– Хорошо.
Он перекинул лодыжку через колено и ухмыльнулся.
– Надеюсь, поездка была удачной?
Никогда прежде я не чувствовал себя игроком в покер.
– Удачной.
Энтони пристально на меня посмотрел, сложив пальцы под подбородком. Я же перевел взгляд на монитор компьютера под предлогом проверки электронной почты. Я еще не решил, о чем стоит рассказывать моему сомнительному коллеге. С одной стороны, мне не хотелось скрывать происходящее между мной и Руби, и если я ее хорошо знал – а я искренне чувствовал, что знал – то она не сможет делать вид, что ничего не происходит. С другой, пусть личное остается личным, иначе Тони сделает из этого свою любимую шутку.
– Что-то изменилось, – указывая на меня пальцем, сказал он. – У тебя в глазах улыбка. Вот тут, – он показал на бровь. – И огонек. Ты весь светишься.
– Вот как?
– Что, спустил пар в баре голых сисек в Нью-Йорке?
Его грубость осела тяжелым грузом в комнате.
– Ох, ну в самом деле, Тони.
– Хм-м, засадил кому-то из Rockettes? [женский танцевальный коллектив-варьете, их основная площадка – Радио Сити мюзик-холл в Нью-Йорке – прим. переводчика].
– Да чтоб тебя.
Он сделал паузу, снова бегло меня осмотрев, после чего расплылся в улыбке.
– Тогда наконец оседлал Руби?
Застигнутый врасплох, я сглотнул и сделал вид, что сосредоточился на чем-то на моем столе.
– А, нет. Это… Я, ну, то есть нет. Нет.
По сути это была правда. Технически мы еще не занимались сексом.
Тони шлепнул руками по столу.
– Ах ты пройдоха!
Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Это именно та реакция, которой я пытался избежать.
– Нет, Тони, это не…
– Ты трахнул ее, да? Отымел мою Руби!
Я отодвинулся от стола, ощущая в груди нарастающую бурю.
– "Твою" Руби?
– Значит, я прав, – сделал вывод он, хлопнув в ладоши, резко нарушив тишину.
Взглянув на дверь, я зашипел на него:
– Потише, сукин ты сын.
Он сделал вид, что вытер слезу. Тони всегда обожал подшучивать, но это был предел.
– О-о, наблюдение за этим твоим невнятным бормотанием скрасит ожидание нового сезона "Игры престолов".
– Хорош гнать херню.
У него округлились глаза.
– И только посмотрите, как заговорил Найл! Осмелюсь заметить, с ней ты стал развязнее. Думаю, стоит пойти поблагодарить ее.
Закрыв глаза, я сделал глубокий вдох.
– Тони, не смей.
– Ой, ну давай тогда, расскажи, – сказал он, снова усаживаясь, и его интонация снова стала искренней, – что произошло?
Я посмотрел на него, чувствуя, что мой взгляд начал смягчаться.
– Я больше не издеваюсь, Найл, – с извиняющейся улыбкой уверил он меня. – Прости, просто я никогда и не представлял…
– Это не то, о чем ты думаешь, – перебил его я, наклоняясь вперед и опираясь локтями на стол. Мне нужно вернуть себе хотя бы подобие контроля. Пожалуй, для Тони будет полезно быть в курсе о нас с Руби, но, конечно, количество информации стоит ограничить. – Оказывается, у нее были чувства ко мне, прежде чем мы, хм… – я не мог сформулировать собственные мысли относительно Руби, кроме как: – Мне нравится ее компания.
От Тони не укрылось мое очевидное преуменьшение.
– Ах, ну конечно.
– Буду тебе благодарен, если ты не станешь болтать об этом повсюду.
Он кивнул, показал, что его рот на замке, и заговорщически подмигнул.
***
Руби сидела в маленькой комнате отдыха со своей подругой Пиппой, когда я вошел забрать из холодильника свой ланч. Ее взгляд встретился с моим, и она тут же его отвела, но на щеках и шее вспыхнул яркий румянец.
– Руби. Пиппа, – поприветствовал я.
