Гарри-разносчик смотрел на своего обидчика снизу вверх, его маленькие подлые глазки были полузакрыты, одутловатое лицо пожелтело. Падение чуть не вышибло из него дух, и он прерывисто дышал. При первом же признаке ссоры тетя Пейшенс распласталась по стене, охваченная ужасом; ее взгляд с тщетной мольбой искал взгляда племянницы. Мэри пристально наблюдала за дядей; на этот раз она не могла разгадать его настроения. Он опустил ружье и пнул разносчика ногой.
- Теперь мы с тобой можем поговорить как разумные люди, - сказал трактирщик.
Он опять облокотился на стол с ружьем в руке, а разносчик расположился на полу, не то на корточках, не то на коленях.
- Я в этой игре главный, и всегда им был, - медленно проговорил трактирщик. - Я вел ее с самого начала, еще три года назад, когда мы переправляли грузы с маленьких двенадцатитонных люгеров в Пэдстоу и считали себя счастливчиками, если получали чуть больше полшиллинга барыша. Я вел ее, пока дело не стало самым прибыльным от Хартленда до Хейла. Мной кто-то командует? Господи, хотел бы я взглянуть на человека, который посмеет попробовать. Ну, теперь с этим покончено. Мы сделали свое дело, и хватит. Игра окончена для всех нас. Ты сегодня пришел не для того, чтобы предостеречь меня, ты пришел посмотреть, нельзя ли чем-нибудь разжиться в суматохе. Трактир оказался заперт, и твое жалкое подлое сердце возрадовалось. Ты царапался в окно, потому что по опыту знал: крюк на ставне болтается, и окно легко можно высадить. Ты же не думал найти меня здесь! Ты думал, тут окажется Пейшенс или Мэри, и ты их легко запугаешь и завладеешь моим ружьем, которое здесь, под рукой, на стене - ты его часто видел. А потом - к черту хозяина трактира "Ямайка". Ты, Гарри, крысеныш, неужели ты думаешь, что я не понял все это по твоим глазам, когда распахнул ставни и увидал в окне твою рожу? Ты думаешь, я не слышал, как ты задохнулся от изумления, не заметил, как ты кисло усмехнулся?
Разносчик провел языком по губам и сглотнул. Он бросил взгляд на Мэри, которая неподвижно стояла у очага; круглая пуговка его глаза смотрела настороженно, как у загнанной в угол крысы. Он боялся, не сделает ли она ход против него. Но девушка промолчала. Она ждала, как поступит дядя.
- Очень хорошо, - сказал трактирщик, - мы ударим по рукам, ты да я, как ты и предлагал. Мы сойдемся на выгодных условиях. Знаешь, я передумал, мой милый друг, и с твоей помощью мы отправимся в Девон. То, что здесь хранится, стоит взять с собой, ты прав, а мне одному не справиться. Завтра воскресенье, благословенный день отдыха. И пусть хоть пятьдесят кораблей разобьются, это не заставит здешний народ подняться с колен и раздернуть занавески. Будут и проповеди, и скорбные вытянутые физиономии, и молитвы за бедных моряков, на которых рукою дьявола ниспослано несчастье; но никто не станет разыскивать дьявола в святой день, в воскресенье. У нас есть целые сутки, Гарри, мой мальчик, и завтра ночью, когда ты хорошенько наломаешь спину, забрасывая лопатами дерна и репы мое имущество на телеге, и поцелуешь меня на прощанье, и Пейшенс тоже, а может, и Мэри заодно - вот тогда ты сможешь встать на колени и поблагодарить Джосса Мерлина за то, что он отпустил тебя живым на все четыре стороны, а не засунул хвостом в канаву, где тебе самое место, с пулей в твоем черном сердце.
Он снова поднял ружье и приложил холодное дуло к горлу разносчика. Тот захныкал, закатив глаза. Трактирщик рассмеялся.
- Ты вообще-то довольно меткий стрелок, Гарри, - сказал он. - Разве не славно ты пометил Неда Санто позапрошлой ночью? Ты пробил ему дыхательное горло, и кровь хлестала потоком. Он был славный парень, этот Нед, только уж больно скор на язык. Туда-то ты ему и попал, правда? - Дуло плотнее прижалось к горлу разносчика. - Если я сейчас ошибусь, Гарри, твое дыхательное горло тоже опустеет, как у бедняжки Неда. Ты ведь не хочешь, чтобы я ошибся, а?
