Афинский закон четко трактовал этот вопрос. В речах афинских ораторов часто говорится о людях, которые, будучи усыновленными, стремились к получению наследства не только в семье усыновителя, но и в семье, в которой родились. Однако закон препятствовал их намерениям. Приемный сын мог наследовать в родной семье только в том случае, если возвращался в нее; вернуться же в родную семью он мог только после отречения от усыновившей его семьи, а выйти из этой семьи мог лишь при соблюдении двух условий. Во-первых, он должен был отказаться от наследства усыновившей его семьи, и, во-вторых, чтобы домашний культ, ради которого он был усыновлен, не прекратился после его ухода из семьи, он должен был оставить в этой семье своего сына, который занял бы его место. Его сын брал на себя ответственность за продолжение культа и делался наследником состояния. В этом случае его отец мог вернуться в родную семью и наследовать ее имущество. Но эти отец и сын уже не могли наследовать один другому; они не входили в одну семью и не являлись родственниками.
Совершенно ясно, чем руководствовался древний законодатель, когда устанавливал эти четкие правила. Он считал невозможным, чтобы два наследства переходили одному человеку, поскольку один человек не мог служить двум культам.
Первоначально о завещаниях не было известно
Право завещать, то есть распоряжаться своим имуществом и передавать его другому лицу, а не своим наследникам, вступало в противоречие с религиозными верованиями, лежащими в основе права собственности и права наследования. Собственность была неотделима от культа; культ был наследственным, и можно ли было в этом случае думать о завещании? Кроме того, собственность принадлежала не одному человеку, а семье, поскольку человек приобретал ее благодаря домашнему культу, а не собственным усилиям. Связанная с семьей собственность передавалась от умерших к живым не по воле или выбору умерших, а на основании высших законов, установленных религией.
Древний индусский закон не знал завещания. До времен Солона афинское право не признавало завещания, и сам Солон разрешил завещание только для тех, кто не оставил после себя детей. На протяжении долгого времени завещания были запрещены в Спарте и были признаны законными только после Пелопоннесской войны.
Аристотель рассказывает о времени, когда точно так же обстояли дела в Коринфе и Фивах.
Не вызывает сомнений, что право завещать собственность не считалось естественным правом; в древние времена люди придерживались неизменного принципа, согласно которому собственность, связанная с домашней религией, должна была оставаться в семье.
Платон в своем трактате о законах, который в значительной мере является не чем иным, как толкованием афинских законов, дает четкое объяснение соображениям, которыми руководствовались древние законодатели. Он высказывает предположение, что человек на смертном одре требует права составить завещание и восклицает: "О боги, какой ужас!.. Свое собственное имущество я не вправе отказать или не отказать кому хочу: одному больше, другому меньше, сообразно с тем, насколько плохо или хорошо относились ко мне люди…" Но законодатель отвечает этому человеку: "Сегодня вы есть, а завтра вас нет; трудно вам сейчас разобраться в вашем имуществе, да и в себе самих… Вы не принадлежите самим себе, и это имущество не принадлежит вам; все нынешнее поколение и его собственность принадлежат всему вашему роду, как предшествовавшим, так и будущим его поколениям".