– Привет, мистер Стелла, – радостно ответила Пиппа. Слишком радостно. Руби уже тоже допросили?
– Мистер Стелла, – произнесла Руби, снова глядя на меня с легкой тайной улыбкой. Она прикусила кончик языка, и я резко вдохнул, вспомнив наш последний вчерашний поцелуй, перед тем как мы расстались. Ее рот на вкус был как лимонный леденец, который она сосала по дороге из аэропорта. Кашлянув, я потянулся к ручке холодильника.
– Подстраиваетесь под изменение часового пояса? – оглядываясь на нее, спросил я.
Пожав плечами, она улыбнулась шире.
– Стараюсь.
Пиппа старательно разглядывала их тарелки с ланчем, пока Руби пристально смотрела на меня.
Я почувствовал пустоту в своих легких и изо всех сил старался дышать равномерно. Возвращение сюда, в повседневную жизнь, в реальность, где есть мы – как бы мы при этом ни назывались – заставило все во мне изнывать от боли и тоски. Смогу ли я сосредоточиться на работе, когда она так близко? Или вообще хоть на чем-нибудь? Если я буду фокусироваться на ее чертах по отдельности, может, тогда она не так сильно сокрушит меня. Ее взгляд был слишком интенсивным; он говорил мне, что она столь же отчаянно хочет остаться со мной наедине. Ее язык выскользнул наружу и смочил губы. Шея была длинной и гладкой, и я представил себе, как приведу ее к себе домой и, спускаясь поцелуями вниз по горлу, расстегну каждую из этих крошечных жемчужных пуговок на ее…
– Э-э… Мистер Стелла? – окликнула она, многозначительно глядя на мою замершую руку на ручке открытого холодильника. В комнату просочился холодный воздух, успокаивая жар в моей груди.
– Ага, – я резко наклонился достать свой салат. Достав из ящика вилку, я поспешил в свой офис.
Как и подозревал, я едва мог сосредоточиться, и понимал, что мне нужно найти способ успокоить свои издерганные мысли. Эта неопределенность мне не нравится, она дезориентирует. Мне нужно знать, как у нас это будет: останется ли она на ночь? Как не торопиться с физической стороной… или для этого уже слишком поздно? Хочу ли я вообще большего, чем есть сейчас? На данным момент секс ощущается как формальность. Все, что мы делали, чувствовалось гораздо интимнее, чем он, но едва у меня появилась эта мысль, я тут же понял, что с Руби это будет означать больше, чем просто очередной шаг в наших отношениях.
Хотел ли я этого? И когда займусь с ней сексом, буду ли в состоянии обезопасить собственное сердце, в случае если не окажусь тем, в ком она нуждается?
Когда-то я думал, что Порция – любовь всей моей жизни, но с того момента, как Руби храбро встала на цыпочки и поцеловала меня, я понял, что ошибался.
Вытаскивая меня из маниакального самоанализа, на столе зажужжал телефон:
"Сегодня ужинаем у тебя или у меня? И прежде чем ответишь, не забудь, что у меня есть соседка, моя кровать маленькая и что я худший повар среди плохих поваров. P.S. Перестань думать".
Смеясь, я ответил:
"В таком случае тебе не остается ничего иного, кроме как приехать ко мне. Я живу один, у меня большая кровать, и я, возможно, чуть более талантлив на кухне (правда совсем чуть-чуть), поэтому, наверно, все же стоит заказать еду на дом".
Буквально за дверью я услышал возглас: "Попс!", а затем мультяшное хихиканье. После чего раздался стук в дверь.
– Входите, – ответил я.
Вошла Руби, с улыбкой читая сообщение в своем телефоне.
– Ладно.
При виде нее мое сердце снова увеличилось в размерах.
– Ладно?
Она закрыла за собой дверь.
– Ладно, я приду на ужин, раз ты так настойчиво приглашаешь.
И тогда я понял, что звук, что слышал за дверью, был сигналом ее сообщения.
– Это было… – я сделал паузу, откинулся на спинку и улыбнулся. – Это твой рингтон с воплем "Попс!"?
