У Джун лопнуло терпение, и она отвесила Сьюзен пощечину. Лицо дочери сморщилось от обжигающей боли. Прежде чем Сьюзен успела понять, что происходит, ее рука метнулась вперед, и кулак угодил матери между глаз. Джун покачнулась и попятилась назад, пытаясь уцепиться за стол, чтобы не упасть. Но рука сорвалась, она рухнула всем телом на кровать и осталась лежать, как беспомощная груда тряпья. Сьюзен кинулась к ней и попыталась поднять. Она бормотала извинения:
– Мам, прости. Боже, мам, дай я погляжу на тебя.
– Ты, маленькая гадина! Да как ты смела, шлюха, поднять на меня руку?
Между ними завязалась самая настоящая драка. Мать с дочерью сцепились, как две дикие кошки. Сначала Сьюзен оборонялась, но вскоре стала брать верх. Девочка вошла в раж. Обрушивая град ударов на мать, она облегчала свою душу, в которой за последние несколько лет скопилось слишком много боли и отчаяния. Теперь все это выплескивалось наружу. То, что мать отказывалась замечать, и то, что мать сама выделывала, жгло дочери душу. В голове у Сьюзен все смешалось.
Это мать бросила их на отца, чтобы трахаться со своими хахалями. Надоело, что она делает все с таким видом, будто знает лучше других, вечно достает советами. На самом деле она даже не пытается помочь своим детям, ни ей, Сьюзен, ни сестре. Всегда все знает и всегда всех предает. Словно издалека до Сьюзен доносились крики Дэбби. Оттащив ее от матери, Дэбби пришла в ужас, поглядев на ту и другую.
– У тебя крыша съехала, Сью? Смотри, что ты сделала с мамой.
Сьюзен взглянула на окровавленное лицо распростертой на постели матери, но ничего не почувствовала. Собственное равнодушие потрясло ее гораздо больше, чем сам поступок. Наоборот, она почувствовала облегчение. Сьюзен помогла матери подняться и вышла из комнаты. Оказавшись в коридоре, она как могла подправила макияж и одернула свитер и юбку. Затем, накинув длинное клетчатое пальто, выскользнула из дома.
Барри исподтишка наблюдал, как Сьюзен шла по дороге, направляясь на встречу с ним. Ее пальто было распахнуто. Он подсчитал, что за двадцать пять секунд ее раз пять предложили подвезти. У него от гнева потемнело лицо. Он заглядывал в проезжавшие машины, пытаясь разглядеть, кто были эти мужчины, посмевшие подкатываться к его девчонке, – вдруг, на свою беду, в машине оказался бы кто-нибудь из знакомых?
Он шагнул к Сью, готовый отругать ее, но смолчал, заметив, что с ней происходит что-то неладное. Она была какая-то взъерошенная. Девушка закурила сигарету. Когда она прикуривала, Барри заметил, как дрожат у нее руки.
– Что случилось, Сью? Что-нибудь плохое?
Вздохнув, Сьюзен колко ответила:
– А что хорошего может случиться? Какого хрена спрашиваешь?
Они взялись за руки и побрели к квартире ее бабушки. Сьюзен нервно затягивалась сигаретным дымом, а Барри помалкивал, зная, что она сама все расскажет. Подойдя к дому, они увидели Айви, выглядывающую из окна кухни.
– Ах ты, маленькая гадина! – приветствовала бабушка свою внучку.
Сьюзен вздохнула:
– Тамтамы уже разнесли все по джунглям.
– Что происходит… – начал было Барри.
Дверь распахнулась, и бабка быстро втащила Сьюзен в дом.
– Ты чего это так поколотила свою мать, Сьюзен? Дэбби просто в ужасе. Я только что говорила с ней по телефону. До полусмерти отметелила Джуни, свою мамочку! Да ты что, Сьюзен?
Сьюзен кивнула:
– Да, отметелила, так ей и надо.
Айви раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось выведать все у внучки, с другой – раздуть ссору и подлить масла в огонь. Но даже она понимала: Джоуи выйдет из себя и устроит всем ад. Он считал, что ему-то можно до бесчувствия избивать свою жену, но никому другому это не позволялось. К тому же между ним и Сьюзен что-то происходило, а в их дела она не смела вмешиваться.
Барри посмотрел на Сьюзен, у которой лицо пылало от злости.