Разносчик не мог говорить. Его глаза закатились, ладонь широко раскрылась, четыре пальца распластались, как будто прилипли к полу.
Трактирщик отвел ружье, нагнулся и рывком поднял разносчика на ноги.
- Пошли, - сказал он. - Думаешь, я собираюсь играть с тобой всю ночь? Пошутили пять минут - и хватит; потом делается тошно. Открой кухонную дверь, поверни направо и иди по коридору, пока я не скажу остановиться. Ты не сможешь удрать через вход в бар: все окна и двери здесь заперты. У тебя руки чесались повозиться с обломками, которые мы привезли с берега, верно, Гарри? Ты проведешь ночь в кладовой посреди всего этого. Знаешь, Пейшенс, дорогая, по-моему, нынче впервые мы оказываем кому-то гостеприимство в трактире "Ямайка". Мэри не в счет, она член семьи. - Его настроение, как флюгер, повернулось в другую сторону; придя в прекрасное расположение духа, дядя рассмеялся и, ткнув ружьем в спину разносчика, погнал того из кухни и дальше, по темному, выложенному каменными плитами коридору в кладовую. Дверь, которую высадили сквайр Бассат и его слуга, теперь укрепленная новой дощатой обшивкой и косяком, стала прочнее прежнего. Джосс Мерлин провел последнюю неделю не в полной праздности.
Заперев своего друга на ключ и на прощанье предписав ему не кормить крыс, численность которых возросла, трактирщик вернулся в кухню; в груди его клокотал смех.
- Я понимал, что Гарри скиснет, - сказал он. - Я уже несколько недель видел по его глазам, что так и будет, еще задолго до того, как на нас свалилась эта беда. Он будет драться на стороне победителя, но он запросто откусит тебе руку, если удача от тебя отвернется. Гарри завистлив; он позеленел от зависти, прогнил насквозь и даже глубже. Он мне завидует. Они все мне завидуют. Они знают, что у меня есть мозги, и ненавидят меня за это. Чего ты так уставилась на меня, Мэри? Лучше поужинай и иди спать. Завтра ночью тебя ждет длинное путешествие, и, предупреждаю заранее, оно будет нелегким.
Мэри смотрела на дядю через стол. Тот факт, что она не поедет с ним, в данный момент ее не занимал: пусть думает, что хочет. Она очень устала, напряжение от всего, что девушка сегодня видела и делала, давило на нее тяжким грузом; но в ее мозгу бурлили планы.
Каким угодно образом, любой ценой, до завтрашней ночи она должна попасть в Олтернан. Как только Мэри окажется там, с нее спадет ответственность. Действовать начнут другие. Это будет тяжело для тети Пейшенс, а возможно, и для нее самой; она ничего не понимает в дебрях закона. Но, по крайней мере, справедливость восторжествует. Будет достаточно легко очистить свое имя и имя тети. Мысль о дяде, который сейчас сидел перед ней с набитым черствым хлебом и сыром ртом, о том, как он будет стоять со связанными за спиной руками, бессильный впервые и навсегда, доставляла ей неслыханное удовольствие, и Мэри снова и снова рисовала себе эту картину, с каждым разом все лучше и лучше. Тетя Пейшенс со временем оправится; годы сделают свое дело, принесут ей наконец мир и покой. Мэри гадала, как именно дядю схватят, когда настанет эта долгожданная минута. Может быть, они тронутся в путь, как он и собирался, и когда выедут на дорогу под его самоуверенный смех, их окружит отряд, многочисленный и хорошо вооруженный. Сопротивление будет безнадежно, трактирщика силой стащат на землю, а она наклонится к нему и улыбнется.
- Я думала, что у тебя есть мозги, дядя, - скажет она ему, и он всё поймет.
Девушка с трудом отвела от него глаза и повернулась к кухонному столу за свечой.
- Я сегодня не буду ужинать, - объявила она.
Тетя Пейшенс что-то огорченно пробормотала, подняв глаза от лежавшего перед ней на тарелке ломтя хлеба, но Джосс Мерлин пнул жену ногой, чтобы та замолчала.
