И уже закрыв за собой дверь, услышал знакомый звук: соседа выворачивало наизнанку. "Что ж, - с удовлетворением подумал Джексон, - неплохо, хотя этот тип заслужил наказание покруче".
Вниз он спускался куда медленнее, чем поднимался. Мускулы ныли, все еще налитые тяжестью. Джексон вошел в свою комнату, и вдруг из окна хлынул свет автомобильных фар, на миг ослепив его. Джексон машинально запер дверь и повернул выключатель. Несколько минут он постоял у порога, не в силах забыть отвратительную сцену. Как ужасно было сознавать, что жестокость к детям, словно болезнь, передается из поколения в поколение… "Ничего такого, чего мой старикан не делал со мной".
Эти слова жгли душу. Неужели каждый истязаемый ребенок превращается потом в родителя-садиста? Из груди Джексона вырвался стон. Если это так, тогда чего же, черт подери, можно ожидать от него самого?
Джексона трясло от омерзения, и ему вдруг страстно захотелось смыть всю эту грязь - если не с души, то хотя бы с тела. Он направился в темную ванную. Оказавшись в полумраке, Джексон вдруг замер: в зеркале над умывальником появилась темная мужская фигура. Сердце на миг замерло, а потом бешено заколотилось.
- Стэнтон!
Джексон не сразу сообразил, что это вовсе не призрак, а его собственное отражение. В страхе включив свет, он наклонился над раковиной и в упор посмотрел на человека в зеркале. Конечно, Джексон и раньше знал, что очень похож на отца, но сейчас, когда его лицо было искажено яростью и злобой, сходство стало поразительным! Он был точной копией Стэнтона Рула, его двойником.
- О Боже! - простонал он и рванулся к унитазу: его тошнило, как и пьяницу с верхнего этажа. Джексон тоже был напуган, только куда сильнее.
Джексон не стал выключать свет в комнате и долго лежал на кровати, уставившись в потолок. Он боялся закрыть глаза, чтобы не увидеть снова лицо Стэнтона - а точнее, самого себя - свою истинную сущность. В эти минуты он понял, что не имеет права заводить семью.
Лучше умереть, чем родить ребенка, а потом обречь его на муки, вымещать на нем свои детские страдания. Взять хотя бы беднягу Фредди… Этот пьяница изливал на него накопившуюся боль и злобу, а когда-то отец Джексона делал то же самое со своими детьми.
Наконец, уже глубокой ночью, он уснул. Наутро воспоминания о минувшем вечере по-прежнему бередили его душу. Чтобы лишний раз не смотреть на свое отражение, Джексон решил обойтись без бритья: его ужасала перспектива очередной встречи со Стэнтоном Рулом. Может, потом станет легче?
Джексон приехал в оранжерею почти на час раньше положенного и присел под дубом. Над головой весело пели птицы, наполняя душу покоем. Тишина и уединение пошли ему на пользу. И к тому времени когда к оранжерее свернул пикап Ребекки, Джексон уже совладал с собой и со своими страхами.
Глаза Ребекки воспалились от бессонной ночи. Она не успела сменить вчерашнюю одежду, так как, не желая оставлять Пита в больнице одного, до утра просидела в кресле в "предбаннике" отделения интенсивной терапии, время от времени погружаясь в дремоту. При малейшей возможности Ребекка тихонько пробиралась в палату, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего старого друга.
Ребекка смогла уехать только час назад, когда в больнице появился ее отец. Яркое утреннее солнце жгло глаза, в животе урчало, - то ли от голода, то ли от бессонной ночи, а может, от того и другого вместе. К тому же Ребекка понимала, что скорее всего опоздает на работу. Чувствуя себя совершенно разбитой, она села в машину и покатила к дому. Но так уж вышло, что вместо этого она попала в оранжерею: Ребекка даже не заметила, как машинально свернула с шоссе и остановила свой пикап. Когда у дверцы машины возник Джексон, она не удивилась. Каким-то таинственным образом он всегда появлялся именно в тот момент, когда был ей необходим.
С первого же взгляда заметив все: и ее бледное, утомленное лицо, и темные круги под глазами, вчерашнюю футболку с пятном и порванные джинсы, - Джексон рывком распахнул дверцу. Страх за Ребекку сменился гневом.
- Черт, Ребекка, ты же могла попасть в аварию!
- Я прекрасно себя чувствую, - ответила она, хотя дрожавший подбородок говорил совсем о другом. - Мне только нужно заехать домой и привести себя в порядок. Я знала, что ты сам сможешь открыть оранжерею, ведь у тебя ключи… Правда, сумка с деньгами так и осталась у меня в машине. В банк-то я не смогла попасть. Что, если я…
Джексон подхватил сумку с пола пикапа и повел Ребекку к конторе.
