Шагая по пыльной улице, Марчелла напряженно думала о том, что может стать писательницей. Со всей серьезностью возложенного на себя дела она по нескольку часов в день проводила за написанием рассказа, внося поправки и дополнения в жизнеописание своих героинь, делая самых достойных, на ее взгляд, персонажей счастливыми. Отец Кармелло явился прототипом для написания одного рассказа, описывающего долгую и упорную борьбу, которая развязалась между священником и одной очень несчастной женщиной, его прихожанкой.
Сделав фотокопии рассказа, Марчелла отправилась в районную библиотеку, чтобы взять там адреса журналов, которые могли опубликовать "короткие романы". Старательно выведя на пяти конвертах адреса и фамилии редакторов, она, вложив в каждый из пяти приготовленных конвертов по аннотации к своему рассказу, запечатала и отправила их, оптимистично надеясь на то, что хотя бы один редактор, но захочет напечатать ее рассказ. В течение двух недель она витала в облаках, предвкушая то, как обрадованные редакторы сразу нескольких изданий поспешат связаться с ней по телефону, чтобы сообщить о своем согласии опубликовать написанный Марчеллой Балдуччи рассказ под названием "Исповедь".
Однажды утром, открыв почтовый ящик, она обнаружила там три из пяти отправленных ею конвертов. Две редакции вернули ее работу непрочитанной, так как принимали к рассмотрению только оригиналы, а не копии. В третьем конверте лежало послание, говорившее о том, что их журнал публикует рассказы абсолютно другой тематики.
Она лежала на кровати и плакала, а затем успокоилась, вспомнив, что пока еще не получен ответ из оставшихся двух редакций. Но через неделю пришел аналогичный трем первым посланиям ответ и оттуда. Какое скверное начало ее писательской карьеры! Больше она ни за что не притронется к перу!
Когда в следующие выходные в гости приехали приглашенные на обед родители Гарри, их сын неожиданно превратился в безупречного мужа, беспокоящегося о том, чтобы прием прошел на самом высоком уровне. Он то и дело вертелся рядом, пока она хлопотала на кухне.
- Может быть, нарезать солонины или чего-нибудь такого, поосновательней? - обратился он к Марчелле, которая была занята приготовлением макарон. Марчелла, обдувая свое лицо от осевшей на кожу мучной пыли, ответила:
- Я приготовлю то, что у меня лучше получается. Обед проходил довольно монотонно, если не сказать скучно. Мать Гарри была увядшей женщиной, без какого-то определенного мнения, которая после каждой фразы смотрела на мужа, как бы ожидая его одобрения. Она почему-то с самого начала решила, что самой подходящей темой для беседы с Марчеллой является ведение домашнего хозяйства и кулинарного дела.
Отец Гарри, когда-то работавший полицейским, сварливый, пожилой мужчина, обожал критиковать власти за плохое управление городским хозяйством Нью-Йорка, намекая на нечистоплотность представителей мэрии. Ему было шестьдесят, и в этом году он решил уйти в отставку, после чего, оставшись не у дел, постоянно брюзжал, сидя дома. После обеда Гарри ушел вместе с отцом смотреть телевизор, пока две женщины мыли на кухне посуду.
- А чем ты занимаешься целый день, пока Гарри учится? - поинтересовалась миссис Уинтон. - Тебе не скучно?
Марчелла сосредоточенно думала над ответом. Ее просто тошнило от мысли, что она может стать такою же занудой, как мать Гарри. Машинально она ответила:
- Я писательница! Пишу короткие рассказы!
- В самом деле? - удивилась свекровь, посмотрев на нее. - Я и понятия об этом не имела. А твои рассказы будут напечатаны?
Глядя ей в глаза, Марчелла заявила:
- Я буду отсылать свои произведения во все американские журналы до тех пор, пока они не найдут своего читателя! Только ничего не рассказывайте Гарри. Я хочу, чтобы эта новость стала для него сюрпризом.
