– Чепуха! То, что ты сказала сейчас, – банальный страх советского человека перед всемогущим государством. Госстрах! Но ты не переживай! Я уже связался со своим адвокатом. Завтра утром он будет в местном отделении ГИБДД. Самое позднее в полдень ты получишь свою "витару".
– Ты переговорил с адвокатом? – эхом переспросила я.
– Конечно! Теперь нам совершенно нечего бояться. Мы наконец-то заслужили счастье и покой...
Последнюю фразу Соломатников произнес, точнее, горячо и интимно прошептал мне на ухо. Я невольно от него отстранилась.
– То есть ты хочешь сказать, что романтическую прогулку через лес разыграл специально, чтобы добиться моей... благосклонности?!
– Но ты должна гордиться! Твое женское тщеславие...
– Нет у меня никакого тщеславия!
– О, брось, дорогая! Женщины на редкость тщеславные существа.
– А ты говорил, что плохо разбираешься в женщинах.
– Ну не настолько, чтоб не знать прописных истин.
– Если б я знала, что нам не грозит никакая опасность, я бы ни за что с тобой не поехала!
– А это ты напрасно! Во-первых, впереди у нас незабываемая ночь, – он опять сбился на интимный шепот, – а во-вторых, ну куда тебе деваться в незнакомом поселке ночью?
Я промолчала, признав таким образом правоту Соломатникова, но с этой минуты настроение у меня стало портиться. Шальная нежность улетучилась, подступили скука и надоевшее за последнее время ощущение неприкаянности.
В таком состоянии я и подъехала к жилому комплексу "Голубые небеса".
52
Чтобы попасть в небеса (квартира Соломатникова находилась на тридцать втором этаже), надо было спуститься в преисподнюю (в гараж), а затем воспарить при помощи лифта.
Заметив происшедшие во мне перемены, Соломатников тоже слегка замкнулся. Уже не шептал, не сулил феерической ночи любви, и лишь моя рука, как залог грядущего интима, продолжала оставаться в его руке.
За ручку, как старшие школьники в отсутствие родителей, мы вошли в темную, тихую прихожую. Щелкнул выключатель – в зеркале напротив входной двери отразилась странная пара. Коренастый мужичок в черной футболке и широких голубых джинсах выглядел вызывающе простецки на фоне стройной, элегантной женщины. В том, что он полез к ней целоваться, было что-то чудовищно противоестественное. Неудивительно поэтому, что в ту минуту, когда губы Соломатникова оказались на моих, в прихожей прогремел вопль возмущения:
– Так вот где ты шляешься, старый хрен! – Неведомая сила швырнула нас с Соломатниковым в разные стороны. – Потаскун голимый! Ублюдок!
– Дорогая! Если бы я только мог предположить, что ты уже в Москве...
– Если бы я могла предположить, что ты будешь окучивать всех телок без разбору, ну прям кого попало, я бы в жизни своей не вышла за тебя замуж! И кого ты нарыл на этот раз? – По-бабьи подбоченившись, соломатниковская супруга (ибо это была она) устремила ко мне свое могучее тело и, приблизившись почти вплотную, ухватилась за лацканы моего жакета, а затем с силой тряханула меня об стену.
Я почувствовала себя как на электрическом стуле. Но это не помешало мне внимательно разглядеть мадам Соломатникову.
Мадам была крупной платиновой блондинкой с длинными блестящими волосами. Вообще, если бы не гипертрофированность черт и форм, а также избыток лет, ее можно было бы сравнить с куклой Барби. Насчет лет я, пожалуй, не совсем точно выразилась. Соломатниковой едва перевалило за тридцать, но в ней уже ощущалось что-то возрастное, тяжелое и грубое. Может быть, сказывались годы, проведенные рядом с человеком, бывшим старше ее на десять лет, а может, причина крылась в непрерывном вранье, изменах и разборках, которыми Соломатников заполнил жизнь своей благоверной.
Заметив мастырку у меня на лице, возрастная барби брезгливо сморщилась и отдернула руки.
– Никого получше ты, конечно, найти не мог! Тащишь в дом всякую заразу! У нас же дети! Потаскун! Кобель!