- Тихо, - пробормотал он. - Молчи и иди со мной.
Ребекка покорно повиновалась.
В помещении стоял затхлый запах, но Джексон сразу же включил кондиционеры и приволок Ребекку в комнатку, служившую и местом отдыха, и кабинетом. Там Джексон одним движением смахнул со старенькой кушетки две стопки книг по садоводству и ткнул в освободившееся место пальцем.
- Какое-то время я вполне смогу управиться с делами и сам. А ты ложись, пока совсем не свалилась с ног.
Она хотела возразить, но разве можно было отказаться от такого заманчивого предложения?
- Я вся грязная… - пробормотала Ребекка.
Джексон сердито взглянул на нее: жаль, что нельзя заткнуть ей рот поцелуем. Огорченно вздохнув, он сказал:
- Кушетка ничем не чище, так что ложись.
Он легонько подтолкнул ее, и Ребекка рухнула на спину. Джексон не сводил с нее глаз, а она со вздохом перекатилась на бок и почти мгновенно уснула.
Джексон взял маленькую сумочку, в которой Ребекка держала деньги для повседневных расходов. А большую, предназначенную для банка, бросил в нижний ящик ее письменного стола и запихнул поглубже.
Ребекка тихонько застонала. Привлеченный этим звуком - не говоря уже о том, как его тянуло к самой Ребекке, - Джексон опустился на корточки, и их лица оказались совсем рядом. Пять крохотных веснушек резко выделялись на бледной коже, а кудряшки были растрепаны еще больше, чем обычно. Но больше всего его манили этот изгиб щеки и нежный, чуть подрагивающий подбородок. Джексон склонялся все ниже и ниже, и остановиться ему было так же трудно, как и запретить себе желать ее.
Его губы слегка коснулись щеки Ребекки и осторожно подобрались к уголку рта. Мягко, почти не дыша, Джексон вкусил райскую нежность ее губ. Глаза его закрылись сами собой.
Ребекка дернулась, немного напряглась, и он резко встал. Очередная ссора была совершенно ни к чему им обоим.
- Спи спокойно, детка, - прошептал он, бережно убирая с ее щеки прядку волос. А потом вышел, оставив дверь в темную комнату слегка приоткрытой.
Вскоре работа закипела. Джексон подрезал ветки, подстригал кусты, поливал… Ключ от кассы лежал в кармане, переносной телефон тоже был под рукой. Клиенты приезжали и уезжали, а Ребекка по-прежнему спала, не слыша их веселых голосов в соседней комнате. Откуда ей было знать, что, пока она отдыхает, ее ангел-хранитель парит совсем рядом, готовый в любой миг откликнуться на ее зов.
Даниел Хилл вел машину, внимательно следя за потоком движения, но мысли его были далеко. Он видел, в каком состоянии Ребекка уехала из больницы, и надеялся, что у нее хватит ума отправиться домой и отдохнуть. Преподобный Хилл полагал, что оранжерея вполне может подождать денек-другой. Отчего не закрыть ее, хоть ненадолго? Это было бы разумным решением в сложившейся ситуации. Проверив, как дела у Пита, а заодно и навестив больных прихожан, Даниел решил лично убедиться, поехала ли дочь домой.
Увидев, что ее пикап припаркован у оранжереи, преподобный забеспокоился.
- Что за упрямая девчонка! - буркнул он и ловко свернул с шоссе к автостоянке.
И тут он заметил рядом с пикапом мотоцикл. У преподобного перехватило дыхание: ему совершенно не хотелось снова сталкиваться с этим типом. Тяжкое обвинение, брошенное им в лицо Джексону Рулу, все еще мучило его, словно воспаленная рана. Но сколько ни старался Даниел, он не находил в себе сил извиниться: преподобный Хилл по-прежнему верил в правоту своих слов.
Припарковав машину, он не без трепета направился к конторе. В саду было тихо… даже чересчур тихо, и хотя пикап и мотоцикл стояли на месте, ни Ребекки, ни Джексона нигде не было видно.
Внутри тоже никого не оказалось, и только тихое гудение кондиционера, освежавшего знойный влажный воздух, нарушало тишину.
- Ребекка? - с тревогой крикнул Даниел, но в ответ услышал лишь собственное эхо.
По привычке закрыв за собой дверь, чтобы не утекал холодный воздух, преподобный Хилл продолжал поиски. Его внимание привлекла полуоткрытая дверь, ведущая в заднюю комнату. И хотя свет там не горел, Даниел подошел и распахнул дверь пошире. С порога он смог разглядеть лишь нижнюю половину женского тела. Ноги были вытянуты, она лежала спокойно… слишком спокойно.
