Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.
Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.
– Останься здесь.
Он бросился к ней со скоростью света.
– Это врата рая открылись для меня на земле.
Она не смогла сдержать улыбки.
Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.
– Мы не навредим ребенку?
Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.
По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.
Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.
Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.
– Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.
– Да. Дверь была заперта.
– Тогда как ты вошел?
– Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.
Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.
– А дедушка твой об этом знал?
– Он и выступил инициатором.
– Ты меня обманываешь. Этого не может быть.
– Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.
Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.
Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.
– Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?
– Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.
– В Париже я была Ксандрой Фочен.
– Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.
– Так оно и было, – подтвердила она.
– Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.
Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.
– Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.
Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.
Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:
– Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.
Точно. Это было похоже на Димитрия.
– Но ты же думал, что ребенок не твой.
– Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.
Она взглянула на него.
– Конечно, нет.
– Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.
Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.
– Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?
– Он ничего не знал о твоем существовании.
Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.
– Но все-таки…
– Он хотел лишь быть уверенным в том, что я исполню свой долг перед семьей.
– Он придет в ярость, если ты на мне женишься.
Ее слова позабавили Димитрия.
– Он мечтает стать прадедом и будет очарован такой внучкой, как ты.
– Красивой меня теперь не назовешь. Я похожа на тыкву.
– Хочешь убедить меня, что в таком положении можешь нравиться мне меньше?
Она не ответила, охваченная страстными волнами удовольствия. Вокруг царила тишина, и любовь снова и снова неустанно вела их тела к вершине наслаждения. А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.
Димитрий заерзал на кровати, поглаживая своей волосатой ногой ее гладкие, изящные ступни. Процесс ее пробуждения был коротким. И первое, что открылось ее взору, были черные завитки коротких жестких волос на его смуглой мускулистой груди. Димитрий. Одновременно с чувственными восприятиями пришли и воспоминания о проведенной ночи.
– Надумала что-нибудь? – раздался голос Димитрия.
Она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Надумала что?
– Что-нибудь про свою жизнь, про мою, про нашу совместную.
– Почему ты решил, что думала я именно о нас? Или что вообще думала?
Улыбка на его лице показалась ей печальной.
– Как бы ты ни пыталась это отрицать, любимая, я неплохо тебя знаю. Ты часто проводишь первые минуты после пробуждения в раздумьях, словно теряешься в своих мыслях. А сейчас самой важной проблемой для тебя является будущее твоего ребенка.
– И будущее моего малыша должно быть обязательно связано с тобой.
– Оно и так связано. Поженимся мы или нет, будем любовниками или злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь, как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, я всегда буду занимать определенное место в жизни своего сына.
– Какие планы на сегодня?
– Грандиозные.
– Тогда пора вставать?
Димитрий лукаво улыбнулся:
– Совсем не обязательно.
– Но…
Неожиданно зазвонивший телефон прервал их интересную беседу. Димитрий обвел ее сладострастным взглядом, отчего она глупо захихикала, и повернулся к стоящему на прикроватной тумбочке телефону.
– Александра, это тебя. Сестра звонит.
Александра подползла поближе и взяла трубку из протянутой Димитрием руки.
– Мэделейн?
– Привет. Это я. Как идут переговоры, ну, сама знаешь, с кем? – У Мэделейн был встревоженный голос.
– Не спрашивай.
– Неужели все настолько плохо?
Плохо? Нет. Скорее глупо. То, что она вообще стала любовницей Димитрия, трудно было назвать умным шагом в ее жизни. А лечь с ним в постель теперь, когда их отношения были еще настолько шаткими, будущее неопределенным и она по-прежнему не могла простить ему предательства, было откровенным идиотизмом. – Нам просто многое еще надо обсудить.
– Он представил тебе официальные доказательства того, что не состоит с этой гречанкой в браке?
– Да.
– Это уже хорошо. Хантер уверял меня, что так и будет. Может, он еще не окончательный подонок.
– Хантер или Димитрий? – шутливо спросила Александра.
– Оба. Все они одним миром мазаны, – ответ сестры был на удивление выразительным.
– Дорогая, что-то случилось?
– Ну, как тебе сказать…
– Мэделейн… – произнесла Александра тоном, к которому младшая сестра была приучена с раннего детства.
– Во всем виноват Хантер!
Хантер? Мужчина, который из кожи вон лез, чтобы его жена была счастлива? Представить себе, что Хантер мог совершить недостойный поступок или причинить Мэделейн страдания, было невозможно.
– В чем его вина?
– Он специально попросил одного из своих деловых партнеров пригласить на вечер Димитрия!
Удар пришелся с той стороны, откуда Александра получить его никак не ожидала.
– Что?
– Он сказал, что переживал за тебя. Ему казалось, что без Димитрия ты очень плохо адаптировалась к новому образу жизни, и он решил проверить, возможно ли еще ваше существование вдвоем. Хантер навел справки, правда, сделал это с исключительной осторожностью. И выяснил, что Димитрий, в свою очередь, разыскивает Ксандру Фочен.
– Храни нас Бог от слишком инициативных мужчин!
