– Завтра, тетя Ир, у меня совсем другие планы, – ответила я печальным и одновременно назидательным тоном. Так умудренные жизнью взрослые говорят с маленькими детьми. Может, этот тон уже сам по себе бестактность в разговоре с семидесятипятилетней теткой, но я не смогла сдержаться – ее оптимизм действовал на меня угнетающе.
– Какие могут быть планы? – взревела тетя Ира. – Самое время делать посадки, грядки вскапывать!
– Ты уж меня прости, но грядки вскапывать я не буду, – сказала я насколько умела твердо. – Чего мне на этих грядках выращивать? Сейчас в магазинах, слава богу, все продается.
– Ну Алла! Ну как же – что? Клубнички сделаешь грядочку, огурчики, кабачки!
– Особенно кабачки! Я их вообще никогда не покупаю.
– Цветочков посадишь, – продолжала тетка, не слушая меня. – Где это видано, жить на даче и ничего не сажать?!
Сообразив, что никакие инсульты не задушат в моей тетке напора и пафоса, я решила действовать осторожно и до поры до времени своих планов не разглашать.
– Ладно, там видно будет.
– Правильно! Разберешься на месте. Так во сколько ты завтра выезжаешь, а? Заехала бы за мной!
– А Даша? Разве они не поедут на дачу на майские?
– Поедут, как же! Уехали уже.
– Без тебя, тетя Ир?
– Вот так – без меня! Машина битком: Дашка, Вовка, Танечка с Женей. А Женька у нас, ты знаешь, не одна. Багажник забит продуктами, а на крыше – старый диван! Матери-то и не нашлось места!
Тетя Ира выразительно замолчала – даже на расстоянии чувствовалось, как тяжело она переживает свою отверженность.
– Не расстраивайся, – попросила я. – У них единственная возможность поехать на дачу – выходные, майские праздники. А ты вольный казак…
– Какой казак, Алла, какой казак?! – затараторила тетка. – Я на дачу перед праздниками ездила. Вылизала дом, окна все перемыла. Постели всем постелила чистые. Звоню Дарье: "Забери меня, мне надо в Москве врачу показаться". Она: "Некогда, отстань!" Нервная, сил никаких нет. Приехала все-таки. Ни слова не говоря, посадила меня в машину… А сегодня с утра, гляжу, они на дачу собираются. А я? А тебе, мать, места нет. Каково?! Дарья еще и огрызнулась: нечего мотаться туда-сюда!
– Ладно, тетя Ир, не горюй. Отвезу я тебя на дачу. Завтра утром за тобой заеду.
Собираясь с утра за теткой, я безостановочно давала себе клятвы не задерживаться на даче в Холщеве ни одной лишней минуты. Только довезу тетку до ворот…
Но у ворот встречать нас никто не торопился. Пришлось хватать многочисленные теткины сумки и тащить их в дом.
– Пошли-пошли. – Тетя Ира подхватила меня под руку. – Пошли, я тебе твой домик покажу.
– Да не надо, тетя Ир… В другой раз.
Но тетка не отступалась. Ей нравилась ощущать себя благодетелем, тем более и в моей избушке она тоже сделала накануне генеральную уборку.
– Две комнатки, терраска, на участке – фруктовые деревья, сорок минут до Москвы… Где бы ты еще такую дачку взяла?!
Тетя Ира положила ключи от дома на круглый деревянный стол, посоветовала мне побыстрее располагаться и, тяжело ступая, побрела назад в свои владения.
Откинув в сторону тюлевую занавеску, я наблюдала за ней в окно. Семьдесят пять… Подагра, больные суставы, плохое пищеварение, инсульт. И мне когда-нибудь будет семьдесят пять. И не когда-нибудь, а очень даже скоро, через какие-нибудь тридцать восемь лет. Вообще-то не так скоро. Полжизни еще осталось. Но что хорошего было у меня в первой половине жизни? А какие шансы, что жизнь качественно поменяется во второй?
У Стива Инга. А я люблю его. Его одного на всем свете. Как маленькая. Как сумасшедшая. Он или никто! И обязательно – он безраздельно! Не с Ингой же пополам!..
