Так какого черта она сидит до сих пор здесь и даже вон ужин готовит? Надо брать Степку в охапку и мотать на дачу, пока Егора нет! Это совершенно ни к чему: их с сыном присутствие здесь, ненужные эмоции, воспоминания и уж совсем лишние для нее сейчас чувства неловкости, неудобства.
Нет для них сейчас места! Да она права сейчас не имеет на неудобства всякие душевные!
Она даже продукты из холодильника доставала, чувствуя себя чуть ли не воришкой, влезшим в чужую жизнь!
А у него и есть другая, чужая жизнь!
И в этой жизни, в этом доме явно живет женщина – дамский халатик, дорогой парфюм в ванной, стильные тапочки, куртка на вешалке и тысяча всяких мелочей, говоривших о присутствии женщины.
Может, его жена в командировке или на курорте каком!
"Завтра съездим к нему в клинику, а потом сразу на дачу!" – решила Вика.
От одной мысли, что вот сейчас придется ехать, топить печку и камин, ждать, пока прогреется дом, заезжать по дороге в магазин за продуктами, ей стало совсем уж тоскливо!
"Пусть Степка поспит ночь в тепле и уюте, а там разберемся. В любой момент может появиться его жена. И что тогда? Мямлить что-то, оправдываться, чувствовать себя идиоткой! Да с какой стати! Не хочу и не буду! Мне нельзя отвлекаться на лишние, ненужные переживания, мне думать надо! Продумывать каждую мелочь, каждый свой шаг!"
– Привет! – услышала она за спиной и, вздрогнув от неожиданности, резко повернулась.
"Материализовался, черт бы тебя побрал!" – подумала Вика.
Вернувшись из ванной, мужчины сели за стол, Вика подала им ужин, отказавшись присоединиться к ним.
– Мы со Степкой потом поедим.
Она нервничала, и ей совсем не хотелось испытывать еще большую неловкость, сидя с ними за одним столом под внимательным, изучающим взглядом этого Дениса.
А взгляд был еще тот!
Вика чувствовала всем своим обострившимся за последнее время восприятием, интуицией за подчеркнуто вежливым обращением к ней Дениса некую скрытую не то брезгливость, не то неприязнь, не то враждебность.
"С чего бы это? – подумала она. – А впрочем, какая разница? Личное дело участника соревнования, как говорится! Главное, чтобы ты помог, а уж то, что я тебе не нравлюсь, – это дело десятое".
– Спасибо! – поблагодарил предмет ее изучения вежливо и холодно. – Было необыкновенно вкусно.
– Присоединяюсь к вышесказанному, – поддержал похвалу Егор, передавая ей пустую тарелку. – Спасибо.
– Не за что, – ответила холодно она.
Мужчины закурили, а Вика стала мыть посуду, подставив спину непонятным взглядам Дениса и давая себе временную передышку.
– Вика, брось это все! Садись, давай делом займемся, – приказал Егор.
– Я быстро, – ответила она, не поворачиваясь, – чтобы уже не отвлекаться.
"Он гэбист и весь такой умный, раз подполковник, и я ему очень не нравлюсь. Первое и второе замечательно, а на третье наплевать! А теперь, дорогая, засунь любые эмоции подальше и займись делом!"
Денис пересел с дивана на стул, положил возле себя на стол блокнот и ручку.
– Вика, вы принесите сразу историю болезни и анализы, чтобы не прерываться во время разговора, – протокольным тоном предложил он.
Она кивнула и быстро вышла, поблагодарив его мысленно за небольшую отсрочку и возможность собраться с силами и справиться с эмоциями. Достав документы из рюкзака, она села на кровать, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, собираясь с силами, и неожиданно вспомнила фразу, сказанную медсестрой в туалете: "И эта дура еще и благодарит: спасибо, спасли ребенка!"
– Ничего, подруга! – обратилась она к неизвестной женщине, ребенка которой сделали инвалидом, а заодно и к себе. – Я их "отблагодарю" и за твоего сына, и за своего, и за всех детей, которых они оперировали! Так "отблагодарю", до самых потрохов! Я их достану, мало им не покажется! Обещаю тебе!
