Я посмотрела ему вслед, он слегка прихрамывал, но при этом походка у него была довольно легкая… Не повредил ли он ногу вчера, когда вытаскивал из бетона узбека?
Через полчаса, зарывшись в дела, я совершенно позабыла о хромом рабочем и его объяснительной. Ближе к обеду позвонил Федор и предложил сходить вместе перекусить в нашу любимую харчевню. Я вышла в приемную и в ожидании сообщения, что он подъехал, машинально перебирала бумаги, лежащие на столе секретарши.
"Объяснительная, - прочитала я на листе, исписанном размашистым почерком. –
Я, Лудовин Роман Петрович, 15 сентября сего года занимался обычным делом, то есть нес носилки с бетоном вместе с Урузбековым Алимом, который при переходе через небрежно сколоченные мостки, споткнулся и упал вниз, в котлован. Я спустился и помог ему выбраться из жидкого бетона. Удостоверяю, что Урузбеков был трезв, потому что он вообще не пьет.
Но что удивительно в тот же день 15 сентября я оказал помощь еще одному человеку, утром в метро вовремя перехватил женщину, которая чуть не выпала из вагона на перрон. Эта женщина затем неплохо отшила меня. Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу.
16 сентября 2008 г.
Лудовин Р.П. рабочий 2-го разряда".
- Аня! Аня! - заорала я, потрясая листом. - Что это такое?!
Перепуганная секретарша вскочила, грохнув пальцами по клавиатуре.
- Что случилось, Дарья Васильевна?
- Звони на Восточную, и чтоб этот… Лудовин был здесь, в… - я взглянула на часы. - Ровно в два! Наглец!
Аня плюхнулась на стул, а я с подозрением взглянула на нее, но, не уловив никакой иной реакции по поводу объяснительной, кроме испуга от моего неадекватного вопля, с надеждой решила, что она эту бумагу не читала. Возможно… Я свернула лист и сунула его в сумку.
Из-за очередной встряски обед с любимым прошел в нервозной обстановке. Я потеряла аппетит и думала о странностях и причинах совпадений. Впервые за три года спуститься в метро и там, где проходят тысячи и тысячи людей, столкнуться с человеком, который работает в нашей компании и через несколько часов станет участником события, в которое буду завлечена и я. Но зачем он написал эту бредовую объяснительную? Захотел поиздеваться надо мной? Отомстить за мое хамство? А если я возьму и уволю его! Хотя, вряд ли он боится увольнения, найти подобную работу можно на счет один, безо всяких проблем. Но он совсем не прост, ведь для того, чтобы написать такое, нужны мозги и зачатки чувства юмора. "Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу".
Я нервничала оттого, что думала об этом Лудовине, я чувствовала себя униженной и оскорбленной - он каким-то образом переиграл меня, чернорабочий, неудачник, таскающий носилки на стройке. Федору пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем до меня дошло, что он обращается ко мне.
- Извини, устала, - начала оправдываться я. - Что ты спросил?
- Вообще-то, я предлагал обсудить наши планы…
- Какие планы? - рассеянно пробормотала я, выбирая кусочки брынзы из греческого салата.
Федор отодвинул опустошенную тарелку, аккуратно сложил вилку и нож сигналом "блюдо можно уносить", помял в руках салфетку и сказал, в упор глядя на меня:
- Насколько я понимаю, у нас с тобой есть матримониальные планы. И я думаю, что откладывать это событие до холодного декабря не имеет смысла. Тем более, в конце года вечная запарка. В октябре-ноябре мы могли бы поехать в Испанию или еще куда-нибудь, куда захочешь… Или ты до сих пор еще не решила? Молчишь и клонишь взгляд, словно не рада моим речам.
- Я очень рада твоим речам, - ответила я.
