Она лежала в кровати, укутавшись теплым пуховым одеялом, и думала о том, как все глупо! Как глупо, нелепо сложились обстоятельства, которые развели их с Егором в разные стороны, в отдельные друг от друга жизни, и ничего уже не исправишь, переболев, перемучившись всем пережитым тогда, пять лет назад.
"Может, поплакать с горя над судьбинушкой?" – подумала Вика и уснула.
Егор прочитал все письма и перечитал еще раз.
И еще раз.
Он смеялся над ее забавными шутками, удивлялся и восторгался ее хлесткой, веселой манере писать. Отметил, что ни в одном письме она не написала о своей беременности прямо, так, намеками, может, опасалась, что прочтет кто-то посторонний, когда письма стали возвращаться к ней, или просто не хотела выступать в роли навязывающейся или ожидающей немедленного предложения женщины.
Почувствовав надвигающуюся головную боль и горечь во рту от выкуренных сигарет, он решил выйти на участок и сделать несколько упражнений, точно зная, что они помогут трезво взглянуть на обстоятельства, без лишних эмоций.
Отключившись от всего внешнего и сосредоточившись на каждом движении, он не заметил, как пробежало время. В реальность его вернул Степка, вышедший из дома в одной пижаме и тапках.
– Папочка, а ты меня этому научишь? – звонко в утренней тишине спросил Степка.
– Обязательно! – пообещал Егор и завершил последнее упражнение.
Он подхватил сына на руки и расцеловал в обе щеки.
– Мы с тобой обязательно будем заниматься, но начнем через годик, а потом найдем тебе учителя. А сейчас скажи мне, почему ты выскочил на улицу раздетым?
– Просто так! – ответил Степка. – Мама спит, дядя Денис спит, я во всех комнатах был и нашел его, а тебя не нашел!
– Ладно, разведчик, идем завтракать! – засмеялся Егор, прижимая Степана к боку.
– Идем – неправильно! – хохотал Степка. – Ты идешь, а меня несешь, значит, я не иду, а несусь!
– Несусь – это из другой оперы, ребенок!
– Опера – это где поют! – объяснило дитя.
– Правильно! – согласился Егор и спросил: – Что будешь на завтрак?
– А тортик остался? – с надеждой поинтересовался ребенок.
– Да полно! Но это неправильное питание.
Егор, войдя в кухню, поставил Степку на стул возле стола.
– Это самое правильное дневрожденческое питание! – подкрепил свое утверждение, хлопнув ладошкой по столу, Степан.
– Праздник-то был вчера! – не согласился Егор, посмеиваясь.
– Если остался тортик, значит, все продолжается! – объяснял отцу Степан.
Господи, какое же это счастье! Вот так балдеть утром, разговаривая с любимым, умным, задорным сыном! А впереди целый выходной день, и можно слушать его, смотреть на него, узнавать, познавать его привычки!
Какое же это счастье!
У Егора было просто замечательное, распрекрасное настроение!
Да, к черту муть и глупости! Разберемся! Главное, у него есть Степан!
Но оказалось, что провести день с сыном не удастся. Проснувшийся Денис присоединился к их праздничному завтраку и огласил распорядок дня, первым пунктом которого стоял его отъезд в Москву вместе со Степкой и всей кучей его подарков.
– Зачем Степке-то с тобой ехать? – не понял Егор. – Поедет с Викой вечером.
– Мало ли что, может, ей уматывать придется или покрутиться по Москве да по пробкам. Вчера эти орлы наверняка записали номера всех увиденных ими машин, в том числе и "ровера".
– Могут возникнуть сложности? – насторожился Егор.
– Вряд ли, но подстраховаться не лишне всегда. Да и у Вики руки будут развязаны, если что.
– Может, тогда нам стоит сейчас всем уехать?
– Нет, – возразил Денис. – Пока вы здесь сидите, они посидят в машине, и у меня на троих резвых ребяток в Москве будет меньше.
– Подожди, подожди, друг мой Лаврентьев, а не сводничеством ли ты сейчас занимаешься? – спросил подозрительно Егор.
