– Мы собирались пожениться. Лицо у нее раскраснелось, на глаза снова навернулись слезы.
– Кто?
– Мы с Джо. Он…
– Погоди-ка. Это было до или после Джузеппе? Грейс нахмурилась;
– Ты о ком? А-а-а, Джузеппе… Она захихикала, и Рубен заметил, что зубы у нее окрасились от вина.
– Джо – это и есть Джузеппе! Вернее, был. Слезы выплеснулись и покатились по щекам.
– На самом деле никаким он не был графом, – призналась она, пытаясь вытереть их мокрой рукой. – Он был просто сезонным рабочим на ферме моего отчима.
Ферма? Отчим? Это было что-то новенькое.
– Я думал, речь идет о винограднике.
– Нет, это ферма. Называется "Ивовый пруд".
Когда-то там и вправду был виноградник, – они громко всхлипнула, – но теперь это просто ферма, и толкует нее никакого. Генри – самый никудышный фермер на свете, а я на втором месте.
Здрасьте, приехали. Откуда ни возьмись, появился Генри. Это еще кто такой?
– Расскажи мне про Джо, – попросил Рубен, хотя и опасался нового потока слез.
– Ах, Джо… Она испустила такой тяжкий вздох, будто у нее душа с телом расставалась, и вытерла глаза мокрой салфеткой из махровой ткани, которую использовала в качестве мочалки.
– У него были черные волосы и синие-синие глаза… Он был самым красивым парнем из всех, кого я знала. Из всех, кого я когда-либо видела.
– И что же с ним случилось? – сухо осведомился Рубен, чувствуя, что уже начинает ненавидеть синеглазого Джо.
– Это долгая история.
Грейс выпрямилась и приняла сидячее Положение в ванне, чтобы рассказать свою долгую историю. Рубен решил, что ему лучше не дышать. Она подняла бутылку и прищурилась, проверяя на свет, сколько там еще вина. На дне оставалась пара глотков. Опустошив бутылку, Грейс не удержалась и тихонько рыгнула.
– Прошу прощения, – извинилась она, вспомнив о манерах, но совершенно позабыв, что сидит с голой грудью.
Чтобы удержаться от смеха, Рубен оперся локтями о колени и закусил костяшки пальцев.
– Да, кстати, – продолжала Грейс, вглядываясь в него полуслепыми от слез глазами, – это вино… – Схватив пустую бутылку за горлышко, она махнула ею, как жезлом, в сторону Рубена. – По-моему, оно довольно мягкое, незрелое, но под его по-детски неуклюжей внешностью я ощутила искреннее желание угодить.
С этими словами Грейс стукнула бутылкой по воде, точно судья, выносящий приговор. Вода, понятное дело, выплеснулась волной за край ванны, но она этого даже не заметила. Весьма довольная своей шуткой, она согнулась пополам, хохоча и отфыркиваясь.
– Да, – пробормотала она наконец, переводя дух, – так на чем я остановилась?
– Джо, – терпеливо подсказал Рубен.
– Джо.
Это заставило ее протрезветь.
– Все это было давным-давно, – вновь начала Грейс, вытирая глаза. – Была весна, он нанялся работником на ферму. Моя мачеха ему не доверяла, даже в дом не хотела пускать. Бедному Джо приходилось съедать свой обед в одиночестве на заднем крыльце. Я в него влюбилась с первого взгляда.
– Само собой.
– И он в меня тоже. Мы встречались у ручья всякий раз, как мне удавалось улизнуть из дому, а ему – переделать все свои дела.
Она мечтательно взглянула на большой палец левой ноги, который засунула в носик крана.
– Я была так счастлива… Это было лучшее время моей жизни. А потом…
Ностальгическая улыбка угасла на ее лице.
– Потом?
– Однажды мой отчим нас застал. Мы просто разговаривали, больше ничего, – возмущенно уточнила Грейс. – Мы ничего такого не делали.
– В тот раз, – подсказал Рубен.
– В тот раз, – согласилась она. – Он велел Джо выметаться и чтоб к утру духу его не было на ферме, а не то он прогонит его кнутом. Вот так выражался мой набожный отчим. Истинный христианин, что и говорить.
– Сколько лет тебе было?
– Шестнадцать с половиной. Ну вот. В ту же ночь Джо влез по решетке для ползучих роз и постучал в мое окно. Он предложил бежать с ним и чтобы мы поженились. Я, конечно, согласилась. Мы поцеловались. В последний раз, – добавила она трагическим голосом, прижав руку к сердцу. – Он стал спускаться вниз по решетке, и вдруг что-то щелкнуло. Как будто щепка переломилась пополам. А потом он так удивленно вскрикнул – мне никогда не забыть этот крик! – и его голова скрылась за подоконником. Потом раздался ужасный треск…
Закрыв лицо руками, она разрыдалась по-настоящему. Рубен встал и подошел к ней. Когда он присел на край ванны, она ухватилась за него обеими руками.