Нам мало что известно о древних законах Рима; столь же неизвестны они даже Цицерону. Все, что мы знаем, не восходит далее Законов Двенадцати таблиц, которые, безусловно, не являются первоначальными римскими законами; к тому же до нашего времени сохранилось только несколько отрывков. Этот кодекс разрешает составлять завещание; однако отрывок, который относится к этому вопросу, слишком короткий, чтобы позволить нам считать, будто мы знаем точные постановления законодателя в отношении завещаний. Нам известно, что существовало право составлять завещание, но мы не знаем, какими оговорками и условиями обставлялось это право. У нас нет законов более древних, чем Законы Двенадцати таблиц, запрещающих или разрешающих делать завещание, но сохранились устные воспоминания о том времени, когда о завещаниях не было известно; сын в те времена назывался обязательным (необходимым) наследником – heres suus et necessaries. Это выражение, которое использовали еще Гай и Юстиниан, хотя оно уже и не соответствовало законодательству их времени, пришло, вне всякого сомнения, из тех давних времен, когда сына не могли лишить наследства и сам он не мог отказаться от него. Отец не имел права свободно распоряжаться своим состоянием. За неимением сыновей и если у покойного были только родственники по боковой линии, допускалось составление завещания, но это было сопряжено с большими трудностями и требовало соблюдения серьезных формальностей. Прежде всего, при жизни завещатель не мог сохранять в тайне свое волеизъявление. Человек, который лишал наследства свою семью и тем самым нарушал закон, установленный религией, должен был сделать это открыто и испытать на себе при жизни все последствия своего поступка. Но и это еще не все. Требовалось, чтобы воля завещателя получила одобрение высшей власти, то есть народных избранников, выбираемых в куриях, под председательством понтифика. Не следует думать, что это была всего лишь пустая формальность. Эти куриатные комиции были самыми торжественными собраниями, и было бы легкомыслием думать, что народные избранники собирались только для того, чтобы просто быть свидетелями при чтении завещания.
Можно предположить, что проводилось голосование и, если подумать, это было совершенно необходимо. На самом деле существовал общий закон, жестко регламентирующий порядок наследования; для того чтобы изменить этот порядок в каждом частном случае, следовало принять новый закон. Этим исключением из закона было завещание. Пока общество находилось под властью древней религии, человеку не предоставлялось, и не могло быть предоставлено, полное право на изъявление воли. Согласно тем древним верованиям, человек был всего лишь временным представителем того постоянного и бессмертного, чем являлась семья. При жизни он получал право распоряжаться собственностью и отправлять культ; после смерти он терял полученные при жизни право на культ и собственность.
Право первородства (право старшего сына на наследование имущества)
Давайте перенесемся из времен, память о которых сохранилась в истории, в те далекие времена, в течение которых создавались домашние институты и велась подготовка к созданию общественных институтов. От той эпохи не осталось, да и не могло остаться никаких письменных свидетельств, но законы, управлявшие в то время людьми, в какой-то степени наложили отпечаток на законодательство последующих периодов.
В те далекие времена мы находим институт, который, похоже, существовал длительное время, который оказал значительное влияние на дальнейший строй общества и без которого не представлялось бы возможным объяснить этот строй общества. Этот институт – право первородства.
Древняя религия установила различие между старшим и младшим сыновьями. "Старший, – говорили древние арийцы, – рожден для выполнения долга перед предками; остальные – плоды любви". После смерти отца в силу превосходства по рождению старший сын руководил всеми церемониями домашнего культа; он совершал поминальные подношения и читал молитвы, поскольку "право произносить молитвы принадлежит тому из сыновей, который вышел в этот мир первым". Старший сын был наследником гимнов, продолжателем культа, религиозным главой семьи. Из этого верования вытекало правило, что старший сын является единоличным наследником собственности. Древний текст, который последний редактор "Законов Ману" включил в свод законов, гласит: "Старший сын вступает во владение всем отцовским наследством, и остальные братья живут под его властью, как жили под властью отца. Старший сын выполняет долг по отношению к предкам, поэтому и должен иметь все".
Греческий закон исходил из тех же верований, что индусский, поэтому неудивительно, что в нем мы тоже находим право первородства. В Спарте эти правила сохранялись дольше, чем в греческих городах, поскольку спартанцы дольше сохраняли веру в древние институты; земельные участки были неделимы, и младший сын не имел в них своей доли. То же самое было во многих древних законах, которые изучал Аристотель. Он сообщает нам, что в Фивах закон предписывал, чтобы число земельных участков оставалось неизменным, что, естественно, исключает возможность их раздела между братьями. В свою очередь, древний закон Коринфа предписывал необходимость сохранения неизменного количества семей; закон являлся возможным только при условии права старшинства, препятствующего разделу семей при появлении каждого нового поколения.