Грузная фигура тети Иры окончательно скрылась в дебрях вишневой рощи. Это во времена нашего детства была роща, а теперь – чаща. Заросли. Встретишься в этих зарослях с Вовой, он не растеряется и еще раз долбанет меня по голове. В первый раз под суд пошел один Славик, а Вове ничего – как с гуся вода.
А если в вишневых зарослях мы вдруг нос к носу столкнемся с Дашкой? Тоже мало приятного… И для меня, и для нее.
В общем, надо ехать домой, подальше от ненужных опасностей и эмоционального дискомфорта. Ехать домой и срочно обзванивать риелторские агентства.
Я вышла на крыльцо, заперла домик и бросила ключи в брезентовую сумочку с аппликацией. Пожалуй, лучше не бросать – еще потеряю! Ключи должны храниться в особом отделении – где от квартиры, там и от дачи. Вот теперь надежно.
Успокоенная этой нехитрой манипуляцией, я направилась к машине, но у ворот опять наткнулась на тетю Иру. Тетка громко, на всю улицу, беседовала с похожей на нее грузной, пожилой женщиной, наряженной, как на смех, в синтетический спортивный костюм.
– Ты в магазин?
Я молча кивнула.
– Да зачем на машине ехать? Тут рядом – у станции. Я тебе сейчас объясню. По дороге направо – ничего нет. Видишь ворота – это санаторий. За санаторием лес, дальше – озеро. А магазины – налево, два квартала сейчас пройдешь, потом будет поворот… И нам купи хлеба, пожалуйста. А то еды полон холодильник – мясо, деликатесы, а хлебушка – один батон. На тебе денег.
– Да нет, тетя Ир. Не надо. Я…
– Бери, бери, – перебила тетка. – С какой стати ты будешь на свои деньги хлеб нам покупать? Куда идти-то, запомнила?.. Ой, Раиса Дмитриевна, как я вас понимаю! Да у нас почти то же самое. Зять, он и есть зять. Что с него взять?! Да ты иди, иди, Алла…
Невероятно, но факт – я пошла. Два квартала налево, дальше поворот… Лучше купить хлеба, туда-обратно – двадцать минут, чем выслушивать громкие и долгие укоры тети Иры, да еще под недобрым, любопытным взглядом Раисы Дмитриевны.
Магазин отыскался быстро. Точнее, у станции Холщево располагался целый торговый ряд – сразу несколько магазинов. Я зашла в первый попавшийся павильон и встала в очередь.
– Две буханки черного и батон… Три батона… Два батона и буханку, – повторяли стоящие впереди меня покупатели.
– Три батона и две буханки. У нас в семье все ваш хлебушек любят! – бодро сообщила очередная покупательница.
– Хороший хлеб, – улыбнулась продавщица. – Местный, холщевский.
"Раз такой хороший, куплю побольше, – решила я. – Пусть едят, тем более семейство у них большое…"
– Два батона и две буханки.
– Подождите немного, девушка. Черный хлеб, сейчас… Мишка, черный еще неси! Минуточку подождите!
Истекла первая, потом и вторая минуточка. Мишка хлеб не нес, разгневанная продавщица метнулась за кулисы, а я от нечего делать взялась за изучение ассортимента сельского магазина. Здесь продавалось все: полукопченая колбаса, плавленые сырки, шоколадки "Аленка", сдобы, борщи в стеклянных банках, парниковые помидоры, безразмерные тренировочные, средство от комаров и для мытья посуды, бумажные салфетки, чайные чашки. Сырки и колбаса были хаотично свалены в витрину, остальные товары частью валялись на прилавке, частью – за спиной у продавщицы на пыльной деревянной тумбе. Это было настоящее кладбище. Никто из покупателей не захочет выискивать в этой бессистемной куче нужную вещь, и, следовательно, до конца дачного сезона ничего из представленных в магазине промышленных товаров не будет продано. А после конца – и подавно. Исключением может стать, пожалуй, вот это алое пластмассовое ведро. Цвет – просто закачаешься! И щетка из него торчит – белая такая. Рекламный плакат – red and white!
– Пожалуйста, два батона, две буханки и вон то ведро со щеткой. Сколько оно стоит? Сто тридцать пять? Вот, пожалуйста.