- О Бог мой! - Пронзенный страхом, Даниел бросился к выключателю, но тут чья-то рука твердо ухватила его за локоть и остановила.
- Это вы?! - отшатнулся Даниел.
Джексон нахмурился.
- Я ведь здесь работаю. Кто же, по-вашему, тут еще может быть? - Он заглянул в комнату, спеша убедиться, что сон Ребекки не потревожен. - Она не спала всю ночь, и не стоит будить ее.
Даниел с облегчением перевел дух.
- Так она спит? А я-то подумал… - Он замолчал, обуреваемый стыдом.
Между тем лицо Джексона исказилось от негодования, темно-синие глаза стали холодными как лед. Отец Ребекки решил, что он способен причинить ей вред! Да как он смеет?! Хоть Даниел Хилл и оборвал себя на полуслове, но его мысли видны как на ладони, стоит взглянуть на его лицо. Не помня себя от гнева, Джексон ринулся в атаку:
- В чем дело? Вы решили, что я ее прикончил? Черт подери! Преподобный, да вы еще худшего мнения обо мне, чем я полагал!
- Я вовсе не…
- Не лгите! Окажите мне хотя бы эту любезность!
С рассерженным видом он повернулся и зашагал в ванную, куда, собственно, и направлялся до этого.
Даниел поежился от столь решительной отповеди, а потом вдруг оцепенел, увидев, что по плечу Джексона расползается темно-красное пятно.
- У вас идет кровь!
Джексон молча сорвал с себя рубашку и стал рыться в аптечке. Преподобный Хилл поплелся следом, уставившись на небольшой порез на его плече, и остолбенел, мигом забыв о недавней стычке и вообще обо всем на свете.
Не веря своим глазам, преподобный Хилл смотрел на шрамы, по которым текла кровь… Даниел никогда не видел ничего подобного.
- Боже милостивый, . - - судорожно выдохнул он, - да что же с вами случилось?
Джексон поморщился, тщетно стараясь промыть рану мокрыми бумажными салфетками. А вопроса Даниела он даже не понял.
- Да вот… наткнулся спиной на разбитое окно в оранжерее. Пит вчера случайно ударил по нему ручкой мотыги, а заменить стекло мы не успели.
- Позвольте-ка мне, - предложил Даниел, забирая у Джексона мокрый компресс. Трясущимися руками он смыл кровь с широкой спины, не в силах отвести глаз от ужасных шрамов. Откуда они взялись? В конце концов он не удержался и спросил: - Эти шрамы… вы получили их в тюрьме?
- Нет, - он вручил Даниелу бутылочку с антисептиком и широкий бинт. - Хотите сами закончить, доктор, или предоставите это мне?
Стараясь унять дрожь в руках, Даниел побрызгал рану антисептиком, дал жидкости подсохнуть и принялся бинтовать плечо. Ответ Джексона, точнее, его скрытый смысл, произвел настоящий переворот в душе преподобного Хилла.
Шрамы были давними. И если он получил их не в тюрьме, то значит… значит, они появились раньше. Но откуда? И тут-то Даниел вспомнил слова, сказанные Джексоном накануне. "Если бы Стэнтон Рул вдруг восстал из гроба, я бы снова убил его…"
"Боже мой!.. - подумал Даниел. - Да разве мог отец так изуродовать ребенка, плоть от плоти своей?"
И едва он задал себе этот вопрос, все вдруг встало на свои места. Да, изо дня в день по всему миру тысячами умирают дети… умирают от рук тех, кто даровал им жизнь. Боже, как отвратительно! Не менее отвратительно, чем убийство таких родителей за их грехи.
На какой-то миг Даниел почти смирился с преступлением, которое привело Джексона Рула в тюрьму. Но потом вспомнил заповеди, которые были для него важнее всего на свете, особенно одну… Она звенела в его ушах так громко, словно сам Господь твердил ее преподобному Хиллу.
Не убий.
Он содрогнулся, перевел дух и опять занялся перевязкой.
- Ну вот, кровь почти остановилась.
Джексон чувствовал, что этот человек терпеть его не может… но, черт побери, разве Даниелу Хиллу довелось испытать столько страданий? Что вообще он знает о жизни?
- Спасибо за помощь, - вежливо поблагодарил Джексон, а потом бросил свою окровавленную рубашку в раковину и принялся отстирывать пятна.
Тем временем проснулась Ребекка. Услышав голоса, доносившиеся из ванной, она прошла туда, потирая на ходу сонные глаза.
- Что тут у вас происходит? - спросила Ребекка, стараясь подавить зевок.
Мужчины от неожиданности резко повернулись.
- Да ничего особенного, босс, - пожал плечами Джексон и снова переключил внимание на свою рубашку.