Наверное, мне все-таки пора выйти замуж, иначе, еще немного и вопрос о замужестве можно будет снимать с повестки дня. Федор же был отличной кандидатурой во всех отношениях. Успешный бизнесмен, симпатичный мужчина, спортсмен, комсо… в общем, если выходить замуж, то только за него. Тем более, что у нас с ним так много общего. Мы познакомились, столкнувшись как-то по строительным делам, тогда он только что развелся с женой. Возможность брачного союза мы обсудили с ним уже давно, и по меркам прошлых веков можно было бы считать, что мы помолвлены… почти, так как до сих пор не пришли к окончательному соглашению на этот счет.
- Знаешь, какая история со мной приключилась, - сказала я. - Удивительное совпадение, и очень неприятное.
Я рассказала Федору о вчерашней поездке в метро, несчастном случае, Лудовине и его объяснительной записке.
- Так и написал? Ну и наглец… И ты терпишь подобные выходки со стороны своих рабочих? Даша, нужно сразу поставить его на место, кардинально и просто - уволить.
Я молчала, глядя, как Федор аккуратно разрезает стейк, и снова вспомнила дурацкую фразу Лудовина: "Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу". А что он сказал тогда, в метро? Ну и желчи же в вас, растопите лед… нет, не лед, что-то другое… Наглый! Наглый и хитрый!
- Что молчишь? - спросил Федор. - Или? Или тебя нравится, что чернорабочие пишут тебе записки подобного рода?
- У него второй разряд… - зачем-то сказала я.
- Ну-ну, Дарья, смотри, советую не церемониться… Прими меры!
Меры пришлось принимать, едва я вернулась в офис. Анна сообщила, что только что в дневном выпуске "Городских новостей" видела сюжет, посвященный вчерашним событиям на Восточной, и меня, дающую интервью. Появившийся как нельзя вовремя Суриков заявил, что мне не следовало лезть в объектив камеры, и обвинил в желании лишний раз засветиться.
- Да, конечно! Я - кинозвезда и топмодель, поэтому только и мечтаю, как попасть на экран или на обложку! - взорвалась я. - Ты неплохо устроился, вчера укатил домой, а мне пришлось отдуваться за всех, ехать на объект, разбираться там, и ты еще позволяешь себе упрекать меня, что я дала это чертово интервью? Сам бы покрутился!
- А кто меня послал вчера практически прямым текстом? - поинтересовался Суриков, но продолжать не стал, поскольку аргументы его явно зашли в тупик.
Разозлившись, я, после ухода зама, вызвала Маргариту с отчетом о проделанной работе.
- Я собрала все материалы, всех опросила, позвонила в больницу, - сказала Рита, появляясь в кабинете и выкладывая передо мной бумаги. - С этим, с Урузбековым, все в порядке. Ну, не совсем, конечно, в порядке, сломана рука и ребра, но в целом, нормально. Вот, составила акт…
- Присаживайся, - я постаралась настроиться на миролюбивый лад. - Акт я просмотрю, надо все проверить, потому что раз вмешалась пресса, нужно быть готовыми ко всему. Рабочий сам виноват в том, что случилось, он нарушил правила техники безопасности, и ты должна доказать это.
- Но мостки перехода были не очень устойчивы, вот, посмотрите, Дарья Васильевна, во всех объяснительных написано!
- Значит, нужно собрать другие, переписать… или ты хочешь, чтобы этот Урузбеков подал на нас в суд? Сейчас у него вполне могут найтись неуместные советчики!
- Но, Дарья Васильевна… - начала Маргарита, потерянно глядя на меня.
- Что - Дарья Васильевна? Это работа, Рита, работа и ты… - мне не удалось продолжить воспитательную речь, потому что в кабинет впорхнула Аня и заявила с триумфальным видом:
- Дарья Васильевна, он пришел!
- Кто он?
- Но, Дарья Васильевна, вы же потребовали, чтобы он был здесь ровно в два… А сейчас, - она взглянула на монументальные часы, висящие на стене кабинета, - двадцать минут третьего. Опоздал немного…
"Черт, это явился Лудовин… - сообразила я. - И мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз… Но не могу же я выставить из кабинета инженера по технике безопасности, когда вопрос как раз и касается этой самой техники безопасности!"
