Дым от папиросы, свисавшей у него изо рта, попал прямо ему в глаз, но он даже не моргнул.
– Откуда вы это взяли?
– Это мне дал один китаец. На сей раз Док не улыбнулся.
– Вы знаете, что это такое?
– Если бы знал, стал бы я…
– Вот это, – Слотер постучал указательным пальцем по цветку, выведенному тушью в углу страницы, – это белый лотос.
– Ну и что? Что это значит?
– Я что-то об этом слышала, – вмешалась Грейс. – Это ведь китайская религиозная секта, не так ли?
– Пятьсот лет назад так оно и было, подтвердил Док. – Речь идет о тайном обществе, состоявшем главным образом из буддистов, целью которого было свержение монгольской тирании. Со временем секта себя изжила, но расцвела вновь на короткий срок в конце восемнадцатого века, только на этот раз ее целью было изгнание маньчжуров и восстановление династии Мин.
– Они явно не добились своей цели, – заметила Грейс.
Ей было известно, что у власти в Китае находится маньчжурская династия.
– Да, подпольная секта была разгромлена, ее членов маньчжурские правители объявили вне закона.
– Так что же это такое, в конце концов? – нетерпеливо вмешался Рубен, потрясая листком. Его не интересовали экскурсы в историю Китая.
Док выдохнул дым через нос. Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями.
– Если хотите узнать, это обойдется вам в некоторую сумму. Может быть, даже более значительную, чем вы можете себе позволить. – Это еще почему? – ощетинился Рубен. –Все, что нам нужно, это перевод. Сколько он может стоить?
– Недешево, так как любой знакомый мне китаец побоится даже взглянуть на белый лотос.
– Побоится? Но почему?
– Возвращайтесь завтра, тогда и узнаете. И захватите побольше денег.
Док обнажил свои длинные желтые зубы в зловещей улыбке: впечатление было такое, словно ухмыльнулся череп. Грейс показалось, что он нарочно хочет нагнать на них страху. Рубен еще немного поворчал, но вскоре сдался. Между ним и Доком явно существовало гибкое деловое соглашение, учитывающее любые непредвиденные обстоятельства.
– Подождите минутку, не уходите! – окликнул их Док Слотер, поднимая кверху костлявый, пожелтевший от табака палец. – Я на секунду.
Он опять исчез за занавесом и через полминуты появился вновь.
– Рубен получил свой перстень, – пояснил он, выложив на прилавок маленькую бархатную коробочку. – А вот кое-что для леди.
Открыв футляр, Грейс увидела серебряную брошку на подушечке темно-синего бархата.
– Какая прелесть! – воскликнула она из вежливости, прежде чем до нее дошло, что брошка действительно прекрасна. – Это же ангелочек!
Она бережно взяла украшение кончиками пальцев, поражаясь тонкости работы. Это и в самом деле была фигурка ангела в профиль с распростертыми крыльями и длинными волнистыми волосами, словно летящими по ветру. Нечто похожее она однажды видела в альбоме рисунков Уильяма Блейка.
– Это дивная вещь, просто изысканная, у меня слов нет. Но я не могу принять такую дорогую брошь.
– Но я дарю ее вам, – ласково возразил Док. – Вы непременно должны ее принять.
– Но…
– Не спорь, Грейс, – одернул ее Рубен, глаза которого горели алчным блеском. – Это же подарок!
В конце концов она согласилась, растроганная поступком, в котором не было никакой корысти, одна лишь доброта. Не будучи циничной по натуре, Грейс тем не менее не сомневалась, что сумела бы распознать двойную игру, если бы хозяину антикварной лавки вздумалось ее вести, однако, даже когда Док заверил ее, будто вспомнил о брошке в ту самую минуту, как увидел ее в своем магазине, она не усомнилась в бескорыстности его побуждений.
Когда они вышли на улицу, солнечный свет показался обоим ослепительным. Рубен повлек ее за собой решительным шагом: бедной Грейс приходилось чуть ли не бежать, чтобы за ним поспеть.
– Куда ты меня тащишь? – спросила она, с трудом переводя дух и провожая взглядом наемный кабриолет, повернувший с Пауэлл на Буш-стрит.
– Играть в карты, Грейс.
– Да, но куда?
– Вон туда, – ответил он, указывая пальцем.
– "Золотой самородок", – прочитала она над входом в длинное, обшитое досками строение, расположенное на другой стороне улицы. – Надо же, какое оригинальное название!
– Зато там идет честная игра.
– И на что ты собираешься играть? – ехидно спросила она.
– На деньги, разумеется! У меня хорошие отношения с крупье по "блэк джеку", и, когда хозяин отвернется, мне разрешают немного поиграть в кредит.
– С какой стати?
– Да говорю же тебе: по дружбе.
