С 1929 года ОГПУ раскручивало "Академическое дело", по итогам которого во внесудебном порядке к различным срокам заключения и ссылки были приговорены 29 человек, элита русских историков, в том числе директор Института русской литературы академик С. Ф. Платонов (умер в ссылке в 1933 году), профессор Московского университета академик Е. В. Тарле, директор Музея палеографии академик Н. П. Лихачёв, директор Древлехранилища академик М. К. Любавский (умер в ссылке в 1936 году), литературовед, хранитель Пушкинского дома Н. В. Измайлов, востоковед, этнограф и лингвист А. М. Мерварт (умер в заключении в 1932 году), С. В. Рождественский (умер в ссылке в 1934 году), Ю. В. Готье, С. В. Бахрушин, Д. Н. Егоров (умер в ссылке в 1931 году), византинист В. Н. Бенешевич (расстрелян в 1938 году) и другие, 128 штатных сотрудников Академии наук были уволены с работы.
А разве могла обойтись без участия интеллигентов такая грандиозная провокация власти, как процесс "Промышленной партии" и связанные с ним "отраслевые дела". По одному из таких дел – "О вредительско-шпионской организации в центральном управлении шоссейно-грунтовых путей сообщений" – был арестован и расстрелян в мае 1930 года профессор П. А. Велихов. В очередной раз взяли и влепили срок крупнейшему специалисту в области двигателестроения профессору Н. Р. Бриллингу. По делу мифической "Трудовой крестьянской партии" были осуждены и отправились в места заключения видный экономист, директор Конъюнктурного института Н. Д. Кондратьев (его уже приговаривали к расстрелу в 1920-м, а в 1938 году приговорят окончательно и расстреляют в Суздальском изоляторе), член комиссии наркомата финансов, профессор Л. H. Юровский (вновь осуждён и расстрелян в Суздальском изоляторе в 1937 году), профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, экономист-географ А. А. Рыбников (отпущен, вновь арестован и расстрелян в 1937 году) и профессор той же академии, первый в России агрофизик А. Г. Дояренко, член президиума Госплана СССР, статистик В. Г. Громан (умер в тюрьме в 1932 году), социолог и социальный антрополог А. В. Чаянов (вновь осуждён и расстрелян в 1937 году), экономист-аграрник Н. П. Огановский (вновь осуждён и расстрелян в 1938 году), политический экономист Я. М. Букшпан (выпущен досрочно, вновь арестован и расстрелян в 1939 году).
В 1936 – 1937 годах подручные Н. И. Ежова взялись за астрономов, физиков и геофизиков. По так называемому "Пулковскому делу" прошло более ста человек. В расстрельные листы попали директор Пулковской обсерватории Б. П. Герасимов, учёный секретарь обсерватории М. М. Мусселиус, заведующий кафедрой физики твёрдого тела Харьковского университета Л. В. Шубников, харьковские физики А. Н. Розенкевич и B. C. Горский. Получил десять лет директор Астрономического института Б. В. Нумеров (и был расстрелян в тюрьме), приговорён к пяти годам создатель службы Солнца профессор Е. Я. Перепёлкин (тоже расстрелян в местах заключения) и к восьми годам директор Украинского физико-технического института И. В. Обреимов, по "десятке" влепили докторам физико-математических наук, профессорам Ленинградского университета В. К. Фредериксу (умер в тюрьме), В. Р. Бурсиану (умер в тюрьме), Ю. А. Круткову, П. И. Лукирскому и т.д., и т.д., и т.д.
А скольких, никому не известных, только мечтавших об открытиях, уничтожили без всякого "дела", по спискам, за чуждое социальное происхождение, руководствуясь "здоровым чувством классовой неприязни", по национальному признаку.
Ко второй категории интеллигенции относились инженеры, техники, служащие, организаторы производства, железнодорожники, телеграфисты, военные – "специалисты", согласно ленинской квалификации. В идеале их тоже следовало бы сразу пустить в расход, их и пускали в расход при любой возможности. Однако Ленин понимал, что в XX веке "без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта переход к социализму невозможен". Вначале большевикам пришлось привлекать специалистов на свою сторону "по-буржуазному", проще говоря, обещать им хорошее жалованье. Но, во-первых, "платить дань буржуазии", даже в виде зарплаты (всего лишь до тех пор, пока пролетариат не обучится высшей технике труда), противоречило коммунистическим принципам, во-вторых, Ильич считал, что высокие оклады людей развращают – работать все должны за хлебную пайку и пайка инженера не должна быть больше пайки среднего рабочего. Этот период продолжался недолго. Как только новая власть чуть-чуть окрепла, "специалистов" посадили на хлебную карточку. Тех, кто не желал послужить делу пролетариата, или тех, чьи услуги не требовались, оставляли без корма или убивали как "саботажников" и классовых врагов. "Мы голодом заставили интеллигенцию работать", – гордился Л. Д. Троцкий.
