– Знаешь, я как-то с дочкой отдыхала в Италии и каждый день видела женщину, идущую мыть полы в церкви. У нее было такое лицо, что я обзавидовалась. Понимаешь, Женька, у меня все то же самое. Деньги появились, но организм изношен, как рубашка под мышками. И изношен несоразмерно деньгам. Но я уже не смогу без работы, я уже на нее подсела. А прямой эфир – просто ходьба по проволоке над огнем. Самая интенсивная половая жизнь по переживаниям рядом не лежала.
– А я недавно понял, что я типичный лишний человек. И собственно, все мы. Мы все даже эротичны как лишние люди. Хотя нас общество и ангажировало, и в элиты произвело.
– Слушай, когда я еще была интеллигентным человеком, я размышляла о лишних людях и пришла к выводу, что лишний человек отличается от нелишнего в основном тем, что в бога не верует и у него в башке космос рассыпается. Можешь вспомнить, чтоб Онегин или Печорин хоть раз в церковь сходили?
– Но мне тоже поздно. Классик говорил, большинство нуждается в боге потому, что у них нет ничего, кроме этого, а меньшинство потому, что у них есть все, кроме этого. Видимо, я посередине.
– Мой психоаналитик утверждает, что самый горячий сегодняшний клиент идет по кризису идентичности.
– Саш, а ты почему от мужа ушла?
– Не давал реализовываться.
– Как кому?
– Как – кому? Всем сразу. А ты почему от жен уходил?
– По тому же самому. Только, видишь, проблемы от этого не кончились, просто начались другие. Я ведь почему столько работаю? Чтобы не думать о смысле жизни…
Александре было очень комфортно сидеть с ним рядом и болтать. Но за год общения она видела его всяким. Видела, как орет на подчиненных; как холодно выжимает деньги из чужой интеллигентности; как жестко и виртуозно уничтожает конкурентов; как по телефону размазывает бывших жен; как машинально отделывается от детей, заменяя час собственного времени денежными вложениями (я очень занят, но тебе привезут новые ролики и т. д.). Видела, как однажды, очень устав, расплатившись в ресторане, взял чек и положил в бумажник. Александра с удовольствием платила за себя и других, у нее было чувство вины человека, начавшего хорошо зарабатывать. И естественность, с которой он взял чек, чтобы потом провести их ужин по представительским расходам фирмы, была для нее как удар ногой в пах.
Потом в машине он, извиняясь, спросил:
– Заедем в ночной магазин? У меня дома ни одного презерватива, а ты опять начнешь читать лекцию про СПИД и гепатит Б.
– Обязательно заедем. Только чек не забудь взять, – съязвила она.
– Какой чек? – удивился Евгений. И Александра поняла, что он так вымотался, что часть действий перевел на автопилот. И тормознула, понимая, его сил сегодня хватит только на что-нибудь одно: либо на разборку, либо на эрекцию. И предпочла второе.
Собственно, в глубинах сумки у нее наверняка были свои презервативы, но надо было долго искать. Говорят, внутренности сумки – это внутренности хозяйской души, так вот там у Александры был такой бардак, что влезший вор, покопавшись в верхних слоях всякой дряни, сломался бы, не добравшись до нескольких тысяч долларов в пакете от колготок.
Она пристально посмотрела на Евгения. Хорошо смотрится, но какой-то неродной. Декоративный мужчина на выход. Сладкий плебей был не так эстетичен и в постели самовыражался проще, но цеплял некую струну, и она сладко и долго звенела.
Они подъехали к толпе, окружившей "звездную лестницу", и бездельничающая публика, облепившая заграждения в надежде ухватить радостную пайку подглядывания, стала бесстыдно пялиться на них в "мерседесе". Но они не были "телемордами", и народ разочарованно отхлынул.
– Они, как Эллочка-людоедка, думают, что где-то есть немыслимый разврат! – хихикнула Александра.
– Давай ты будешь изображать иностранную телезвезду, а я – твоего телохранителя, – предложил Евгений.
– Зачем?
– Сделаем людям праздник.