Взяв ее под руку, Рубен сошел с тротуара и решительно направился через дорогу к "Золотому самородку".
Глава 5
Уберите из этого мира всех дураков, и жить в нем станет скучно и невыгодно.
Джош Биллингс
Крупье по "блэк джеку" оказалась пышнотелой брюнеткой по имени Элис. Такого громадного бюста Грейс в жизни своей не видела ни у кого, кроме кормящих матерей. Подобно царице на троне, Элис восседала на высоком табурете спиной к стене во внутреннем углу L-образного стола, обтянутого выношенным зеленым сукном, и сдавала карты полудюжине джентльменов, пожиравших ее остекленевшими от восторга взглядами. Ей можно было дать и двадцать пять и сорок пять, все зависело от точки зрения. Грейс, разумеется, отдала предпочтение последней версии, приписав безупречный цвет лица Элис и выразительный взгляд умелому использованию грима.
Платье прекрасной дамы-крупье – сильно декольтированный наряд лиловой парчи – буквально лопалось у нее на бедрах. Низкий вырез был украшен бантиками, перьями и стеклярусом. Когда она наклонялась вперед, выкладывая карты перед игроками, ее напудренная грудь обнажалась до критического предела. "Вот и говори после этого, что ловкость рук обманывает глаз", – подумала Грейс.
Несомненно, грандиозный бюст Элис в своей безотказной действенности мог поспорить с пальцами самого опытного наперсточника в городе. А если бы и нашелся чудак, сумевший остаться равнодушным к ее прелестям, Элис могла положиться на висевшее у нее за спиной писанное маслом в полный рост изображение полулежащей обнаженной красотки, прикрывающей самое интимное место маленькой, неестественно розовой ладошкой. Раз взглянув на это произведение искусства, никто не стал бы обращать внимание на подтасованную или дважды ломаную колоду карт.
Хрустальные канделябры, картины и зеркала в золоченых рамах, а также осаждаемые игроками бесчисленные игорные столы напомнили Грейс виденную ею лишь на картинках обстановку старинных казино 50-х годов, когда золотая лихорадка только-только докатилась до Сан-Франциско. Однако, судя по количеству мужчин, азартно просаживающих свои деньги в рулетку, рондо, "красное и черное", фаро, кено, покер и "двадцать одно", "Золотой самородок" мог считаться солидным заведением, а вовсе не аттракционом для туристов.
Публика была пестрая – от бизнесменов в дорогих костюмах до мексиканцев в пончо. Попадались среди посетителей и вызывающе одетые женщины, причем отнюдь не все из них были проститутками. Помимо Элис в "Золотом самородке" работала хорошенькая девушка, одетая вполне прилично; она сидела за прилавком и продавала кофе с пирожными. Одним своим видом она придавала заведению респектабельность, но клиентов у нее было маловато: куда большим спросом здесь пользовались сигары и спиртные напитки. Табачный дым клубился под потолком подобно туману над заливом, а запах пива и бренди, казалось, можно было резать ножом.
При виде Рубена, который с трудом пробрался к ней сквозь толкучку, таща на буксире Грейс, замкнутое, профессионально бесстрастное лицо Элис осветилось радостной улыбкой. Прием был столь горяч, что Грейс невольно спросила себя, какие еще услуги, помимо кредита, оказывает Рубену по чистой дружбе эта темпераментная особа.
– Привет, милочка, – кивнула Элис, когда Рубен представил их друг другу.
Грейс тоже сказала "Привет", и на этом разговор между дамами был исчерпан: Элис смотрела только на Рубена, а он на нее. Наблюдая за ними с насмешливой улыбкой и немалой долей тайной досады, Грейс уже через минуту поняла, что Рубен отъявленный сердцеед, настоящий заклинатель змей. Разумеется, он был хорош собой, пожалуй, даже чересчур. По мнению Грейс, такая внешность сама по себе должна была вызывать подозрения, но сокрушительное воздействие его чар невозможно было объяснить одной лишь привлекательной наружностью. Главная опасность таилась в той роковой нотке искренности, которая и делает мужчину неотразимым обольстителем.
Генри тоже был наделен этой удивительной способностью заставить женщину верить каждому своему слову просто потому, что ей хотелось верить. В обществе таких мужчин женщины теряли голову и были готовы на все, лишь бы им угодить, лишь бы удержать на себе этот лучистый, завораживающий, прямо в душу проникающий взгляд, эту полную тепла и нежности улыбку.
Элис была отнюдь не дурой, напротив, ее смело можно было назвать женщиной многоопытной, но в лице Рубена она встретила достойного противника: если бы дело между ними дошло до прямого поединка, Грейс, ни минуты не сомневаясь, поставила бы свои деньги на джентльмена.