- Пусть заходит, - скомандовала я, поскольку иного выхода из ситуации не намечалось.
Лудовин вошел в кабинет, высокий, лохматый, все в той же потертой куртке, прохромал длинными ногами к столу.
- Еще раз здравствуйте… - он взглянул на Риту. - С Маргаритой Николаевной мы сегодня виделись…
- Здравствуйте, Роман Петрович, - ответила Рита.
Ого! Она уже помнит, как его зовут. Надо же!
Он улыбнулся Рите, сел, не дожидаясь приглашения, откинул прядь волос с лица и уставился на меня.
- Вы вызывали меня?
Откуда в нем такая уверенность в себе? Какой-то рабочий второго разряда, второразрядный рабочий.
- Вызывала… Хотела, чтобы вы написали более подробную объяснительную, чем та, что вы изволили сочинить.
- Вам не понравилось? - спросил он. - Я… возможно, я погорячился и написал лишнее.
- Что значит, понравилось или не понравилось? - возмутилась я. - Да, вы погорячились, Роман Петрович! Пожалуйста, будьте так добры, перепишите ее, изложите все конкретно, по делу, распишите в деталях, что и как произошло. С вами же проводился инструктаж, не так ли? Вы напишите, я знаю, гораздо лучше… прочтите, вот, что вы писали, - я достала из сумки и подала ему свернутый листок бумаги, поймав удивленный взгляд Маргариты.
- Готов прочесть, но вовек не упражнялся, чтобы писать всякие там бумаги. Не писатель я…
- Вовек? А мне показалось, что у вас прекрасный слог, - съязвила я. - Не скромничайте, Роман Петрович, не скрывайте свои таланты!
- Скрываю? Я? Где и когда?
- Читайте, что вы написали, берите бумагу и переписывайте! Здесь и сейчас! - рявкнула я, вырвала из лотка чистый лист бумаги, достала из настольного органайзера ручку и протянула ему, желая как можно скорее прекратить на глазах развивающийся балаган.
- Извините, - сказал он, встал и огляделся. - Писать здесь?
- Здесь! Садитесь и пишите! Я жду! И поскорее! Маргарита Николаевна, вы можете идти!
Рита хотела что-то сказать, но, видимо, передумала или не решилась и вышла из кабинета. Лудовин, крутя в руке ручку, уставился на чистый лист. Я вынула из прозрачной папки пачку объяснительных и, взяв первую сверху, начала читать ее.
- Знаете, сто лет уже ничего не писал, - сообщил Лудовин.
- Но вы грамотно излагаете, - заметила я, читая, как один из свидетелей развернувшихся перед ним событий, пытается описать их: "Я увидил, как пастрадавший упал с носилками в катлаван. Побижал туда…".
- Неплохо учился в школе… книжки читал, - бросил Лудовин, начиная заполнять лист своими размашистыми буквами.
Почему же ты таскаешь бетон на стройке, если хорошо учился в школе? Кто ты такой? Неудачник, выброшенный на дно благодаря неумению бороться с невзгодами? Лентяй, не желающий лишний раз шевельнуть пальцем, чтобы чего-то добиться в жизни? Алкоголик, не способный справиться с губительным пристрастием? Явно неглупый мужик, но, видимо, без царя в голове, лишенный самолюбия и амбиций. В общем, тряпка. Но неплохо выглядит, если его приодеть, то будет очень даже ничего. Яркий пример, когда вполне мужественная внешность скрывает под собой отсутствие характера и набор скрытых пороков. Я вынесла приговор и почти успокоилась, хотя мне очень хотелось спросить, зачем в своей записке он решил сообщить о встрече в метро. Я просматривала следующий документ, параллельно размышляя, как задать этот вопрос таким образом, чтобы он прозвучал как бы между прочим, безразлично. Мне совсем не хотелось демонстрировать свой, пусть и слабый, интерес к его нахальной, неуместной выходке. Момент, когда я могла это сделать как руководитель, требующий от подчиненного ответа за неправомочные действия, был безнадежно упущен. Может быть, он сам догадается и соизволит объяснить свои странные действия. Мститель второго разряда! Применил бы лучше зачатки своих талантов в деле!