Она пожала плечами, и здесь, в моем офисе, без посторонних, все следы ее румянца исчезли.
– Вообще-то он только на твои сообщения. Это Миньоны. "Гадкий Я". Мультфильм, – покачав головой, она подошла ближе. – Нужно вытащить тебя посмотреть. Как бы то ни было, тебе отлично подходит этот рингтон. У тебя лучшая задница по эту сторону Атлантики.
– "По эту сторону Атлантики"? Означает ли это, что в Нью-Йорке ты обнаружила задницу получше?
Поджав губы, она сделала вид, что обдумывает.
– У меня не было возможность как следует поискать, но друг Макса Уилл вполне может подойти и…
Наклонившись вперед, я зарычал.
– Закончи фразу, Руби Миллер, и это вдохновит меня перегнуть тебя через колено и отшлепать твою задницу.
Откинув голову назад, она расхохоталась моим любимым смехом.
– Мне нравится, что ты думаешь, будто отшлепать меня будет…
Два резких стука в мою дверь, и внутрь с улыбкой вошел Тони. Его улыбка застыла и превратилась в недовольное выражение лица, после чего оно стало нейтральным, когда он увидел, что Руби непринужденно прислонилась к моему столу. Она резко выпрямилась и сделала вид, что убирает пылинку со своей юбки.
– Привет, Энтони, – тихо сказала она.
– Руби, – сдвинув брови, произнес Тони. Он посмотрел на меня, после чего снова на нее. – Когда я получу данные по Barclay Industrial?
Она опустила взгляд в пол, и ее румянец вернулся.
– Они готовы, просто мне нужно оформить их письмом. Прости, мне нужно было поймать Найла, – она спохватилась, – мистера Стеллу после поездки.
– Руби, уверен, это большая радость, что он в курсе твоей симпатии, – холодно ответил Тони, – но Найл вице-президент этой компании, и у него есть масса дел после командировки.
Я почувствовал на себе взгляд округленных глаз Руби, и моя челюсть сжалась от подавленной ярости.
Какого черта он делает?
Как ни в чем не бывало, Тони продолжал:
– Может, тебе стоит оставлять открытой дверь его офиса, когда ты тут, и его ловлю оставить на после работы?
Неловко кивнув и пробормотав извинения, она выскользнула мимо него из моего офиса.
– Тони, – выдавил я, становясь таким же, как и он, взбешенным. Горячая кровь разливалась по венам, заставляя сердце стучать сильнее. – Это что, было так необходимо? Сейчас обеденный перерыв. И "твоя симпатия"? Она здесь никого не преследует. Меня все это так же касается, и между нами нет ничего предосудительного. Тем более, что она не моя подчиненная.
– Нет, – согласился он, – она моя подчиненная, – сжав челюсть, Тони проследил, плотно ли Руби закрыла за собой дверь, когда вышла. – Я не думал, что для нее так трудно будет держаться в профессиональных рамках.
Мои глаза округлились, когда до меня внезапно дошло: Тони ревновал.
– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, – сказал я так беспечно, как только мог. От его слов внутри все горело. Тони мне не начальник, даже наоборот. Технически, я активно готовился к тому, чтобы в скором времени занять пост его босса. – Ты – тот, кто советовал мне ее оседлать, кто называл Руби подходящей, кто говорил – я цитирую: "высокая, с классными сиськами" – тот, кто неприкрыто нанимает только самых красивых стажеров для Оксфордской программы. И ты сейчас разглагольствуешь тут перед нами про профессиональные рамки?
Он моргнул, и его взгляд немного прояснился.
– Я просто говорю, что надеюсь, не найду ее здесь снова, – слегка кивнув, он повернулся вышел из моего офиса.
Кажется, ушло не менее десяти минут, прежде чем выровнялся мой пульс. Я был в ярости: вышагивая по кабинету, я думал довести это до сведения Ричарда, чтобы быть уверенным, что все в курсе, и ничего неуместного не происходит, и чтобы тот знал, что по отношению к Руби поведение Тони неприемлемо.