Они разговаривали друг с другом так тихо, что Грейс не слышала и половины, а остального не могла понять, так как разговор велся на каком-то условном языке. Вот обильная телом Элис оглядела зал, по-видимому, стараясь отыскать взглядом хозяина. Грейс последовала ее примеру, а когда опять обернулась к Рубену, он уже сидел за столом и подтягивал к себе горку фишек в обмен на купюру, явно не покрывавшую их стоимости. Один-ноль в его пользу.
Но вот насколько далеко простирался кредит, который оказывала ему Элис? Неужели она нарочно давала Рубену себя обыграть? На этот вопрос у Грейс не было ответа. Руки крупье мелькали так быстро, что она была не в состоянии уследить за возможными передержками, вольтами или подтасовками. Как бы то ни было, ведя ровную, спокойную, даже осторожную игру, Рубен неизменно выигрывал. Порой он делал рискованную ставку на сомнительную карту, но никогда не ошибался. Грейс попыталась проверить, не играют ли они с Элис "на маяке", но так ничего и не заметила.
В конце концов она позабыла о тайных сигналах и сосредоточилась на руках Рубена. Ей вспомнилось, как она фантазировала в дилижансе 6 пальцах художника. Она не так уж сильно Ошиблась. Материалом ему служили игральные карты, а не глина, но его длинные ловкие пальцы были не менее чуткими, чем у настоящего скульптора. Интересно, обрабатывает ли он кончики пальцев наждачной бумагой? Некоторые из шулеров так и поступали. Натирали их до крови. Однако интересы Рубена Джонса не ограничивались одними лишь игральными картами, так что вряд ли он истязал себя, наждаком. Он был прирожденным мошенником. Настоящим мастером в искусстве иллюзии.
В этот вечер он опять оделся в черное: даже рубашка и щегольский галстук ленточкой, повязанный вокруг накрахмаленного белого воротничка, были черными. Если он выбрал такой костюм, чтобы сойти за записного картежника, ему это удалось. Только лицо выдавало его: слишком тонкое, слишком умное, оно никак не походило на хитрые, жестокие, расчетливые лица профессиональных игроков, с которыми Грейс приходилось сталкиваться в годы юности во время ее странствий вместе с Генри. Слишком много фантазии светилось в глубоких глазах Рубена, оттененных густыми черными ресницами, слишком много благородства ощущалось в его чертах. Кого бы он ни изображал – слепого испанского аристократа, предприимчивого продавца крыш, директора заочных образовательных курсов, ловкого игрока в "блэк джек" – любая роль была ему по плечу, и в любой он мог блеснуть. Грейс твердо решила, что ему нельзя доверять ни на полмизинца.
Всего за четверть часа он вернул Элис незаконно полученный от нее аванс, а еще за три четверти утроил свой выигрыш. Грейс знала, что – подкати ей такая колея – даже упряжка мулов не смогла бы оттащить ее от игорного стола, но одним из бесчисленных достоинств Рубена оказалось его умение вовремя остановиться. Он сгреб свою добычу в шляпу, звонко чмокнул Элис в губы, встал и направился к бару, чтобы обналичить фишки. Все это произошло так быстро, что Грейс даже опомниться не успела и не сразу последовала за ним.
– Развлекайся, милочка, – добродушно подмигнула Элис ей на прощание.
Грейс уселась рядом с Рубеном на краешек высокого табурета у длинной стойки красного дерева и оперлась носками туфелек на медную перекладину, изо всех сил стараясь не поддаваться притяжению его обаятельной улыбки. Она опять оказалась в центре его внимания, опять стала партнершей в пьесе, которую он разыгрывал в уме, огни рампы, так сказать, вновь были нацелены на нее. "Не будь дурой, – твердила она себе, – для него это всего лишь работа". Дело свое он знал и делал его блистательно, этого у него не отнять.
И опять ей вспомнился Генри. Он точно так же умел заставить людей поверить, будто они являются единственным на свете предметом его внимания; Грейс всегда следила за ним с веселым любопытством и безо всякого раздражения, когда он прибегал к этой уловке. Но вот Рубен – другое дело. Он не имел права практиковать на ней свои профессиональные чары. Поэтому Грейс встретила его заразительную улыбку холодным взглядом, а когда бармен принес ему кружку пива за счет заведения, чтобы отметить выигрыш, она демонстративно заказала бокал лимонада.
Однако ей очень скоро надоело изображать из себя снежную королеву: она живо оттаяла, когда он показал ей свой выигрыш и предложил разделить его пополам.
– А теперь что? – спросила Грейс, раскрыв веером четыре новенькие хрустящие банкноты по пятьдесят долларов и аккуратно ровняя их по краям.
Рубен жестом подозвал девицу, торговавшую на другом конце стойки сигарами и папиросами.
– Моя любимая игра – покер, Грейс. – ответил он. – Хочу сыграть по-крупному.