"Военспецы" в Красной Армии, дипломаты, работавшие за границей, ставились в известность о том, что "его измена и предательство повлечёт арест семьи его и что, следовательно, он берёт на себя, таким образом, ответственность за судьбу своей семьи". Кроме того, за лояльностью бывших царских офицеров следили и несли ответственность комиссары: "Комиссар – есть дуло пистолета, приставленное к виску командира!" В 1918 году, по свидетельству Троцкого, "76% всего командного и административного аппарата представляли бывшие офицеры царской армии и лишь 12,9% состояли из молодых красных командиров, которые, естественно, занимали низшие должности".
В конце концов, используя беспощадный террор и обещания всеобщего равенства, мобилизацию всех ресурсов в сочетании с беспримерной лютостью, железную организацию с опорой на самые низменные инстинкты, лозунги самоопределения наций и разлад в стане врагов, позволявший бить их по очереди, большевики победили в Гражданской войне. "Мавров", сделавших своё дело, убирали с исторической сцены.
В 1921 – 1922 годах, в период сокращения РККА, "старорежимных" генералов и полковников тихо выпроваживали на преподавательскую работу. В 1924 году их вычищали из учебных заведений и увольняли из армии, в 1930 – 1931 годах оставшихся в живых арестовывали по обвинению в монархическом заговоре, в их числе такие крупнейшие военные специалисты и учёные, как А. Н. Снесарёв, А. А. Свечин, А. Х. Базаревский, Н. Е. Какурин. Многих расстреляли. В 1937 – 1938 годах добивали тех, кто не успел умереть своей смертью, – А. А. Свечина, П. П. Сытина.
Также целенаправленно Советская власть изводило немногочисленное племя "буржуазных инженеров". На них удобно было списывать аварии и неполадки на производстве, возникавшие в результате безграмотной эксплуатации оборудования, взрывы на шахтах, провалы в экономике – "вредительство", "экономическая контрреволюция".
В начале 1928 года ОГПУ сфабриковало "Шахтинское дело", в рамках которого в Донбассе было арестовано 53 человека – горные инженеры, техники, механики, якобы злодействовавшие в угольной промышленности под непосредственным руководством Парижского центра и являвшиеся агентами французского, польского и английского капитала. В ходе открытого процесса 11 человек были осуждены на смерть, 37 – приговорены к различным срокам лишения свободы. По делам, связанным с "Промпартией", в 1929 – 1930 годах было арестовано более 2000 человек, в основном научно-технической интеллигенции.
В воспоминаниях И. Я. Мандельштама читаем: "Людей снимали пластами, по категориям: церковники, мистики, учёные, идеалисты… люди, обладавшие правовыми, государственными или экономическими идеями". Культурный слой в огромной аграрной стране был тонок, Россия быстро дичала и скатывалась в Средневековье. Ей выжгли мозг и ампутировали совесть, её диагноз в XX веке – гангрена.
Как в любой тирании, ставка была сделана на посредственность, некомпетентность, безынициативность, исполнительность.
На смену управленцам пришли выдвиженцы с "низшим образованием", на смену "буржуазным профессорам" – "красная профессура", считавшие главной наукой марксизм-ленинизм, на смену профессиональным военным – "красные маршалы" и "красные командиры", не умевшие читать карту, но досконально изучившие устройство лошади. "Спецов" должна была заменить новая советская интеллигенция со свидетельством о политической благонадёжности в кармане, любовью к партии Ленина-Сталина в сердце и фанатичным огнём в глазах.
Ещё в апреле 1918 года начала реализовываться программа пролетаризации университетов. Для начала в августе того же года отдельным декретом была отменена необходимость среднего образования. Отныне любой желающий, достигший 16-летнего возраста, мог просто прийти в высшее учебное заведение. Отменялись все виды вступительных экзаменов, необязательно было даже уметь читать и писать. Новое студенчество формировалось по классовому принципу: для "трудящихся" были широко распахнуты двери любых вузов, лица "непролетарского происхождения" принимались с ограничениями.
Соответственно, учебные программы приходилось адаптировать к уровню катастрофически неграмотного контингента. При этом "сознательные массы" нередко сами решали, чему им надо учиться, а что им "до фени". Если не укладываются в головах "гегемона" ряды Фурье, векторная алгебра или теория вероятностей, – значит, либо науки эти являются "буржуазными", либо старорежимный профессор учит студентов "буржуазными методами". Проблема решалась восхитительно просто: из программы выбрасывали непонятный раздел или из вуза выбрасывали профессора. Так, в Московском высшем техническом училище изъяли из программы курс по сопротивлению материалов; в ряде университетов полностью упразднили физико-математические факультеты. Как "устаревшие и бесполезные для диктатуры пролетариата" были ликвидированы юридические, исторические и историко-философские факультеты. Одновременно вводились такие обязательные дисциплины, как исторический материализм, пролетарская революция, развитие общественных форм.