– Ты поколотила свою мать?
– Ну и что? Поколотила. Она меня ударила, и я дала ей сдачи.
У Айви на лице появилось такое выражение, словно она съела что-то сладкое-сладкое.
– Мне не так рассказывали. Она ударила тебя за то, что ты ей нагрубила, а ты ее всю исколошматила, все дерьмо из нее вытрясла, так мне Дэбби сказала. Твоего папку вызвали из паба, то-то он будет рад, подружка моя! Во-первых, ты испортила внешность своей мамке, во-вторых, нарушила его отдых, а это еще похуже того. Тебе такие фокусы с рук не сойдут.
Сьюзен прикусила губу. Айви была права в одном: Джоуи уничтожит ее, и сделает это с наслаждением. Теперь у него как бы появилось законное право смешать ее с грязью. Он припомнит ей все оскорбления, которыми она осыпала его последние месяцы. Он отплатит ей за все.
– Я туда больше не вернусь. Не хочу больше там жить.
Айви закатила глаза:
– Тебе пятнадцать. Куда, черт побери, ты пойдешь, Сьюзен? Где будешь жить? Из каких средств будешь платить за квартиру? Подумай, девочка. Ты еще мала, и тебе некуда деться. Иди в комнату, я сделаю чай. Твой папка вот-вот будет здесь, так что помолись, глядишь, Бог тебе и поможет.
Барри с удивлением посмотрел на нее:
– Что это значит? Зачем это он сюда придет?
Айви ядовито хмыкнула:
– Затем. Я сказала Дэбби, что вы встретитесь у меня, как обычно.
Айви осклабилась, и Барри первый раз увидел ее глазами Сьюзен. Мерзкая, пакостная старая сука, вот она кто.
– Он и тебе вышибет мозги, сынок. На твоем месте я бы смылась. Пусть он разбирается с дочерью, она это заслужила. – Айви огорченно зацокала языком: – Я тут с вами пропущу свою игру в бинго, будь она неладна. Телка ты безмозглая, Сьюзен, вон что натворила.
Сьюзен грустно посмотрела на Барри:
– Лучше иди. Не надо вам встречаться.
Барри не знал, как ему поступить. Он не хотел, бросив ее, бежать, как мальчишка. Но встреча с ее отцом ничего хорошего не сулила. В конце концов, он вился вокруг Сьюзен только потому, что главной целью для него был Джоуи. А теперь она такое натворила, что он и сам с удовольствием устроил бы ей взбучку. В этот момент входная дверь задрожала от сильных ударов, и с улицы донесся громкий голос Джоуи – тот орал в щель почтового ящика:
– Впусти меня, мам. Я пришел, потому что знаю: эта дрянь у тебя. А ну открывай!
Айви заволновалась:
– Сынок, быстро схоронись в спальне. Джоуи убьет тебя на месте, если увидит здесь.
– Отвали. Я не собираюсь от него прятаться…
Сьюзен было страшно за Барри, и она с силой толкнула его к бабкиной спальне.
– Он в таком бешенстве, что убьет нас обоих. Послушайся меня хоть раз в жизни, Барри, прошу тебя.
В ее голосе звучал неподдельный ужас, который передался Барри, и он скрылся за дверью спальни, плотно захлопнув ее за собой. Там он стоял, дрожа всем телом от страха, и напряженно слушал, что будет дальше.
Айви открыла входную дверь, и ворвавшийся в дом сын едва не сбил ее с ног. У Джоуи и в самом деле был такой вид, словно он готов всех поубивать. Глаза его налились кровью, и от всего его существа исходила угроза. Он некоторое время просто смотрел на свою дочь, а затем произнес сквозь зубы:
– Я вышибу тебе мозги, мерзавка. Затрахаю тебя насмерть.
Сьюзен не мигая глядела ему прямо в глаза.
– Вышиби мне мозги, папочка. Это будет не так больно, как то, что ты уже со мной сделал.
В словах ее слышался вызов, и Айви не могла не взвиться:
– Ты опять грубишь, девчонка? Всыпь ей хорошенько, Джоуи. Не позволяй ей так с тобой разговаривать. Неудивительно, что она научилась так распускать свой вонючий язык…
Повернувшись к матери, Джоуи заорал:
– Закрой свой поганый рот! Убирайся отсюда, я с ней и без тебя разберусь! – Джоуи брызгал слюной – в такой он был ярости.