– У них он и так больше, чем у нас, – скривила губы Александра, побрызгав шею и платье духами, достала из сумки вечерний ридикюль. – Положи мой мобильный в карман пиджака, а то я с ним как Лариса Рейснер в бальном платье на капитанском мостике.
И они начали подниматься по устеленным ковром ступенькам под свист толпы и щелканье фотозатворов.
– Я себя чувствую доберманом хороших кровей на собачьей выставке, – пожаловался Евгений.
– А представляешь, каково телезвездам? В общественный туалет пописать не зайдешь.
Холл был набит бомондом. Телевизионщики, артисты, депутаты, известные жулики, неизвестные писатели и прочий "список рассылки" демонстрировали богатства легкой промышленности. Глаз болел от бриллиантов, в том числе и настоящих, бабочек и смокингов; попадались шляпы и даже обильно потные меха.
Александра надела на рот приветливый оскал и то и дело раскланивалась и подставляла руку под поцелуи.
– Смотри, смотри, – шептала Александра, – это известный ведущий, бывший стукач. Семь раз был женат, сначала на партийных дочках, потом на дочках дипломатов, а теперь на дочке бандита. По его паспорту можно изучать отечественную историю. А вон известный демократ со старой женой, подарил любовнице шубу за тридцать тысяч долларов, а она возьми и расскажи прессе, на него тут же налоговая инспекция наехала. А это, в желтом костюме, известная шлюха. Понимаешь, ну, со всеми спала и хорошо двигалась, дошла до крупного поста, и вдруг у директора, ее любовника, появилась молодая девка и выжила ее. Представляешь, у нее был такой шок, что попала в психушку. Сейчас немного отошла. А вон, узнаешь, суперзвезда, снимает клипы на деньги национальных мафий.
– Господи, какая помойка, пойдем что-нибудь выпьем, – скривился Евгений.
– Точно такая же, как вокруг тебя, – обиделась Александра, двигаясь к бару. Конечно, когда она в застой работала в музее, вся окружающая ее публика прочитала вторую часть "Фауста". Но она отлично помнила, как трое молодых ребят ругали советскую власть, а пожилая руководительница отдела, эдакая дама с камеей на шее, "вся в Баратынском", подслушала из-за двери и подробно изложила это в первом отделе. И потом долгие годы, когда дама с камеей вдохновенно говорила что-то типа: "Мы должны быть ладонью, не позволяющей ветру погасить свечу русской культуры!", у Александры начиналась тошнота, как во время токсикоза. Это удачно отучило ее от снобизма.
Они сели в первый ряд, и улей зала начал стихать прямо пропорционально убывающему свету. Электроника чудила на сцене, а Александра примитивно считала, сколько в это вбухано денег и какие проекты можно было на них сделать на том же самом телевидении. Пожилые пошловатые господа выходили на сцену в сопровождении теледив, рекламирующих платья и колье. Господа тривиально шутили, дивы бессловесно раздирали когтями конверты, публика визжала, а награжденный благодарил жюри, маму, президента и пускал слезу.
– Мне точно не дадут, – сказала Александра.
– Почему? – удивился Евгений.
– Из первых номинаций ясно, пиво только членам месткома, – объяснила она.
– Обидно?
– Нет, я же не для них стараюсь.
– Хочешь, я тебе закажу такую железяку из ценного металла и вручу с помпой? – погладил он ее по плечу.
– Дело не в железяке. Понимаешь, когда я хотела в аспирантуру, надо было с этими козлами играть в определенные игры. Потом я работала в музее, они и там все подобрали под себя. Вот у меня уже телестудия, а тот же самый контингент ставит мне отметки. По-моему, они непотопляемы.
– Да наплевать и забыть. Что у них в жизни, кроме этих цацок, есть? – утешил Евгений.
– А у меня? – надула губы Александра.
– Молодость, красота. А главное – внутренняя свобода. Когда они тебя видят, им просто плохо от того, какая у тебя внутренняя свобода, – пояснил Евгений.
– Какое совпадение, мне тоже плохо от того, какая у меня внутренняя свобода, – хихикнула Александра.
