Оставались тетя Пейшенс - и Джем Мерлин. Он ворвался в мысли девушки против ее воли, и он ей не нужен. И без Джема ей было о чем подумать. Он слишком похож на брата: глаза, губы и улыбка. Вот где таилась опасность. Мэри узнавала в Джеме дядю - в его походке, в повороте головы; и она понимала, почему десять лет назад тетя Пейшенс сваляла такого дурака. В Джема Мерлина легко влюбиться. До настоящего времени мужчины не имели для Мэри особого значения; слишком много было работы на ферме в Хелфорде, чтобы думать еще и о них. Были парни, которые улыбались Мэри в церкви и ходили с ней осенью на пикники; однажды сосед поцеловал ее за стогом сена после стакана сидра. Все это было очень глупо, и с тех пор Мэри избегала этого человека; он был вполне безобидный парень, который через пять минут забыл о случившемся. Во всяком случае, она никогда не выйдет замуж; Мэри давно так решила. Она потихоньку накопит денег, купит ферму и будет жить там одна. Она умеет делать мужскую работу. После того как Мэри выберется из трактира "Ямайка" навсегда и сможет создать для тети Пейшенс какое-то подобие дома, у нее вряд ли найдется время думать о мужчинах. И тут, вопреки ее воле, опять появлялись лицо Джема Мерлина, заросшее щетиной, как у бродяги; и его грязная рубашка; и смелый, вызывающий взгляд. В нем не было нежности; Джем груб; ему присуща определенная жестокость; он вор и лжец. Этот человек воплощал в себе все, чего Мэри боялась, что ненавидела и презирала; но она знала, что может полюбить его. Природе нет дела до предубеждений. Мэри решила, что мужчины и женщины похожи на животных на ферме в Хелфорде, для всех живых существ есть один общий закон притяжения: если есть какое-то сходство кожи или черт, то они пойдут навстречу друг другу. Этот выбор делает не разум. Животные не рассуждают, как и птицы в воздухе. Мэри не была лицемерна; она выросла на земле и слишком долго жила в окружении птиц и зверей, видела, как они спариваются, рожают детенышей и умирают. В природе не слишком много романтики, и она не станет искать ее в своей собственной жизни. Дома Мэри видела, как девушки гуляют с деревенскими парнями: там были и пожатья рук, и румянец смущения, и долгие вздохи, и любование лунной дорожкой на воде. Мэри видела, как они идут по тропинке позади фермы - ее называли тропинкой Влюбленных, хотя у людей постарше было для нее словечко получше, - и парень обнимает девушку рукой за талию, а она положила голову ему на плечо. Они смотрели на звезды и на луну, или на пламенный закат, если погода летняя, а Мэри, выходя из коровника, мокрыми ладонями утирала пот с лица и думала о новорожденном теленке, которого она оставила рядом с его матерью. Девушка смотрела вслед удаляющейся парочке и улыбалась, и пожимала плечами, и, входя в кухню, говорила матери, что и месяца не пройдет, как в Хелфорде опять будет свадьба. А потом звонили колокола, и резали пирог, и парень в воскресной одежде стоял на ступенях церкви с сияющим лицом, переминаясь с ноги на ногу, а рядом томилась невеста, одетая в муслин, с завитыми по торжественному случаю волосами. Но вот еще и года не прошло, и луна и звезды могут сиять хоть всю ночь, а нашей парочке и дела нет. Парень приходит домой вечером, устав от работы в поле, и раздраженно кричит, что ужин подгорел, что его и собака есть не станет, а девушка огрызается сверху, из спальни; у нее оплывшая фигура, и кудряшки исчезли; она ходит взад-вперед со свертком в руках, а сверток мяукает, как кошка, и не желает спать. Тут уже не до разговоров о лунном свете на воде. Нет, Мэри не питала романтических иллюзий. "Любовь" - красивое слово, но не более того. Джем Мерлин - мужчина, а она женщина, и привлекали ли ее его руки, или кожа, или улыбка - она не знала, но что-то внутри нее отозвалось, и самая мысль о Джеме раздражала и возбуждала одновременно. Она изводила Мэри и не оставляла в покое. Девушка решила, что должна снова его увидеть.