– Светочка, дорогая, объясни, пожалуйста, что произошло, – на голубом глазу поинтересовался Соломатников. – Почему ты раньше времени вернулась в Москву?
– Как почему?! А ты что, ничего не знаешь до сих пор?
– Ты о чем?
– Ну ё-мое! Ну ты сволочь! Ничего не знаешь?! Папа заболел!.. Неизвестная медицине форма воспаления легких! Тебе по барабану! – выкрикивала барби. Громадные голубые глаза гневно сверкали из-под черных накладных ресниц. – Тебе одно нужно, только одно! А живешь, подонок, на деньги моего отца, между прочим!
– Но-но-но! Я бы попросил...
– Ты бы попросил! А мне начхать на твои просьбы, понял? Ты где работаешь, подлец? В банке?
– Светик, ну зачем ты при посторонних...
– Он в банке работает, девушка, – вкрадчиво сказала барби, обращаясь ко мне, – руководит департаментом по связям с общественностью. Правильно, Коля? Ну вот! А теперь вы у него спросите, когда он в этом банке был последний раз! Не спрашивайте, он не помнит! Он туда не ходит, потому что у него и так все схвачено! Тесть – председатель правления!.. За него всю работу делает заместитель. А ему только деньги! А он с деньгами – да по бабам! Ха-ха! А ну колись, шалава, сколько он тебе заплатил? – вдруг взвизгнула она.
– Да долларов тысяч так... пять, – ответила я невозмутимо.
– Пять тысяч! – присвистнула барби.
– Да он не деньгами, – сообщила я тоном примерной девочки. – Он мне платье от Нины Риччи купил, костюм от Сони Рикель. Ну и вот это – новинку летней коллекции Мариэллы Бурани.
– А-а-а! – закричала мадам, как ужаленная. – Такие деньги?! Этой корявой? Да сколько ж ты тогда Кристинке платил? А Жюли?
– Светлана, прекрати. Тут деньги ни при чем!
– Видали! Ни при чем! Так я тебе и поверила!.. А что они с тобой – так просто?! Без денег? Не поверю ни в жисть! Больно ты им нужен!! Импотент, урод! Ты и мне-то не нужен на фиг! Я с тобой только из-за детей!.. А ты, сучка, не выйдешь отсюда, пока не вернешь мне деньги! Все – до копеечки! Поняла? Я сейчас позвоню секьюрити, скажу, чтобы не выпускали тебя отсюда. Гони деньги – чё встала?!
Я не пошевелилась в ответ.
– Светик, ты горячишься! Для чего нам выносить сор из избы? Если сейчас ты секьюрити позвонишь, завтра об этом узнают все жильцы...
– Ах, сор из избы! Кобелина. – С этими словами барби закатила своему мужу звонкую пощечину. – У тебя все начинается и заканчивается в койке! А то, что отец при смерти, что вся семья на ушах, тебе один черт...
В этом месте своей филиппики мадам не сдержалась и разразилась слезами. Соломатников бросился ее успокаивать. Воспользовавшись благоприятным поворотом событий, я незаметно выскользнула из квартиры и бесшумно закрыла дверь.
53
Фасадом "Голубые небеса" смотрели на Москву-реку. На большую воду, как романтично писали авторы рекламных буклетов. Зато задворками жилой комплекс примыкал к пыльному безлюдному пустырю. Впрочем, скажите на милость, каких людей можно встретить в четвертом часу утра? Ментов? Они, естественно, спросят документы. Грабителей? Они отнимут сумку и с мясом вырвут серьги из ушей.
В общем, слава богу, что пустырь и следующая за ним улица оказались безлюдными! Иди свободно, шагай широко – никто не помешает. Только вот ноги подкашиваются и умопомрачительно хочется спать.
Я остановилась, чувствуя, что больше не могу двигаться, думать, жить, и в это время увидела выезжающую из-за угла машину.
– Куда вам, девушка? – Сердобольный водитель не стал дожидаться, что я проголосую, – притормозил сам.
– На Кутузовский. – Я ответила по привычке. На самом деле, что мне теперь делать на этом Кутузовском?
– Далековато будет, – протянул водила.
– Не поедете?
– Почему же? Поеду.