Айви сдернула пальто с вешалки и поспешно выскочила на улицу. Закрывая за собой дверь, она ощутила приступ жалости к себе самой. Надо же, ее любимый сынок, которого она боготворила и обожала, выставил ее из собственного дома! Она ежилась на холодном ветру, прижимаясь к двери, и прислушивалась к тому, что происходило внутри.
Сьюзен стояла в узком коридоре, напротив нее стоял отец.
– Я изуродую тебе рожу, девчонка, и получу удовольствие от этого.
Она застыла перед отцом, спокойно и бесстрашно наблюдая за ним, словно была сторонней свидетельницей, а не жертвой.
– Конечно, получишь удовольствие, папочка, ты, чертов развратный старый хрен.
В спальне Барри, услышав ее слова, даже зажмурил глаза от ужаса. Надо быть сумасшедшей, чтобы говорить отцу такие слова! Даже взрослые солидные мужчины не посмели бы так обозвать Джоуи Макнамару.
Сьюзен скинула с себя пальто и осталась в своем новом наряде.
– Поглядите на нее! Нарядилась, как последняя гулящая девка! Ходишь по улицам, как настоящая потаскуха!
Первая оплеуха пришлась по щеке, и Сьюзен, пошатнувшись, ударилась головой о стену. Барри услышал приглушенный удар и провел потной ладонью по лицу. Джоуи нанес ей еще около десятка ударов, пока она не оказалась на полу. Тогда, схватив дочь за волосы, он потащил ее в гостиную. Отбиваясь от него, Сьюзен силилась подняться на ноги; он разорвал сзади ее розовый свитер, и перламутровые пуговички разлетелись по комнате.
Стянув с нее свитер, Джоуи бросил его ей в лицо. Сьюзен пыталась прикрыть руками обнажившуюся грудь, чтобы он не пожирал ее глазами. Лицо и руки девушки были в синяках, один глаз заплыл, из носа текла кровь.
– Вот в чем ты красуешься, да? Нарядившись, как дешевая портовая шлюха! И это моя дочь! Видал я шлюх и получше тебя. А теперь ты еще вздумала оскорблять отца. Да, Сьюзен? Ты без конца открываешь свою пасть, не думая, что мелешь. Так вот, с сегодняшнего дня ты не пикнешь без моего разрешения, ты слышишь меня? Я буду следить за тобой с утра до вечера, и днем и ночью.
– Я не твоя дочь.
В ответ он обрушил на нее новый град ударов. Тяжело дыша, Джоуи стоял над ней. Он чувствовал, что сердце у него вот-вот разорвется от ярости. Сьюзен лежала перед ним. Грудь ее была обнажена, ноги беспомощно раскинуты. Джоуи смотрел на нее, и ему казалось, будто он понимает, о чем она думает, чего ждет. Он решил не обмануть ее ожиданий.
Расстегивая брюки, он, глядя на нее сверху вниз, со смехом сказал:
– Так вот чего ты хочешь, Сьюзен? Того, что всегда?
– Отвали.
Одним этим словом она дала ему понять, как ненавидит его и как хорошо понимает его гнусную натуру. Она произнесла это с таким надрывом, что за стенкой спальни Барри сжался, как от удара. Обезумев от ярости, Сьюзен начисто забыла о Барри. Для нее все перестало существовать, кроме ненависти к отцу. Но Барри навсегда запомнил то, что ему тогда довелось подслушать.
– Чтоб ты сдох от рака и чтоб кричал от боли, как я кричу. И чтоб ты мучился от боли день и ночь, гад…
Джоуи злобно пнул ее ногой в живот, и она умолкла. Сьюзен трудно было дышать, она жадно глотала ртом воздух, корчась от боли, пронзившей ей внутренности. Когда он взгромоздился на нее, у нее уже не осталось сил сопротивляться. Насытив свою похоть, он рухнул всем телом на Сьюзен и, хохоча, зашептал ей в ухо:
– Я буду с тобой делать все, что захочу. Запомни это, Сью. Ударив свою мать, ты на всю жизнь сделала меня своим врагом. Ты сама дала мне право поступать с тобой, как мне будет угодно, и я буду поступать с тобой, как мне нравится. Запру тебя в доме, пока не натешусь тобой вдоволь. Помни это, дочка. Я выбью из тебя дурь и своеволие и еще посмеюсь над тобой!
