– Спасибо за компанию. А теперь… позвольте пожелать вам всего доброго.
Игроков доконали слезы, алмазами повисшие на ее длинных ресницах. Глаза превратились в голубые озера безысходного страдания. Да, Грейс была непревзойденной комедианткой. Перед такой картиной уязвленного достоинства никто не смог бы устоять.
– Погодите! – прорычал Шарки, схватив ее за локоть. – Может, их и вправду пометил кто-то другой?
– Чушь! – отмахнулся Рубен. – Обычно это делает тот, кто выигрывает!
Расти в который раз откашлялся.
– Может, они уже были такими? Мы же не знаем наверняка! Никто их не проверял до того, как мы начали играть. Может, их кто-то наколол давным-давно… Это не исключено.
Бэрджесс и Уайетт дружно закивали, хотя в их лицах было больше надежды, чем уверенности. Все доказательства были против Ванды Ла-Салль, но никому не хотелось в это верить.
– Богом клянусь! – проговорила Грейс, и ее полное отчаяния лицо осветилось трогательной, почти детской в своей наивности надеждой. – Я понятия не имею, как метить карты. Я бы не смогла даже под угрозой смерти!
И опять все закивали, даже Рубен сменил презрительное выражение на сомневающееся.
– Я предлагаю взять новую колоду и оставить Ванду в игре, – предложил Шарки. – Дадим ей шанс оправдаться. Мы с нее глаз не спустим. Это ведь совсем не трудно, – ухмыльнулся он, фамильярно сжав ее локоть. – Если заметим что-нибудь подозрительное, вышвырнем с позором – и делу конец.
– А выигрыш останется при ней? – поинтересовался Расти.
– Иначе нельзя, – поспешно вставил Рубен. – Мухлевала она или нет, раз мы оставляем ее за столом, значит, признаем, что она играла честно.
Против этого нечего было возразить. Все скрепя сердце согласились, что мисс Ла-Салль может оставить свой выигрыш при себе.
– Нет-нет, – запротестовала Грейс, очаровательно наморщив лобик.
Все посмотрели на нее с недоумением.
– Если вы считаете, что я украла эти деньги, они мне не нужны. Заберите их, и мы все начнем сначала.
Теперь уже они, снисходительно улыбаясь, начали уговаривать ее, как капризного ребенка, не отдавать им назад выигранные деньги.
– Заберите хоть часть, – возразила она, надув губки. – Возьмите хоть по сотне на каждого. Нет, я настаиваю.
Таким образом Грейс отдала назад четыреста долларов – пятьсот, считая долю Рубена, – выигрыша в обмен на доверие и преданность четырех до крайности легковерных ротозеев.
Она вновь заняла свое место за столом, поблагодарив каждого и одарив Шарки особенно теплой улыбкой. Он покраснел как рак и оттянул воротник. Если и была у него мысль предложить партнерам переключиться на какую-нибудь другую игру, в жарких лучах этой улыбки она растаяла, как снег на солнце.
Расти получил у бармена новую колоду, и игра возобновилась. Как и было предусмотрено по плану, Грейс начала проигрывать. Мужчин такой поворот событий, подтверждавший их худшие подозрения, сильно расстроил, зато их немного утешила перспектива вернуть свои деньги назад. Больше всех выигрывал Шарики. Успех ударил ему в голову, он начал играть неосторожно, чуть ли не безрассудно. И не только он один: по ходу игры лихорадка охватила всех. Рубен сделал вид, что тоже заразился. Он поставил чуть ли не все свои фишки в надежде на стрит со старшей десяткой и проиграл Шарки, у которого был королевский флеш. Лихорадка разрасталась. Все деньги были на столе, в карманах ни у кого ничего не осталось. Настал решающий чае.
Грейс тоже это поняла и бросила на него выразительный взгляд поверх своих "темных" карт, которые, как он заметил, всегда предпочитала держать в руке, а не на столе. У нее еще оставалось долларов на триста фишек плюс ее брошка. Расти собрал карты и передвинул их влево. Рубену выпал черед сдавать.
Тасуя колоду, он сделал знак бармену принести еще пива.