Телефонный звонок прервал мои размышления и наблюдения. Когда я закончила разговор и положила трубку, Лудовин приподнялся со стула и подал мне исписанный лист бумаги.
- Не знаю, вроде описал все подробно…
По привычке вооружившись простым карандашом, я пробежала глазами объяснительную-дубль.
- Вот видите, Роман… э-э-э… Петрович, вы затмили всех, очень неплохо все изложили и… без отступлений не по делу.
- Но я уже сказал, что погорячился. Если вас все устраивает, я могу идти?
- Да, меня все устраивает, можете идти, - сказала я, наблюдая, как он поднялся, кивнул в знак прощания и, прихрамывая, направился к дверям кабинета.
Если не спрошу сейчас, уже не спрошу никогда. И с чего это я так оробела перед каким-то чернорабочим, пусть и грамотным?
- Роман Петрович!
Он остановился и обернулся.
- Что-то не так?
- Роман Петрович, вы вот тут написали, что одна доска мостков расшаталась, и вы считаете, что именно поэтому и произошел несчастный случай?
Я что, с ним советуюсь? Сама себя не узнаю! Застрелиться и не жить! Начиная со вчерашнего дня, я опускаюсь все ниже и ниже!
- Да, именно так и было…
- А почему же вы раньше не обратили на это внимание?
- Вообще-то, мое дело маленькое, принес, выгрузил, унес…
Мне показалось, или в его тоне прозвучали издевательские нотки?
- Конечно, ваше дело маленькое! Безответственность, лень и пофигизм, и, как следствие, увечья, падение, разрушение, если не сказать хуже!
Ну и зачем я выдала эту пафосную реплику? Что я хочу ему доказать?
- А вот этого не надо… я вам кто здесь, школьник, чтобы выслушивать нотации? Вызвали, я приехал, написал, что требовалось! Что еще от меня нужно? Целый день мотаюсь через весь город! Какого … - он проглотил последнее слово и замолчал.
- Между прочим, мотаетесь вы по своей собственной вине! - взорвалась я. - Кто вас просил писать эту чушь в объяснительной? Хотели показать себя, выпендриться, соригинальничать? Надо же, какой отважный, сообщает директору предприятия, что именно он спас ее от неминуемой гибели на платформе метро! Да, огромное спасибо, очень благодарна! Могу выписать вам за это премию! Если вы хотели воспользоваться случаем и таким образом как-то устроиться, то, знайте, вы просчитались! Полагаю, что мужчина мог бы найти себе лучшее применение, чем неуместно выпячивать себя, являясь на самом деле невесть кем!
Я задохнулась, замолчала, понимая, что наговорила лишнего, и сломала карандаш, оказавшийся на удивление хрупким.
- Хотите изобличить мою ничтожность? - спросил Лудовин. - Не напрягайтесь, Дарья Васильевна… ничего мне от вас не нужно! И тем более, премии! Конечно, я круто прокололся, сам не знаю, какого… я это написал. Удивился совпадению… Короче, полный аут. Низость оскорбила высоту! До свидания, госпожа директор… Здоровья вам побольше и успехов в вашем нелегком труде!
- И вам того же, Роман Петрович, и будьте осторожнее, когда переносите тяжелые грузы! Не забывайте о правилах техники безопасности и о своем месте!
- Огромное спасибо! - наглец приложил руку к груди и изобразил явно издевательский поклон. - Постараюсь не забыть ни о том, ни о другом!