Стоя над ней на коленях, он ощутил желание помочиться. Сьюзен едва успела увернуться, чтобы струя не ударила прямо в лицо. Схватив дочь за волосы, Джоуи притянул ее к себе и посмотрел в глаза.
– Одевайся, пойдешь со мной домой.
Джоуи поднялся и, глядя на свое отражение в засиженном мухами зеркале над облицованным керамическими плитками камином, застегнул штаны и привел себя в порядок. Все это время он наблюдал, как Сьюзен пыталась оторваться от пола и встать на ноги. У нее с трудом получилось подняться на четвереньки.
– Ты, чертова жирная уродина! Да кто, кроме меня, тебя захочет? Погляди, какая у тебя задница! Погляди, погляди на себя! Ты похожа на собаку, и на своего хозяина бросаешься, как собака! Ну ничего, теперь этому конец. Отныне ты будешь мне служить и получать от меня подачки, сама догадываешься какие. Усваиваешь?
Сняв ремень, он принялся охаживать девочку ремнем. Пряжка рассекала ей кожу до крови, и она кричала от боли, но отец продолжал истязать ее. Не было никого поблизости, кто бы вызвал полицию, чтобы усмирить его. Никого во всем районе. Никого.
В соседней комнате Барри сидел на кровати в состоянии шока. Он прекрасно понял, что произошло там, за стеной, и старался справиться с потрясением. Джоуи Макнамара изверг, даже хуже – чудовище, думал Барри. Джоуи занимался кровосмесительством, а это на рабочей окраине, в среде, к которой все они принадлежали, считалось еще более страшным преступлением, чем изнасилование.
Он, Барри Далстон, об этом хорошо знал. Но его цепкий ум уже подсказывал: случившееся может оказаться ему на руку. Барри слышал, как Сьюзен с трудом поднималась с пола, слышал, как она стонала, одеваясь. Он немного жалел ее, но гораздо больше винил за то, что она все от него скрывала.
Барри считал, что он у нее первый, первый, кто дотронулся до ее огромных, шикарных титек. Но это оказалось не так. Папочка уже успел хорошо вспахать ее вдоль и поперек. Может, и кто-то еще, подогревал свое воображение Барри. Как он теперь это узнает, если папаша, пропади он пропадом, навсегда замурует Сьюзен в доме и она никогда оттуда не выйдет?
Барри посмотрел на циферблат будильника у постели. Стрелки показывали без двадцати восемь, а ему надо было успеть к восьми на встречу с Бэбс. Скорее бы они убрались восвояси, и пора отсюда выбираться, думал он. Надо бы сообразить, что делать дальше и как себя вести, каким образом использовать то, что он узнал о Джоуи. Барри чувствовал, что полученная информация когда-нибудь в будущем очень ему пригодится. Несомненно, очень пригодится.
Сьюзен была в ужасе от того, что она сделала с матерью. Правда, отец ее отделал почище, чем она мамашу, но девочка понимала, что Джун не сможет пережить унижение, которое испытала. Джун злобно смотрела на нее, и Сьюзен отвечала ей таким же злобным взглядом. Ведь Джун – мать, думала девочка, и должна заботиться о детях, оберегать их от зла. Любая мать понимала это, но только не ее мать. Наоборот, Джун закрывала на все глаза, и за это она, Сьюзен, никогда ее не простит.
Дэбби, с противной улыбкой на лице, уже поджидала сестру у ее комнаты.
– И хватило же у тебя наглости, Сью, сделать такое с нашей мамкой. Я бы сама тебя с удовольствием поколотила за это.
Поглядев на нее, Сьюзен ответила ей чуть слышно, замирающим голосом:
– На твоем месте я не стала бы этого делать, Дэбби. А вдруг я захочу отомстить, и тогда что с тобой будет? Если я убью папашку, то и на вас на всех заодно отыграюсь!
Ответ Сьюзен потряс Дэбби. "Сьюзен Макнамара, до чего ты дошла?" – в ужасе размышляла Дэбби. Ведь ее сестра никогда раньше не была злой. Нет, она была смирная, даже слишком смирная. Но теперь она стала совсем-совсем другая. Даже избитая и истерзанная, она угрожала.