Цена очень даже выгодная, а дома у меня ведро, стыдно сказать, мама моя еще покупала.
Ведро и хлеб удачно поместились в фирменный пакет "Иероглифа", в другую руку я взяла белую щетку и уверенно зашагала по знакомой улице к перекрестку.
Здесь-то и начались мои неприятности. Слева и справа от себя я увидела два совершенно одинаковых – идентичных – дома: желтых, с балконами и потемневшими шиферными крышами. С равным успехом можно было пойти и налево и направо. Я призадумалась не на шутку – блуждания по Холщеву отнюдь не входили в мои сегодняшние планы.
– Девушка, вас не Маргарита зовут?
Машинально повернув голову, я увидела кудрявого, темноволосого молодого человека в голубых джинсах и белой футболке.
– Не Маргарита.
– А как?
…Не такой уж и молодой, лет тридцати пяти. Скорее моложавый. Как инструктор райкома комсомола. Была при советской власти такая категория населения – по долгу службы возились с молодежью и сами не старели лет до пятидесяти.
– Подскажите лучше, как пройти к санаторию.
– А, понятно! Вы в санаторий приехали отдыхать. А зачем вам щетка?
– Пол мести.
– А я подумал, вы на щетке полетите.
– Громить квартиры бездарных писателей? – Я засмеялась, польщенная, – он сравнивал меня с булгаковской Маргаритой. – Но вы ошибаетесь, я в высшей степени законопослушная гражданка.
– Это я уже понял, – разочарованно протянул моложавый. – Полы на досуге моете… Все равно пойдемте, я вас провожу. Я ведь работаю в этом самом санатории, и зовут меня Валентин. А вас?
– Алла.
– Алла так Алла. – Судя по его тону, разочарование продолжало нарастать. – Не имя ведь красит человека. И хотя вы, Аллочка, моете на досуге полы, вас наверняка манит иное, более привлекательное времяпрепровождение.
– Не собираюсь обсуждать с вами формы моего проведения досуга, – сухо заметила я. Начал-то он хорошо, с комплиментов, а вот говорить двусмысленности, тем более дерзости в мой адрес я не позволю никому.
– Ну и зря! – Валентин примирительно улыбнулся, демонстрируя здоровые белые зубы. – Зря! Мы с вами могли бы встретиться на досуге. Правда, сейчас мне немного некогда, – он взглянул на часы, – но вот после обеда могу подарить вам несколько приятных минут.
– Глубоко признательна! – Я остановилась у ворот своей дачи.
– Вы здесь живете? – обрадовался Валентин. – На даче? Снимаете, наверно? Отлично! Совсем рядом с санаторием.
– До свидания, – фыркнула я, вконец обиженная его развязным тоном.
– Так я загляну к вам часика через два!
– Как хотите. – Я сделала вид, что всецело поглощена процессом отпирания калитки.
Через два часа я буду в Москве. Чтобы не терять времени, риелторские агентства обзванивать начну. А ты поищи себе объект для хамства в своем санатории!
Глава 6
– Мы тебя никуда не отпустим! Сейчас же садись за стол и хлеб давай сюда быстренько! Максим, принеси стул для Аллы.
– Спасибо, тетя Ир, я пойду.
– Никуда не пойдешь!
– Оставайтесь, тетя Алла, – в гробовой тишине попросила младшая Дашкина дочь, Танечка. – А помните, вы мне телефончик подарили? Он у меня до сих пор живет! И камера работает. Хотите, я вас прямо сейчас сфоткаю?
– Не надо, Танюш. Я на фотографиях получаюсь плохо.
Быстрым взглядом я окинула террасу второго этажа, на которой происходил семейный обед. Живое, слегка потемневшее от времени дерево, старинные оконные переплеты. На внушительных размеров овальном столе изобилие в духе сталинских кулинарных книг: заливная рыба с лимоном, салат оливье, селедка, бутерброды с икрой, буженина, сырокопченые колбасы. Водка – в запотевшем зеленоватом штофе. Графин цветного стекла с прохладительным напитком и такая же ваза с фруктами.
– Рыбку попробуй, – настаивает тетя Ира. – Это я приготовила по рецепту бабушки твоей.