Из истории МГУ: "Последующее десятилетие было, вероятно, самым трагичным в истории Московского университета. Введённый в качестве основного "бригадно-лабораторный метод" обучения с одновременной полной отменой лекций привёл к катастрофическому снижению уровня подготовки специалистов. Студенческие бригады из 3-5 человек самостоятельно "прорабатывали" изучаемый материал, экзамены же заменялись коллективными отчётами, были отменены и дипломные работы. Фундаментальная наука объявлялась ненужной, университет должен был давать минимум теоретических знаний, готовя специалистов-практиков чрезвычайно узкого профиля".
Сами руководители советской системы образования признавали, что "вузы готовят "дефективных" инженеров и врачей, и их дефективность не заметна потому, что эти инженеры ничего не строят, а врачи работают в условиях эпидемий, косящих людей". Ничего не строящие инженеры, никого не лежащие врачи, не умеющие воевать военные – всё это стало ещё одной советской традицией. Впрочем, идеологи партии понимали, что делают. Просвещение таило в себе угрозу диктатуре, и уже новое племя, в детских садах скандировавшее "Ленин – наша мама!", а в пионерских отрядах – "Всегда готов!", получив высшее образование, приобретало вредную привычку думать, осмысливать и оценивать окружающую действительность. А осмысление действительности всегда порождает сомнения.
И вот уже "мажут лоб зелёнкой" гению теоретической физики, профессору Ленинградского университета Матвею Бронштейну, "известному классическими работами в области релятивистской квантовой теории, астрофизики, космологии и теории гравитации", – всё это в 30 лет. А его ровеснику, Льву Ландау, будущему нобелевскому лауреату, следователи ломают рёбра. А в другом месте другой следователь бьёт графином по голове мечтающего о космосе Сергея Королёва.
Стоит ли удивляться тому, что науки в довоенном СССР не было. Нет, были какие-то академики, сонмы докторов и аспирантов, изображавших кипучую деятельность, бравших обязательства, рапортовавших о перевыполнении, "социалистически" соревновавшихся, писавших диссертации на тему: "Влияние бега по кругу на выращивание свиней швабской породы". Параллельно боровшихся с "буржуазными науками" – теми, которых сами не понимали или которые, по мнению Великого Друга учёных, противоречили догмам марксизма. Например, "буржуазными" были теория относительности, генетика, кибернетика, астрофизика. Средоточием "мракобесия и поповщины" была космология, которая пришла к выводу о сингулярности Вселенной, то есть что у окружающего мира было начало и будет конец. А диалектический материализм считал Вселенную бесконечной и вечной. Так написано у Фридриха Энгельса, а ему сам Карл Маркс сказал. Тех, кто с этим не согласен – к стенке, как М. П. Берштейна, и доморощенных генетиков – к стенке: "Расовый бред извлекается из пробирок с дрозофилами". В противовес "тлетворному" Западу изобретались науки "пролетарские", к примеру агробиология. Или вот астроном Г. А. Тихов с помощью цветных светофильтров, которые он устанавливал на телескоп, "открыл" растительность на Марсе и основал науку астроботанику; целых пятьдесят лет, тщательно зарисовывая цветные пятна на диске планеты, наблюдал он марсианские "сине-зелёные растения наряду с растениями, буреющими уже в середине лета".
В науке главное – не забывать: "Партийность в философии является основным определяющим моментом… Философия диалектического материализма есть орудие изменения этого объективного мира, она учит активно воздействовать на эту природу и изменять её, но последовательно и активно воздействовать и изменять природу в силах только пролетариат – так говорит учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина, непревзойдённых умов-гигантов".
Главными обвинениями "в деле физиков-теоретиков" были пренебрежение "идеями чучхе" и стремление заниматься "чистой наукой". Из показаний Л. Д. Ландау: "Являясь научным работником, физиком-теоретиком, враждебно отнёсся к пропагандируемому в то время партией внедрению в науку диалектического материализма, который я рассматривал как вредное для науки схоластическое учение. Это мнение разделялось научной средой, в которой я в это время вращался… В наших разговорах мы всячески высмеивали диалектический материализм" (кстати, по этому делу проходили два бежавших из Германии немца-антифашиста, так их чекисты передали своим коллегам из гестапо).