Сьюзен стаскивала с себя одежду. Увидев страшные кровоподтеки и ссадины, покрывавшие все ее тело, Дэбби не могла не пожалеть сестру. Она пошла на кухню и, вернувшись с тазиком, в котором была вода с антибактериальным раствором, начала смывать кровь с ран сестры.
– Ну и изукрасил он тебя, Сью. Поражаюсь, как ты не угодила в больницу. Теперь ты на всю жизнь это запомнишь.
Сьюзен промолчала. Ее мучила мысль о том, что Барри все слышал и не помог ей. С одной стороны, она радовалась этому, но, с другой стороны, что-то подсказывало ей: он обязан был помочь. Стыд, который она испытывала, как страшный рак, выедал ей душу. Джоуи мог быть доволен. Теперь у него было все. Он имел их обеих – дочь и мать – и обращался с ними с одинаковым презрением, наслаждаясь своей властью над ними. А Барри слышал, как насиловали его девушку, и ничего не сделал, чтобы защитить ее.
Откуда у ее отца такая власть? В самом деле, как так получилось? Казалось, это нормально, что ему все сходит с рук, что никто не может с ним бороться, боится связываться. Вот теперь и Барри бросил ее, не захотел помочь. Сьюзен верила, что с Барри ей ничего не грозит. Она ошиблась. То, что он узнал ее тайну, в ее представлении было самым страшным из случавшегося с ней в жизни. Он никогда больше ее не захочет, она понимала это. Она стала для Барри подстилкой, которой вдоволь попользовался родной отец. Он, наверное, был даже рад, что теперь не придется объявлять о разрыве.
Сьюзен думала о Барри, и слезы капали из ее глаз, крупные, прозрачные слезы, соленые на вкус, и наконец хлынули потоком. Плечи содрогались от рыданий. До ее сознания окончательно дошло, что с ней стряслось. Все пошло прахом, все кончилось. Барри не подойдет к ней на пушечный выстрел, ни за что не подойдет после того, как узнал, что ее собственный отец заставляет заниматься с ним сексом.
Дэбби, видя, как страдает сестра, и желая ее утешить, попыталась ее обнять, но синяки и ссадины так болели, что до тела Сьюзен невозможно было дотронуться. Тогда она просто закрыла ее одеялом и тихо сидела рядом, взяв ее за руку, пока Сьюзен заливалась горючими слезами. Она плакала навзрыд, и Дэбби казалось, что у ее сестры вот-вот разорвется сердце.
Спустя некоторое время в комнату вошла Джун. Она сделала знак Дэбби, чтобы та удалилась. Мать смотрела на свою дочь и ничего не чувствовала. Ни жалости, ни стыда, – ничего. Джун занимала только ее собственная жизнь, ее собственные проблемы. Такова была ее натура.
– Надеюсь, ты поняла, что натворила, Сьюзен. Всю жизнь ты будешь расплачиваться за то, что совершила сегодня.
– Ты должна была больше любить меня, мам, сама это знаешь.
Слова дочери словно хлестнули мать по лицу, и у Джун возникло желание оторвать девчонке голову. Ей было стыдно. В душе она сознавала, что Сьюзен права. Она повернулась и молча вышла из комнаты.
Глава 8
Барри отметил, что Бэбс на этот раз выглядела гораздо симпатичнее и не так вульгарно. Она была не сильно накрашена и одета, как обыкновенная женщина у себя дома, и потому казалась молоденькой и очень хорошенькой.
Бэбс было семнадцать лет, на улице она работала уже четыре года. Хоть она и стала настоящей проституткой, но тем не менее ее тянуло зайти в церковь, а все заработанные деньги она тратила на свою маленькую дочку Бианку, которую воспитывала бабушка, мать Бэбс, по имени Руфь.
Бэбс налила Барри виски, и он стал потягивать напиток небольшими глотками.
– Думаешь, паренек, ты все сделаешь как надо? Этот козел – нормальный клиент, хорошо платит. Но мне срочно нужны несколько тысяч, и я решила, что это единственный способ их получить.
Барри ухмыльнулся, и Бэбс одобрительно улыбнулась в ответ. Она чувствовала, что он начинает ей нравиться. В нем было что-то приятное и забавное. Чем-то он походил на ее Джону, только тот был темнокожий.
– Когда этот тип обычно приходит?