Нет уж, ешьте сами! Я тороплюсь откланяться и поспешно сбегаю вниз по лестнице.
– Алла, подожди! – несется мне вслед бас тети Иры.
…А были ли за столом Дашка и Вова? Всех видела – а их нет. Женька – готесса, с ног до головы в черном. И волосы выкрасила в вороново крыло. Все-таки черное очень старит – Макс совсем как сынишка рядом с ней. Светленький, наивный. Хороший, должно быть, мальчик…
Почему же я не видела Дашку? Наверно, инстинктивно старалась не смотреть. Но даже если не смотреть, а просто находиться с ней в одном пространстве – все равно тихий ужас.
Я тяжело опустилась на топчан, выполнявший в моей избушке функцию спального места. Такая глубокая, прямо-таки смертельная усталость – всего за несколько минут, проведенных в обществе Дашки и ее благоверного! Надо уезжать. Уезжать! Это же не люди, а энергетические вампиры. А вдруг не только энергетические? В Москву, в Москву!..
Но я все продолжала недвижимо сидеть на топчане, чувствуя себя измученной и опустошенной. Мне еще ехать, машину вести, а глаза сами собой закрываются…
Из дремотного состояния меня вывели настырные теткины шаги.
– Алла, ну как не стыдно! Чего убежала?! Посидела бы с нами, водочки выпила бы!
– Прости, тетя Ир, мне нехорошо.
– Так ты же не ела ничего! Я принесла тут… Давай присаживайся. Сейчас покушаешь – лучше станет.
Уверенная, что с теткой лучше не спорить, я присела к столу и принялась жевать заливную рыбу, салат оливье и бутерброд с красной икрой.
– Да я вижу, – тетка сидела напротив, по-бабьи подперев щеку, и сокрушенно кивала, – вижу! Они насупились, как сычи! Могли бы сказать доброе слово, ну хоть одно! Вот ты и убежала! Даша-то не такая у меня. Это Вовка – поганый характер, а Дарья всегда заодно с ним. И то – старается подъехать к нему. Скажу тебе по секрету, перед праздниками они жутко поругались.
Я молчала, никак не обнаруживая интереса к обстоятельствам Дашкиной семейной жизни.
– Ты ведь знаешь, в последнее время он работает у нее… Ну, в клинике ее обычным ветеринаром. Зарплату получает, как прочие сотрудники. Ну и злится! Дерьма-то в нем больно много! Вот и надумал: уволюсь от тебя, говорит. Дарья – ни в какую! Любит она его, непутевого, вот беда. Просила-просила, потом уже согласилась: оставайся, сделаю тебя главврачом. Помирились кое-как… да все равно я вижу: Вовка недоволен… Ну, поела? Сейчас чай принесу.
После стакана крепкого сладкого чая мне стало уже совсем хорошо. В Москву, в Москву!
Я поблагодарила тетю Иру за ее заботы и приступила к сборам. Расчесала волосы, при помощи косметической салфетки, лосьона и тоника освежила лицо и слегка припудрила нос. Теперь дело за помадой. Помад этих по всем сумочкам у меня распихано видимо-невидимо. И даже в новой сумке нашлись целых две – малиновая и розовая. Чтобы добиться нужного цвета, я пользовалась помадами комбинаторно: сначала малиновый, затем нежно-розовый слой.
И вот, когда с малиновым слоем было покончено, на крыльце моей избушки снова послышались шаги.
О, ужас! Заметив мои сборы, тетя Ира решит, что я все-таки обиделась, начнет извиняться, грузить меня историями из Дашкиной жизни!..
– Прихорашиваетесь, Алла? Очень вовремя.
Я оглянулась и увидела Валентина.
Думаю, моя растерянность и даже смятение не укрылись от него, но он сделал вид, что ничего не происходит:
– Вот вырвался с работы, чтобы скрасить твое одиночество. Ты не возражаешь, если на ты?
– Не возражаю. Но мне пора.
– Куда пора?
– Домой.
– А что тебе там делать? Скучать?
А что мне действительно делать там? По риелторским агентствам звонить уже поздно…
– Давай для начала поближе познакомимся. – Не дожидаясь приглашения, он придвинул к столу колченогий венский стул, сел и выставил на стол бутылку темно-вишневой жидкости. – Вот рекомендую, домашнее черноплодное вино.
