– Ты хорошо справилась с заданием, – заметил Дмитрий. Он имел в виду, что сауна, выстроенная под ее архитектурным надзором, прекрасно функционирует.
– Ты тоже поработал на славу, – улыбнулась Ника, оценивая совсем другие заслуги.
– Надеюсь, эта встреча будет иметь продолжение? – взял быка за рога Дмитрий и поднял пластиковый стаканчик с коньяком. – За любовь!
– Разве ты знаешь, что это такое? – покачала головой Ника и тоже поднесла свой стаканчик к губам. – Ты, поди, и не любил никогда!
Дмитрий оправдываться не стал, снова взялся за бутылку, но тут же поставил ее на место.
– Мне, пожалуй, хватит. Я же за рулем! Оставим коньяк здесь. Приедем на следующий этап приемки, пригодится.
– Следующий этап – это завершение строительства? Наверняка ты будешь отмечать его с женой.
– Не будем загадывать. Нам пора возвращаться, почти ночь на дворе. Татьяна, наверно, уже во все колокола бьет.
* * *
Татьяна находилась в приподнятом настроении: Дмитрий уехал проверять областные объекты, а матери она сказала, что ушла на встречу с бывшими одноклассницами. Ничто не мешало ей подольше задержаться у Степана.
– Ты, погляжу, послушная дочка! – усмехнулся Степан и поцеловал подругу в щечку.
Он тоже предвкушал веселенький вечер – завтра на работу не идти и Татьяна под боком. Визиты любовницы он теперь воспринимал как должное и уже не стремился кем-то притворяться: какой есть – такого и кушайте. Одет был неряшливо, в засаленных штанах и грязной, пахнущей потом майке. Вещи в комнате разбросаны, разве что об ужине хозяин побеспокоился.
А Татьяна, отрабатывая легенду о походе в кафе с одноклассницами, принарядилась. Голубое шелковистое платье, нитка гранатовых бус, туфли на каблучке – казалось, что эта интеллигентная дама случайно оказалась в таком неприглядном месте. Но Татьяна, как и Степан, уже не замечала окружающей обстановки. Оба просто тянулись друг к другу. Гостья поправила очки и, стрельнув на Степана водянистыми глазками из-за овальных линз, спросила:
– Чем сегодня займемся, Степа?
– Хочешь, порнушку посмотрим? Я новый диск взял напрокат!
– Опять? Тогда налей мне в рюмку чего-нибудь покрепче, а то я не могу такое бесстыдство на трезвую голову смотреть!
– Об этом не беспокойся! Я и картошечку уже сварил, чтобы время не тратить, и селедочку разделал.
Степан, потирая руки, с любовью взял бутылку, откупорил ее и налил водки себе и Татьяне.
– Ну, дрогнули!
Они выпили, слегка закусили. Степан включил видик.
Некоторое время, сидя бок о бок на диване, молча жевали, поглядывая на экран. Обнаженные киногерои услаждали друг друга, но Степан и Татьяна раздеваться не торопились. Приятный туман, вызванный алкоголем, кружил голову и побуждал их к душевному общению. Степан, по трезвости не слишком разговорчивый, сейчас вовсю философствовал:
– Вот скажи мне, Танюха! Чем я перешиб Димыча? Муженек у тебя – деловой, большой начальник. Крутая тачка, деньги и все прочее. Домину за городом строит. А я гол как сокол, но ты ко мне прибегаешь!
– Люблю я тебя, Степа!
– Любишь? Тогда переезжай ко мне жить! Слабо?
Однако Татьяна, нарушив супружескую верность, надеялась совместить несовместимое. В объятия Степана ее тянуло, как наркоманку к зелью, но уходить от мужа она не собиралась. Поселиться в этой комнатенке, в перенаселенной коммуналке? Она пока еще не спятила!
– Вот Алиса выучится, – покачала головой Татьяна. – Тогда может быть…
– Еще налить? – Степан снова взялся за бутылку.
– Нет-нет! Мне хватит.
– Тогда положи себе еще картошечки.
Обнаженный мачо на экране телевизора вновь пришпоривал партнершу, оседлав ее.
– Фу, какая гадость! – сказала Татьяна, уже начиная испытывать нарастание желания. Она положила руку Степана себе на колени, предоставляя ей свободу действий.
Но Степан не торопился с любовными ласками. Он вылил остатки водки в чайный бокал и залпом отправил жидкость себе в рот.
– Ну чё? Переедешь жить ко мне? – с пьяной настойчивостью пошел он на второй круг. – Не захочешь по-доброму, уволоку силой!