Но я был слишком зол. И, как правило, я не вел переговоров в таком состоянии: для меня недопустимо говорить под влиянием негодования, а не спокойного профессионализма. Тут стоял вопрос о поведении Тони, и моя позиция была был неубедительной, если бы я был полон эмоций.
По той же причине я выждал еще пятнадцать минут, прежде чем написать Руби. Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто мнения Тони достаточно, чтобы меня разозлить.
"Тони вел себя недопустимо", – просто написал я.
"Я знаю, – ответила она. – Но это до сих пор унизительно".
"Прости, дорогая".
Прошло несколько минут, прежде чем она ответила, и когда пришло сообщение, я почти слышал, терпеливый, как всегда, голос Руби:
"Не извиняйся. Давай просто насладимся твоей холостяцкой квартирой, большой кроватью и сегодняшним ужином на вынос".
Улыбнувшись, я написал в ответ:
"Жду с нетерпением".
Это так и было. Я с трудом мог дождаться, чтобы притянуть ее в свои объятия и напомнить, что происходящее между нами простирается далеко за пределы работы.
***
Руби пришлось заехать к себе, чтобы захватить необходимое для завтрашнего рабочего дня, а в это время из любимого ресторанчика на углу я забрал наш ужин карри.
Войдя, она оглядела прихожую, затем прошла мимо меня в гостиную.
Интерьер моей квартиры был, пожалуй, предсказуемым: аккуратно и в строгом стиле, гладкий черный кожаный диван, большие кресла, низкий мраморный столик и большой плюшевый ковер.
– Если бы меня попросили изобразить твою квартиру, я бы нарисовала примерно это.
Смеясь, я подошел к ней ближе.
– Счастлив, что никогда тебя не удивляю.
Она повернулась и скользнула в мои объятия.
– Что ты меня никогда не удивляешь – это одна из причин, почему я люблю тебя.
Мы оба замерли.
– Я что, сейчас сказала это вслух? – крепко зажмурившись, спросила она, в ужасе поморщившись. – Пожалуйста, скажи, что это было только в моей голове.
Я наклонился, целуя ее в лоб.
– Ты прелесть.
Изнутри что-то ударило меня в легкие, как наказание, что я не способен придумать что-то лучшее.
Я люблю тебя.
Ты прелесть.
Я ведь не удивлен ее словам, тогда почему не подумал наперед и не подготовил какой-нибудь ответ? Это официально: я самый большой идиот на свете.
Руби напряглась и начала отстраняться, но я притянул ее обратно, целуя ее шею и лихорадочно подыскивая правильные слова.
– Руби.
– Все в порядке, – тихо выдохнула она и, обняв, прижалась лицом к моей шее. Но по ней было видно, что она совсем не в порядке. Мне хотелось посмотреть ей в глаза и увидеть все, что там смогу обнаружить, но я не мог двигаться. Она вздохнула и через мгновение явно расслабилась. – Я понимаю, что сильно забегаю вперед, говоря о чувствах. Прости, что сбросила эту бомбу неловкости.
– Прошу тебя, это не… – вот только я не был в состоянии закончить фразу и не мог определить, что это может быть за чувство, если не любовь.
Я люблю ее?
У меня не было ни единого чертового понятия, на что похожа романтическая любовь; это было как иностранный язык. Я проклинал Порцию за ее холодность, за то, что я задавался вопросом о каждом жесте, что давно прошло детство, полное кипучей демонстрации обожания, подколов между братьями и сестрами и постоянной привязанности мамы. Проклинал себя, что стал эмоционально неразвитым.
Я не знал, как назвать свои чувства, но чувствовал, что они росли и углублялись, и это пугало – в конце концов, потеря Порции ощущалась как свобода, а сама мысль потери Руби была отвратительной и переворачивало все внутри.
И вот, выразив свои чувства так ярко, она замерла в тишине, ожидая, что теперь я найду слова… Я хотел отдать ей все, что у меня есть, хотел дать ей знать, насколько обезумел из-за нее.