Я вспомнила, что домашним вином из черноплодки поила нас со Стивом Катя Башляева, и горько усмехнулась.
– Напрасно смеешься! Вино превосходное. Мне его преподнесли благодарные больные.
– Больные?
– А что ты удивляешься? Я врач! Санаторно-курортный доктор. Ну а ты кем работаешь, Аллочка?
– Консультантом.
– Продавцом-консультантом? В бутике?
– Ошибаешься, в издательстве.
– И кого же ты консультируешь, позволь узнать?
– Желающих приобрести учебники иностранного языка. Выбор большой, люди подчас теряются.
– Значит, ты имеешь отношение к иностранным языкам?
– Самое непосредственное. Я по специальности переводчица.
– Замечательно! Вот за это давай и выпьем! За случайную встречу двух интеллигентных людей. У тебя найдется, во что разлить?
– Посмотри в буфете.
– Здесь только чайные чашки.
– Другого нет.
– И чашки сойдут! Итак, за случайную встречу двух интеллигентных людей. За встречу, обещающую стать счастливой.
– Ты считаешь себя интеллигентным? – спросила я, придвигая к незваному гостю тарелку с оставшимся от Дашкиного праздника угощением.
– Интеллигент, – объяснил он, беря с тарелки кусочек буженины, – это всего лишь человек умственного труда.
– Ничего подобного! – возмутилась я. – Интеллигент не только хорошо образован – он непрестанно ищет истину, размышляет, сопереживает…
Господи, что это я несу? И всего-то с нескольких глотков домашнего вина?! В Москву надо было ехать, в Москву!
– Твоя непосредственность прелестна, Аллочка.
– Почему непосредственность?
– Дорогая, я совершенно согласен с тобой! А про умственный труд придумал Даль… Если хочешь, мы с тобой сегодня весь вечер будем искать истину, размышлять и сопереживать – как настоящие интеллигентные люди… Кому мы будем сопереживать?.. Алла, ну не молчи. Я и так распинаюсь все время, как конферансье какой-то. Отвечай, кому?
– Ну, давай попробуем друг другу.
– Прекрасно. Стоит за это выпить.
Памятуя об осторожности, я на этот раз лишь пригубила домашнего вина, а он опрокинул всю чашку, взял с тарелки бутерброд с икрой и продолжал, деликатно пожевывая:
– Чтобы лично я начал сопереживать кому-то, мне необходимо выяснить, в чем, собственно, состоят проблемы этого человека.
– Проблемы любого человека состоят в его обреченности. Ведь все люди смертны, и когда-нибудь… ну ясно, в общем. Далее: ни один человек не может быть до конца понят, и, следовательно, каждый из нас одинок.
– О, я хорошо понимаю… Отлично понимаю, что ты имеешь в виду.
– А что я имею в виду?
– Он тебя не понял.
– Кто это он?
– Человек, которого ты полюбила последней, отчаянной любовью.
– С чего ты взял?
– Ну, не запирайся, дорогуша! Необходима полная откровенность, иначе я просто не смогу сопереживать тебе. – Покончив с бутербродом, он стряхнул с рук хлебные крошки.
– А давай лучше я буду сопереживать тебе.
– Прекрасно! Просто замечательно! У меня созрел новый тост: за полную откровенность между нами! Пей до дна! Умница!
– Ну теперь рассказывай… – Я хитро улыбнулась: мол, не забыты, дружочек, твои обещания. – Рассказывай, что в этом мире угнетает тебя.
– Работа! Никакого сладу с ней нет!
– Так уволься. – Я отвечала коротко и безыскусственно, а он, наоборот, говорил подолгу и витиевато. Понемногу наш разговор начинал напоминать диалог хитрой лисы и грубоватого, прямолинейного мишки. Жаль, что у Крылова такой басни нет. Зато есть другая – "Лиса и журавль". Это о нас – о Стиве и обо мне…
– Уволься! Тебе легко говорить! Я отдал этому санаторию много лет. В известном смысле сделал карьеру.
– Значит, ты карьерист? Это недостойно интеллигента!