Татьяна слегка отодвинулась от хмельного друга, натянула платье на колени. Он встал с дивана, сильно качнулся, но тут же взял направление и пошел к двери. Татьяна раздумывала, как образумить Степана, как заставить его отступиться от немыслимой надежды. Вдруг из коридора послышалась брань.
– Неряха, алкаш, дебил! – кричала разъяренная соседка. – А ну, вернись, вытри за собой лужу немедленно. Или бабу свою заставь!
– Да ладно тебе, Люська, не кипятись. Делов-то – шваброй махнуть!
Вскоре в коридор выглянули другие соседи и блюстительницу порядка поддержали – голоса умножились. Все соседи говорили разом, припомнив и прочие грехи Степана.
Татьяна заткнула руками уши: ну и влипла в историю! Перед ней на экране видика мелькали кадры сомнительных наслаждений, но она уже не обращала внимания на кино. Зато вдруг заметила, в какой омерзительной обстановке находится.
Когда Степан кое-как разрешил коммунальный конфликт и вернулся в комнату, Татьяна сослалась на головную боль и покинула нехорошую квартиру.
Ирина Васильевна, мать Татьяны, встретила дочь на пороге градом упреков:
– Лгунья! Я звонила твоим школьным подружкам, и Машке, и Наташке – никакой встречи они не назначали! Где ты была? Только не ври матери!
– Я с другими девочками в кафе ходила. Ты их не знаешь. Разреши мне пройти, мама, я устала.
Но мать, перегородив своим телом прихожую, не пропускала дочь.
– Пора прекратить эту историю, милая. Ну что ты в этом необразованном работяге нашла?
– Ты о ком, мама?
– Не придуривайся, Татьяна. Ты думаешь, что мать у тебя слепая? Да мне еще на даче соседки доложили, что ты к Степану чуть ли не ежедневно бегала. Я молчала, думала, образумишься. Приедешь в город, прекратишь блуд.
– Между нами ничего нет, – лениво врала Татьяна.
– Если бы! Да я давно выследила тебя, мерзавка! И сегодня до его парадной проводила. На машине ты могла бы и ускользнуть от матери, а на метро – не скроешься! Мне, когда я еще в милиции работала, приходилось отслеживать отдельных субчиков. Фору любому оперативнику могла дать!
– А если и так! Да, я была сегодня у Степана! Я люблю его! – выкрикнула Татьяна, понимая, что терять ей больше нечего, что от матери ничего не утаишь. – Дмитрия-то вечерами совсем дома не бывает. Поди, у него самого любовниц – ворох. Он давно плюет на меня. А мне мужик нужен, ласковый и добрый!
Ирина Васильевна привыкла к покорности дочери и растерялась от ее бунта. На миг замолчала, но потом изменила подход:
– Ну ладно, ладно. Успокойся, Танька. Что-нибудь придумаем. Главное, чтобы Дмитрий не узнал! Ведь он не простит, оставит нас. На что мы жить будем?
– Как-никак и я заработок имею, и ты пенсию получаешь.
– Ха! Не смеши, дорогая. Лучше иди умойся. Много выпила-то? Разит от тебя, как из бочки!
– Не преувеличивай, мамуля, пару рюмочек и пропустила всего. Ты же знаешь, что я почти не пью.
– Ох ты, горе-то какое! Ой, Дима догадается…
– Кстати, он дома?
– Стала бы я шум поднимать при нем!
Проводив дочь до спальни, Ирина Васильевна остановилась на пороге и непререкаемым тоном заявила:
– Договоримся так, Татьяна. Когда намылишься в следующий раз к своему хахалю, мать в известность поставь. Я тебя прикрою в случае чего.
– Закрой дверь, мама.
2. В болезни и в здравии
Корпорация "Этажстрой" готовилась победоносно застолбить свои права на строительство олимпийских объектов в Сочи. Руководители были уверены, что выиграют федеральный тендер. В феврале Герман Леонидович и Дмитрий Беломорцев уехали в Москву полные надежд. Увы, их ожидания не оправдались.
И проиграли они не потому, что их проект был плох. Напротив, он был настолько хорош, что идеей воспользовались конкуренты. Удивляло одно: как представители другой фирмы сумели добыть эксклюзивные материалы, разработанные архитекторами корпорации "Этажстрой". По возвращении домой генеральный директор провел тщательное расследование в поисках виновника утечки информации.