– Ни боже упаси! И в мыслях не было! – изобразил возмущенную невинность Денис. – Но раз зашла об этом речь, то думаю, что побыть в спокойной обстановке и поговорить вам не мешает.
Вика проспала отъезд Степки с Денисом.
Степан все порывался пойти к мамочке и попрощаться, пробираясь по лестнице на второй этаж, но мужики вылавливали его по очереди, удивляясь прыткости и изобретательности ребенка в попытках проникнуть наверх, и объясняли, что с мамой они увидятся вечером, так что прощаться не обязательно.
Закрывая ворота за машиной Дениса, Егор думал, что поговорить им с Викой действительно надо, как-то сгладить тот осадок на душе от нелепости случившегося с ними тогда, объяснить, может, что-то друг другу. Бог его знает!
Но разговор не получился.
Вика проспала почти до обеда, потом долго плескалась в ванной.
– Будешь обедать? – спросил Егор, когда она спустилась вниз.
– Минуя завтрак? – усмехнулась она. – Буду. А где народ?
За обедом Егор поведал ей план действия, выдвинутый Денисом, в соответствии с которым их сын Степан уже отбыл в Москву.
Вика почувствовала, поняла, что Егор хочет поговорить, продолжив их ночные откровения, но она не могла, просто не могла! Подскочила и почти бросилась мыть посуду.
Что, что, ну что можно обсуждать?!
Весь идиотизм ситуации, которая произошла пять лет назад! Ну, произошла, и что теперь с этим поделаешь?! Нешто утопиться?
Ни-че-го!
В данный момент есть так, как сложилось, и ничего с этим не поделаешь, и не изменить уже ничего, и виноватых не найдешь, как бы ни хотелось их найти!
Чтобы избежать ненужных обсуждений и на корню предотвратить любые попытки Егора поговорить, Вика развила активную деятельность, убирая весь дом снизу доверху, аргументируя свои действия пытавшемуся остановить ее Егору тем, что нельзя же вот так пожить у людей и уехать, оставив беспорядок!
Она вымыла и вычистила всю кухню, рассортировала продукты: что оставить, что взять с собой. Не обнаружив больше никаких дел в доме, Вика ринулась на участок наводить порядок после вчерашнего праздника.
Егор понял, от чего она так активно бежит, и прекратил всякие попытки ее остановить.
К вечеру она так устала и перепачкалась, что ей опять пришлось идти в душ.
– Ну что! – бодрым голосом спросила Вика, спустившись по лестнице в гостиную, добавив к вещам, сложенным для отъезда у входа, свой боевой рюкзак. – Пора уезжать!
Егор пристально посмотрел на нее, помолчал несколько секунд и согласился:
– Да, пора!
И шагнул к ней, взял в кулак ее волосы, собранные в хвост на затылке, запрокинул ее голову и поцеловал.
"А вот этого делать было не надо!" – запоздало подумал он, понимая, что не сможет остановиться! Ох, совсем не надо было целовать Викторию Шалую!
Он не планировал этого! Он не собирался ни целовать, ни соблазнять, ни ошеломлять ее напором! Он просто хотел пресечь ее попытки убежать от всего недоговоренного и от него!
И он не ожидал, даже не предполагал, что, как только поцелует ее вот так сильно, отчаянно, по-настоящему, то уже не сможет выпустить ее из рук.
Он целовал ее и знал, что, кроме выстрела в упор, его не сможет сейчас становить никакая сила! Ни за что!
Он все забыл и все вспомнил!
Он вспомнил, как летел в самолете и прикрывал чресла пиджачком. Но глазастая стюардесса заметила его состояние и, посматривая на него, улыбаясь, старалась почаще оказаться рядом, лишний раз предлагая напитки, решив, видимо, что это она ему так понравилась. А Егор закрывал глаза и видел перед собой Вику, как она выгибалась в его руках и кричала: "Егор!" Не шептала или тихо звала, а кричала, делая его еще более неистовым, хотя ему казалось, что это просто невозможно!