Решительно выдохнув, она встала, прижав к груди бумаги, и пошла назад в кухню, давать "показания" странному, невзлюбившему ее гэбисту.
– Вот. – Она протянула бумаги Денису и села за стол, справа от него.
– Давайте по порядку. – Он положил документы рядом с блокнотом, не взглянув на них. – С чего все началось?
– С того, что мы решили отдать Степку в садик. Выяснилось, что для этого надо сдать целую кучу анализов и пройти с десяток врачей. Вот мы и пришли на прием к участковому педиатру.
Стараясь не отводить трусливого взгляда от серых, холодных глаз Дениса, она рассказывала подробно, без эмоций. Он слушал внимательно, записывал что-то в блокнот, расспрашивал о деталях, заставил почти поминутно рассказать, как она выбралась из больницы, как действовала потом.
– Он здоров! – закончила свой рассказ Вика.
– Егор? – спросил Денис.
– Больным он не выглядит, ни на что не жалуется, – подтвердил молчавший во время Викиного повествования Егор. – Я его осматривал утром, но обследование надо сделать.
– Так! – Денис заглянул в свои записи и спросил: – Вика, о чем говорила врач по телефону с этой Ирэной?
– Я не слышала, вернее, не слушала, так была ошарашена, что никак не могла сообразить, что же делать. А пока я пыталась осмыслить происходящее, за меня уже все оперативно решили.
– Однако как сбежать из больницы, вы быстро сообразили, а уж следы заметали, как профессионал: смена машины, версия о санатории и Егора разыскали!
– А это и надо было делать быстро!
– А если вы оба ошибаетесь? – жестко спросил Денис. – Если парень действительно болен, а у вас, Вика, просто разыгралось воображение, и вы устроили шумную мелодраму! Пока доказательством можно считать только эти анализы, но в лаборатории могли ошибиться, или данные в них не показывают всей картины заболевания. Все остальное – это только ваши слова и театральное бегание по ночной Москве со спящим ребенком.
– И для чего, по-вашему, мне это понадобилось? – начиная заводиться, невзирая на все свои уговоры держать себя в руках, холодно спросила Вика.
– А это вполне очевидно, – глядя на нее тяжелым, осуждающим взглядом, ответил он. – Увидев Егора полгода назад, вы поняли, что он преуспевающий, обеспеченный мужчина, вот и решили возобновить отношения. Почему нет? Но просто так ведь не придешь и не предложишь себя, надо нечто шумное, эффектное, необыкновенное. Кстати, результат мы наблюдаем воочию: в данный момент вы сидите у него в кухне, и он даже подрядился помогать вам.
– Денис, остановись! – резко сказал Егор.
– А ты об этом варианте не подумал? – ничуть не смутившись, спросил Денис.
– Скажите, – спокойно и ровно поинтересовалась Вика, – вы в принципе женщин не любите или это только я вас так раздражаю?
Он откинулся на спинку стула, неторопливо закурил, порассматривал ее нечитаемым, непонятным взглядом и ответил с некоей ленцой в голосе:
– Женщин я люблю, и даже очень, но я не люблю расчетливых женщин.
"А ведь это вполне может так выглядеть, – поняла Вика. – На самом деле никаких доказательств, кроме анализов и моей убежденности в здоровье ребенка, нет, и мой рассказ в данном контексте выглядит неправдоподобно, как плохой сюжет детектива!"
И именно в этот момент Вика поняла, что если кто и может ей помочь, то, наверное, только этот злой, жесткий мужик.
– Да, я именно такая, – холодно ровно утвердила она. – В данный момент я очень рассчитываю на помощь. Мне надо не спрятать сына, а исключить любую возможность того, что кто бы то ни было когда бы то ни было может подумать о нем как о доноре. И я получу эту помощь от вас или от кого-то другого. Если для этого надо встать на колени, попросить или покаяться, я сделаю это не задумываясь и покаюсь в чем угодно: хоть в желании вернуть богатенького Егора, хоть в покушении на президента. Если надо продать квартиру, машину и заложить душу дьяволу – вы только скажите когда! А как вы при этом относитесь ко мне лично, это, извините, мне до лампочки, лишь бы помогли!