– Сегодня мне пришлось спать в комнате для гостей, – сказала Мэделейн с большой долей удовлетворения.
Очевидно, Хантеру не под силу было справиться с замком.
– Прости, сестричка, мне совсем не хотелось, чтобы у тебя с Хантером возникали ссоры из-за меня.
– Мог бы посвятить меня в свои замыслы! Возможно, я бы поддержала его, если бы знала наверняка, что Димитрий все еще холост.
– Мэдди!
– Ладно. Хантер оказался прав только в одном. Без Димитрия ты просто увядала на глазах. Сегодня твой голос звучит куда более оптимистично.
Александра растерялась, не зная, что ответить на это точное, попавшее прямо в цель замечание. Быстрая смена основной темы разговора показалась лучшим ответом.
– Надеюсь, это все, что ты хотела мне сказать?
– Вообще-то нет… – нотки неподдельной тревоги снова послышались в голосе Мэделейн.
Что еще могло случиться?
– Мать прилетела первым утренним самолетом. Интересовалась, где ты. Я ничего ей не сказала, но тут снова вмешался Хантер. Он, как все мужчины, даже не понял, что стал причиной начала третьей мировой войны. Конечно, он проговорился и сказал ей, что вы с Димитрием живете в гостинице. Мать упала в обморок, а я так накричала на мужа, что он со мной больше не разговаривает… – на этих словах голос Мэделейн оборвался.
– Дорогая, мне совсем не хочется взваливать свои личные проблемы на твои плечи.
Мэделейн рассмеялась, но смех явно прорывался сквозь слезы.
– Это так на тебя похоже. После смерти отца именно ты заботилась о нас с матерью, молча сносила все ее упреки. А когда самой понадобилась поддержка, то сильного плеча, на которое можно было бы опереться, не нашлось. И ты чувствуешь себя виноватой? Боже праведный, скажи, за что?
– Я оказалась в такой сложной ситуации по собственной глупости. Никто, кроме меня, не должен расплачиваться за мои неприглядные поступки.
Димитрий как-то неестественно напрягся, сидя рядом с ней.
– Мама уже на подъезде к гостинице, чтобы помочь тебе выпутаться из этой скверной истории.
Ей, должно быть, это послышалось.
– Но…
– Она чуть было вторично не лишилась чувств на манер непорочной девицы эпохи королевы Виктории. Если серьезно, то выглядела она ужасно, побледнела как смерть… Ну, я и сказала ей, в какой гостинице остановился Димитрий и в каком номере вы сейчас находитесь.
Мэделейн громко расплакалась, снова и снова принося извинения.
– Успокойся, Мэдди. Все будет хорошо. Она же моя мать. Мне и в голову бы не пришло засекречивать от нее место своего проживания, – солгала Александра.
– Но бульварная пресса… Это же просто чудовищно! Я не знаю, как ты с этим справишься.
– Газеты? Какие еще газеты? О чем ты говоришь, Мэдди?
– Ты еще ничего не знаешь? – Мэделейн снова расплакалась. – Это просто напасть какая-то, после всего, что тебе пришлось пережить!
Зная наперед, что ничего вразумительного от сестры уже не добьешься, Александа постаралась хоть немного успокоить Мэделейн, прежде чем повесить трубку. Закончив разговор, она быстро повернулась к Димитрию:
– К нам едет моя мать.
Бровь Димитрия резко поползла вверх.
– Я догадался.
– Похоже, она вступила на тропу войны и настроена очень решительно.
– Она твоя мать. Благополучие родной дочери должно ее волновать, – сказал он уверенным голосом.
Александра смогла только рассмеяться в ответ.
– Больше всего на свете ее заботит безупречность добропорядочного имени славной семьи Дюпре. Мое совместное проживание с тобой в одном гостиничном номере противоречит материным взглядам на мораль. И неважно, в какие красочные слова ты будешь облачать свои оправдания и сколь низким будет твой подобострастный поклон.
Димитрий молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово. К щекам Александры быстро приливала краска, сердце стучало все сильней.
– Ну так что? – требовательно спросила она Димитрия.
– Я шокирован своей наивностью. Я купился, как мальчишка. Я до сих пор под влиянием образа Ксандры Фочен. Известная французская манекенщица, девушка-сирота, сделавшая головокружительную карьеру в модельном бизнесе. Женщина мира со своеобразным взглядом на жизнь. Женщина, лишенная чувства семьи и связанных с ней обязательств, поскольку не было у нее никогда этой семьи.
– И что? Какое отношение это имело к неминуемому приезду матери?
Он замотал головой.
– Многие вещи в этот образ просто не вписываются.
– Ты искал простых, незатейливых отношений с красивой и популярной девушкой. Ты видел только то, что хотел видеть.
– Ты, как всегда, права. – Он нежно погладил ее по щеке. – Но у этой правды есть еще и другая сторона. Я видел только то, что ты позволяла мне видеть.
Отрицать это было неразумно. Она много раз порывалась во всем ему честно признаться, но чувство самосохранения всегда мешало ей. Потом родился страх, что Димитрий быстро потеряет интерес к простой девушке по имени Александра Дюпре.