Он забыл, какая она! А теперь, целуя ее, вспомнил!
Он вспомнил, как она смотрела ему в глаза и отдавалась вся, без остатка, как будто он был единственным человеком на земле! И нет больше никого, даже ее, потому что в этот момент она вся, целиком, принадлежала ему!
Он готов был проклинать весь мир, и Вику, и себя, и ту безжалостную нелепость, что развела их в разные, параллельные жизни!
Воспоминания, забытые и заново переживаемые сейчас им ощущения, чувства и злость на прошедшие годы, на нее, которую носило черт-те где, только не в его постели и не в его жизни, смешались в невероятный, сумасшедший коктейль чувств. Через эту странную безумную смесь, обострившую все его восприятия, он видел четко, до каждой мелочи, как высвеченную ярким прожектором Вику, с которой он срывал одежду, как будто она горела, и себя, свои руки на ее белом теле. И их вместе, падающих на диван, не отводя взгляда друг от друга.
Он брал ее, как будто наказывал, не задумываясь, что она испытывает, а зная всем своим неистовством, что она понимает и идет за ним, не уступая ему в ярости невысказанных обвинений, в стремлении пережить вместе этот шквал эмоций и добраться туда, где они когда-то побывали вдвоем!
Он пришел в себя, отдышался и вдруг спохватился, что напугал и обидел ее. Оторвав голову от диванного подлокотника, в который упирался вспотевшим лбом, Егор попытался что-то сказать, объяснить, извиниться, наконец, но, заглянув в ее фиалковые, ставшие более темными от страсти глаза, не смог произнести ни слова.
Он вдруг абсолютно отчетливо понял, что сейчас может заплакать.
Вот так просто! От переполнявших чувств и пережитого только что потрясения.
Егор постарался объяснить ей без слов, нежно целуя. Успокаивающе поглаживая, заглядывая в глаза, но новая волна ощущений накрыла его, переплавляя нежность в страсть!
И все повторилось и было так же и совсем по-другому!
Егор встал с дивана и, не пытаясь стыдливо прикрыться или накинуть какую-нибудь одежду, голым прошел в кухню, налил себе воды из-под крана и выпил. Жадно. Залпом.
– Пить хочешь? – громко спросил он у Вики.
Ответа не последовало. Они вообще не сказали ни слова с того момента, как он поцеловал ее, и сейчас его голос странно прозвучал в тишине дома, удивив своей громкой неуместностью. Он налил в стакан воды и вернулся в гостиную.
Она спала.
Егор усмехнулся. Он ожидал чего угодно – упреков, обвинений, попыток сделать вид, что ничего особенного не случилось, даже слез. Лучше бы оно, конечно, потрясенного удивления. Потрясенно восторженного – совсем бы замечательно для мужского эго.
Но она спала! Невероятная женщина!
Он сел на пол, прямо на кучу сброшенных ими в спешке вещей, и стал ее рассматривать спящую.
"Второй раз она врывается в мою жизнь и переворачивает ее с ног на голову, заставляет переживать что-то невероятное!"
Он отпил воды из стакана, который так и держал в руке, посмотрел на него невидящим взглядом и вдруг с ощущением какой-то тянущей, щемящей тоски осознал, что в его жизни ничего, кроме работы, и нет, да и самой жизни-то и нет!
Женщины, которые прошли через его постель и жизнь за эти годы, никогда не затрагивали внутри него то нечто особенное, что заставляет звенеть, желать большего единения, откровенности, полноты жизни, что ли. Что настоящие, сильные чувства он испытывает только работая. Он забыл, что есть еще и другая жизнь – с ревностью, с обидами, смехом, счастьем, с любовью и целым мешком переживаний, связанных с ней.
И еще, он очень давно забыл, что можно испытывать такое потрясение, когда занимаешься любовью! Так отдавать и так брать! Так!
"Очень давно, – подумал он. – Четыре года девять месяцев и, сегодня уже, одиннадцать дней назад!"