- Пусть себе дуется, если хочет, - сказал он. - Тебе-то что за печаль, поест она или нет? Голодать полезно женщинам и скотине: они от этого становятся послушными. К утру девчонка присмиреет. Погоди, Мэри; ты будешь еще крепче спать, если я запру тебя на ключ. Не хочу, чтобы кто-нибудь бродил по коридору.
Он перевел взгляд на ружье на стене, потом, полуосознанно - на ставень, который все еще был открыт.
- Закрой окно, Пейшенс, - произнес он задумчиво, - и задвинь ставень на засов. Когда кончишь ужинать, можешь тоже идти спать. Я сегодня не уйду из кухни.
Жена со страхом посмотрела на него, пораженная его тоном, и хотела заговорить, но трактирщик оборвал ее:
- Ты что, еще не научилась не задавать мне вопросов? - выкрикнул он. Тетя тут же встала и подошла к окну. Мэри, держа зажженную свечу, ждала у двери. - Так, - сказал он. - Почему ты тут стоишь? Я велел тебе идти.
Мэри вышла в темный коридор; свеча отбрасывала назад ее тень. Ни звука не доносилось из кладовой в конце коридора, и она подумала о том, что разносчик притаился там в темноте, караулит и ждет утра. Мысль о Гарри вызвала у нее омерзение: он был, как крыса, заперт с себе подобными, и девушка внезапно представила себе, как он своими крысиными лапами царапает дверную коробку, в молчании ночи проскребая себе путь к свободе.
Мэри вздрогнула, испытывая странную благодарность к дяде за то, что тот решил и ее сделать узницей. Этой ночью дом был полон коварства, даже ее собственные шаги звучали гулко на каменных плитах и непрошеным эхом отдавались от стен. Даже кухня, единственное место в доме, хотя бы до некоторой степени обжитое и теплое, зловеще зияла позади, желтея в свете свечи. Неужели дядя собирается сидеть там с потушенными свечами, с ружьем на коленях, чего-то ожидая?.. Или кого-то?.. Он вышел в прихожую, когда Мэри поднималась по лестнице, и проводил ее через площадку до самой спальни.
- Дай мне ключ, - велел дядя, и она передала его без единого слова. Он помедлил, глядя на племянницу, а потом нагнулся и закрыл ей ладонью рот.
- У меня к тебе слабость, Мэри, - сказал он. - В тебе все еще остаются сила духа и храбрость, несмотря на все удары, которые я тебе нанес. Я это увидел сегодня в твоих глазах. Будь я помоложе, я бы ухаживал за тобой, Мэри, да-да, и завоевал бы тебя, и уехал бы с тобой навстречу славе. И ты это знаешь.
Девушка ничего не ответила. Дядя стоял за дверью; она смотрела на него, не замечая, что ее рука, держащая свечу, слегка дрожит.
Джосс Мерлин понизил голос до шепота.
- Мне грозит опасность, - сказал он. - Дело не в законе; если на то пошло, я возьму их на испуг. Пусть хоть весь Корнуолл гонится за мной по пятам, мне плевать. Нет, мне приходится остерегаться другого: шагов, Мэри, которые приходят ночью и снова уходят, и руки, которая может меня сразить.
В полумраке лицо его казалось худым и старым; глаза вдруг вспыхнули, как будто он хотел ей взглядом что-то сказать, и снова потухли.
- Мы отгородимся Тамаром от трактира "Ямайка", - сказал трактирщик и улыбнулся, и изгиб его губ показался ей до боли родным и знакомым, как отзвук прошлого. Дядя захлопнул за ней дверь и повернул ключ.
Мэри слышала, как он тяжело спускается по лестнице и идет по коридору; вот дядя повернул за угол, в кухню, и ушел.
Тогда она подошла к кровати и села, положив руки на колени. И вдруг неизвестно почему, совершенно необъяснимым образом Мэри сделала нечто такое, что позже она старалась оттолкнуть от себя и забыть вместе со старыми детскими провинностями и теми снами, в которых сам себе не признаешься: она приложила пальцы к губам, как это сделал дядя, и начала водить ими до щеки и обратно.
Девушка заплакала, тихо и скрытно, и слезы, которые капали ей на руку, были горькими на вкус.