– Кто-нибудь еще желает? Ванда? Может, хотите еще лимонаду?
Грейс пожала плечами и сказала, что она не против. Рубен передал колоду Бэрджессу, чтобы тот снял, потом замешкался, раскуривая манильскую сигару. Тем временем бармен притащил поднос с напитками и принялся расставлять их на столе. Грейс поспешила допить то, что еще осталось от прежней порции. Осушив стакан, она протянула его бармену со слащавой улыбкой. Увы, бедняге так и не довелось его забрать: она разжала пальцы секундой раньше, чем следовало, стакан выпал и со звоном разбился на полу. Пока все отвлеклись на происшествие, Рубен успел зажать чистую колоду между колен, подменив ее крапленой.
Восклицания, извинения, заверения… Он терпеливо ждал, пока шум не утихнет, и лишь после этого начал сдавать. Две карты "втемную", одну – лицом вверх. Всем выпали отличные карты. У Шарки оказался открытый туз, и он поставил сотню – самую крупную ставку за всю игру. Для начала неплохо, подумал Рубен. Расти, которому достались худшие карты во всей раздаче, удивил его, подняв ставку на тридцать долларов. Никто не вышел из игры, все приняли повышенную ставку. На четвертом круге у Бэрджесса в открытых картах появились две дамы, и он поднял банк еще на сотню. Никто и глазом не моргнул.
На пятом круге Шарки достался еще один туз. Итого три: два открытых, один "темный". Он сумел сохранить невозмутимость, но на свою "темную" карту взглянул с трепетом, словно мамаша, проверяющая, не пора ли менять подгузник младенцу. Рубен почувствовал, как воздух над столом сгущается подобно туче, заряженной электричеством. Он ни за что не пропустил бы этот момент, хотя и знал заранее, кто какие карты получил и какие еще получит. Бэрджесс взял третью даму, опять в открытую, и расплылся в улыбке от уха до уха. Все продолжали делать ставки, банк разросся до одиннадцати сотен долларов, а у Ванды Ла-Салль почти не осталось фишек.
На шестом Рубен с отвращением отбросил свои карты. Расти наконец-то понял, что дела плохи, и последовал его примеру. Рубену стало жаль простофилю:
Расти ему нравился, а раздевать людей до нитки вообще было не в его правилах, но он уже ничего не мог поделать.
Довольный собой толстяк Уайетт, уже имевший в запасе пару восьмерок, получил третьего валета, однако, взглянув через стол на своего приятеля Бэрджесса и увидев у него трех дам, несколько сник. Рубен с удовлетворением заметил, что Уайетт невольно поглаживает шелковые отвороты своего сюртука. Он всегда так делал, если его одолевали сомнения. На сей раз они были вполне обоснованы: если Бэрджессу достанется четвертая дама, "полный дом" Уайетта не выстоит против каре.
Поглощенный созерцанием своего запасного туза, Шарки втайне уже праздновал победу и непрерывно увеличивал ставки. "Темной лошадкой" оказалась Грейс. В открытых картах у нее были трефовая девятка и десятка, остальное – мусор. Право поднимать ставку опять перешло к Бэрджессу с его тремя дамами. Он проверил свои "темные" карты с тщетно скрываемым удовольствием.
– Принимаю и повышаю еще на сотню. Шарки безропотно доложил в банк еще сто долларов. Грейс рассталась со своими последними фишками, ставить ей больше было нечего, кроме брошки с ангелочком, а впереди был еще один ход. У Уайетта тоже почти не осталось фишек. Вовремя спохватившись, он с проклятием бросил карты, поднялся из-за стола и отошел к бару. Рубен даже порадовался за него: по крайней мере ему будет на что добраться до дому. Игру продолжили Бэрджесс, Шарки и Ванда.
– Последняя карта "втемную", – объявил Рубен, раздавая игрокам именно то, что каждому из них больше всего хотелось получить.
На этом его миссия была окончена.