– В каком-то смысле ты похож на мою мать. Ты всегда видишь только то, что лежит на поверхности. Копать глубже тебе уже незачем, – заявила она.
Он нежно обнял ее, поглаживая другой рукой отзывчивую на ласки грудь.
– Ты права, я без ума от этой оболочки. – Его улыбка была обольстительной, но исчезла с лица так же быстро, как и появилась. – Однако этим мои желания не исчерпываются. Ты нужна мне целиком и полностью и станешь моей во всем.
Его решительность и собственнический инстинкт, пронизывающие каждое слово, не могли не пугать. Александру бросило в дрожь. Возникло ощущение, что женитьба станет для него не просто формальной регистрацией их отношений. Он хотел гораздо большего: завладеть ее чувствами, влиять на ее разум. Это было видно по его глазам. На меньшее он вряд ли согласится.
– Мэделейн говорила о каких-то статьях в прессе. Деталей она не знает или не посмела их огласить. Просмотри газеты. Кто-то мог видеть нас вместе, а теперь выносит свои гнусные догадки на суд общественности.
Димитрия, казалось, это не очень встревожило.
– Сначала приму душ, а потом позвоню кому следует.
Она одобрительно закивала головой и постаралась высвободиться из его объятий.
– Мать уже выехала. Полчаса – и она здесь, если, конечно, не попадет в пробку. Нам срочно надо одеваться.
Он остановил ее, не дав выпорхнуть из постели.
– Ситуация меняется к лучшему, правда?
– Потому что мы снова спим вместе?
Он поцеловал ее в кончик носа.
– Нет, потому что нам удалось восстановить ту часть наших отношений, которая, возможно, и была самой захватывающей.
– Тебе вряд ли удастся склонить меня к женитьбе, – с нажимом произнесла Александра.
– Ты в этом абсолютно уверена? – его жаркие, блуждающие по всему телу руки сбивали дыхание, усиливали сердечный ритм.
Она промолчала, и он рассмеялся, встал с постели и повел ее за руку в душ.
– Пошли быстрее, примем душ вместе для экономии времени.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Александру не на шутку волновало, не вздумает ли Димитрий снова заняться с ней любовью под душем. Но он был верен своим словам. В считанные минуты они оделись и привели себя в божеский вид. Димитрий разговаривал по телефону со своим помощником, когда в дверь позвонили.
– Это мама, – на выдохе произнесла Александра.
Димитрий нервно обернулся, мельком взглянул на Александру, положил телефонную трубку и молча прошел к входной двери, чтобы впустить гостью. Стоявшая на пороге Сесилия Дюпре, стройная, изящная, хрупкая женщина, эффектно смотрелась в роскошном бледно-розовом костюме от Москино.
– Вы, должно быть, мама Ксандры? – ненавязчиво спросил Димитрий, приглашая гостью зайти.
Александра чуть не вскрикнула, услышав такую непростительную, неумышленно слетевшую с языка Димитрия оговорку. Мать вся сжалась и резко повернулась к дочери, забыв о светских манерах:
– Хочу напомнить тебе, что сейчас ты находишься в Нью-Йорке, где тебя знают как Александру Дюпре. Что будут говорить о тебе в Новом Орлеане, когда всем станет известно, что ты провела ночь с иностранцем в гостиничном номере? – спросила она грозным голосом. – Подумай о сестре. Скандал может неблагоприятно сказаться и на коммерческих делах Хантера.
– Сомневаюсь, что деловых партнеров Хантера заботит поведение беременной сестры его супруги. А что касается общественности Нового Орлеана… Если уж я не читаю колонки светских сплетен, то почему эта информация должна обязательно дойти до нашего родного города?
– Ты из семьи Дюпре, – гордо заявила мать. – Чего по этим фотографиям, – она замахала газетой перед лицом Александры, – увы, не скажешь. Как ты могла позволить, чтобы эта информация стала достоянием общественности?
Александра протянула к газете руку.
– Можно посмотреть? Обвиняемые вправе знать, в чем их подозревают.
Сесилия бросила газету Александре, окончательно потеряв самообладание. Но когда дочь просмотрела иллюстрации и бегло пробежала глазами по заголовкам, она поняла состояние матери.
На одной из фотографий она была снята с Димитрием на выходе из ресторана, где они вчера имели удовольствие отужинать. Вторая изображала их бурную ссору "У Рене". А заголовок пояснял развитие сюжета – "Примирение греческого магната со своей бывшей любовницей. Признал ли Петронидис свое биологическое отцовство?".
С возрастающим страхом Александра дочитала статью до конца. Ее называли то известной французской манекенщицей, то ведущей скромный образ жизни Александрой Дюпре. Автор заметки постоянно сбивался, делая ложные предположения относительно причин ее двойной жизни и беременности, губительно отразившейся на планах Димитрия вступить в брак с Фебой Леонидис. Слова Димитрия, отказывающегося от ребенка, были взяты в кавычки как его собственные, что, правда, строго соответствовало действительности. А это значило, что разговор их был подслушан либо чересчур инициативным фотографом, либо кем-то из его помощников.