Мэри еще раз взглянула на серое небо и низкие облака. Если она собирается в Лонстон, то уже пора одеваться и уходить. Никаких оправданий от нее не дождутся; за последние четыре дня девушка ожесточилась. Тетя Пейшенс может думать, что ей угодно. Если у нее есть хоть какая-нибудь интуиция, она должна догадаться, что Мэри не хочет ее видеть. Ей достаточно только посмотреть на своего мужа, его налитые кровью глаза и трясущиеся руки, и она все поймет. Еще раз, может быть, последний, пьянство развязало ему язык. Трактирщик выболтал свой секрет, и Мэри держит его будущее в своих руках. Она еще не решила, как использовать свое знание, но больше она его спасать не будет. Сегодня она отправится в Лонстон с Джемом Мерлином, и на этот раз отвечать на вопросы придется ему; придется Джему также выказать некоторое смирение, когда он поймет, что Мэри их больше не боится, но может уничтожить, когда захочет. А завтра - ну, завтра видно будет. Всегда есть еще Фрэнсис Дейви, пообещавший, что в его доме в Олтернане она всегда найдет приют.
Что за странный Сочельник, размышляла Мэри, шагая через Восточную пустошь. Ястребиная вершина служила ей ориентиром, а холмы откатывались назад по обе стороны. В прошлом году она в это время стояла на коленях в церкви рядом с матерью и молилась о том, чтобы здоровье, и сила, и смелость были ниспосланы им обеим. Мэри молилась о душевном покое и безопасности; она просила, чтобы Господь подольше сохранил для нее мать и чтобы их ферма процветала. В ответ пришли болезнь, нищета и смерть. Теперь Мэри одна; она опутана сетями жестокости и преступления, живет под кровом, который ненавидит, среди людей, которых презирает; она идет через бесплодную, недружелюбную пустошь на встречу с конокрадом и человекоубийцей. В это Рождество она не станет молиться Богу.
Мэри ждала Джема на возвышенности у Тростникового брода и издали увидела направляющуюся к ней маленькую кавалькаду: пони, крытую двуколку и двух лошадей, привязанных сзади. Возница в знак приветствия поднял кнут. Мэри почувствовала, как краска бросилась ей в лицо и тут же схлынула. Эта слабость причиняла девушке мучения; о, если бы она была осязаемой и живой! Тогда Мэри могла бы вырвать ее и растоптать. Она засунула руки под шаль и ждала, нахмурив лоб. Джем свистнул, подъехав к ней, и бросил к ее ногам маленький сверток.
- С наступающим! - сказал он. - Вчера у меня в кармане лежала серебряная монета и прожгла там дырку. Это новый платок для вашей головки, мисс.
Мэри собиралась при встрече быть сдержанной и молчаливой, но такое вступление сделало ее намерение трудновыполнимым.
- Вы очень добры, - сказала она. - Но, право, ни к чему было так тратиться.
- Ерунда. Я привык, - отозвался Джем, окинув ее с головы до ног этим своим холодным, наглым взглядом и насвистывая что-то невнятное. - А вы рано пришли, - продолжал он. - Боялись, что я уеду без вас?
Мэри забралась в повозку рядом с ним и взяла в руки вожжи.
- Как приятно снова управлять лошадьми, - сказала она, проигнорировав его замечание. - Мы с матерью раз в неделю ездили в Хелстон по базарным дням. Кажется, все это было так давно. У меня сердце болит, когда я об этом думаю; как мы с мамой смеялись вместе, даже когда времена были тяжелые. Вам этого, конечно, не понять. Вам никогда ни до чего не было дела, кроме себя самого.
Джем скрестил руки на груди и смотрел, как девушка правит.
- Этот пони может пересечь пустошь с завязанными глазами, - заметил он. - Дайте же ему волю. Он ни разу в жизни не споткнулся. Вот так-то лучше. Помните, он за вас отвечает, и смело можете ему это предоставить. Что вы сказали?
Мэри спокойно держала вожжи и смотрела на дорогу впереди себя.
- Ничего особенного, - ответила она. - В некотором роде я говорила сама с собой. Значит, вы собираетесь продать на ярмарке двух пони?