С этими словами он вышел, аккуратно прикрыв дверь, хотя я отчего-то ждала, что он хлопнет ею. Я вскочила, сделала круг гнева по кабинету, постояла у окна, выбросила обломки карандаша в мусорную корзину, сгребла листы объяснительных со стола, затолкала их в папку, подумав, достала снова, аккуратно сложила и отодвинула папку на край стола. Акт подпишу завтра. А сейчас нужно просмотреть последние подготовленные экономистом договоры. Я открыла нужный файл и долго сидела, тупо уставившись на червячки букв и цифр, заполнивших экран монитора, пока очередной телефонный звонок не вывел меня из транса.
Глава 2
Отложив книгу, я щелкнула выключателем настольной лампы и, забравшись под одеяло, закрыла глаза, пытаясь уснуть. Сон даже и не попытался приблизиться хоть к одному глазу, и, поворочавшись с боку на бок, я решила, что борьба под лозунгом "Уснуть во что бы то ни стало" бесперспективна и бесполезна, и выбралась из кровати. Я долго стояла у окна, наблюдая, как в сквере напротив покачивается на ветру береза, её мокрые листья поблескивали в свете уличного фонаря.
Сегодня дождь шел с утра, я долго спала, а потом, проснувшись, валялась в постели, не имея ни сил, ни желания выбираться и приступать к обязательным утренним ритуалам, пока не явилась Дора и не объявила, что уходит, потому что ее уже ждет компания, с которой она собирается поехать за город. Дора - моя дальняя племянница из маленького провинциального города, дочь моей не то тро-, не то четырехюродной сестры. Когда-то в юности я бывала у них в гостях, а этим летом многоюродная племянница приехала поступать в вуз, и я предложила ей устроиться в моей просторной квартире. Я подумала, что вполне уживусь с жизнерадостной Дорой, которая на деле оказалась, домашней разрушительницей, но зато рьяно занималась уборкой.
Проводив Дору, я побродила по квартире, пощелкала каналами телевизора, сварила себе кофе, разогрела в микроволновке бутерброд с сыром и в таких приятных делах провела все утро. К полудню в окна вдруг нежданно-негаданно потянулись солнечные лучи, дождь прошел, и серая неулыбчивая утренняя облачность чудесным образом растаяла, уступив место вселяющей оптимизм небесной голубизне. Я решила преодолеть охватившую меня лень, добраться до ближайшего парка и побродить там в одиночестве, благо, что Федор еще вчера укатил с приятелями на рыбалку, и я в его планы не вписалась, из-за чего, признаться, не слишком расстроилась. Я не стала заниматься макияжем, решив, что имею право расслабиться и появиться в общественном месте в естественном своем виде, поверив зеркалу, что он вполне приемлем. Я оделась, завершив туалет широкополой шляпой, которую неизвестно почему приобрела летом, случайно зайдя в Пассаж. Настроившись на спокойную одинокую прогулку, постаравшись забыть о делах и заботах, я вывела на дорогу свой "Пежо" и рванула вперед, благо воскресный проспект радовал пустотой и отсутствием даже намеков на пробки. Ноги, то есть, колеса сами повели меня в сторону любимого парка, где можно было найти место, чтобы поставить машину, и прогуляться под развесистыми кленами.
Я шла по аллее, по опавшим листьям, думая обо всем и ни о чем, мысли скользили, не цепляясь и не задерживаясь. Почти тишина, запах вялой травы, запах осени - всего этого было достаточно, чтобы впасть в состояние грустного умиротворения и дремоты на ходу. Отчего-то представила, как сплю на мокрой скамейке, укрывшись газетами и подложив под голову сумочку. Отбросив прочь это сомнительно-криминальное видение, я пробралась по подстриженной траве к старому клену у пруда, остановилась возле его сырого неровного ствола, достала сигареты и закурила, наблюдая, как листья падают в воду и медленно тонут в её прозрачной глубине. Вода, как это бывает осенью, казалась чистой, словно в хорошо ухоженном аквариуме.