– Мамочка, почему ты ругаешься? – услышала она голос сына, остудивший в одно мгновение весь ее накал.
Степка стоял в проеме двери и смотрел на них с любопытством. Вика повернулась к нему на стуле и протянула руки, он подбежал и быстренько забрался матери на колени. Она прижала его к себе и поцеловала в макушку.
– Я не ругаюсь, я объясняю свою точку зрения, – успокоила она его.
Степка недоверчиво посмотрел на нее.
– Нет, мамочка, это очень похоже, как ты ругаешься! – возразил он.
– Мы просто разговаривали, – сказал Денис и протянул Степану руку. – Меня зовут дядя Денис.
– Здрасте, – поздоровался Степан и, преисполненный важности, вложил в большую ладонь свою ручку.
– Ты кушать хочешь? – поинтересовалась Вика.
– Потом, сейчас только чуть-чуть хочу. – И вдруг радостно закричал: – Егор! Я тебя не увидел! Здравствуй, Егор!
Быстро спустившись с Викиных коленей, Степка побежал к Егору. Егор встал с дивана, обошел стол, подхватил радостного Степку, подкинул его к потолку под его развеселый смех, поймал и прижал к себе.
– Я тебе рисунок нарисовал! Идем покажу! – заспешил Степка сообщением.
Егор поставил его на пол.
– Ну, идем, покажешь! – улыбался он.
– Это тот самый секретный рисунок, мамочка, тебе Егор потом покажет! – объяснял Степка, таща за руку Егора из кухни.
Улыбаясь, Вика повернулась и наткнулась на пристальный взгляд прищуренных серых глаз.
– Почему вы не сказали Егору, что Степан его сын? – странным тоном спросил Денис.
– А что, об этом надо говорить? По-моему, это очевидно, – удивилась и ничего не поняла Вика.
И тут Денис неожиданно улыбнулся. Улыбка у него была мальчишеской, задорной, с ямочкой на правой щеке. Вика даже растерялась от такого неожиданного превращения жесткого, холодного, расчетливого гэбиста в обаятельного мужчину.
– На анализах и истории болезни написано, что Степану три года.
– Ну правильно, – так ничего и не поняв, объяснила она. – Меня спрашивали, сколько полных лет, полных лет ему три, четыре будет в эту пятницу, я переходила с ним все сроки, он родился на десять дней позже.
– Из-за этой записи Егор и уверен, что Степан не его сын, и поэтому даже не замечает их невероятного сходства.
"Что-то я туго соображаю! От переутомления, что ли?" – подумала Вика отстраненно.
– А с чего бы тогда я обратилась к нему за помощью? – Оказалось, что данное открытие для ее нервов уже перебор.
Денис усмехнулся и спросил:
– А вы обратились бы, если бы это был не его сын?
Вика задумалась. А черт его знает!
Степка был Степкой, и его отец был его отцом. И она даже предположить не могла, что оный отец может решить, что это не его сын.
Но именно так он и решил! И даже был в этом уверен!
И что самое странное, почему-то взялся им помогать!
– Не знаю, – честно ответила она. – Наверное, пришла бы, если бы не нашла другого выхода.
– Ну что ж, значит, у вас возникла еще одна проблема! – сказал Денис.
Улыбаться он перестал, сменив тон на более холодный, не тот, неприязненный, со скрытой, завуалированной угрозой, которого придерживался с самого начала, но и не дружеский. Далеко не дружеский.
– Какая проблема? – немного испугалась Вика.
– Дамочка! – пояснил раздраженно Денис. – Если бы меня кинула девушка, не потрудившись что-то объяснить или написать, а через пять лет я узнал, что у меня есть сын, поверьте мне, у нее была бы бо-ольшая проблема!
Вот теперь она поняла!
Еще как поняла и увидела всю эту нелепую ситуацию под другим углом.