- Конечно! Как интересно! - Улыбаясь, миссис Уинтон снова принялась за мытье посуды, в то время как Марчелла с энтузиазмом вытирала тарелки полотенцем. У нее поднялось настроение при мысли, что она не просто жена Гарри, которая только и делает, что встречает после работы своего мужа. У нее своя индивидуальность. Она была писательницей!
Позаимствовав пишущую машинку у матери своей подруги, она написала рассказ о мечтах беременной женщины, вынашивающей свой плод в течение кажущейся ей бесконечно длинной беременности. Аккуратно напечатав рассказ в нескольких экземплярах, она отослала его в несколько журналов. "На этот раз я так просто не сдамся, - сказала она себе. - Ведь даже писатели-профессионалы и те отсылают свои работы на суд огромного количества редакторов". Полученные отказы еще больше подогрели ее настойчивое желание добиваться поставленной цели.
Единственным страстным, будоражащим ее мысли и тело желанием была все та же неуемная тяга к сексу, которую ей однажды удалось удовлетворить в полной мере. Не считая той ночи после побоища, Гарри все так же, в спешке, не разжигая в ней никакой страсти, занимался с нею любовью в постели.
В середине сентября вдруг разыгралась характерная для конца лета страшная жара. И в один прекрасный, очень уж жаркий день Марчелла, оказавшись на территории самого большого рынка, расположенного за четыре квартала от центра города, где-то рядом с границей Маленькой Италии, укрываясь от жары, стала искать прибежища в холодильном ряду рынка.
В Нью-Йорке проживает много этнических групп, поэтому большинство итальянских жен предпочитают покупать продукты у дружелюбных пуэрториканцев. Завернув в секцию мороженого мяса, Марчелла рассеянно глядела на разложенные там мясные продукты. Покупка целой курицы обошлась бы ей гораздо дешевле, но тогда в процессе готовки жара на кухне будет неимоверной.
Вдруг она увидела смуглого помощника продавца, который, прислонившись к двери, ведущей в холодильную секцию магазина, стоял, будто дожидаясь того, чтобы она почувствовала на себе его взгляд. Когда она обратила на него внимание, на его лице заиграла веселая, озорная улыбка. У него была смуглая, цвета кофе кожа, аккуратно подстриженные черные усики и ослепительные белые зубы. К фартуку был приколот значок с надписью: "Привет, меня зовут Анджело! Я всегда рад вам помочь".
Улыбнувшись ему в ответ, она двинулась вперед, не обратив совершенно никакого внимания на очень бурное шевеление в животе. "Интересно, это шевеление ребенка или обычные сексуальные позывы?"
Остановившись рядом с нею, он стал аккуратно складывать в морозильник продукты, упакованные в полиэтиленовые пакеты.
- Вы думаете о том, какую выбрать курицу? - Усмехнувшись, он протянул ей упаковку куриных грудок. - Мне так нравятся грудки…
Пожав плечами, она смотрела на его широкую улыбку.
- Там, в холодильнике, большой выбор… - произнес он, рукой указывая в сторону находившегося за морозильным отсеком помещения.
Неуверенным тоном Марчелла начала:
- Я даже не знаю, стоит ли готовить курицу сегодня. Ведь на улице такая жарища!..
- Да, - ответил он, подморгнув ей, - А я тоже горячий, ну очень! - Он демонстративно засунул свою руку в карман, и Марчеллу вновь охватило желание.
- Хочешь пойти со мною в холодильное помещение, - спросил он, - чтобы немного охладиться? - Нагнувшись к ней поближе, он добавил: - Там никого нет. Мы будем совершенно одни…
Волна безумства и сильного возбуждения всколыхнула Марчеллу. Она оглянулась на покупателей, а затем бросила взгляд на видневшиеся из-под закатанных рукавов загорелые, ухоженные чистые руки.
- Пошли, - настаивал он, легонько дотрагиваясь одним пальцем до ее руки.
- Я не могу, - почти умоляющим тоном прошептала она.
Он пониже опустил свою голову, и Марчелла почувствовала приятный запах одеколона.