Цепочка фактов вывела расследование на журналистку Диану, прибившуюся полгода назад к питерской группе в Сочи. Далее выяснилось, что она была заурядной промышленной шпионкой. Чтобы добыть для конкурирующей фирмы секретную документацию, она вошла в доверие к Дмитрию, завела с ним чуть ли не любовную интрижку, проникла в его гостиничный номер. Остальное было делом техники. Пока Дмитрий находился в ванной, она скопировала из его ноутбука важные файлы. Дмитрий был так беспечен, что даже не защитил информацию паролем, поскольку не предполагал, что его ноутбуком могут воспользоваться посторонние люди. Теперь за его легкомыслие и небрежность фирма расплачивалась потерей многомиллионного финансирования, надежды на госзаказ не оправдались.
Совет директоров компании вынес суровый вердикт: Дмитрия Владимировича Беломорцева снять с должности замдиректора. Однако, учитывая практический опыт проштрафившегося, его не уволили, а предложили место рядового специалиста.
Поначалу Дмитрий вспылил, отказался от унизительной должности, начал искать себе работу прежнего уровня в других организациях. Но волна слухов опередила – безответственный топ-менеджер нигде не требовался. Стиснув зубы, Дмитрий согласился работать мастером по установке стеклопакетов. Судьба отбросила его на стартовую позицию.
В фирме объявили, что в ближайшую пятницу состоятся выборы нового заместителя, причем на альтернативной основе. Были названы и кандидатуры: Ника Николаевна Хлебникова и некто Давыдов, варяг со стороны. Компания гудела как улей. Ведь каждый знал, что с замом приходится иметь дело чаще, чем с Гендиректором. Кто-то приветствовал возможное назначение Ники, кто-то ратовал за начальника-мужчину. Татьяна Беломорцева возглавляла "мужскую" партию. Вот когда вся ее ненависть к Нике нашла адекватное воплощение. Она плела интриги, как злодейка из телесериала. Бегала из комнаты в комнату, нашептывая людям, что в снятии с должности Дмитрия виновата Хлебникова, а не московская журналистка. Многие сочувствовали Дмитрию и обещали голосовать за стороннего кандидата.
Наступил день выборов. Двести человек – весь коллектив "Этажстроя" – собрались в конференц-зале. Все шло согласно протоколу. Выступила Ника со своей программой, затем вышел на сцену Давыдов, низкорослый, с помятым, несвежим лицом. Его представили как опытного практика, знакомого с изнанкой строительного бизнеса. Чужак держался столь заносчиво, что иные сотрудники, поначалу собиравшиеся голосовать за него, задумались.
Обсуждение было коротким. Желающих высказать свои опасения вслух не нашлось: ведь один из двух кандидатов обязательно вскоре станет начальником. Свои надежды они связывали с тайным голосованием, объявленным руководством. Секретарша раздала бюллетени, и сотрудники, прикрываясь от соседей ладошками, вычеркивали неугодную фамилию.
Перерыв был коротким, всем не терпелось поскорее узнать результат. Однако произошло непредвиденное: на сцену вышел Герман Леонидович и объявил, что эти выборы ничего не решают. Что это скорее социологический опрос, праймериз, проведенные для выявления настроений в коллективе.
– Ветераны помнят, – продолжил он, – что в начале девяностых директоров предприятий выбирал коллектив. Но жизнь показала, насколько порочна эта практика: интриги, наушничество, личный интерес не способствовали объективности.
– Неправда! Тогда выбирали честно! – выкрикнул кто-то из зала и тотчас спрятался за спины впереди сидящих.
Герман Леонидович сделал продолжительную паузу. Наконец с пафосом произнес:
– Итак, разрешите представить вам нового замдиректора по перспективному развитию – Нику Николаевну Хлебникову!
Народ дружно захлопал в ладоши, кто – искренне радуясь, кто – изображая лояльность.
– Собрание объявляю закрытым, – объявил директор и, повернувшись к Нике, добавил: – Поздравляю, Ника Николаевна, и прошу вас через полчаса быть у меня в кабинете, обсудим план работы.
Когда Ника перешагнула кабинет Генерального, она еще продолжала переживать свалившиеся на нее перипетии: щеки ее были пунцовыми, глаза лихорадочно блестели.
– Кофе? Коньяку? – предложил хозяин кабинета.
– Граммулечку.
Генеральный разлил коньяк по стопкам.
– Я рад, Ника, что ты пополнила наш управленческий корпус. Женщина создает дополнительный стимул для нашего брата.
Они чокнулись и сделали по нескольку глотков.
– Я боялась, что меня прокатят на выборах, – призналась Ника. Легкое тепло уже разлилось в ее груди. – Ведь моим соперником был мужчина, практик.