– Номинация – лучший руководитель независимой телестудии, – прозвучало в зале голосом командора.
"Если мне не дадут, ни за что не поеду к нему. Сделаю вид, что расстроилась", – почему-то подумала Александра.
Девушка, разрывающая конверт, когда-то вела у Александры развлекательную программу, и ей так хотелось прокричать желаемое, что, когда увидела фамилию конкурента, скисла и произнесла чуть ли не с обидой.
– Что и требовалось доказать! – сказала Александра так, чтобы слышал весь ряд, и ей сочувственно закивали, потому что это было хамство и с точки зрения рейтинга, и с точки зрения вкуса, и с точки зрения здравого смысла.
– Хочешь, в следующем году у тебя эта премия будет? – серьезно спросил Евгений.
– Нет, – серьезно ответила Александра. – Ты мне напоминаешь анекдот про "нового русского". В день его рождения жена выходит на балкон, видит радугу и обиженно говорит: "На это у него деньги есть". На самом деле история как раз доказывает, что все изменилось. Ведь у меня, по-честному, ничего нет, кроме темперамента макаки, дочки и двух подружек, на которых можно опереться. А все остальное – виртуальная реальность. А у них есть все, они тысячу лет вместе воровали, и они боятся меня, поэтому и не дают премию. Значит, можно, как я, без ничего, с чистой совестью. Понимаешь?
– Я тоже виртуальная реальность? – спросил он.
– А что у нас с тобой впереди? Чувство плеча вместо чувства гениталий?
– Какая ты грубая, – иронично улыбнулся он.
Она никогда так ясно не формулировала это. И напрасно сформулировала сейчас, потому что почувствовала легкую стеклянную пленку, мгновенно натянутую между ними. Пленка утолщалась с каждой минутой молчания, Александра понимала, что надо немедленно снять напряг, но почему-то стало лень, и она мрачно домолчала.
Евгений понимал, что она расстроена, но психофизика крупного руководителя не позволяла начать первым. "Ерунда, – подумал он. – Ночью уладится". Потому что считал себя лакомым куском.
Они еще роняли друг другу что-то незначащее до конца церемонии, но холодок превращался в мороз, и когда на финале публика устремилась к автобусам, везущим на банкет, молчаливо сели в машину. Начался дождь, и ни одного зонта. Александра представила себя, добежавшую от "мерседеса" до ресторана под дождем, с ручейками туши на щеках и сосульками волос.
– У меня голова разболелась, – соврала она и вдруг вправду почувствовала сильнейшую головную боль. – Сзади. Мой психоаналитик говорит, что это актуализированные проблемы прошлого.
– Прошлого, а не будущего? – уточнил Евгений.
– Прошлого. А с будущим все хорошо.
Они подъехали к ресторану, куда уже вливался ручеек участников церемонии под зонтами, и дюжая охрана потребовала входные билеты. Александра, держа ридикюль над головой, протянула два конверта. Охранник холодно заглянул внутрь и сообщил:
– У вас только одно приглашение на банкет.
– Как? – изумилась она. – Не может быть.
– Отойдите, не мешайте проходить, – потребовал охранник.
– Я ничего не понимаю, – сказала Александра, стоя в луже. – Мне привезли два билета. Естественно, я не заглядывала внутрь. Они что, с ума сошли?
– Едем праздновать в другой кабак, – криво усмехнулся Евгений. Сцена была столь унизительна, что ему хотелось побыстрей ее закончить.
– Я должна пойти, иначе это будет выглядеть как демонстрация, – сказала Александра, а тушь уже текла ручейками, и правый глаз невыносимо щипало. – Ты сильно обидишься?
– Нет. Хоть высплюсь, у меня завтра в десять переговоры, – ответил он страшно недовольно.
– Тогда я пойду? – спросила Александра, изнывая от боли, потому что ни один мужик не понимает, что такое разговаривать, когда по глазному яблоку разливается краска для ресниц. – Я позвоню. Извини ради бога…
И она, с удовольствием отделываясь от него и от дождя, скользнула в светящееся чрево ресторана, невежливо растолкав людей перед собой и припав к зеркалу в туалете. Светина работа растеклась по физиономии клоками. Александра смыла все мылом и начала краситься и сушиться под сушилкой для рук.