"Все дело в соусе! – говорит ее подруга Ольга. – Поменяй соус, и совсем другой вкус!"
Вика промолчала. Ничего и никому она объяснять не будет!
Не будет, и все! Да с какого перепугу?!
И пошли они оба куда подальше: и Егор со своими дурацкими умозаключениями, и этот его друг-защитник со своими версиями, кто кого бросил!
Ведь так и знала, что рано или поздно придется об этом говорить! Обмусоливать историю пятилетней давности, переживать заново! Поэтому и не хотела здесь задерживаться!
"Все! Завтра же на дачу!"
– Вы должны ему сказать! – прервал затянувшуюся паузу Денис. – Прямо сейчас!
– Нет! – решительно ответила Вика. – Я никому и ничего не должна!
– Тогда ему скажу я!
– Нет!
– О чем спорим? – спросил Егор, входя.
– Где Степан? – стараясь опередить Дениса и уйти от щекотливой, непонятно как возникшей темы, спросила Вика.
– Показал мне рисунок, теперь доводит шедевр до совершенства, которому, как известно, нет предела, – улыбался Егор.
Он открыл холодильник, достал пакет сока, и здесь его остановил спокойный голос Дениса:
– Степан твой сын, четыре года ему будет в эту пятницу, Вика переходила с ним десять дней срока, а на бумагах написано, сколько ему полных лет. Мог бы и сам догадаться, он на тебя похож, как твое младенческое отражение в зеркале!
Как это называют?
Картина Репина "Приплыли!", или театральное "Немая сцена!", или бытовое "Кондратий напал!".
У него резко заныла раненная в горячей Африке спина.
Он удивленно посмотрел на пакет сока в руке, перевел взгляд на содержимое открытого холодильника, поставил назад на полку пакет и, захлопнув дверцу холодильника, спросил:
– Коньяк кто-нибудь будет?
– Я буду! – отозвался на предложение Денис.
Егор взял из шкафчика два пузатых бокала, початую бутылку коньяка и, поставив на стол, сел напротив Вики. Вообще-то он не мог понять, что чувствует, скорее всего, ничего, отупение какое-то, словно получил удар по голове, только вот усиливающуюся, ноющую боль в спине.
Он получил ранение, стоя возле операционного стола.
Оперируя какого-то парня, вытаскивая из его живота осколки от мины, он улавливал доносившуюся стрельбу и взрывы, становившиеся громче. Егор не обращал на это внимания, сосредоточившись на операции, он удивился, когда понял, что приходится кричать, отдавая приказы медсестрам.
– Егор Дмитриевич, – прокричала операционная сестра, – надо уходить!
– Вот заштопаем героя-повстанца и уйдем! – спокойно, стараясь ее успокоить, пообещал Егор.
В этот момент рядом с больничной палаткой разорвалась мина, сметая взрывной волной столик с инструментами. Егор машинально прикрыл больного телом. Переждав несколько секунд, он выпрямился, оценил нанесенный ущерб и стал отдавать быстрые и четкие приказы. Слава богу, никто из персонала не пострадал, принесли новый, стерильный набор инструментов, и операция продолжилась. Звуки боя стали постепенно удаляться.
Как он потом узнал, повстанцы (пойди их разбери которые) неожиданно прорвались в тыл тем, на чьей территории стоял развернутый полевой госпиталь. Их быстро отбили, но кое-какой урон они успели нанести базе и, как оказалось, его спине. Парня вывозили на каталке из операционной, Егор стягивал перчатки, когда услышал крик ужаса сзади:
– Егор Дмитриевич! Ваша спина!
Не чувствовавший до этого момента ничего, кроме усталости, он вдруг ощутил сильную, какую-то горячую боль в спине.
Ранение было непроникающим, но болезненным. Здоровущий осколок разорвал мышцы справа под лопаткой и оцарапал ребро. От серьезного ранения Егора спасло собственное, натренированное годами тело с накачанными мышцами.
Через день он уже оперировал, приняв от второго врача обезболивающую блокаду.
Это давнее ранение напоминало о себе перед резким изменением погоды или от чрезмерной усталости, когда он простаивал над столом долгие трудные часы.