- Ну пошли же, красотка, - нашептывал он. - Я тебе устрою несколько минут райского наслаждения!
Двинувшись в сторону холодильного помещения, он, быстро пробежав глазами по торговым рядам, снова прислонился к двери, ведущей в подсобку, оживленно зазывая ее пройти за ним следом. Как будто загипнотизированная, Марчелла пошла за ним в подсобку.
- Чтобы немного отдохнуть от жары, - повторил он идущей следом Марчелле. Внутри подсобки царили темнота и благословенная прохлада. Легким движением руки он закрыл за нею дверь на засов.
- Я здесь начальник, - пояснил он, гордым жестом руки указывая на территорию холодильника. - Никто сюда не заходит, кроме меня!
С потолка свисали половины свиных туш, на которые Марчелла старалась не обращать никакого внимания. Она заметила, как он начал развязывать свой чистенький фартук. В мгновение ока она оказалась у него в объятиях. Анджело сначала нежными прикосновениями губ обцеловал все ее лицо, а уж затем подобрался к ее рту. О Господи, именно такой нежности и прыти она так долго ждала от Гарри! Мягким движением языка он раздвинул ее губы, овеяв теплым дыханием со вкусом мятной карамельки. Он целовал ее ласково и неторопливо, все больше и больше разжигая в ней желание близости. Расстегнув ее блузку, он стал горячо дышать, склонившись над ее грудью. А когда она задергалась от волнения, Анджело расстегнул ей лифчик. Стоя в прохладном помещении, он неотрывно глядел на острые и твердые соски ее очень чувствительной груди. А затем, мягко прикасаясь, стал нежно целовать ее грудь, возбуждая волну страстного блаженства.
- Еще! - шептала она, чувствуя легкое головокружение и думая про себя о том, что, по всей видимости, она просто сошла с ума.
От нежных поцелуев он перешел к легким покусываниям груди, от которых она просто таяла от удовольствия. Влажная промежность готовилась к его прикосновениям. Мягко, как бы на ощупь, он залез к ней под юбку, и когда стал трогать ее между ног, она поняла, как отличались эти его прикосновения от объятий мужа. Она замирала от каждого звучащего музыкой секса поглаживания. Откуда он знал, как сильнее возбудить ее?
Сняв с нее трусики, он, едва касаясь, гладил пальцами ее лобок до тех пор, пока она сама не стала прижиматься плотнее к его ладони. Мягко вводя во влагалище свой палец, он продолжал целовать ее грудь. О Господи! Значит, она не ошиблась. Ведь она всегда чувствовала какое-то непреодолимое влечение к мужчинам! И как она могла подавить в себе это желание?
Она почувствовала упирающийся в нее твердый член целующего ее партнера.
- Ты хочешь меня? - прошептал он.
Не в силах вымолвить хотя бы слово, Марчелла кивнула головой. Расстегнув "молнию" на джинсах, он до колен спустил их вместе с трусиками фирмы "Джокейс". Интенсивно дыша и шепотом произнося на испанском обрывки каких-то фраз, он прижал ее к себе, стараясь прислонить ее к стене. Она не могла оторвать от него своих губ, так как нежные и горячие прикосновения его языка сулили новую серию жарких поцелуев. Слегка нагнув ее тело, он осторожно прислонил ее к холодному прилавку, чтобы было удобнее. Затаив дыхание, она ждала той сладкой минуты, когда он наконец овладеет ею, и, направляя рукой его возбужденное орудие, Марчелла чувствовала, как трепетали все ее органы, предвкушая бездну наслаждения и море блаженства. Подлаживаясь под ее рост, он согнул свои колени, а когда она потихоньку выпрямилась, он медленно стал покачивать нижней частью своего туловища.