Я усмехнулась, вспомнив, что все в нашей жизни упирается лишь в цену вопроса, и спросила:
– Сколько?
– Договоримся.
– Давайте конкретнее.
– Ладно вам, девушка. Садитесь, довезу.
Некоторое время ехали молча. Наверное, он прикидывал, как с "Небес" добраться до Кутузовского, а я смотрела в лобовое стекло и видела в нем разгневанную барби. Выкатывались из орбит синие глаза, падали и вновь взмывали вверх тяжелые, черные как уголь ресницы, алый рот растягивался в гримасе негодования.
– А на Кутузовском вам куда? – неожиданно напомнил о себе водитель.
– Кутузовский проспект, дом... – Я опять же назвала адрес Вадима – как ни крути, но в течение пятнадцати последних лет я возвращалась в эту квартиру из любой точки города. – А хотя подождите. Мне еще нужно заехать в офис...
– Странная вы какая-то. – Водитель – скорее всего, типичный бомбист – намолчался за ночную смену, и теперь его тянуло поговорить. – Что вам делать в офисе в пять часов утра?
– Работать.
– Что это у вас за работа такая?
– Обыкновенная работа.
Я мельком взглянула на лобовое стекло и опять увидела там беззвучно орущую барби. Неужели эта особа будет теперь по жизни преследовать меня? Как невинная жертва преследует убийцу. И за что? За то, что я собиралась переспать с ее мужем? Но ведь я не нарочно, я просто так...
– Вы, наверное, с мужем поссорились, – не отставал водила.
– Поссорилась.
– А вы не расстраивайтесь. Поссорились – помиритесь.
– Не помиримся! И вообще это не ваше дело.
– А я знаете кто? Я экстрасенс!
– Экстрасенс?! Ну конечно! У настоящих экстрасенсов, если хотите знать, обширная практика и хорошие доходы. А вы бомбите по ночам и этим себе на жизнь зарабатываете.
– Экстрасенсорные способности познаются не по доходам, – резонно заметил водитель. – Настоящий экстрасенс чувствует будущее, ненастоящий наврет с три короба. Вот и все.
– Ну и что вы чувствуете, настоящий?
– Что вы только что пережили крупную ссору. Прямо-таки скандал. Верно?
– Допустим.
– Хотите знать из-за чего?
– Чего мне хотеть? Я и так знаю.
– И сейчас вы на сто процентов убеждены, что навсегда расстались со своим мужем. Я прав?
– Прав. Ну и что?
– А то, что не пройдет и суток и вы снова с ним встретитесь. Да еще при таких интересных обстоятельствах... Вы мне не верите?
– Не верю.
– Ну и зря!..
Я промолчала – мне надоел пустой, бессодержательный разговор. И что все вокруг сговорились, что ли? Ваш муж!.. Где ваш муж? Вы поссорились с мужем!
Нет мужа – и не надо! Я сама удивилась такому выводу, однако сделала его вполне искренне. И если бы Вадим, оказавшись по мановению волшебной палочки в машине ночного бомбиста, рискнул предложить мне руку и сердце, то получил бы короткое и решительное: от винта.
Не хочу я никакого мужа! Для счастья мне теперь нужна горячая ванна, сладкий чай с лимоном и удобная кровать. Непременно удобная – тело ломит от барбиного рукоприкладства, а затылок совсем каменный стал.
– Э, красавица! – Водитель-экстрасенс неожиданно стукнул меня по плечу. – Чего, заснула, что ль? Приехали.
Я взглянула в окно и увидела кирпичные гаражи. Такие обычно строят вдоль железнодорожных путей. А вот и пути! Куда это меня опять занесло?
– Где мы?
– Не беспокойся, рядом с твоим офисом.
– Может, вы поближе подвезете. А то, сами понимаете, идти... еще не до конца рассвело.
– Подвезу, когда придет время. А теперь давай – раздевайся живо... Не хочешь?!
И он схватил меня за жакет совершенно так же, как полчаса назад это делала громоздкая барби.
– Мы так не договаривались, – пропищала я, стараясь хотя бы оттянуть наступление неприятного момента.
– Да мы никак не договаривались! – Он с силой пихнул меня в грудь, так что сиденье само подалось назад со скрипом и рывками. – Давай по-быстрому.