Бэрджесс все еще держался уверенно. Стараясь не выказывать преждевременного торжества, он поставил на последний кон все, что у него было. Шарки принял ставку и поднял ее до пяти сотен. После этого у него тоже ничего не осталось. Бэрджесс побагровел, но не дрогнул. У него было четыре дамы, а обо всех ограничениях они давно уже позабыли. Рубен даже посочувствовал ему: нет ничего труднее, чем делать вид, что блефуешь, и при этом действительно блефовать.
Уайетт вернулся к столу со стаканом виски в руке и встал за стулом Расти. Все устремили глаза на Грейс. Впервые с тех пор, как ее обвинили в мошенничестве, она прикоснулась к брошке и начала нервно теребить ее пальцами.
В открытых картах у нее по-прежнему ничего не было, кроме трефовой девятки и десятки, на остальное не стоило даже смотреть. Уайетт успел показать трех валетов прежде, чем вышел из игры, поэтому в принципе у Ванды мог оказаться "стрит" с валетом старшим, но в это трудно было поверить. "Интересно, какова была бы вероятность, если бы игра шла по-честному?" – мелькнула праздная мысль в голове у Рубена. Он знал, что Шарки задает себе тот же вопрос, причем его интерес был далеко не праздным. Но это не имело значения: со своим роскошным набором из четырех тузов Шарки при любом раскладе мог себе позволить рискнуть.
– Мистер Шарки, – обратилась к нему Грейс таким тихим голосом, что всем пришлось наклониться вперед, чтобы ее расслышать. – Насколько я понимаю, вы поставили пятьсот долларов?
Шарки снисходительно кивнул в ответ. Она подняла брошь. В свете газовых ламп серебряный ангелочек с развевающимися волосами матово блестел у нее на ладони.
– Что вы скажете…
Шарки и Бэрджесс наклонились еще ближе.
– Что вы скажете, если этот ангел будет представлять меня?
– Чего? – недоумевающе переспросил Шарки.
– Только на эту ночь, – тихо пояснила Грейс. – Пять сотен плюс все, что в банке, против меня на одну ночь. Где угодно по вашему выбору. Где угодно, как угодно, все что угодно.
Если бы в эту минуту на стол упало перышко, они подскочили бы, как от взрыва. Рубен едва не расхохотался вслух при виде совершенно одинакового тупого изумления, написанного на лицах у всех четверых. Чтобы нарушить ошеломленное молчание, он с шумом отодвинул стул и вскочил со словами "Будь я проклят!".
Расти смущенно захихикал и откашлялся. Уайетт с трудом закрыл рот и большими пальцами обеих рук ослабил подтяжки, не сводя глаз со своего друга Бэрджесса. Бэрджесс побагровел еще больше прежнего, но в остальном совладал с собой.
Шарки хотел было ухмыльнуться, но толстые губы перестали его слушаться. К тому же он непрерывно потирал грудь ребром ладони, словно сердце у него остановилось и он пытался запустить его вручную.
– Правильно ли я понял? Против моей ставки вы предлагаете…
– Себя.
Она вновь ослепила его своей белозубой улыбкой. Шарки заморгал, как человек, взглянувший прямо на солнце, и откинулся на спинку стула. Ему пришел конец.
– Я не возражаю, – еле выдохнул он, пустив слабенькое облачко сигарного дыма, и даже не Взглянул при этом на свои карты.
Бэрджесс выпрямился на стуле. Он смешал свою седьмую карту с остальными, но не стал на них смотреть. Его взгляд был прикован к двум открытым тузам в руке Шарки и к его лицу. Безобразная рожа Шарки вся пошла красными пятнами, но Бэрджессу надо было решить, чем это вызвано: то ли его соперник по глупости блефует, то ли твердо уверен, что не может проиграть.
Секунды растягивались в минуты, а Бэрджесс все сидел неподвижно, как лысый сфинкс, соизмеряя и взвешивая шансы. В тот самый миг, как Рубен почувствовал, что готов задушить Расти, если тот кашлянет еще хоть разок, Бэрджесс перевернул свои карты. – Я пас, – объявил он с тихим достоинством. "Толковый ход", – мысленно поздравил его Рубен. Бэрджесс, судя по всему, был человеком семейным, однако рискованное предложение Грейс, похоже, не слишком его шокировало. Одно из двух: либо он просто старый козел, еще более похотливый, чем можно было подумать, либо Ванда Ла-Салль обладала поистине колдовскими чарами, способными сокрушить любую добродетель" Рубен склонялся к последнему предположению.