Протяжный вопль невыразимого блаженства вырвался из ее груди. Она была почти готова. Как скоро наступил этот момент, а ей хотелось, чтобы это блаженство длилось целую вечность! Не прекращая двигать телом, Марчелла взглянула на Анджело, догадавшись по напряженному выражению его лица, что он находится на пороге кульминации. И в следующую минуту, подобно давнишним любовникам, они в экстазе начали вместе издавать возбужденные вздохи и восклицания, характерные для людей, одновременно получающих оргазм. У обоих дрожали коленки, а Марчелла, чувствуя, как пол уплывает под ее ногами, придвинулась поближе к стене, чтобы сохранить равновесие.
Прижавшись друг к другу, они стояли, теперь уже не двигаясь, а по телу разливались волны экстаза. Она продолжала стоять неподвижно, нехотя расставаясь с последними минутами блаженства, а он стал поглаживать затылок и шею, как бы побуждая ее к счастливому, безмятежному сну.
Вздохнув и выпустив ее из своих объятий, он подмигнул ей. Марчелла стала приводить в порядок свою помявшуюся одежду, а Анджело, снова подвязав фартук и пригладив пальцами прямые черные волосы, улыбаясь, смотрел, как Марчелла старательно открывала дверной замок.
- Со мною никогда такого не случалось, - еле слышно сказала она, обращаясь к нему.
Поймав ее руку и глядя на нее печальными глазами, он поднес ее ладонь к губам и стал медленно целовать каждый ее пальчик. В голове у нее билась одна и та же мысль: почему Гарри не может делать то же самое и таким же образом? Она сразу бы влюбилась в человека, который мог бы так обращаться с нею.
Даже не обернувшись, она быстро покинула помещение рынка и, шатаясь, с победным видом направилась домой. Она была очень сладострастной женщиной и знала, как удовлетворить мужчину. И тут на нее нахлынула злость по отношению к Гарри. Почему простой рыночный упаковщик мяса знал, как надо обращаться с женщиной, целуя каждый пальчик на ее руке после того, как сам доставил ей столько удовольствия? А Гарри считает, что, сделав свое дело, может спокойно заснуть, отвернувшись от нее.
Она обиженно принялась готовить обед, а в теле эхом отдавались отзвуки удовольствия, служившего ей напоминанием того необычайного приключения, которое не выходило из ее головы. До прихода Гарри она приняла душ, смыв со своего тела остатки запаха Анджело.
Внезапно проснувшись среди ночи и скорчившись от пронзительной острой боли в животе, Марчелла стала кричать. У нее было такое чувство, будто в животе орудует гигантский штопор. Она разбудила своим криком Гарри, который, потянув на себя одеяло и вдруг увидев рядом со скрюченным телом Марчеллы пропитанную кровью простынь, чуть было не потерял сознание.
В больнице врачи быстро и эффективно обработали бесчувственное тело Марчеллы. Позже медсестра рассказала ей, что Гарри разразился плачем, услышав, что их ребенок погиб.
Когда Марчелла пришла в сознание, она удивленно открыла глаза, обнаружив, что находится не в своей постели, а на больничной койке; рядом, положив руки на колени, сидит Гарри. Она видела смутное очертание его лица через стоящие рядом на столе медикаменты.
Силясь, она произнесла его имя:
- Гарри?
Подпрыгнув от радости, он нагнулся над ней:
- С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Марч?
Отвернувшись, она ответила:
- Неважно.
Жестикулируя руками, он принялся объяснять:
- Я так волновался. Ты потеряла очень много крови.
- Неужели ты и вправду волновался обо мне? - прошептала она, не двигаясь затекшим телом. - Что со мною случилось?
- У тебя произошел выкидыш. Мы потеряли нашего ребенка, Марч, - сказал он.
Протянув к нему руки и зарывшись носом в его плечо, она тихо плакала.
- Я так виновата, Гарри… - хныкала она. Сидя рядом с нею и глядя на нее, он успокаивал:
- Ни в чем ты не виновата.
Эти слова, будто острием кинжала, пронзили ее грудь, потому что она начала припоминать то, что предшествовало этому событию. Не ее вина? Ей и самой очень хотелось поверить в эти слова!
- Принеси мне немного воды, - попросила она. - У меня пересохло во рту.