– Во-первых, никакого "практика" не было. Психологи посоветовали нам нанять актера, чтобы понять расстановку сил в коллективе. А во-вторых, объясни мне, пожалуйста, чем ты так насолила госпоже Беломорцевой? Она пыталась настроить против тебя весь народ. Впрочем, я догадываюсь: дело в Дмитрии?
– Нет. То есть не совсем…
– Я не стану повторять то, о чем сплетничают наши дамы, что наша доблестная секретарша мне доносит, но хочу сказать одно: отныне все охи и вздохи ты должна оставлять за проходной. На работе надо только работать – обязанностей у тебя теперь будет втрое больше.
Нике не пришлось предупреждать Дмитрия, он сам резко отошел от нее. Он не хотел испытывать на себе ее жалостливые взгляды. Подумать только! Он оказался под началом женщины! Еще вчера – Ника, Никуля, а сегодня – Ника Николаевна! Так называли ее теперь сотрудники, и так, со злой иронией, обращался он. Дмитрий также отказался от Никиной помощи в постройке дома, да и кошелек его теперь слишком отощал, чтобы продолжать строительство.
Не общалась с новой шефиней и Татьяна. По работе они не пересекались, а другие разговоры между ними не велись. Но ненависть ее требовала выхода, и Татьяна в эти траурные для нее дни вновь сблизилась с Ларисой. Как-то подруга пришла к Татьяне домой, подгадав, когда Дмитрия не было дома. Они пили чай за журнальным столиком в спальне, чтобы избавиться от назойливого присутствия Ирины Васильевны. Ни в кухне, ни в гостиной они не смогли бы уединиться.
Лариса, загоревшая в салоне красоты, выглядела, однако, расстроенной: губы ее изогнулись скорбной линией. Она встала, выглянула в коридор посмотреть, не стоит ли под дверью любопытная матушка подруги, снова уселась в кресло. Затем, приглушив голос, сказала:
– Танюша, мне нужны деньги на поездку в Лондон. Я должна быть рядом с Тимом. Он пропадет один.
– Но он теперь справляется с бытом, да Алиса поможет в случае чего.
– Вот ее помощи я и боюсь. Она ведь сразу положила глаз на Тима, еще до аварии.
– Глупости! Они, считай, ровесники, потому быстро нашли общий язык. Дочь мне сказала бы, если бы влюбилась в парня.
– Ха-ха!
– Что тут смешного? Алиса всегда была со мной откровенна, – обиженно нахмурилась Татьяна, но сразу вспомнила, что лишь случайно узнала, что дочка курит.
– Когда я смогу получить деньги, Таня? – вновь стала серьезной Лариса и назвала сумму. Теперь она казалась не столько опечаленной, сколько обозленной.
Прищурив глаза, Лариса смотрела на подругу как на врага.
– Ну откуда у меня деньги? Ты ведь знаешь, что Дмитрия сняли с должности.
– Ни за что не поверю, что у вас не припасено кое-что на черный день. Если ты не захочешь мне помочь, я, так и знай, сообщу ему, что ты встречаешься со Степаном!
– Ничего подобного! – Татьяна резко выпрямилась. – Единственный криминал, в котором ты можешь меня упрекнуть, – тот летний пикничок на четверых. И то, если помнишь, я вернулась ночевать к маме.
– Не прикидывайся святой! Степан мне сам недавно хвастался, что ты бегаешь к нему чуть ли не каждый день.
– Лариса! Я бы рада помочь, но у меня нет денег.
– Если их не будет и через неделю, – Лариса встала из кресла, – я оставляю за собой право на любые действия.
– Это шантаж?
– Это справедливое возмездие! – взвизгнула Лариса. – У тебя есть все: богатый муж, драгоценности, безропотный любовник. Я тоже женщина и тоже хочу счастья!
Лариса быстро вышла из комнаты. Пока она одевалась в прихожей, туда заглянула Ирина Васильевна:
– Вы что расшумелись, девочки? Моя дочка тебя обидела, Лариса? – вкрадчиво поинтересовалась милиционерша в отставке.
– Спросите у нее сами! До свидания, Ирина Васильевна.
Закрыв за гостьей дверь, мать побежала в комнату дочери.
– Танюшка! Что эта авантюристка от тебя требовала? Я услышала случайно ее последние слова.
– Денег, мама. Она тоже знает о моей связи со Степаном.
– И много?
– У нас столько нету. Дмитрий, ты знаешь, потерял свой пост в корпорации. Теперь он получает не больше меня.
– Мы что-нибудь придумаем, – успокоила Ирина Васильевна дочь, неловко обнимая ее за плечи. Она чуть ли не впервые в жизни приласкала Татьяну.