Посасывая и покусывая, я провел губами от ее скул к шее. Прочувствуй это, подумал я. Позволь показать то, что не могу сказать вслух.
Я стащил с нее пальто, отбросил в сторону и начал расстегивать пуговицы ее блузки, молча умоляя ее встретиться со мной взглядом. Она посмотрела на меня, и на ее лице явно читалась нерешительность, после чего она что-то увидела в моем взгляде – мучительную мольбу, потребность и надежду – и, словно выдохнув все напряжение, притянула к себе мое лицо.
– Ты предлагаешь отложить ужин? – у моих губ спросила она.
Я кивнул, обнимая ее за талию, и подтолкнул нас к широкому креслу без ручек в гостиной.
Мои руки были нетерпеливыми; я поспешно снял с нее юбку, стянул вниз по ногам ее нижнее белье, жадными ладонями проводя по каждому сантиметру ее обнаженной кожи. Изгибы тела Руби были гладкими, бледными и совершенно безупречными, и, посасывая кожу ее плеча, я наклонился обхватить рукой ее грудь.
Куда более осторожно она расстегнула мою рубашку, глядя на меня и вчитываясь в мою реакцию.
– Мы можем не… – начала она, но я прервал ее поцелуем.
Отпусти.
Она спустила рубашку по моим плечам, расстегнула ремень и не спеша стянула с меня брюки, после чего я отпихнул их ногой.
Обхватив меня рукой, она начала опускаться передо мной на колени.
Я покачал головой, одним движением подняв ее, и наклонился скользнуть губами по ее, раскрывая их и пробуя на вкус. Ее язычок казался маленьким и таким сладким у меня во рту, с неожиданным отчаяньем скользя по моему. Ее тонкие настойчивые ладони прижались к моей груди, подталкивая меня к креслу, и она последовала за мной, не отступая и погружая пальцы в мои волосы, лихорадочно целуя меня и кусая, издавая стоны и негромкие мольбы, в то время как мои руки скользили вниз по ее бокам и между ног, ощущая мягчайшую и самую нежную кожу.
– Хочешь оказаться в… – начала она; ее губы были влажными, а взгляд тяжелым.
Она имела в виду оказаться… внутри нее?
– Я… да? – я выгнулся под ней в поисках соприкосновения.
Она склонилась поцеловать меня снова и прошептала:
– Я имею в виду, хочешь ли ты в кровать?
Закрыв глаза, я изо всех сил старался, чтобы мозг не начал слишком внимательно рассматривать этот вопрос. Подняться и направиться в мою спальню – значит вытащить обоих из этого ощущения взаимной похоти и облегчения, которые ощущались так чертовски хорошо. Я слишком много думал, что это будет значить и как это будет чувствоваться, что я никогда не занимался сексом на этой кровати, и что всего лишь четыре недели назад я познакомился с Руби.
Мой разум хотел быть уверенным во всем этом.
Стоп.
Нет.
Нет.
– Нет, – я подался вперед, целуя ее шею, и одновременно с этим руками притянул ее за ягодицы ближе и прижал ее влажность к своему стволу. – Я не хочу никуда двигаться отсюда.
Слегка приподнимаясь, она выписывала маленькие круги бедрами, пока не настал такой момент, что было достаточно слегка выгнуться и толкнуться в нее.
– Господи, – застонал я. Я и забыл – а может, никогда и не знал – как желание может быть таким поглощающим, будоражащим и первобытным. Я сейчас не был самим собой. Я был мужчиной, который жаждал удовольствия, хотел трахаться и получил возможность сделать это впервые в жизни.
– Вот черт. Защита, – выдавил я.
– Я чиста, – на сдавленном выдохе сказала она. – И на таблетках.
Ее взгляд встретился с моим, и в нем плескался вопрос.
– Возьми меня, дорогая, – прошептал я.
Я со стоном приподнялся, когда она опустилась на меня и издала легкий вздох, который звучал как боль или удовольствие, и я чуть было не рванул бедрами вверх – настолько яростным она меня делала.