Пока сталинские учёные конспектировали "Краткий курс истории ВКП(б)" и, подобно героям комедии Кондрата Крапивы, выясняли, где "мамонтовая свинья", а где "свинячий мамонт", в мире появились реактивный двигатель и газовая турбина, ускоритель частиц и ядерный реактор, пенициллин и электронно-вычислительная машина, крылатые и баллистические ракеты, радары, сонары, инфракрасные приборы. Уже в 1930-х годах работало Берлинское телевидение, в квартирах европейцев (и кабинетах советской партийной номенклатуры) стояли бытовые холодильники, в кинотеатрах крутили цветное кино.
В СССР эти направления либо не заметили, либо убили в зародыше, превратили в труп, который надо "убрать с великого пути развития подлинной, свободной, творческой науки".
В 1937 году П. Л. Капица констатировал: "Развитие нашей промышленности поражает отсутствием творчества… В отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада. Все обычные заверения, которые делаются публично, что у нас в Союзе науке лучше, где бы то ни было, – неправда". Ему вторил за рубежом один из пассажиров "философского парохода" М. А. Осоргин: "Больше всего поражает научная отсталость; за немногими (прекрасными, изумительными) исключениями, русские учёные – типичные гимназисты. Я просматриваю академические издания, отчёты о лекциях, восторги "достижений" и поражаюсь их малости и наивности".
Ещё через 15 лет П. Л. Капица написал письмо И. В. Сталину – всё о том же:
"Если взять два последних десятилетия, то оказывается, что принципиально новые направления в мировой технике, которые основываются на новых открытиях в физике, все развивались за рубежом, и мы их перенимали уже после того, как они получили неоспоримое признание. Перечислю главные из них: коротковолновая техника (включая радар), телевидение, все виды реактивных двигателей в авиации, газовая турбина, атомная энергия, разделение изотопов, ускорители…
Конечно, не сам перечень страшен, а страшно то, что за эти десятилетия у нас не было нужных условий, чтобы могли развиваться новые идеи в науке и технике, и это у нас замалчивается…
Вы исключительно верно указали на два основных всё растущих недостатка нашей организации научной работы – это отсутствие научной дискуссии и аракчеевщина… Конечно, аракчеевская система организации науки начинает применяться там, где большая научная жизнь уже заглохла, а такая система окончательно губит её остатки".
Письмо осталось без ответа.
Советским школьникам и студентам в это время, под знаменем "борьбы за освобождение от низкопоклонства и раболепия перед Западом и утверждения советского патриотизма", внушали сказки о том, что "Россия – родина слонов". К примеру, первый в мире самолёт построил русский офицер А. Ф. Можайский ещё в 1883 году. Ничего, что он представлял собой паровоз с крыльями и не мог взлететь в принципе, зато приоритет наш. Террорист-народоволец Н. И. Кибальчич, на воле конструировавший исключительно взрывные устройства для убийства царя и его "сатрапов", оказавшись в камере смертника, "изобрёл" заправляемый пороховыми "свечками" реактивный прибор для космических полётов. Ну, и всё в том же духе. Маркони украл славу изобретателя радио у русского учёного А. С. Попова, Джеймс Уатт – паровую машину у Ивана Ползунова.
Если без холодильников и телевизоров СССР вполне мог обойтись, то без оружия – никак. Ещё до прихода к власти большевики объявили войну всему миру "разнузданного капитализма". В 1915 – 1916 годах В. И. Ленин теоретически обосновал и изложил свою военную программу: для начала захватить власть в одной из стран, затем, всемерно вооружившись, выступить против других государств. Ибо "невозможно свободное объединение наций в социализме без… упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами". Сталин был "лучшим учеником" и всё прекрасно понимал:
"Одно из двух: либо мы рассматриваем нашу страну как базу пролетарской революции… либо мы базой революции не считаем нашу страну, данных для построения не имеем, построить социалистическое общество не можем, – и тогда, в случае оттяжки победы социализма в других странах, должны мириться с тем, что капиталистические элементы народного хозяйства возьмут вверх. Советская власть разложится, партия переродится. Вот почему потеря международной революционной перспективы ведёт к опасности национализма и перерождения".
Все на защиту социалистического Отечества!
В 1929 году Советский Союз начал развёртывать невиданную по масштабам программу военного строительства. Собственно, ради этого "превращения страны в базу дальнейшего развёртывания мировой революции" затевались индустриализация, коллективизация и полная унификация общественной жизни. Предусматривалось перевооружение в массовом масштабе армии и флота новейшими образцами военной техники; создание новых технических родов войск; модернизация старых систем; моторизация и организационная перестройка старых родов войск; подготовка технических кадров и овладение новой техникой личным составом. Задача архисложная, но, как любил повторять товарищ Г. Л. Пятаков: "Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законам, ограничениями, препонами, – область возможного расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, падает до нуля".