Не следует думать, что в Афинах во времена Демосфена этот институт имел такое же значение, как в древности, однако в тот период все еще сохранялось то, что называется привилегией старшинства. Привилегия состояла в том, что старшему сыну отходил отцовский дом – преимущество значительное в материальном плане, но еще более значительное с религиозной точки зрения, поскольку в отцовском доме находился древний семейный очаг.
В то время как младшие сыновья во времена Демосфена покидали отчий дом, чтобы зажечь свой новый очаг, старший сын – единственный настоящий наследник – оставался владеть очагом и могилой предков. Он один сохранял фамильное имя.
Можно заметить, что хотя древние люди, находившиеся всецело во власти религии, не задумывались о несправедливости закона первородства, тем не менее в этот закон были внесены некоторые коррективы. Иногда младший сын усыновлялся другой семьей и становился в ней наследником; иногда он женился на единственной дочери; иногда в итоге получал участок земли, оставшийся после угасшего рода. В противном случае младших сыновей отправляли в колонии.
Что касается Рима, то мы не находим закона, касающегося права первородства, но это вовсе не значит, что он был неизвестен древним италийцам. Возможно, он был, но исчез, не оставив следа. Однако существование родов в латинских и сабинских племенах позволяет нам высказать предположение о наличии этого закона в те далекие времена, поскольку без него невозможно было бы объяснить существование родов. Как число членов одной семьи могло достигать нескольких тысяч, как это было в семье Клавдиев, или нескольких сотен воинов-патрициев, как в семье Фабиев, если бы право первородства не поддерживало ее единства на протяжении ряда поколений и не приумножало ее численность из века в век, препятствуя расчленению? Это древнее право первородства доказано его последствиями и, если можно так выразиться, его делами.
Глава 8
ВЛАСТЬ В СЕМЬЕ
Принцип и характер отцовской власти у древних
Свои законы семья получила не от города. Если бы город установил закон о собственности, то он, по всей видимости, не был бы таким, каким мы его видим. Право собственности и право наследования устанавливались бы на иных принципах; неотчуждаемость земли и неделимость семейного владения были не в интересах города. Закон, позволявший отцу продать и даже убить сына, – этот закон мы находим и в Греции, и в Риме, – не устанавливался городом. Скорее город сказал бы отцу: "Жизнь и свобода твоей жены и твоего сына не принадлежат тебе. Я защищу их даже от тебя. Не тебе судить и убивать их, даже если они совершили проступок. Я буду их единственным судьей". Но город по понятным причинам не мог этого говорить. Частное право существовало до появления города. Когда город начал издавать законы, частное право уже существовало в полной мере, укоренившееся в обычаях, получившее общее признание. Город принял его, поскольку не мог поступить иначе и только постепенно с течением времени осмелился вносить в него коррективы. Древний закон не был созданием какого-то законодателя; он был, наоборот, навязан законодателю. Он родился в семье, из древних обычаев. В его основе лежали религиозные верования, которые были всеобщими в первые века для этих народов и безгранично властвовали над их умами и волей.
Семья состояла из отца, матери, детей и рабов. Какой бы маленькой ни была эта группа, она нуждалась в порядке. Кому принадлежала верховная власть? Отцу? Нет. В каждом доме есть что-то, стоящее выше отца. Это домашняя религия, это бог, которого греки называли хозяином очага, а латины – домашним ларом – покровителем очага. Это домашнее божество, или вера, живущая в душе человека, было самой непререкаемой властью. Это то, что определило положение каждого члена семьи.
Отец занимает первое место у священного огня. Он зажигает и поддерживает его; он верховный жрец. Во всех религиозных священнодействиях отцу отводилась главная роль: он убивал жертву, его уста произносили слова молитвы, которая должна была побудить богов обеспечить защиту ему и его семье. Он увековечивал семью и культ; он один представлял весь ряд предков, и от него продолжался ряд потомков. На нем держится домашний культ, и он может сказать, подобно индусу: "Я – бог". Когда придет смерть, он станет божественным существом, которому будут молиться потомки.