Егор рассмеялся. Он смеялся над собой, над своей глупостью, над попытками убежать от того, что само пришло и дает второй, а может, и единственный шанс и что он так старался не пустить, сохранив привычную, серую стерильность своей жизни и застаревшую, как ему казалось, праведную обиду.
"Какая, на хрен, дверь за железным засовом?! Какая может быть Света и все бабы, вместе взятые?! Бред!"
Вика открыла глаза и посмотрела на него.
– Я уснула? – удивилась она.
– Наверное, ты устала! – усмехнулся Егор и протянул ей стакан. – Хочешь пить?
Она кивнула, села на диване, прикрыв грудь пледом, взяла у него стакан и с удовольствием выпила воды.
– Вика…
Она не дала ему договорить:
– Вот теперь нам точно пора ехать!
– Понятно! Разговаривать не хочешь!
– Нет! – категорично ответила она.
– Значит, будем делать вид, что ничего не произошло?
Она отдала ему стакан, встала с дивана, обернула вокруг себя плед, закрепив на груди, и, обойдя сидящего на полу Егора, пошла к лестнице, по дороге спокойно объяснив:
– А ничего и не произошло!
– Ну да, конечно! – усмехнулся Егор. – Тебе осталось только самой в это поверить и в то, что я дам тебе сбежать!
* * *
"Дура! Идиотка! Сексуально озабоченная корова! Как я могла?!"
Вика выехала на шоссе и, переждав пятнадцать минут после того, как отъехала машина Егора по трассе, двинулась следом в сторону Москвы.
Она злилась на себя ужасно и ругала последними словами.
Как это случилось?! Как она могла это допустить?!
И зачем? Это никому не нужно, ни ей, ни тем более ему! Ну, ему-то, наверное, и нужно, как любому нормальному мужику – подвернулся секс, чего бы не взять!
Но она-то!
"Да уж, хороша! Нечего сказать! Стоило ему меня поцеловать, так у меня сразу мозги отключились! Идиотка! Нимфоманка хренова!"
Какая-то машина постоянно крутилась возле ее "ровера", то неожиданно перестраиваясь, то обгоняя, то пропуская вперед.
Занятая самобичеванием, Вика не обращала на них особого внимания, автоматически отметив про себя, что какие-то придурки неадекватно ведут себя на дороге. И так же автоматически скинула несколько раз скорость, бог его знает, что у них в голове.
Через несколько метров старенький "мерседес", который и проделывал все эти маневры, резко свернул вправо, подставляя свой бок под ее "ровер".
Вика среагировала мгновенно, утопив обе педали до пола.
Визжа тормозами, "ровер" остановился в паре миллиметров от мерса, не задев его.
Спасибо тебе, Вовка! Та настоящий гений!
Из мерса неторопливо выбрались два качка.
Ну что ж! Хороший скандал с дорожным хамлом – это именно то, что ей сейчас надо! Вот именно то, что надо! И пар выпустить, и хоть в чем-то почувствовать себя правой!
Она уже открывала дверцу, чтобы выйти из машины и как следует поругаться, к тому же и зрители обнаружились в виде двух остановившихся "жигулей", хозяева которых с интересом наблюдали за развитием событий, не покидая, правда, при этом своих теплых водительских мест.
И тут ее осенило! Как бабахнуло!
Мысль стукнула в висок, обдав жаром страха и резкой болью в голове.
Она торопливо захлопнула дверцу, заблокировала все двери, схватила с торпеды телефон и набрала Дениса.
В окно уже стучал один из "пострадавших", показывая ей жестом, чтобы она вышла из машины. Да, сейчас, ждите! Как же!
– Денис! – проорала Вика, услышав его. – Меня подрезали на шоссе два каких-то качка. Я не знаю, просто это подстава или что-то другое!
– Из машины не выходи! Вызывай ментов! Где тебя остановили?! Номера машины видишь? – кричал ей в ответ Денис.