– Я думала – это решетка сломалась, но потом узнала… это была его шея! Джо сломал себе шею!
– Ш-ш-ш, – утешал ее Рубен.
Грейс наполовину вылезла из ванны к нему на колени, он промок насквозь. Ощущение ее теплой, мокрой, скользкой кожи под руками удержало его от рокового желания рассмеяться.
Наконец она перестала плакать, ее отвлекло вечно иное.
– Я же тебе сказала, не смотри на меня, Рубен! На мне ничего нет!
Он поднял с полу полотенце и закутал ее.
– Ну вот, теперь на тебе кое-что есть. Грейс крепче прижалась к нему. Теперь она вся целиком умещалась у него на коленях, в воде оставались только ее ступни.
– Ты такой добрый, – прошептала она с нежностью. – Знаешь, я к тебе по-настоящему привязалась, Даже не думала, что так получится.
– Ты мне льстишь. Может, хочешь почистить зубы или еще что-нибудь?
Грейс отрицательно покачала головой.
– Думаю, мне надо поскорее лечь в постель.
– Отличная мысль.
Она перебросила ноги через его колени и, оттолкнувшись голой попкой, сумела подняться на ноги. Потом раскинула руки, как канатоходец, и издала ликующий клич. Полотенце соскользнуло. Грейс торопливо подхватила его и прижала к груди, даже не подозревая, что оно прикрывает ее только спереди. Рубен проводил ее зачарованным взглядом, пока она, пошатываясь, ковыляла в спальню.
Присев на самый краешек постели, он укрыл ее одеялом и бережно подоткнул со всех сторон. Теперь у нее имелась ночная рубашка: Рубен вспомнил, как она этим утром вытаскивала ее из коробки, которую прислал Анри. А может, Генри? Но ему не хватило духу предложить ей свою помощь в надевании ночного наряда. Он поправил мокрые золотистые волосы, прилипшие к ее щеке, и улыбнулся ей.
– Постарайся уснуть, милая.
– Рубен, мне так хорошо…
– Рад слышать.
И опять-таки ему не хватило смелости сказать, что ей вряд ли в скором времени захочется вновь испытать подобное блаженство.
– Можешь меня поцеловать, если хочешь, – великодушно предложила Грейс, наградив его щедрой улыбкой.
– Как это мило с твоей стороны. Может, отложим до другого раза?
– Да ну тебя!
Грейс обиженно оттопырила нижнюю губу.
– Ну хоть самый маленький поцелуйчик? Малю-у-у-у-сенький?
Она подняла большой и указательный пальцы, раздвинув их на четверть дюйма.
– Крохотулечный?
Больше Рубен не в силах был сдерживаться: ему надо было отсмеяться. Не прислушиваясь к голосу разума, он наклонился и запечатлел целомудренный поцелуй на ее устах, намереваясь сразу же отстраниться, но она робким молящим движением прикоснулась к его затылку, и это заставило его задержаться. Даже в пьяном виде она казалась ему самой очаровательной девушкой на свете.
– Спокойной ночи, Грейси, – прошептал он, прижимаясь к ее губам, и выпрямился.
– Спокойной ночи.
Но Грейс уцепилась за рукав его рубашки и не дала ему уйти.
– Я думала о твоих руках, – сообщила она доверительным шепотом.
– О моих руках?
– Я все думала: на что это будет похоже? Ну… ты понимаешь. Когда к тебе прикасаются пальцы, способные выбрать из колоды подбритых тузов.
Он не смог удержаться: обхватил ее щеки ладонями и глубоко заглянул в мечтательные голубые глаза, чувствуя ее нежность и теплоту.
– Не здесь, – предупредила она, зевая. Ему пришлось сглотнуть. –А где?
Ответом ему стало тихое похрапывание.
* * *
Грейс проснулась четыре часа спустя. Она сама не знала, что ее разбудило: пульсирующая боль в висках, чудовищная жажда или мучительное, ослепительно яркое воспоминание о том, как она себя опозорила. Комната закружилась у нее перед глазами, когда она села в постели. Через минуту или две кружение замедлилось, но, сообразив, что она голая, Грейс испытала сильнейшее желание снова лечь и укрыться, с головой. А еще лучше – провалиться сквозь землю. Однако безотлагательная потребность посетить туалет пересилила стыд. Она встала, напялила через голову рубашку. и отправилась в ванную.
Воспользовавшись случаем, она заодно почистила, зубы и расчесала спутанные, все еще влажные после ванны волосы.