Жене религия не отводила такого высокого положения. Она, правда, принимала участие в религиозных церемониях, но не являлась хозяйкой очага. Религия не досталась ей по рождению. Она обрела религию в браке. Молитвам, которые она произносит, женщина научилась у мужа. Она не представляет предков, поскольку не происходит от них. Когда ее опустят в могилу, она не станет предком и ей не будут воздаваться особые почести. После смерти, как и при жизни, она считается только частью своего мужа.
И греческие, и римские, и индусские законы, основанные на древних верованиях, – все они рассматривали жену как несовершеннолетнюю. У нее не могло быть собственного очага; она не могла быть главою культа. В Риме она получала звание матери семьи, но теряла его, как только умирал ее муж. Не имея священного огня, который бы принадлежал лично ей, она не обладала ничем, что бы давало ей власть в семье. Она никогда не повелевала; она даже никогда не была свободной и не была сама себе хозяйкой. Она всегда находилась у чужого очага, повторяя чужие молитвы; в религиозной жизни она нуждалась в главе религиозной общины, в гражданской жизни – в опекуне.
"Законы Ману" гласят: "Женщина в детстве зависит от отца, в молодости от мужа, после смерти мужа от сыновей, если нет сыновей, от ближайших родственников мужа, поскольку женщина никогда не должна распоряжаться собой по собственному усмотрению". Об этом же говорят греческие и римские законы. В девичестве она находится под властью отца; после смерти отца под властью братьев; в замужестве под опекой мужа. После смерти мужа она не возвращается в родную семью, поскольку отреклась от нее во время священного брачного обряда. Будучи вдовой, она попадает под опеку агнатов мужа, то есть ее собственных сыновей, если они у нее есть, или, при отсутствии сыновей, под опеку ближайших родственников. Власть мужа столь велика, что перед смертью он может назначить опекуна для жены и даже выбрать ей нового мужа.
У римлян было слово, донесенное до наших дней юристами, которое обозначало власть мужа над женой; это слово – manus. Сейчас не просто найти его первоначальный смысл. Толкователи объясняют его как слово, выражающее физическую силу; получалось, что женщина оказывалась под властью грубой мужской силы. Вполне возможно, что это ошибочное толкование. Власть мужа вовсе не вытекала из перевеса в физической силе. Она являлась следствием, как все частные законы, религиозных верований, которые ставили мужчину выше женщины. Доказательством служит тот факт, что женщина, вступившая в брак без соблюдения священных обрядов и, следовательно, не приобщенная к культу, не подчинялась власти мужа. Брак ставил женщину в подчиненное положение, но одновременно придавал ей достоинство. Так что не право сильного создало семью!
Теперь перейдем к ребенку. Здесь природа достаточно громко говорит сама за себя. Она требует, чтобы у ребенка был защитник, руководитель и наставник. Религия действует в соответствии с природой; она говорит, что отец должен быть главой культа, а сын должен просто помогать ему в отправлении священных обязанностей. Но природа требует подчинения только на протяжении определенного количества лет, в то время как религия требует большего. Природа дает сыну совершеннолетие, религия, согласно древним законам, этого не допускает; семейный очаг неделим, как неделима и собственность. Братья не расходятся после смерти отца и уж тем более не отделяются от отца при его жизни. Согласно строгому древнему закону сыновья были связаны с очагом отца и, следовательно, находились под его властью; при его жизни они оставались несовершеннолетними.
Можно предположить, что это правило сохранялось до тех пор, пока существовала домашняя религия. В Афинах очень рано исчезло полное подчинение сына отцу. Дольше оно существовало в Спарте, где наследство всегда было неделимым. В Риме древний закон соблюдался строжайшим образом; при жизни отца сын не мог иметь своего очага; даже женившись, имея собственных детей, сын оставался под властью отца.
Отцовская власть, как и власть мужа, строилась на принципах и условиях, диктуемых домашней религией. Сын, рожденный вне брака, был неподвластен отцу. У этого сына и отца не было общей религии, не было ничего, что давало бы одному власть, а другого заставляло подчиняться. Само по себе отцовство не давало отцу никаких прав.