– Милая, вы плакали? – обняла ее пожилая дикторша. – Как я вас понимаю. Когда меня сняли с эфира, я тоже так плакала, так плакала… – и прошла в кабинку.
А Александра все рисовала и рисовала лицо на лице, все сушила и пушила волосы и почему-то чувствовала себя счастливой и обновленной.
"Остаться за дверью с его амбициями. Ужас какой! Представляю, как он обидится. Что со мной случилось? Зачем меня понесло про плечи и гениталии? И вполне можно было не идти сюда, а ехать к нему. Я же к нему привыкла. То, что он был, помогло мне уйти от мужа. Неужели был нужен только для этого?" – спрашивала она себя, размазывая губную помаду по щекам, потому что до старости лет так и не научилась класть румяна кисточкой.
В зале было шумно и пестро от фуршетных столов.
– Какое свинство! Какие подонки! Эта премия – твоя! – бросился к Александре ненавидящий ее продюсер, племянник влиятельнейшего министра.
– Нельзя так сказочно выглядеть! – закричала издалека белокурая модная ведущая, любовница хозяина своего канала.
– Ты еще молодая. А им это как прибавка к пенсии! – шепнула известная режиссерша.
– Что вы пьете? – наклонился чиновного вида тип.
– Побольше водки, – подставила Александра стакан и без церемоний опрокинула его в себя.
– Я опоздал на вручение премий. Вас все с чем-то поздравляют. Можно, я тоже поздравлю? – не унимался он.
– Валяйте, – позволила Александра. Он был похож на скромного спонсора, облагодетельствованного билетиком на тусовку.
– Вы ведете какую-то передачу?
– Веду. Как Иван Сусанин в лес.
– Извините, пожалуйста, я практически не смотрю телевизор. Некогда. Я совершенно никого тут не знаю. Возьмите меня под крыло.
– У меня сегодня крылья устали.
– Вы пришли одна, потому что не замужем?
– Нет, не поэтому, а потому, что билет моего спутника какие-то суки отдали вам.
– Так вы не замужем?
– Практически нет. А что это вы так плотно зависли? – Александра удивилась напору.
– Я тут уже час один шьюсь. Выпил много. Женщин боюсь панически, и вдруг такая красавица рядом, а мне не страшно, – признался он.
Александра только сейчас поняла, что все это время стоит слишком близко к нему, что не хочет отходить, что глаза у него в зеленых крапинках, что его некоторая мешковатость страшно обаятельна и что он похож… на кого-то, кому она склонна доверять. И потому сказала:
– Можно задать вам интимный вопрос?
– Задайте. – Он отодвинулся и покраснел.
– У вас есть смысл жизни? Ну, хоть маленький! Ну, хоть какой-нибудь!
– Ух, как вы меня напугали! Вы себе не представляете, как вы меня напугали. Я подумал, сейчас она скажет какую-нибудь пошлость, и все рассыплется. У меня так было сто раз. Мне в мои пятьдесят так трудно влюбиться. А смысла жизни у меня полно, класть некуда. Работа сумасшедшая, хочется побольше успеть. Сына надо вырастить, он только школу кончает. Я – поздний папаша. С женой в разводе, а парня надо глядеть. Вот вас встретил… Можно, я сразу визитку дам, а то вы сейчас убежите куда-нибудь, и как я вас найду в этом огромном зале? – Он достал визитку и на обратной стороне крупно написал номер. – Это мобильный. Если он отключен, значит, идет совещание, скажите на автоответчик, что это вы.
Слегка подавленная натиском, Александра машинально полезла в ридикюль и только тут поняла, что все: и ее визитки, и ее сумка, и ее мобильный телефон – осталось у Евгения. И что сейчас он уже дома, но она не поедет туда ни за что, потому что придется что-то говорить, оказываться в постели…
– У меня нет с собой визиток, давайте запишу вам мобильный, – сказала Александра и, написав, заныла: – Кажется, я сейчас умру от голода. Вон в том конце горячее, принесите мне, пожалуйста, какой-нибудь кусок супа или мяса.