– Дура чертова, – прорычала Грейс, обращаясь, к своему бледному, с запавшими глазами отражению в; зеркале над раковиной. – Кретинка! Ее кожа напоминала оконную замазку, глаза слезились; можно было подумать, что она чудом поднялась с одра смертельной болезни. Странно, что ее не тошнит. Напротив, на нее вдруг напал волчий голод. Вчера вечером миссис Финни, квартирная хозяйка Рубена, принесла ей на ужин чашку бульона и бутерброд с ветчиной. Бульон она выпила, но бутерброд так и остался на тарелочке в кухне. При воспоминании о хлебе и ветчине у Грейс потекли слюнки, но одной лишь мысли о том, что придется вступать в объяснения с Рубеном, если он проснется, хватило, чтобы сразу отбить у нее аппетит.
И все-таки голод победил. Грейс нащупала свой халат и на цыпочках спустилась вниз.
Бутерброд оказался на месте, а вот Рубена не было. Дверь, ведущая на задний двор, осталась полуоткрытой, сквозь щель в комнату проникал свежий воздух. Прислонившись к дверному косяку и задумчиво жуя бутерброд, Грейс выглянула в туманную темноту.
Позади нее в порту завыла сирена. Тоскливый звук заставил ее поежиться, но прохладный влажный воздух приятно охладил разгоряченную кожу. Когда туман поредел, она разглядела в отдалении оранжевую точку – огонек манильской сигары Рубена. Грейс зачарованно следила, как огонек то вспыхивает, то угасает в темноте. Проглотив последний кусок хлеба с ветчиной, она стряхнула с ладоней крошки и расправила плечи. Лучше выяснить отношения, не откладывая.
Он был на верхней террасе сада и сидел на том самом диванчике-визави, где они ужинали во время первого свидания. Грейс остановилась в десяти шагах от него, не зная, что сказать. Он тоже молчал, но ей показалось, что он улыбается. Со своего места она не могла решить, что именно выражает эта улыбка.
– Я не ждала тебя домой так рано, – начала Грейс, стараясь держаться как ни. в чем не бывало, хотя внутри у нее все переворачивалось от стыда. – Надеялась завершить свои ежегодные поминки по Джо до твоего прихода. Извини, Рубен, мне очень жаль, что ты застал меня в таком виде. Наверное, все это показалось тебе очень утомительным.
Его улыбка, что бы она ни выражала, стала еще шире.
– Утомительным? Я бы так не сказал, – негромко возразил он. – За такое зрелище можно было и приплатить.
Грейс обхватила себя руками, не зная, что сказать.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно.
– Хочешь воды?
Он ткнул пальцем в стакан, стоявший перед ним на столе.
– Нет, спасибо.
– Глоток виски? Грейс содрогнулась.
– Может, присядешь? – пригласил Рубен, похлопав по деревянному сиденью рядом с собой. Она помедлила.
– Да не бойся, я не кусаюсь.
Было бы счастьем, если бы весь вечер целиком изгладился из ее памяти, но увы, она все помнила. Особенно остро ей вспоминалось, как она сидела на коленях у Рубена в чем мать родила, прижималась к нему и твердила, как он ей нравится. А потом умоляла, чтобы он ее поцеловал. Может, Рубен и не кусался, но вот о себе самой Грейс этого сказать никак не могла. Она безусловно представляла опасность и для себя, и для окружающих.
После долгих колебаний она приняла приглашение и присела рядом с ним, подтянув озябшие босые ноги на сиденье и закутав их в полы халата.
– Который час? – спросила она, просто чтобы нарушить молчание.
– По-моему, где-то около полуночи.
– Почему ты до сих пор не лег?
– Да так, не спится.
В последний раз затянувшись сигарой, Рубен отшвырнул окурок в траву. Вновь откинувшись на спинку диванчика, он задел ее плечом. Грейс шарахнулась от него в испуге, но сразу почувствовала себя еще большей дурой. О чем беспокоиться, когда оба они одеты? К тому же его плечо оказалось таким теплым, таким… надежным. Ей стало немного спокойнее. Даже в молчании больше не ощущалось неловкости… несмотря ни на что. И когда Рубен заговорил, его вопрос ее ничуть не удивил:
– Ты действительно любила Джо? Она кивнула:
– Очень сильно. Так сильно, как только можно любить в шестнадцать лет. Я была одинока, а он был славным парнем. Знаю, я любила его отчасти назло своим приемным родителям, и, если бы нам удалось пожениться, из этого все равно ничего бы не вышло. И все-таки я действительно любила его. И каждый год в годовщину его смерти… я его поминаю.