Она успела прокричать номера мерса, а действо вокруг ее машины стремительно разворачивалось. Два "друга-акробата" встали так, чтобы заслонить спинами наблюдавшим за происшествием обзор. Один резким движением кулака, одетого в перчатку, стукнул в окно дверцы, разбивая стекло. Вика интуитивно отклонилась от летящих осколков, продолжая кричать Денису в трубку место, где это случилось, но ее тут же резко дернули назад:
– Привет, подруга!
Она почувствовала укол в шею, и лица "ребяток", куски шоссе, видимые в окно, салон машины плавно стали растворяться, постепенно пропадая в тумане, за которым наступила темнота.
– Ты не перестарался с дозировкой? Что-то она в себя никак не придет? – услышала Вика чей-то еле различимый голос вдалеке.
– Да нет, все по норме! – ответил другой голос.
Голоса отдалились и стали неразборчивыми, похожими на бурчание, доносящееся как через слой ваты.
Вика почувствовала боль в голове и страшную сухость во рту, как в пустыне.
"А как в пустыне?" – отстраненно подумала она.
Она попыталась пошевелиться, поменяв неудобную позу, но у нее ничего не получилось.
– Ага! Дамочка приходит в себя! – услышала она опять как через вату чей-то голос.
Кто-то похлопал ее по щекам, не сильно, но вполне ощутимо и весьма неприятно. Вика открыла глаза, стараясь сфокусировать взгляд на большом черно-белом пятне с яркой красной полоской где-то вверху.
– Вы хотите пить, – сказал утвердительно женский голос.
Вика кивнула и тут же прикрыла глаза от резкого выстрела боли в висок. В губы ей уперся край стакана, она открыла рот и стала глотать, стараясь делать это не жадно, но человек, державший стакан, наклонял его слишком сильно, и вода лилась по подбородку, стекая на грудь.
Стакан убрали.
– Ну вот, вы пришли в себя, воды попили, теперь можете открыть глаза, и мы побеседуем.
Вика открыла глаза.
Очень быстро картинка начала фокусироваться, обретая четкие контуры, и она увидела комнату, в которой находилась, и женщину.
Комната была медицинского назначения, похожая на процедурную, где обычно делают уколы. Белые стены, белый потолок, кушетка у стены, накрытая белой простыней, столик для инструментов, опять-таки же накрытый белой тканью, стеклянный медицинский шкафчик с лекарствами.
В противовес всему белому, а может, и в гармонии женщина была во всем черном.
Эдакий стиль – черное на белом!
Эстетский дизайнерский ход!
"Вот теперь у меня точно едет крыша! О чем я рассуждаю?!" – подумала Вика, забыв испугаться.
Женщина подошла и остановилась в метре от Вики, внимательно ее разглядывая.
Она была высокой, выше метра семидесяти, довольно полной, не толстой, но как говорят, "в теле". Неопределенного возраста: от тридцати пяти и до бесконечности, в зависимости от количества вложенных в лицо денежных знаков, обрамленное стильной стрижкой – длинные, жгуче-черные волосы, обрезанные рваными прядями разной длины. Дама была одета в черный костюм, юбку чуть ниже колен и приталенный пиджак.
Единственным ярким пятном в ее образе алела полоска помады на губах.
– Меня зовут Ирэна Альбертовна, – представилась дама.
Вика сделала попытку встать, но не смогла и только теперь осознала почему. Она сидела на железном стуле с подлокотниками, к которым были примотаны скотчем ее руки, на ноги скотча тоже не пожалели, прочно примотав их к ножкам стула.
– Ну, девочка моя, а что вы хотели? – почти извиняясь, заметила Ирэна Альбертовна, наблюдая за тем, как Вика себя осматривает. – По-другому разговор у нас не выходит.
– То… – начала говорить Вика, но получилось только сипение.
Она прокашлялась.
– Еще воды? – участливо спросила дама.
– Нет! – ответила на этот раз четко Вика.
– Да вы не бойтесь! – не послушала ее возражений Ирэна Альбертовна.
Она подошла к столику, где стояла бутылка с водой, и налила почти полный стакан.
– Это просто вода, травить вас никто не собирается, вы нам нужны здоровой.