- И извлечь при этом двойную выгоду, Мэри Йеллан, и вы получите новое платье, если поможете мне. Не улыбайтесь и не пожимайте плечами. Ненавижу неблагодарность. Да что с вами сегодня? Ваш румянец исчез, и в глазах нет блеска. Вам не по себе, или у вас живот болит?
- Я не выходила из дома с тех пор, как видела вас в последний раз, - сказала Мэри. - Я оставалась у себя в комнате наедине со своими мыслями. А это невеселая компания. Я стала намного старше, чем была четыре дня назад.
- Жаль, что вы плохо выглядите, - продолжал Джем. - Я воображал, как прискачу в Лонстон с хорошенькой девушкой, а парни будут смотреть на нас и подмигивать. Вы сегодня скучная. Не лгите мне, Мэри. Я не так слеп, как вы думаете. Что случилось в трактире "Ямайка"?
- Ничего особенного, - сказала она. - Тетя топчется на кухне, а дядя сидит за столом, обхватив голову руками, и перед ним стоит бутылка бренди. Только я сама переменилась.
- У вас больше не было посетителей?
- Насколько я знаю, нет. Через двор никто не проходил.
- У вас губы поджаты и круги под глазами. Вы устали. Я однажды видел женщину, которая выглядела так же, но на то была причина. Ее муж вернулся к ней в Плимут после четырех лет, проведенных в море. Вы не можете сослаться на это. Вы случайно обо мне не думали?
- Да, я подумала о вас однажды, - ответила Мэри. - Я думала, кого повесят раньше - вас или вашего брата. Насколько я понимаю, разница невелика.
- Если Джосса повесят, он будет сам виноват, - сказал Джем. - Уж если кто и сует сам голову в петлю, так это он. Мой братец изо всех сил спешит навстречу беде. Если она его настигнет - и поделом, и тогда никакая бутылка бренди его не спасет. Он закачается трезвый.
Они ехали молча; Джем играл с кнутом, а Мэри чувствовала рядом его руки. Краешком глаза она взглянула на них и увидела, что они длинные и тонкие; в них были та же сила и та же грация, что и в руках его брата. Эти руки привлекали ее; те, другие, отталкивали. Впервые Мэри поняла, что отвратительное и привлекательное существуют бок о бок; что грань между ними очень тонкая. Мысль была неприятная, и девушка постаралась избавиться от нее. А что, если бы рядом с нею сидел Джосс, каким он был десять, двадцать лет назад? Мэри запрятала это сравнение в дальний угол своего мозга, испугавшись картины, которую оно нарисовало. Теперь она знала, почему ненавидит своего дядю.
Голос Джема ворвался в ее мысли.
- На что это вы смотрите? - спросил он. Мэри подняла взгляд.
- Я случайно заметила ваши руки, - коротко сказала она. - Они похожи на руки вашего брата. Долго мы еще будем ехать по пустоши? Вон там, вдалеке, разве не вьется большая дорога?
- Мы выедем на нее ниже и сократим путь на две-три мили. Так, значит, вы замечаете, какие у мужчины руки? Выходит, вы все-таки женщина, а не неоперившийся мальчишка с фермы. Может, все же расскажете мне, почему вы четыре дня молча просидели в своей комнате, или хотите, чтобы я сам догадался? Женщины любят быть таинственными.
- Никакой тайны тут нет. Во время нашей прошлой встречи вы спросили, знаю ли я, почему моя тетя похожа на ожившее привидение. Это ведь ваши слова, правда? Тогда я не знала, ну а теперь знаю, вот и все.
Джем посмотрел на девушку с любопытством, а потом снова стал насвистывать.
- Пьянство - забавная штука, - сказал он через пару минут. - Я однажды напился в Амстердаме, когда ходил в море. Помню, я услышал, как часы на колокольне пробили половину десятого вечера, и я сидел на полу, обнимая хорошенькую рыжую девушку. А дальше сразу было семь часов утра, и я очнулся, лежа в канаве, на спине, без сапог и без брюк. Хотел бы я знать, что я делал все эти десять часов. Я думал, думал, но, ей-богу, так и не вспомнил.
