раз хочу это подчеркнуть, сам Нестор нас не обманывал. Написав, как умел, художественное произведение, он и назвал его соответственно повестью. Не летописью!
Почему же ПВЛ превратилась в летопись? Вероятно вследствие недоразумения. Через несколько лет после появления ПВЛ Нестора игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр действительно написал летопись, по-честному назвал ее "летописцем", но, компилируя различные источники, неосторожно включил в свой большой труд ПВЛ в качестве некого подходящего, как ему показалось, зачина к истории Киевской Руси, вроде бы дающего обзор мировой истории "от Рождества Христова". Но в соответствии с понятиями и нормами своего времени он никак не выделил написанное Нестором, и этот шаг возымел несколько совершенно не предвиденных Сильвестром последствий. Во-первых, оказавшаяся в начале летописи Сильвестра ПВЛ начиналась словами "Вот повесть временных лет;..", и первоисторики, не разобравшись, отнесли эти слова Нестора ко всему труду Сильвестра, вследствие чего "Повестью" стали называть не только скромную собственно Несторову ПВЛ, но и всю объемистую сильвестрову летопись. Во-вторых, Нестор не забывал упомянуть самого себя в качестве автора своих произведений, сохранилось его имя и в экземпляре ПВЛ, который Сильвестр неосторожно поместил в начале своей летописи, и историки именно Нестора посчитали автором всего сводного труда. Наконец, в-третьих и главных, ПВЛ Нестора не была летописью и не претендовала быть таковой, но труд Сильвестра был настоящей летописью; ПВЛ же, оказавшись зачином этого труда, не только передала ему свое название, но и сама ненароком приобрела статус летописи, в коем "незаконно" пребывает по сию пору.
Таким образом, собственно ПВЛ - это только самое-са-мое начало летописных сводов, чуждое летописанию по стилю и содержанию, изначально не соотнесенное с реальными событиями и, соответственно, не имевшее никаких датировок (а точнее, даже не имевшая иметь их в виду). Настоящая летопись, то есть труд Сильвестра, основанная не на слухах и мифах, а на письменных документах и худо-бедно отражающая действительные факты истории Киевской Руси с хронологической привязкой, начинается только с появления на Руси широко доступной письменности, формально со времени крещения Руси, а по существу только с правления Ярослава Мудрого. А это значит, что и реальная летописная история древней, а точнее Киевской, Руси начинается только со времени Ярослава, то есть с XI века.
Несмотря на то, что автором ПВЛ был, судя по всему, один из лучших писателей Руси того времени, современного массового читателя трудно заставить прочесть написанную им почти тысячу лет назад беллетристику, она ему непонятна и неинтересна. Поэтому он знаком с ПВЛ только в изложении профессиональных историков, даже не подозревая, что это именно изложение, причем авторизированное. Отчасти фильтруя очевидно далекие от реальности фантазии сочинителей ПВЛ, отчасти пытаясь сделать ее текст более доходчивым, отчасти развертывая свою оригинальную историческую перспективу, они брали из ПВЛ в свои труды только то, что им самим было понятно и близко, что не противоречило их собственному видению истории, и излагали взятое так, чтобы изложение удачно встраивалось в их собственные исторические концепции;