Глава тринадцатая
Мэри заснула, не раздеваясь, и первая мысль, которая пришла ей во сне, была о том, что буря началась снова и принесла с собой дождь, потоком льющийся в окно. Она открыла глаза и увидела, что ночь тиха, снаружи не доносилось ни шелеста ветра, ни шума дождя. Ее чувства сразу обострились, и девушка стала ждать повторения звука, который ее разбудил. Он тут же раздался снова - град земли полетел в оконное стекло со двора. Она спустила ноги на пол и прислушалась, взвешивая в уме возможную опасность.
Если это предупреждение, то способ грубый, и лучше не обращать внимания. Кто-то, плохо зная расположение трактира, должно быть, принял ее окно за окно хозяина. Дядя ждал внизу с ружьем на коленях, приготовленным для посетителя; возможно, посетитель пришел и теперь стоит во дворе… Любопытство в конце концов одержало верх, и Мэри тихонько подкралась к окну, держась в тени стенного выступа. Ночь по-прежнему была темная, и тени виднелись повсюду, но внизу, над горизонтом, тонкая линия облаков уже предвещала рассвет.
Значит, она не ошиблась; земля на полу была реальностью, таковой оказалась и фигура, стоящая прямо перед дверным навесом: фигура мужчины. Мэри притаилась у окна, ожидая, что он будет делать дальше. Ночной гость снова наклонился к земле, пошарил в пустой цветочной клумбе под окном гостиной, поднялся и бросил комок грязи в ее окно; по стеклу застучали камешки и земля.
На этот раз Мэри увидела его лицо, и это заставило ее вскрикнуть от изумления, забыв об осторожности, к которой она себя приучила.
Под нею во дворе стоял Джем Мерлин. Девушка тут же открыла окно и высунулась. Она, наверное, окликнула бы его, но Джем знаком велел ей молчать. Он вплотную подошел к стене, обогнув крыльцо, которое иначе заслонило бы Мэри от него, рупором приложил ладони ко рту и прошептал:
- Спуститесь вниз и отоприте мне дверь.
Она покачала головой.
- Я не могу этого сделать. Меня заперли здесь, в комнате.
Джем в замешательстве уставился на нее, явно озадаченный, и оглядел дом, как будто тот мог сам предложить ему какое-нибудь решение. Он провел руками по шиферным плиткам, нащупывая ржавые гвозди, по которым когда-то давно вился плющ; они могли бы послужить ему кое-какой опорой. Джем мог бы дотянуться до черепичного навеса над крыльцом, но там не за что было ухватиться, и он просто болтал бы ногами в воздухе.
- Принесите одеяло с кровати, - тихо сказал он.
Мэри сразу поняла, что он имеет в виду, и привязала один конец одеяла к ножке кровати, а другой спустила в окно, и он повис у парня над головой. На этот раз Джему было за что ухватиться, и, подтянувшись к покатому навесу над крыльцом, он смог втиснуться между ним и стеной дома, цепляясь ногами за плитки, и таким образом залезть наверх, на один уровень с ее окном.
Он оседлал навес, и его лицо оказалось совсем близко, а одеяло болталось рядом. Мэри боролась с оконной рамой, но ее усилия были тщетны. Окно открылось всего лишь на фут, не больше; Джем не смог бы попасть в комнату, не разбив стекло.
- Придется говорить с вами отсюда, - сказал он. - Подойдите поближе, чтобы я мог вас видеть.
Мэри опустилась у окна на колени, и они с минуту смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Вид у него был изнуренный, глаза ввалились, как у человека, который давно не спал и очень устал. Возле губ появились морщины, которых Мэри раньше не замечала, и Джем больше не улыбался.
- Я должен перед вами извиниться, - сказал он наконец. - Я бросил вас в Лонстоне в Сочельник без всяких объяснений. Можете простить меня или нет - как хотите; но причину этого я не могу назвать. Очень сожалею.
Эта грубость не шла ему; казалось. Джем сильно переменился, и перемена девушке не нравилась.
- Я волновалась о вашей безопасности, - ответила она. - Я шла по вашим следам до "Белого Сердца", а там мне сказали, что вы сели в экипаж с каким-то джентльменом, и всё; что вы ничего не просили передать, ни слова объяснения. Там, у камина, стоял барышник, который разговаривал с вами на базарной площади, со своей компанией. Это были ужасные люди, очень странные, и я им не поверила. Я боялась, не обнаружилось ли, что пони краденый. Мне было плохо и страшно. Я вас ни в чем не виню. В конце концов, это ваше дело.
Мэри была задета его поведением. Она ожидала чего угодно, только не этого. Когда девушка увидела Джема во дворе, за окном, она думала, что любимый человек пришел к ней ночью, потому что хотел ее увидеть. Его холодность охладила страсть Мэри, и она тут же ушла в себя, надеясь только, что Джем не увидел полнейшего разочарования на ее лице.
Он даже не спросил Мэри, как она добралась обратно в ту ночь, и его безразличие ошеломило ее.
- Почему вас заперли в комнате? - задал он вопрос.
Девушка пожала плечами, и голос ее прозвучал равнодушно и уныло:
- Мой дядя не любит соглядатаев. Он боится, что я буду слоняться по коридору и натыкаться на его секреты. У вас, кажется, точно такая же нелюбовь к назойливости. Спросить вас, почему вы здесь сегодня ночью, наверное, было бы оскорблением?
- Ах, язвите, сколько хотите, я это заслужил. - Джем внезапно вспыхнул. - Я знаю, что вы обо мне думаете. Когда-нибудь я смогу вам все объяснить, если только вы не окажетесь вне досягаемости. Станьте хоть на минуту мужчиной и пошлите к черту вашу уязвленную гордость и ваше любопытство. Я иду по зыбкой почве, Мэри, один неверный шаг - и мне конец. Где мой брат?
- Дядя сказал нам, что всю ночь проведет в кухне. Он чего-то боится, или кого-то. Окна и двери заперты, и у него ружье.
Джем грубо захохотал.
- Не сомневаюсь, что он боится. Пройдет всего несколько часов, и он еще больше испугается, смею вам сказать. Я пришел повидать Джосса, но если он сидит там с ружьем на коленях, я могу отложить свой визит до завтра, когда тени рассеются.
- Завтра может быть слишком поздно.
- О чем это вы?
- Он намерен покинуть трактир "Ямайка", как только стемнеет.
- Вы говорите правду?
- Зачем мне вам лгать сейчас?
Джем замолчал. Эта новость, очевидно, застала его врасплох, и он ее обдумывал. Мэри наблюдала за парнем, мучимая сомнениями и нерешительностью; теперь ею снова овладели ее прежние подозрения. Это Джем - тот посетитель, которого ждет ее дядя, а значит, ненавидит и боится. Он - тот человек, который держит в руках нити жизни ее дяди. Насмешливое лицо разносчика снова встало перед ней, и она услышала его слова, которые вызвали у трактирщика такую вспышку ярости: "Послушай-ка, Джосс Мерлин, тобой командует кто-то другой?" Человек, чей ум поставил себе на службу силу трактирщика; человек, который прятался в пустой комнате.
Мэри снова вспомнила смеющегося, беззаботного Джема, который привез ее в Лонстон, который держал девушку за руку на базарной площади, целовал ее и обнимал. Теперь он был мрачен и молчалив, лицо его скрывала тень. Мысль о двойственной личности беспокоила ее и путала. Сегодня Джем казался ей незнакомцем, поглощенным некоей мрачной целью, которой она не могла понять. То, что она предупредила его о предполагаемом бегстве трактирщика, было ошибкой с ее стороны; это могло разрушить все ее планы. Что бы Джем ни сделал или ни собирался сделать, был ли он лживым и вероломным убийцей людей, или нет, все равно она любила его (наша плоть слаба) и должна была предупредить.
- Вы бы лучше позаботились о себе, когда увидите брата, - сказала Мэри. - Дядя настроен опасно: теперь всякий, кто захочет помешать его планам, рискует жизнью. Я говорю вам это ради вашей безопасности.
- Я не боюсь Джосса и никогда не боялся.
- Может быть, и нет; но что, если он вас боится?
На это Джем ничего не сказал, но, внезапно наклонившись, посмотрел девушке в лицо и дотронулся до царапины, которая тянулась у нее ото лба до подбородка.
- Кто это сделал? - резко спросил он, обратив внимание также и на синяк у нее на щеке.
Помедлив, Мэри ответила:
- Я получила их в Сочельник.