- Вам очень повезло, - сказала Мэри. - Ваш брат не так удачлив. Когда он напивается, он, наоборот, обретает память, вместо того чтобы ее потерять.
Пони замедлил шаг, и она стегнула его вожжами.
- Когда дядя один, он может говорить сам с собой, - продолжала Мэри, - это вряд ли подействует на стены трактира "Ямайка". Но на сей раз он был не один. Я оказалась там, когда он очнулся от своего оцепенения. И ему снились сны.
- И когда вы услышали один из его снов, то заперлись у себя в спальне на четыре дня, так что ли? - спросил Джем.
- Так оно и было, - ответила Мэри.
Он вдруг перегнулся через нее и отобрал вожжи.
- Вы не смотрите, куда едете. Я говорил вам, что этот пони никогда не спотыкается, но это не значит, что его нужно направлять на кусок гранита размером с пушечное ядро. Дайте-ка лучше мне.
Мэри откинулась назад и предоставила Джему править. И правда, она была невнимательна и заслужила упрек. Пони ускорил шаг и пошел рысью.
- Что вы собираетесь делать? - спросил Джем.
Мэри пожала плечами.
- Я еще не решила, - сказала она. - Приходится считаться с тетей Пейшенс. Не думаете ли вы, что я собираюсь поделиться с вами своими планами?
- Почему бы и нет? Я Джоссу не защитник.
- Вы его брат, а для меня этого достаточно. В этой истории много пробелов, и вы прекрасно вписываетесь в некоторые из них.
- Думаете, я стану даром тратить время, работая на брата?
- Насколько я поняла, там не тратят времени даром. В его деле выгоды более чем достаточно, да и платить за товар не приходится. Мертвецы молчат, Джем Мерлин.
- Да, но мертвые корабли не молчат, когда садятся на мель при попутном ветре. Судно полагается на маяки, Мэри, когда оно ищет гавань. Вы когда-нибудь видели, как мотылек летит на свечу и опаляет крылья? С кораблем будет то же самое, если маяк фальшивый. Это может случиться один раз, два, может быть, три; но на четвертый раз мертвый корабль смердит до небес, и вся страна берется за оружие и хочет знать, почему это случилось. Сейчас мой брат потерял руль и сам несется на берег.
- Вы составите ему компанию?
- Я? Что у меня с ним общего? Пусть себе сует голову в петлю. Может, я время от времени и угощался табачком и перевозил грузы, но вот что я вам скажу, Мэри Йеллан, хотите верьте, хотите нет, как уж вам заблагорассудится: я никогда никого не убивал - пока.
Джем яростно щелкнул кнутом над головой пони, и животное понеслось вскачь.
- Там, впереди, брод - там, где изгородь сворачивает к востоку. Мы переедем через реку и спустя полмили выберемся на Лонстонскую дорогу. Тогда нам останется до города миль семь или чуть больше. Вы не устали? - Она покачала головой. - В корзинке под сиденьем - хлеб, сыр, парочка яблок и несколько груш. Вы скоро проголодаетесь. Так значит, вы думаете, что я устраиваю кораблекрушения, а сам стою на берегу и смотрю, как тонут люди? А потом, когда утопленников раздует от воды, обшариваю их карманы? Прелестная картина.
Джем смотрел на Мэри сверху вниз, полупрезрительно, полунасмешливо, и смеялся над ней, как над бестолковым ребенком. Она ненавидела его за это. Потом девушка внезапно догадалась, какой вопрос сейчас последует, и ее рукам стало жарко.
- Если вы думаете, что я такой, то почему вы сегодня поехали со мной в Лонстон? - спросил Джем.
Он хотел поиздеваться над ней; уклончивый или сбивчивый ответ был бы для него триумфом, и она заставила себя ответить весело.
- Ради ваших прекрасных глаз, Джем Мерлин, - сказала Мэри. - Я еду с вами только из-за этого. - И она смело встретила его взгляд.
Джем засмеялся, покачал головой и снова принялся насвистывать; и сразу же между ними возникли непринужденность и некая мальчишеская фамильярность. Самая смелость ее слов обезоружила его; он даже не подозревал, какая за ними таится слабость; в эту минуту они были просто товарищами, а не мужчиной и женщиной.