Он помог ей приподняться и напоил ее. Марчелла залпом осушила целый стакан.
- Больше не пей, а то медсестра увидит, - предупредил он, забирая у нее стакан.
- Спасибо, - поблагодарила она.
В глазах Гарри было совершенно новое выражение: скорее всего, именно случившаяся беда помешала скрыть ему свои чувства.
- Я заказал отцу Кармелло панихиду по умершему младенцу, - сказал ей Гарри. - Она состоится через четыре дня. Как ты думаешь, сможешь ли ты поправиться до этого?
Она снова легла на подушку.
- Я не думаю, что смогу перенести это, Гарри. И с каких это пор ты начал верить в такую чепуху?
- Мне хотелось что-то сделать, и я надумал заказать панихиду.
Она изо всех сил старалась сосредоточиться, но мысли ее разбегались. "Что же мы имеем на сегодняшний день? Именно из-за ребенка мы устроили эту женитьбу. Не значит ли это, что теперь я совершенно свободна? А он, наверное, продолжает думать, что я захочу остаться замужем за ним".
- Возьми меня за руку, Гарри, - прошептала она. В эту минуту ей очень хотелось чувствовать чье-то тепло. Он потянулся за рукой Марчеллы, и она с силой сжала его ладонь. - Возьми меня на руки! - взмолилась она.
Нагнувшись к ней, он взял ее на руки, и она крепко прижалась к нему. Марчелла никогда не чувствовала себя так мерзко. Возможно, она, сама того не подозревая, возлагала на этого неродившегося ребенка все свои надежды.
Когда в больницу пожаловали родители, Ида, нагнувшись к уху Марчеллы, прошептала:
- Нам надо быть сильнее!
Марчелла знала, что под словом "мы" подразумевались все женщины. Ида бросила взгляд, полный сочувствия, на утирающего слезы Альдо.
- Ну, папа, перестань! Ведь я же поправлюсь.
В ответ он смущенно откашливался. Ей стоило только раз взглянуть в его сторону, чтобы понять, как сильно он любил ее и жалел.
Из-за полученной инфекции Марчелле пришлось пролежать в больнице на пять дней больше, пропустив устроенную Уинтоном панихиду.
Выписавшись из больницы, она крадучись вернулась в свою квартиру, откуда в течение нескольких дней не выходила на улицу. Убирая приготовленные для новорожденного вещи, она никак не могла избавиться от чувства огромной вины перед неродившимся ребенком. Она изо всех сил старалась больше не вспоминать о том, что произошло тогда на рынке, но память, как назло, снова и снова возвращала ее в тот злополучный день. "Но ведь беременным женщинам не запрещено заниматься любовью, - утешала она себя, - да и Анджело не допустил абсолютно никакой грубости по отношению к ней". Но так или иначе слишком уж странным было то, что выкидыш произошел именно в тот день, когда она испытала истинное наслаждение.
Во время визита к матери Марчелле едва удавалось сдерживать слезы. Переживая момент высочайшего эмоционального напряжения, Марчелла мечтала поплакать, уткнувшись в материнскую грудь, но Ида была далеко не той матерью, которой можно было поплакаться в жилетку.
- Совершенно естественно, что ты сейчас пребываешь в депрессии, - щебетала она. - Я никогда в жизни не видела такое печальное выражение лица у мужчины, какое было у Гарри, когда он встретил нас, стоя на панихиде в церкви. Он почувствовал такое облегчение, когда ты выздоровела.
- Но он даже не притронулся ко мне с того момента, как я вернулась из больницы. Он ведет себя так, будто ребенок погиб по моей вине!
- Конечно же, ты ни в чем не виновата, - сказала Ида, зажигая плиту. - А почему ты так говоришь? - спросила она, пристально глядя на Марчеллу. - Надеюсь, ты ничего не предпринимала, чтобы избавиться от ребенка?
- Ну, мама… - вздохнула Марчелла, укоризненно качая головой. - Как ты могла обо мне такое подумать?
Наливая кофе, Ида продолжила: