– Где это вы слыхали такую чушь? – возмутилась Глэдис.
– Дот Вик мне сказала, что на прошлой неделе в букмекерской конторе Хирург занял у Рега десятку. У Хирурга на кредитной карте остался шиш с маслом, так она и сказала.
– Слушайте больше, что болтает моя сестрица, – оборвала Глэдис. – Она всегда была законченной вруньей.
– Как, ты не знала, что Глэдис и Дот – сестры? – рассмеялась Фили, когда потрясенная Эллен во время прогулки с собаками пересказала ей разговор в магазине. – Да, они близнецы, но даже не разговаривают друг с другом. Мало того, что у Глэдис самая завидная работа в округе, а ее сестра убирает помойки, так Глэдис еще и вышла замуж за одного из Гейтсов, а Дот – за Вика. Правда, их мужья тоже братья.
– Как это? – Эллен ошарашенно посмотрела на Фили.
– Ты не представляешь себе, как тут у нас все запутано и переплетено! – опять засмеялась подруга. – Официально Гранвилль Гейтс и Рег Вик не являются братьями. Но молва утверждает, что когда-то любвеобильный старина Константин обрюхатил их матушек, и значит, леди Беллинг приходится им сестрой!
Эллен была совершенно сбита с толку.
– Так значит, муж Глэдис…
– Гранвилль, – заботливо подсказала Фили.
– Ну да, Гранвилль. Он что, приходится братом Эли Гейтсу?
– Не братом, а дядей. Он тоже работал в поместье Беллингов, пока не сошел с ума.
– В каком смысле?
– Ну, я выражаюсь попросту. У нас тут не жалуют мудреных диагнозов, да беднягу никогда и не возили к психиатрам. Сошел с ума, и все. Он наш местный сумасшедший. Я так завидую его свободе!
– А он жив?
– А что ему сделается! Живет себе поживает в старом вагончике на развилке у железной дороги. Глэд носит ему еду каждый вечер после работы. В дождь ли, в снег ли она бредет по холмам, по долам с горшочком, закутанным в полотенце, и ставит его у порога Гранвилля. Он потом забирает. А она одна возвращается к себе, в свой домик-крошечку.
Эллен уже не в первый раз пришло в голову, что в рассказах Фили обыденность приобретает сказочные черты.
– А в городе он бывает?
– Очень редко, насколько мне известно. Он уже лет десять все смотрит на поезда. Да, я тоже не понимаю этого занятия, – добавила Фили, заметив недоуменный взгляд Эллен. – Десять лет смотреть на проходящие мимо поезда и ни в один из них так и не сесть!
– А из-за чего он сошел с ума?
– Этого никто не знает. По времени это совпало с отъездом Шпоры. – И многозначительно посмотрела на Эллен. Наконец-то она перепорхнула к теме, которая волновала Эллен больше всего. – Сомневаюсь, что леди Белль найдет для сына подходящую партию. Все благородные семейства шарахаются от него, как от черта, а породниться с людьми "низшего круга" ей не позволит снобизм.
– А сам Шпора лишен права голоса в этом вопросе?
– Практически. Изабель, как типичная представительница своего класса, считает, что трахать сыночек может, кого хочет, но жениться – только по ее выбору.
– Вряд ли Шпора пойдет на это.
– Тогда ему придется снова смыться. Возможно, он уже это сделал. Ты его последнее время где-нибудь видела?
Эллен отрицательно покачала головой.
– Вот и хорошо.
Эллен ознакомила Фили с тщательно отредактированной версией своих отношений со Шпорой, но и этого было достаточно, чтобы та поняла – над новой подругой нависла смертельная угроза.
– А он еще не выгуливал Отто? – не удержалась и спросила Эллен.
– Если выгуливал, то без седла. Седло я спрятала. Какое счастье, что я вовремя появилась в тот злополучный вечер! Один бог знает, что бы произошло!
"Что бы произошло, что бы произошло! Да Шпора открыл бы мне свой секрет, вот что, – с горечью подумала Эллен. – Мы бы целовались. И я не потеряла бы его доверия".
Они сделали очередную остановку у фонарного столба, чтобы наклеить объявление о пропаже Финса.
И все-таки Эллен не могла сердиться на Фили – слишком она ценила ее компанию и веселый нрав. Если уж и стоит кого-то обвинять, то себя. Она позвонила бы Шпоре, но не знала его телефона. А заявиться в особняк без приглашения боялась – вдруг ее не примут. Единственным утешением было общество Фили, которая всегда встречала подругу радостной улыбкой и развлекала бесконечными историями о рождениях, женитьбах и смертях обитателей городка.
– Как идет работа над бюстом Годспелл? – поинтересовалась Эллен.
– Ох, и не спрашивай! Ужасно! У нас было уже три сеанса, и каждый раз эта девчонка затыкает уши наушниками и сидит, уставившись пустым взглядом в пространство. Что бы там Эли ни говорил, а мне придется увековечить ее с проводками в ушах. Это самая характерная ее черта. К тому же это придаст образу обобщенный смысл – я покажу, как, подключаясь к технике, люди отключаются от человечества.
Эллен приклеила пятое объявление с фотографией Финса и полюбовалась на него. С черной шерсткой и белой грудкой кот походил на официанта в смокинге.
Внезапно ей стало страшно – а вдруг он никогда не вернется, не вернется, даже если проголодается, промокнет и замерзнет. Потому что все это с ним наверняка уже не раз случилось, а кот все-таки не пришел. Как и Шпора. Они похожи – оба независимые, своевольные, склонные к побегам и не приручаемые.
– Годспелл всегда была таким необычным ребенком, – продолжала Фили изливать душу. – В детстве ужасно застенчивая, никогда не играла с ровесниками, а сейчас вообразила себя рок-звездой. Помладше она была вполне сносной девчушкой – хоть и замкнутая, и избалованная, но славная. С Дилли она очень дружила. В последнее время ушла в себя, стала высокомерной и наглой. Поражаюсь, как Эли не замечает, что его бесценная ягодка испортилась. Впрочем, он всегда был слеп, когда дело касалось его детей.
– Дилли сказала, что они больше не дружат. – Эллен оторвала взгляд от фотографии и постаралась вернуть свои мысли к теме разговора.
– Да, одно время они даже вместе занимались верховой ездой, но потом Годспелл потеряла всякий интерес. Она никогда не отличалась храбростью, а в прошлом году папочка уговорил ее поучаствовать в скачках на Дьявольском болоте. Никто из Гейтсов в них никогда не участвовал – у малыша Еноха аллергия на лошадей. Поэтому Годспелл должна была постоять за честь семьи. Эли назаключал кучу пари, освоил новую видеокамеру, чтобы снять триумфальный заезд своей доченьки. Но она так перепугалась, что упала еще на старте и опозорила Эли по самые уши. С тех пор Годспелл больше не садится на лошадь. Кстати, она очень нас этим подвела – предполагалось, что она будет выгуливать Отто верхом, пока Дилли в школе.
– А что это за скачки на Дьявольском болоте? – спросила Эллен.
– О господи, лучше не говори мне об этих проклятых скачках, – передернула плечами Фили, забыв, что первая завела о них речь. – Дилли вбила себе в голову, что в этом году она должна принять в них участие – наверное, в пику Годспелл. Я понимаю, что каждый год среди участников бывает много и ребятишек на пони, и домашних хозяек на кобылах, но Дилли становится порой такой безрассудной!
Эллен приклеила очередное объявление к стволу серебристого тополя.
– Скачки на Дьявольском болоте существуют испокон веку. Когда-то их устраивали цыгане перед летней лошадиной ярмаркой. Мне говорили, что они их называли стрекозиными бегами – там летает множество стрекоз, и цыган, которому на скаку удавалось поймать больше всего стрекоз, получал за свою лошадь самую высокую цену. Думаю, что это правда. Отец Эли положил конец этим скачкам. Купив эту землю у Константинов, он прогнал цыган. Когда Эли вступил в наследство, он начал устраивать свои до смешного пышные приемы на открытом воздухе, причем именно во время скачек в Аскоте. Он решил возродить местные скачки – словно конкурируя с королевскими. В первый раз он пригласил самых лучших участников, сплошь натренированных наездников, практически профессионалов. Они старались спихнуть друг друга в реку, когда узнали, что назначен приз в тысячу фунтов.
– Ого! – Эллен присвистнула и подумала – может, ей тоже принять участие в скачках. Эти деньги пригодятся во время кругосветного путешествия.
– Да, вот так Эли считает, что соревнования стоит устраивать только в том случае, если можешь предложить хорошую награду. И на свои праздники он не жалеет денег, даже заказал золоченый кубок – не хуже, чем в Формуле Один. Но это было пятнадцать лет назад. С тех пор скачки стали очень популярны, и с каждым годом в них участвует все больше и больше народу. Сейчас это столпотворение больше похоже на цыганские скачки, чем на королевские. И каждый год случаются травмы.
Эллен вспомнила слова Дилли о том, что кто-то во время скачек разбился насмерть. Тут у нее в кармане зазвонил мобильный телефон. Она схватили его в надежде, что это Ллойд, но звонил отец, и с хорошими новостями.
– Малыш, мама согласилась поменять агента. Действуй, не теряя времени.
Эллен и не теряла. Основной конкурент "Ситона", агентство "Фокс Дэй", выразило готовность в тот же день прислать сотрудника и оценить дом. К ее изумлению, они предложили цену выше той, что просили родители.
– Рынок недвижимости в последние полгода переживает бум, – объясняла Поппи, энергичная агентша. – Уверена, мы продадим ваш дом в два счета. У меня уже есть клиенты, которых я могу привезти немедленно. У вас чудный коттедж
После обмена телефонными звонками и факсами с Испанией новый договор был заключен, и "Ситон" канул в прошлое. Тео Джемисон лично позвонил бывшему агенту и известил его об этом.
Через час Ллойд стоял на крыльце Гусиного Дома, бросив свой "мерседес" поперек аллеи, не заглушив мотор и не выключив магнитофон.
– Вы не смеете так поступать! – крикнул он когда Эллен открыла дверь. – Я думал, что вы согласны!
– Да, я согласна с тем, что вы палец о палец не ударили, чтобы продать дом.
– Но вы не дали мне и пяти минут!
– Я вам дала целых семь дней, и вы их профукали!
– Это несправедливо! Позвольте мне войти, и мы все обсудим.
Ллойд попытался оттеснить Эллен плечом, но она стояла неколебимо.
– Почему вы не отвечали на мои звонки?
Неожиданно белозубая улыбка озарила лицо Ллойда, оно просветлело и успокоилось:
– Так все дело в этом? Вы на меня обиделись?
Эллен смотрела на агента и не понимала, что она находила в нем привлекательного. Слишком близко посаженные глаза, явно наметившаяся лысина на макушке, бульдожий подбородок.
– Мне очень жаль, Ллойд, но решение моих родителей пересмотру не подлежит. Вы упустили свой шанс.
– Вы не понимаете. – Он перешел на шепот. – Вы не можете так поступить со мной. Тогда я потеряю работу.
– Об этом надо было беспокоиться раньше. Не удивительно, что вас хотят уволить, если у вас по всем сделкам столько же предложений, сколько по нашей.
– Но предложение Эли Гейтса по-прежнему остается в силе. – Ллойд гордо поднял подбородок.
– Скажите честно, он подкупил вас? – дошло вдруг до Эллен.
Она подумала, что Гейтс, наверное, и Виков подкупил.
– Он мой дядя, – признался агент, перестав ломать комедию и опустив подбородок. – У меня нет выбора. Он не раз ссужал родителей деньгами. Мы кругом должны ему. Если он не заполучит этот дом, вы не представляете, каким кошмаром это обернется для всей нашей семьи.
– В чем проблема? Гейтс может получить этот дом. Пусть просто заплатит, сколько он стоит, вот и все.
– Он не сделает этого из принципа.
– Его средства вполне позволяют ему заплатить назначенную цену.
– Но гордость не позволяет. Гейтс не хочет, чтобы на этом доме наживались чужаки.
– Мои родители не чужаки. Они прожили в городе десять лет.
– А у нас здесь жило двадцать поколений предков!
– Тогда нам с вами не о чем говорить.
– Ну пожалуйста! – взмолился агент. – Ради меня. Я думал, что нравлюсь вам. Мы же целовались.
– Это была ошибка. – Эллен виновато отвела глаза и собралась с духом. – Вы хороший парень, Ллойд. Или могли бы им стать. Вам только нужно начать думать собственной головой. Вы достаточно
толковый человек и неплохо разбираетесь в своем деле, чтобы избавиться от власти Эли и двадцати поколений предков с их нетерпимостью к чужакам. Необходимо освободиться от своей семьи в один прекрасный момент.
– Вы не понимаете нашей жизни! – взорвался Ллойд. – Вы не понимаете меня! Вот если б вы узнали меня лучше! У нас с вами столько общего, Эллен! Я думаю, мы созданы друг для друга! Я думаю…
Раздался цокот копыт по аллее, и послышался язвительный смех.
– Эй, пока вы не повернули вспять земной шар, может, хоть свою машину повернете, чтоб можно было проехать?
Шпора сидел верхом на Отто, без седла, крепко обхватив его чалые бока длинными ногами, чтобы удержать равновесие. Успокаивая лошадь, он презрительно смотрел на Эллен и Ллойда.
– Вот проклятые цыгане! Одну минутку, Эллен. – Ллойд направился к машине. – Не надо нам ничего втюхивать, мы ничего не покупаем, ясно?
Она смотрела на Шпору, и ее сердце обливалось горючими слезами. Он не брился несколько дней, и темная щетина придала ему вид еще более дикий и прекрасный. Мятая футболка и пыльные джинсы выглядели так, словно Шпора спал на сеновале.
– Пройдем в дом, там поговорим! – Ллойд вернулся к Эллен.
– Катись к черту, – огрызнулась она.
– Что, милые бранятся? – Шпора мерзко подмигнул Эллен.
Не успела она ответить, как Отто сорвался с места и поскакал прочь.
Не обращая внимания на агента, Эллен смотрела Шпоре вслед, пока он не скрылся из вида.
– Езжайте домой, Ллойд, – наконец, сказала она. – Мы в ваших услугах не нуждаемся.
– Слушай, ты, паршивая сука! – взвыл агент. – Надеюсь, твои сраные родители получат гроши за свою вонючую крысиную нору! А их блядская дочурка получит…
Но его вопли заглушил еще более громкий крик:
– Эй, вы там, уберите свой драндулет! Понаставили тут, понимаешь! Деваться от них некуда! Порядочным людям жить не дают!
Дот Вик высунулась из окна знакомого красного пикапа, который не мог разъехаться с "мерседесом" Ллойда. За рулем сидел Сол.
– Думаешь, ты тут хозяйка? – кричала Дот. Лицо ее стало красным, как пикап. – Вместе с этим пижоном?
Заметив на заднем сиденье их машины Флаффи, агент бросился к своему "мерседесу".
В первый момент Эллен испытала чувство благодарности к Викам за то, что они положили конец этой малоприятной беседе. Но потом ее сердце екнуло – Дот Вик решила воспользоваться заминкой, пока Ллойд совершал неуклюжие маневры, и отвесить Эллен новую порцию оскорблений.
– Слушай, ты, надутая кобыла! Думаешь, у тебя есть право топтать эту землю? Вообразила себя королевой! Лишаешь нас куска хлеба! Тебе плевать, что мы с Регом подыхаем с голоду!
Эллен вышла на аллею, в висках у нее стучало.
– Прошу вас, не надо кричать. – Она остановилась на безопасном расстоянии от клыков Флаффи. – Мне казалось, что недоразумение улажено. Я вам все объяснила.
Сол засигналил, чтобы заставить Ллойда шевелиться быстрее.
– А чем, скажи, ты лучше нас? А? – Дот перекрывала вой автомобильного гудка. – Всякий скажет, что ты шлюха. Твой дружок-то хоть знает, что ты вовсю путаешься со Шпорой Беллингом?
– А это не ваше дело!
– Мое дело! Мое! Я не позволю дешевой шлюхе оскорблять мою семью!