Они выехали на большую дорогу, и повозка бодро катилась за идущим рысью пони, а позади цокали копытами две краденые лошади. Тучи ползли по небу, низкие и грозные, но пока что изморось из них не сыпалась, и холмы, вздымавшиеся в отдалении над пустошью, не были подернуты туманом. Мэри подумала о Фрэнсисе Дейви, викарии из Олтернана. Интересно, что он сказал бы, услышав ее рассказ. Вряд ли снова посоветовал бы Мэри выжидать. Да уж, вряд ли викарий обрадуется, если она вдруг ворвется и испортит ему Рождество. Мэри представила себе тихий дом священника, мирный и спокойный посреди небольшой деревни, и высокую колокольню, которая, как страж, возвышается над крышами и трубами.
Олтернан был для нее небесами обетованными - само название его уже успокаивало, - а голос Фрэнсиса Дейви означал безопасность и забвение тревог. Была в священнике некая странность, волнующая и приятная. Все выглядело необычно: картина, которую он написал; то, как он правил лошадью; и как он прислуживал ей, искусно храня молчание; но самой странной была сумрачная и угрюмая тишина его комнаты, не несшей на себе ни единого следа личности хозяина. Викарий казался тенью человека, и теперь, когда его не было рядом, ему недоставало реальности. Он не обладал мужской агрессивностью сидящего рядом с ней Джема; он был существом без плоти и крови: два бесцветных глаза и голос в темноте, и только.
Пони неожиданно заартачился в проломе изгороди, и громкое проклятие Джема грубо прервало ее тайные размышления.
Мэри решила прощупать почву.
- Здесь есть где-нибудь церкви? - поинтересовалась она. - Последние месяцы я живу как язычница, а мне это очень не нравится.
- Эй ты, выбирайся, чертов дурень! - кричал Джем, раздирая удилами лошадиные губы. - Ты что, хочешь нас опрокинуть в канаву? Церкви, говорите? Какого дьявола я должен знать о церквях? Я только один раз был внутри храма, да и то меня мать внесла туда безымянного на руках, а оттуда я вышел уже крещенным. Я вам ничего не могу на этот счет рассказать. Уверен, что священники держат золотую утварь под замком.
- Кажется, в Олтернане есть церковь? - спросила Мэри. - Туда можно дойти пешком от трактира "Ямайка". Неплохо бы мне сходить завтра.
- Гораздо лучше съесть рождественский обед со мной. Я не могу предложить вам индейку, но всегда можно поживиться гусем у старого фермера Такетта в Норт-Хилле. Он совсем ослеп и ничего не заметит.
- Вы не знаете, у кого приход в Олтернане, Джем Мерлин?
- Нет, не знаю, Мэри Йеллан. Я никогда не водился со священниками, и вряд ли мне это предстоит. Забавная они порода. Когда я был мальчишкой, в Норт-Хилле жил один священник; он был очень близорук, и говорят, однажды в воскресенье он куда-то не туда поставил церковное вино и вместо него давал прихожанам бренди. Вся деревня прослышала об этом, и представьте, церковь оказалась так набита, что преклонить колени было негде; люди толпились вдоль стен, дожидаясь своей очереди. Пастор не мог понять, в чем дело: у него в церкви никогда не бывало столько народа; он поднялся на кафедру с сияющими из-за очков глазами и произнес проповедь о стаде, вернувшемся в овчарню. Брат Мэтью рассказал мне эту историю; он дважды подходил к алтарю за причастием, а пастор и не заметил. Это был великий день в Норт-Хилле. Вытаскивайте хлеб и сыр, Мэри, у меня брюхо подвело.
Мэри покачала головой и вздохнула.
- Вы хоть раз в жизни отнеслись к чему-нибудь серьезно? - спросила она. - Неужели вы никого и ничего не уважаете?
- Я уважаю свое нутро, - сообщил ей Джем, - а оно взывает к пище. Видите ящик у меня под ногами? Если вы полны религиозных чувств, можете достать и съесть яблоко. Помнится, в Библии что-то такое сказано про яблоко.