– Здесь?
Рубен отрицательно покачал головой.
– Я возьму полдюжины, – обратился он к продавщице, указывая на открытую коробку тонких манильских сигар.
При этом он заставил ее вспыхнуть, одарив цветистым комплиментом, ослепил своей неотразимой улыбкой и наградил на прощание непомерными чаевыми. Грейс хмыкнула, уткнувшись в бокал с лимонадом.
– Увидела что-то смешное?
– Тебя, Джонс.
Рубен даже не спросил, в чем дело; его виноватая улыбочка лучше всяких слов объяснила ей, что он все прекрасно понимает. Он раскурил сигару и зажал ее в зубах, щурясь от дыма. Вид у него был как у пирата, совершившего успешный набег.
– Хочешь? – неожиданно спросил он, словно вспомнив о хороших манерах.
– Сигару? Нет уж, спасибо.
– Ты не куришь? Жаль. Был у меня как-то раз напарник по левой игре, он мне сигналил. Так вот, он курил этакие жуткие дешевые горлодерки и пускал два колечка, если у лоха была пара, – с этими словами сам Рубен пустил для примера два идеально круглых колечка дыма, – три, если тройка, – и он выпустил три, – четыре, если каре. А если выпадал флеш , он начинал дымить, как паровоз.
Грейс совершила ошибку, глотнув лимонаду в тот самый момент, как Рубен начал демонстрировать условный дымовой сигнал для флеша. Из-за взрыва безудержного смеха часть лимонада попала не в то горло, остальной выплеснулся у нее изо рта мелкими брызгами прямо на рубашку Рубена. Он рассмеялся и принялся хлопать ее по спине между лопаток.
Когда приступ кашля прошел и Грейс вытерла выступившие на глазах слезы, она вновь вернулась к насущному вопросу:
– Почему ты не хочешь играть здесь? Ты же говорил, что тут ведут честную игру!
Грейс окинула взглядом громадный зал, гудящий возбужденными мужскими голосами и звоном монет. Рубен наблюдал за ней в висевшем над стойкой длинном зеркале.
– Возможно, слишком честную.
Она задумчиво уставилась на него, словно пытаясь решить что-то для себя. Он ответил открытым, слегка озадаченным взглядом. Оба опирались локтями о стойку бара. Грейс придвинулась ближе, Рубен последовал ее примеру.
– Джонс, – начала она.
– Здесь! – браво отозвался Рубен.
– Хорошие у тебя руки. Он взглянул на свою левую руку, пошевелил пальцами.
– Рад слышать.
– А как насчет куража?
Его выразительное лицо насторожилось, в глубине прекрасных карих глаз промелькнула какая-то дерзкая искорка.
– А почему ты спрашиваешь?
– Да просто вспомнился один случай. Как-то раз я видела любопытную парную игру. Ты часом не умеешь играть в семикарточный стад?
От его ленивой усмешки по телу разлилось непонятное тепло.
– Тебе повезло, милая. Лучше меня тебе никого Ж сыскать. Можешь даже не стараться. – От скромности ты не умрешь. Но для этой игры нужна не только сноровка. Нужно еще кое-что. Например, крапленая колода.
Его усмешка стала поистине сатанинской. Откинув полу сюртука, Рубен сунул руку в задний карман брюк и вытащил колоду карт с самой обычной на вид рубашкой в синюю крапинку.
– Подбритые тузы, – Прошептал Рубен, наклонившись к самому уху Грейс, словно признавался ей в любви. – На одну тридцать вторую дюйма. Попробуй их найти, Грейс. Если сумеешь, я отдам тебе все, что у меня есть.
Она нервно рассмеялась.
– Нет уж, спасибо, поверю тебе на слово. Ей хотелось отодвинуться, его близость смущала ее, но надо было объяснить ему подробности "парной игры", а на это требовалось время и сосредоточенное внимание, так как правила были довольно сложны.
Закончив наконец свой рассказ, Грейс увидела на лице у Рубена благоговейное восхищение и залилась румянцем, чего с ней обычно никогда не случалось.
– Грейс, – вздохнул он и покачал головой, словно не веря своим ушам. – Грейс, Грейс, Грейс…
Не успела она опомниться, как он обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй вышел коротким, но его вполне хватило, чтобы заставить Грейс признаться самой себе, что именно этого она ждала с самого первого вечера, когда они стояли у дверей гостиничного номера и он морочил ей голову, разливаясь соловьем насчет ее "тонкого букета".
Губы у него были твердые, но теплые, одновременно властные и нежные. Это было простое, дружеское, мимолетное прикосновение – она даже глаз не успела закрыть! – но, когда Рубен отодвинулся, Грейс пришлось усилием воли остановить себя, чтобы не потянуться за ним следом, – так сильно ей хотелось продлить волшебное ощущение.