Неожиданно Рубен обнял ее и притянул к себе. А чему, собственно, удивляться? Весь вечер он только и делал, что пытался ее утешить! Грейс положила голову ему на плечо, размышляя об одном удивительном обстоятельстве: сидя рядом с ним в пронизывающем сером тумане, даже после всего случившегося она чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо раньше. И хотя, не проходило дня, когда бы она не вспоминала "Ивовый пруд", Генри и Ай-Ю, ни разу с тех самых пор, как попала в Сан-Франциско, она не страдала от одиночества. Ни разу.
– Если Марк Уинг действительно заплатит нам завтра кучу денег за тигра, что ты сделаешь со своей долей? – спросила Грейс после долгой паузы. – Я хочу сказать, когда расплатишься с Крекерами.
– Опять двину на запад.
– На запад? Но ведь там нет ничего, кроме…
– Совершу кругосветное путешествие. Просто буду продвигаться вперед и вперед. Все время вперед.
Грейс ощутила пустоту в груди – гулкую безнадежную пустоту, в которую у нее не было ни малейшего желания заглядывать.
– Ну, когда обойдешь весь мир, что ты будешь делать? Вернешься в "Шиповник"? –"Шиповник"?
Вопрос прозвучал так, словно он никогда раньше не слыхал этого слова. Но потом Рубен запрокинул голову на спинку скамьи и рассмеялся невеселым смехом.
– Потом я все начну сначала. Опять буду колесить по миру. А когда мне это надоест, я найду себе где-нибудь кусок земли попросторнее. Скотоводческое ранчо, как у Эдуарда Кордовы. А сам я буду целыми днями сидеть на веранде, потягивать ледяное шампанское и смотреть, как другие на меня работают.
– Правда?
Грейс почему-то не могла в это поверить и пристально вгляделась в него в полумраке, пытаясь понять, шутит он или нет.
– Неужели ты не хочешь кем-то стать в этой жизни?
– Конечно, хочу! Я же сказал: хочу стать богатым и праздным.
Он снисходительно улыбнулся ей.
– А ты чего хочешь от жизни, Грейс?
– Я не знаю, – ответила она правдиво. – Чего-то хочу, но сама еще не знаю, чего именно.
– Мужа и детей?
– Муж у меня есть, – тихо напомнила Грейс.
– А дети?
Она пожала плечами, пробормотала нечто уклончивое и отвернулась. Старое горе напомнило о себе, словно рука, протянутая из могилы, но она усилием воли заставила себя задвинуть замшелую плиту на место.
– Разве тебе не хочется стать богатой и праздной? – продолжал расспрашивать Рубен.
– Богатой и праздной, – вслух повторила Грейс, раздумывая над его вопросом. – Разбогатеть было бы неплохо. Но вот бездельничать… Нет, не думаю. Тебе не кажется, что это скучно?
Рубен посмотрел на нее так, словно подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Он долго молчал, а когда наконец заговорил, то не стал отвечать на ее вопрос.
– Завтра ты останешься дома, Грейс. Я не хочу, чтобы ты шла со мной в дом Уинга.
Грейс отодвинулась и выпрямилась на скамье.
– Это почему же?
– Потому. Это слишком опасно.
– Не говори глупости. Разумеется, я пойду с тобой!
– Нет, не пойдешь, и хватит об этом. Нет смысла спорить. Разговор окончен.
Глава 9
В момент творения человек располагался чуть ниже ангелов и с тех пор понемногу спускался все ниже и ниже.
Джош Биллингс
– Держи рот на замке и улыбайся, а вести переговоры предоставь мне. Все, Гусси, это мое последнее слово.
Она вытянулась по стойке "смирно", щелкнула каблуками и отдала честь.
Рубен с отвращением отвернулся, тихонько ругаясь про себя. Дверной молоток на доме номер 722 представлял собой перевернутого вниз головой дракона. Он поднял фигурку и дважды стукнул по бронзовой дощечке. Не успел он поднять голову дракона для третьего удара, как тяжелая дверь распахнулась, и перед ними предстал слуга-китаец в мешковатой синей пижаме.
– Да? Чем могу помочь?
– Мы пришли повидать мистера Уинга.
– Да? Ваши имена?
– Смит. Наша фамилия Смит.
– Вот уж блестящий ход, – скривив губы, прошептала Грейс.
– О вашем приходе известно?
– Нам назначена встреча на четыре часа, – заверил его Рубен.
– Да? In re?
– Что?
Слуга поглядел на него так, словно ни с того ни с сего получил вызов на дуэль.
– In re? – с надеждой повторил он.
– По какому поводу, – перевела Грейс с таким видом, будто перед ней были маленькие дети.
– А-а-а, – протянул Рубен, переглянувшись с китайцем.