И вот первый раз отозвалось болью на неожиданное, ошарашивающее известие.
Вика встала из-за стола, достала лимон из холодильника, под общее повисшее в кухне молчание, громко стуча ножом, порезала, разложив на тарелке, посыпала сахаром. Поставив тарелку возле бутылки с коньяком, она села на прежнее место.
Не нарушая повисшего молчания, Егор налил коньяк в бокалы, они чокнулись с Денисом и выпили.
Подцепив с тарелки кружок лимона, Егор отправил его в рот, закусив коньяк, громко хрустя сахаром в необычной тишине кухни, он, до этого момента не смотревший в сторону Вики, перевел на нее взгляд и спросил:
– Степан знает?
Получилось как-то хрипло, не то от коньяка, не то от кислого лимона, не то от злости, забившей горло.
– Нет!
– Почему?
– А что, по-твоему, я должна была ему сказать? "Егор твой папа, поэтому мы пришли к нему в гости"?
– Да хотя бы и так! Что ты вообще ему рассказывала о его отце?
Ну вот его и прорвало! Слава богу! А то что-то непонятное, как залипание во времени!
Он вдруг почувствовал такую жгучую обиду, обвинение и ненависть к ней, что хотелось удушить ее прямо сейчас!
Вот перемахнуть через стол одним прыжком, ухватить ее за горло и потрясти!
– А что я могла рассказывать? – повышая голос в ответ, возмутилась Вика. – Правду! Его папа уехал в командировку и пропал без вести!
Они смотрели друг на друга так, что откинувшийся на спинку стула, скрестив руки на груди, Денис почти ощущал летящие от них в разные стороны искры.
– Почему ты не написала хотя бы о том, что ждешь ребенка?! – требовал Егор ее оправданий.
Он старался не кричать, чтобы не напугать того самого ребенка, поэтому получался какой-то придушенный вопль вместо крика.
– Да пошел ты знаешь куда! – так же сдерживая голос, подобравшись на стуле, как для прыжка, отвечала Вика. – Почему ты сам ни разу не написал, не пришел, не позвонил? Уехал, как канул! – И вдруг резко оборвала сама себя, поднимая руки вверх ладонями к Егору. – Стоп! Все! Я не хочу это обсуждать! Я не хочу об этом говорить! Все эти выяснения и обвинения бесполезны! Мне нужно только одно: вытащить Степана из всей этой заварухи! С вашей помощью или без нее, но я это сделаю! Я не собираюсь сидеть здесь и выяснять, кто виноват и кто кого бросил! Я не хочу переживать и проходить это заново! Мне вполне хватило и того, что прошла тогда! Сейчас мне надо думать, просчитывать каждую мелочь, каждый свой шаг, действие, и такую роскошь, как выяснение отношений, я не могу себе позволить!
– Мама, теперь ты ругаешься с Егором! – подбежал к ней с упреком Степка.
Вика не ответила, просто прижала к своему боку, наклонилась и поцеловала.
– Есть хочешь?
– Хочу! Почему вы ругаетесь?
Вика, чмокнув его еще раз, встала и пошла к плите подогревать еду.
– Мы не ругаемся, – успокоил его Егор, – мы громко обсуждаем одну проблему.
– Вы обсуждаете, а мама вас ругает, – кивнул Степан, залезая на стул.
Егор немного остыл.
Конечно, она права, сейчас не место и не время выяснять отношения и дела давно минувших дней.
Он смотрел на Степку и чувствовал, как ноет сердце. Сладко и больно ноет. Он только сейчас разрешил себе увидеть то, что увидел и понял сразу: как Степка на него похож! Он даже двигается так же, голову поворачивает, улыбается так же, как он, Егор!
Как же он на него похож, его сын!
"Мой сын! Господи, это надо как-то осмыслить! Да к черту осмыслить! Мой сын!!!"
– Степан! – обратился к ребенку долго молчавший Денис.
Вика уронила ложку, загрохотавшую по кафельному полу, и резко обернулась, посмотрев на Дениса.
– Что?