– Я не могу сейчас... Не надо!
Видит бог, меньше всего на свете мне хотелось принять в себя этого темного человека. Этого экстрасенса!.. Только сил для сопротивления не хватало. Ни закричать по-настоящему, ни ударить.
– Лапшу мне будешь вешать? – Экстрасенс угрожающе навис надо мной.
– Да я не вешаю... – Я инстинктивно выставила руку вперед и тут – о, счастье! – увидела на руке мастырку. – Мне-то в общем все равно. Тебе будет хуже.
– Хватит гнать!
– Мне пофиг. А у тебя начнутся проблемы. Ты можешь заразиться.
– Чем заразиться-то? – недоверчиво хмыкнул экстрасенс.
– Да вот! Свет включи... Ну? Сам видишь!
– Чего это? – При тусклом освещении водила-экстрасенс придирчиво разглядывал мою руку. Я боялась, что он заметит подделку или вычислит ее при помощи экстрасенсорных способностей. Но Анина работа оказалась безупречной или способности экстрасенса его подвели.
– Ветрянка, – слабо ответила я. – Детская инфекция.
– Ё-о-перный театр, – выдохнул экстрасенс. – И откуда она у тебя?
– Сама не знаю. Третий месяц уже мучаюсь.
– Третий месяц?! Ну ё-мое!
– Говорят, если этими болезнями не переболеешь в детстве, то потом, в нормальном возрасте, от них и умереть недолго. Плохо мне так, температура все не спадает...
– Куда ж тебя ночью понесло? – спросил экстрасенс, поспешно от меня отодвигаясь.
– Так муж затрахал! Не верит, что ветрянка, думает – венерическое. Орет, ругается... Лучше я в офисе посижу спокойно.
– А в офисе чего ж... не боятся?
– Еще как боятся! Начальница терпит кое-как, да тоже уж, видно, скоро пошлет куда подальше.
– Ты вот что... Давай-ка вали отсюда!
– Ладно, – вяло согласилась я, боясь показаться чрезмерно обрадованной. – А это Киевская железная дорога? Я дойду, здесь недалеко...
54
Машина стала какой-то разболтанной. Ключ прокручивался в зажигании, переключатель скоростей ходил ходуном, а педаль газа от легкого прикосновения мгновенно уперлась в пол.
"Что они сделали с моей машиной! – Я тихо скорбела, петляя по узким улочкам незнакомого городка. – Она была мне другом, служила верой и правдой. А я предала ее, бросила на растерзание ментам!"
Потом я привыкла, перестала обращать внимание на неисправности и уже совсем беззаботно помчалась по шоссе. Дорога была пустой, скорость – запредельной, только ветер в открытых окнах свистел. Подъезжая к Москве, я увидела на обочине голосующего. Я в жизни не сажала посторонних людей в машину, но на этот раз зачем-то изменила своему правилу.
Незнакомец уселся рядом со мной, и вдруг, едва машина тронулась с места, грубо толкнул меня под локоть. Я неловко крутанула руль, машину швырнуло к обочине. От страха я зажмурилась, уверенная, что открою глаза уже в кювете. Но ничего подобного! Машина выехала на пыльную проселочную дорогу и как ни в чем не бывало продолжала катиться вперед.
"Просто милость Божия", – мелькнуло у меня в голове, и в это мгновение незнакомец, отпихнув меня, резко нажал на тормоз.
Дальше все произошло молниеносно. После краткой борьбы я оказалась поваленной на сиденье, а незнакомец грозно нависал надо мной. С не поддающимся описанию ужасом я узнала в незнакомце Вадима.
– А у меня вот... – Я зачем-то стала показывать ему свои покрытые язвами руки. – Аллергия на рододендроны!
– Да пошла ты. – Вадим зло ухмыльнулся. – Ты для меня зеро...
Я набрала полные легкие воздуха и спросила:
– Почему, Вадим?
– Ты ведь знала о болезни отца, не так ли? – выдал он неожиданно.
– Вадик!.. Ты что? О какой болезни?! Георгий Петрович давно скончался.
– А при жизни? Ты знала?! Говори!..
– О какой болезни?
– О его слабоумии.