– Я никогда не оскорбляла вашу семью, – с облегчением вздохнула Эллен, так как бывший агент наконец тронулся с места и Сол перестал гудеть.
– Может, сами-то мы и не слышали, но нам добрые люди все рассказали! Ты говорила, что мы бездельники, что от нас никакого проку! Так ведь, Сол?
Младший Вик кивнул и так посмотрел на Эллен синими глазами, что у нее кровь застыла в жилах. Дот, при всей своей ярости, не внушала страха, но один взгляд ее внучка заставил Эллен отступить назад и оцепенеть. В нем было что-то безжалостное, нечеловеческое. К тому же на заднем сиденье, рядом с собакой, она заметила ружье.
– Не знаю, кто вам это сказал, но это ложь. Я никому ничего плохого о вас не говорила.
Дот понизила голос, и он стал мало отличим от рычания Флаффи:
– Еще посмотрим, кто врет! Ты еще пожалеешь, дрянь! – Она дернула Сола за рукав и велела ему трогать.
8
Вечером, когда дождь зарядил всерьез и надолго, Эллен поставила свой ноутбук на кухонный стол и включила его – Windows поприветствовал ее звуком разбивающихся о берег волн: так когда-то запрограммировал Ричард.
Он прислал ей уже несколько SMS-сообщений с требованием получить и прочитать его письма. Наконец-то Эллен собралась это сделать.
Оказалось, что письма приходили почти каждый день. Первые были бодрыми и жизнерадостными, может, чересчур подробными и поэтому несколько неестественными. Ричард щедро забрасывал Эллен рассказами о первых днях пребывания в Австралии, даже прислал несколько цифровых фотографий песчаного побережья и своей комнаты с видом на пальмы.
Но интонация писем быстро изменилась. Уже в пятом или шестом письме появились обвинения. Упреки в ее адрес чередовались с самооправданиями. Поначалу Ричард обдумывал свои слова, взвешивал аргументы, тщательно строил фразы, хотел быть объективным – настолько, что даже пару раз признал свои ошибки, а это было ему не свойственно.
Но и в роли справедливого судьи бывший друг удержался недолго. Письма становились все сбивчивей, он на каждом шагу сам себе противоречил и повторялся, орфографические ошибки и опечатки резали глаз. У Эллен создалось впечатление, что последние письма он печатал пьяный в стельку. Ричард сообщал ей, что завел много новых друзей, каждый вечер ездит в город, погода налаживается и он ничуть не скучает. Затем он оповещал ее, что она сука, каких свет не видывал. Потом обвинял Эллен в том, что она растоптала что-то – что-то очень важное, писал, что тоскует без нее, ненавидит ее, не может жить без нее и не желает видеть. То он обзывал ее чуркой фригидной, то заявлял, что Эллен "вечно хочется" и она, наверное, изменяла ему миллион раз. Писал, что она ужасно подурнела и что она настоящая красавица, что никогда в жизни его не интересовала ни одна женщина, кроме нее. Эллен узнала, что Ричард недостоин ее, потому что она само совершенство, а также что она испорчена до мозга костей и для нее нет ничего святого, что она умница, тупица, ничего на свете не боится и самая обыкновенная трусиха. От заглавных букв и точек, не говоря уж о запятых, Ричард давно уже отказался: "ты конечно думаешь этот идиот никогда в жизни неумел написать нормальное письмо ну и пусть думай что хочешь надеюсь найдешь себе умника который умеет а я тебе больше ни строчки не напишу ага не дождешься".
Но Ричард продолжал писать. Он хвастался, что переспал с восемнадцатилетней девушкой по имени Лала: "она сказала что это был самый лучший секс в ее жизни кусай теперь локти ясно тебе что ты потеряла она куда лучше тебя в постели и вообще".
Последнее письмо было отправлено этим утром: "прости меня я не могу жить без тебя я сволочь я плачу мне плохо я хочу к тебе я хочу чтобы мы жили все вместе ты я сноркел финс как раньше всегда никогда не разлучаться умаляю".
Эллен уткнулась лицом в ладони, не зная, что на все это отвечать и нужно ли вообще отвечать. Не разбередит ли она Ричарда своим ответом еще сильнее.