Охваченный жадным предвкушением триумфа, Шарки показался ему еще более отвратительным, чем раньше. Все, кроме него и Ванды, выбыли из игры; он считал, что победа уже у него в кармане. Вонючая толстая сигара так и ездила у него во рту из одного угла в другой, клубы дыма он пускал через нос. Сам себе поражаясь, Рубен вдруг ощутил где-то глубоко внутри змеиный укус ревности. Она хватала даже не за сердце, а прямо за печень, и это было не только больно, но еще и до обидного нелепо.
"Как-то раз я видела любопытную парную игру…" – так сказала ему Грейс в "Золотом самородке". Но она так ловко справлялась со своей ролью, что у Рубена не осталось сомнений: Грейс не просто наблюдала, она исполняла ведущую партию. Наверняка в паре со своим муженьком, с этим канадцем Анри, который отошел от дел, потому что у него мотор стал барахлить. И почему эта мысль должна вызывать у него ревность? Ответа Рубен не знал. Он знал лишь одно: еще минута, и он задохнется в висящем над столом сигарном дыму, напоенном похотью. Ему хотелось занять место Шарки и побить ее карты четырьмя тузами!
Разумеется, этому не суждено было сбыться по целому ряду причин. Ванда подняла свои темные брови вразлет и предложила Шарки открыться. Мерзавец выждал еще двадцать секунд, чтобы потомить ее неизвестностью, и наконец открыл свои карты.
– Четыре пули, – объявил он с плохо скрываемым злорадным торжеством:
У Рубена руки зачесались съездить ему по физиономии. – О Боже!
Она на редкость правдоподобно изобразила пленительную смесь сочувствия и девичьего замешательства.
– Значит, я выиграла! Смотрите: у меня семь, восемь, девять, десять и валет треф.
Шарки так и остолбенел с открытым ртом. Сигара торчала у него в руке под нелепым углом, как триумфальный жезл. У него никак не укладывалось в голове, что Ванда набрала стрэйт флеш. Он моргал, как заведенный, но осознать поражения не мог.
"Уноси ноги", – мысленно скомандовал ей Рубен, хотя в этом не было нужды. С акробатической ловкостью Грейс уже отодвигала от стола свой стул, одновременно сгребая в сумочку целую гору денег.
– Благодарю за прекрасный вечер, господа. Всего вам доброго! Спокойной ночи!
В последний раз она одарила всех своей божественной улыбкой и быстрым шагом направилась к дверям.
Увы, Шарки ее опередил. Выйдя наконец из ступора, он вскочил из-за стола, догнал ее и схватил за руку. Ей пришлось остановиться, иначе он мог бы вывернуть ей руку из плечевого сустава. Рубен в один миг оказался рядом с ними. Шарки сделал жалкую попытку улыбнуться, хотя всем было видно, что он хочет свернуть ей шею.
– Куда вы так торопитесь, Ванда? – проговорил он с натужной веселостью. – Почему бы не дать парням возможность отыграться?
– К сожалению, не могу, – ответила она, невозмутимо глядя ему прямо в глаза.
– Конечно, можете!
Он обхватил своей тяжелой лапищей ее плечи и притянул к себе.
– Уж выпить-то с нами вы точно не откажетесь! Ради старой дружбы, а?
Шарки прижимал ее к себе все теснее и теснее, пока она не уперлась плечом ему в грудь. – За дружбу выпьем как-нибудь в другой раз, – решительно отбрила его Грейс. В ее небесно-голубых глазах засверкали искры гнева, – Да брось, давай выпьем. Пошли, кончай ломаться. Мы с тобой сегодня чуть было не породнились, разве не так?
– Вот именно "чуть было не". Уберите руки, а не то пожалеете.