Я растерялась – не знала, что ответить ему. Слабоумие отца всегда было в их семье запретной темой – табу. О нем молчали, как о чем-то неприличном.
– Знала, Вадик. – У меня не получилось соврать. – Мне Валерия Михайловна сама сказала. Незадолго до смерти.
Ни слова не говоря, он влепил мне звонкую пощечину. Я вскрикнула и проснулась.
Я лежала на диване в своем кабинете. Надо мной, бледная и встревоженная, склонилась Вера.
– Людмила Александровна! Боже мой, боже мой... Да что ж – вы и ночевали здесь?
Я молчала, тупо глядя на секретаршу.
– Но вы же уезжали!.. Я часов в десять звонила в офис, секьюрити сказал, что Вадим Георгиевич повез вас на машине... Я думала, в клинику.
– Действительно, в клинику, – хрипло спросонья объяснила я ей. – Но что поделаешь? Не могу я в этой клинике оставаться надолго.
– Почему?
– Не знаю. Мне там страшно. Жутко! У меня клаустрофобия начинается – боязнь замкнутых пространств.
– И что ж?
– Да вот сбежала оттуда!
– Как сбежали?
– Через забор.
– Ну вы даете, Людмила Александровна! Умная, взрослая женщина, а хуже маленького ребенка!.. И чего мне теперь делать с вами?
– Не беспокойся, Вера. Я сейчас домой пойду.
– Одна? И не мечтайте.
– Завари мне, пожалуйста, чаю.
Я встала с дивана, чувствуя во всем теле свинцовую тяжесть. Затылок по-прежнему оставался каменным.
– Людмила Александровна, а давайте я вас в клинику отвезу. Или хотя бы вызову такси.
– Ни в коем случае!
Кое-как справившись с приступом головокружения, я направилась в туалет, но тут опять услышала истошный Верочкин вопль:
– А что у вас с жакетом, Людмила Александровна?
– А что?
– Смотрите, рукав-то как сильно порван! Где это вы так? Наверное, когда лезли через забор...
Я так и замерла, представив себя перелезающей через забор клиники в розовом костюме от Мариэллы Бурани. Надо ж! Столько лет жила тихо-мирно, и вот, пожалуйста! То об стенку башкой шарахают, то насиловать собираются. Да еще через забор приходится лазить.
"Да не было никакого забора!" – сердито возмутился мой внутренний голос.
Да ну и что, что не было? Вполне и забор бы мог быть. А все Вадик! Недаром во сне он стукнул меня по лицу. В нем причина всех моих несчастий.
– Расстроились? – Верочка сочувственно покачала головой. – Прикольный жакетик! Новый? Очень дорогой? – Я не отвечала, раздумывая о Вадиме и о той роли, которую он продолжает играть в моей жизни, даже навсегда исчезнув из нее. – А хотите, Людмила Александровна, я вам его зашью? Я так умею шить – будет незаметно. Ну вы же в рваном не пойдете по улице!..
55
Пока я пила чай, Верочка возилась с моим несчастным жакетом. Он был порван в основном по шву, но кое-где ткань не выдержала и расползлась бахромой. Соединить эти крошащиеся в пальцах кусочки оказалось особенно трудно.
Вера нервничала, я поминутно успокаивала ее, хотя и сама нервничала не меньше. Не ровен час, в приемную зайдет кто-нибудь из сотрудников агентства. Не застав Веру на месте, особо любопытные сунут нос в кабинет начальницы. А тут я намастыренная, полуголая, в накинутой на плечи меховой безрукавке (я держу ее на работе на случай сильных холодов), с распухшим, заспанным лицом... завтракаю. Тогда как время приближается к полудню!
– Давай, Верочка, хотя бы дверь запрем.
– Да вы не волнуйтесь, Людмила Александровна! Если я услышу шаги, сразу выйду в приемную. И сюда никого не пропущу!.. Да что же я, не понимаю, что ли? Ну вот и ваш жакет. Надевайте! – Она вручила мне многострадальное создание высокой моды и принялась убирать со стола посуду. – Повернитесь, я посмотрю, что получилось. Все-таки немного видно, что зашито. Да вы не сутультесь!.. Во! Так совсем другое дело.
У меня зазвонил телефон.