– Одну секунду, – пообещал он, двинувшись сквозь фуршетную толпу мощной фигурой. И Александра, глядя, как он идет, насмешливо подумала: "Безухов! Чистый Безухов! Зачем он мне?"
– Сашка! – раздался родной голос над ухом, и веселая однокурсница Галка плюхнулась на нее большим, благоухающим "Клема" телом. – А я думаю, Сашка или не Сашка? С того конца зала смотрю, я же слепая… Глаза совсем потеряла, думаю, откуда она здесь?
– Ой, Галка! – запричитала Александра. Они не виделись лет десять, набрав за этот срок обороты и килограммы. – Говорили, что ты с Вадиком в Америке. Что у тебя двое детей, а Вадик на хорошей работе.
– Блин! Какой там Вадик… пойдем. Я тебя познакомлю. У меня муж другой, занимается телевизионным оборудованием, сюда поставляет. Американец, красавец, умница, на руках меня носит, детей любит. Я, Сашка, только сейчас жить начала, – кудахтала Галка и тащила ее в сторону крохотного лысого человечка в сморщенном на жировых складках смокинге, приходящегося крупной Галке аккурат под мышку.
– Чив, это Саша, моя однокурсница по университету, – защебетала Галка по-английски. – Мы с ней не виделись десять лет, Чив. Она была самая красивая девчонка на курсе. Видишь, она и сейчас красавица.
– Мне очень приятно видеть любимую подругу моей жены, – сказал Чив по-английски, и Александра увидела, что ему действительно приятно.
– А Вадик – ку-ку, – без перехода сказала Галка. – Мы там сначала три года жили в полной жопе, пока я не пошла торговать. А потом я его застукала на черной официантке. Представляешь? Я с кандидатской продаю пиццу, а он на черной лежит! Старшему моему восемь, а девчонке три. Она от Чива. Знаешь, я так счастлива, так счастлива, что уехала. Первый раз в России за столько времени. Тут все так страдают. Ты-то как?
– Работаю. Дочка в школу ходит. С Виктором разошлась. Все хорошо, – отчиталась Александра, она была безумно рада видеть Галку.
– Неужели музейный работник может позволить себе такое платье? – потрогала подруга платье.
– Да я уже сто лет на телевидении. Свой музей только во сне и вижу, – призналась Александра.
– Ничего себе! – воскликнула Галка. – Чив, она работает на телевидении!
– Я буду очень рад сотрудничать, – сказал Чив, он просто начинал светиться, когда жена обращалась к нему. И, вспомнив надменного кобеля Вадика, Александра порадовалась за подругу.
– И кем ты тут работаешь, может, Чив тебя получше продвинет? – заботливо спросила Галка.
– Понимаешь, у меня частная телекомпания. – Александре всегда казалось неприличным произносить это вслух.
– И кто ты на этой телекомпании?
– И швец, и жнец. Директор, продюсер, мамка, нянька, короче, нескучно, – объяснила Александра.
– А кому она принадлежит?
– Мне и принадлежит. Только она маленькая. Делает всего семь проектов.
– Правда, что ль? – застыла Галка. – Ну ты даешь! Тихая-тихая, а в такие дамки вышла! Чив! У нее собственная телекомпания! – И добавила грустно: – А я сижу дома, как кусок мяса, этот деньги таскает, ноги целует. У него до меня была жена-алкашка, так он на меня не нарадуется. Знаешь, а скучно мне, хоть все есть. И сюда к вам охота. Давай завтра на дачу махнем загорать, я тебе все-все расскажу, что со мной за эти годы было.
– Завтра не могу, у меня съемка и дочку забираю. Послезавтра часов с трех до семи окошко. Давай пообедаем, я тебя в клевое место отведу, – виновато сказала Александра.
– Ох, ё-моё, ты прям как мой Чив, он так же разговаривает. Вы что тут, себе уже тоже Америку устроили? – надулась Галка.