Шелк превратился в сталь. Шарки был так поражен этим стремительным переходом, что едва не послушался приказа, но натура взяла свое. – Черта с два! – прорычал он, обхватив ее второй рукой.
Рубену не оставалось ничего другого, как встать между ними. Особого желания подраться с Шарки он не испытывал: противник был крупнее, а у Рубена все еще ныли кости после встречи с Крекерами.
– Леди говорит, что ей пора идти, – напомнил он. Верзила грубо послал его по известному адресу.
– Как это убого и примитивно, – заметил Рубен, сокрушенно качая головой. – И к тому же физически невыполнимо.
– Слушай, ты!
Хорошая новость заключалась в том, что Шарки отпустил Грейс. Но была и плохая: он схватил Рубена за шиворот и едва не оторвал, его от пола. Над плечом гориллы Рубен сделал ей страшные глаза и оскалил зубы, безмолвно приказывая: "Сматывайся, черт бы тебя Побрал!" Грейс заколебалась, но он потерял ее из виду, когда Шарки встряхнул его, как щенка, и сам оскалил зубы с явным намерением вцепиться ему в глотку.
– Тебя мама в детстве не учила чистить зубы? – задыхаясь, проговорил Рубен.
– Одной рукой он схватил Шарки за горло другой попытался отодрать его толстые пальцы от своего, а когда это не помогло, пнул его изо всех сил ногой по колену. Шарки завопил и запрыгал на одной ноге, отпустив Рубена и осыпая его новыми, но столь же неоригинальными проклятиями.
Повернувшись к двери, Рубен успел заметить исчезающую в дверях аппетитную круглую задницу Грейс. После этого он увидел только похожий на окорок кулак Шарки, стремительно сближавшийся с его подбородком. А потом стало темно.
Глава 6
Ложь придумал дьявол, но он забыл запатентовать изобретение, и теперь бизнес страдает от избытка конкуренции.
Джош Биллингс
– Нам следует на будущее отработать план отхода.
Грейс вскочила с дивана с продавленной пружиной, оставив на нем добычу, и бросилась к открывающейся задней двери.
– Рубен! – вскричала она, с беспокойством ища у него на лице следы новых повреждений. – Ты цел? Я не хотела тебя бросать, но что еще мне оставалось делать? Он тебя ударил? Тебе больно?
– Поверхностная травма, – пробормотал он, прислонившись к двери и осторожно ощупывая челюсть.
На скуле уже расцветал новый кровоподтек, но веселый блеск в его карих глазах ясно дал ей понять, что это пустяки.
– Значит, ты сама благополучно добралась до дому?
– Я наняла кеб, – рассеянно ответила она и, схватив его за руку, поволокла к дивану. – Садись! Ой, боюсь, тебе места не хватит!
Грейс сделала вид, будто только что заметила рассыпанную по подушкам дивана кучу денег. Лицо Рубена вспыхнуло радостью, как у мальчишки в рождественское утро. Она захлопала в ладоши, убедившись, что сюрприз удался.
– Смотри, Рубен! Ты только посмотри! Они уселись по обе стороны от своей добычи, торжествующе улыбаясь друг другу.
– Сколько тут? – спросил Рубен.
– Одна тысяча шестьсот семьдесят пять долларов и пятьдесят центов, – неторопливо, смакуя каждый слог, отчеканила Грейс. – Причем львиную долю мы взяли у этой скотины Шарки. А как тебе удалось выбраться? Спасибо еще, что у него пушки не было, а то бы ты…
– У него была пушка. Тридцать второго калибра в плечевой кобуре.
– Не может быть!
– К счастью, у бармена оказался сорок пятый калибр. Он призвал на помощь вышибалу, и вдвоем им удалось убедить Шарки, что надо уметь проигрывать. Я удрал, пока они отнимали у него пушку.
– Как ты думаешь, он догадался, что ты шельмуешь?
– Нет, он был уверен, что это ты, только никак не мог понять, как это тебе удалось. Оттого он и разозлился так сильно.
Грейс гордо выпрямилась на диване.
– Это отличный трюк, он почти никогда не подводит.
– А ты сколько раз его проделывала?
– Я? Ни разу. Я только раз его и видела.