Заметив кровь и повязку на плече Джексона, Ребекка в ужасе ахнула и тут же набросилась на преподобного:
- Папа! Что ты натворил?!
Даниел был потрясен до глубины души. Дочь, родная дочь предположила, что он способен причинить вред человеку, творению Господа! Какой кошмар!
Джексон внимательно посмотрел на него.
- Ну что, проповедник, не нравится? Плохо, когда кто-то считает вас виновным, не удосужившись взглянуть на факты, а?
Дачиел залился краской. Удар пришелся точно в цель. А Джексон, как ни в чем не бывало, объяснил:
- Я напоролся на стекло, которое вчера разбил Пит. Твой отец промыл рану.
- А-а-а… Ну ладно, - слегка смутившись, Ребекка поспешила извиниться: - Папа, прости, пожалуйста. Все мы порой торопимся с выводами… да? - И прежде чем он успел ответить, Ребекка решила сменить тему: - Как дела у Пита?
Даниел обрадовался этой возможности и начал подробно рассказывать о самых последних прогнозах врача. Тем временем Джексон незаметно выскользнул из комнаты.
Спустя полчаса он услышал звук отъезжающего автомобиля и с облегчением вздохнул. Этот проповедник чертовски выводил его из себя.
"И зря: ведь ты же подкатываешься к его дочери", - напомнил себе Джексон, погружая руки в мешок с компостом.
Пройдет всего несколько дней, и Джексон Рул поймет, что "подкатываться" - не совсем подходящее слово. Чувство, которое он испытывал к Ребекке Хилл, именовалось иначе.
Глава 9
В оранжерее было жарко, как в аду. От земли поднимались тяжелые испарения; влажность, казалось, поглотила весь кислород. Покупатели, изнемогавшие от зноя, старались здесь не задерживаться. Они наспех выбирали товар и торопились уехать домой, где еще сохранялся легкий намек на прохладу.
Да, ничто не спасало от жаркого луизианского лета… кроме, пожалуй, кондиционеров. Оснащенная ими контора находилась совсем рядом, но Ребекка и Джексон забегали туда ненадолго, только когда надо было принять деньги у покупателей. Джексон загрузил рассаду в машину очередной клиентки и, едва она укатила, спрятался под деревом, чтобы поблаженствовать в тенечке.
- Эй, Джексон, я хочу тебя кое с кем познакомить!
Услышав голос Ребекки, он обернулся… и оторопел. Джексон ожидал чего угодно, но только не этого.
Она вышла из-за угла под руку с мужчиной. На вид он был примерно ее лет - высокий, загорелый, светловолосый. Коричневые шорты прекрасно гармонировали с футболкой… Словом, Джексон возненавидел его с первого взгляда. И тут же подумал, что Даниелу Хиллу, напротив, этот парень, по всей видимости, очень пришелся бы по душе. Вот он наклонился, что-то негромко сказал, и Ребекка рассмеялась. Потом легонько шлепнула незнакомца по руке и тут же обняла, словно прося извинения.
Увидев это, Джексон застыл на месте. Несмотря на жару, его руки покрылись мурашками, по спине пробежал холодок. Он попытался сделать глубокий вдох, но воздух как будто застрял в горле.
"Господи, сделай так, чтобы этот мужчина был ей безразличен!"
Джексон ухватился покрепче за ближайшее дерево, стараясь напустить на себя равнодушный вид. Но ничего не вышло. Он был в панике. Его до смерти перепугало появление вылощенного парня и все, что из этого следовало. Вот уже несколько недель Джексон уговаривал себя, что ему всего-навсего хочется затащить Ребекку Хилл в постель. Ни больше ни меньше! Однако он напрасно обманывав себя и сейчас ясно понял, что его чувства называются иначе… Любовь. А у Ребекки, похоже, есть поклонник, и он ей нравится.
- Джексон, познакомься! Это мой родственник Саймон. А это Джексон - моя, так сказать, правая рука.
Родственник! У Джексона словно гора с плеч свалилась. Однако потом Рул призадумался: насколько близко их родство? Мало ли дальних родственников вступает в брак, особенно здесь, на Юге!
Между тем Саймон Эндрюс протянул ему руку.
- Хочу поблагодарить вас: ведь вы спасли жизнь Питу Уолтерсу. Он когда-то научил меня ловить рыбу… да и вообще всему, что положено знать мальчишке. Он давно стал частью нашей семьи… Даже представить невозможно… как бы мы дальше жили без Пита…
Джексон не пошевелился и не сказал ни слова. Рука Саймона одиноко повисла в воздухе. Заметив странное выражение лица Джексона, Ребекка нахмурилась. Уж не стряслось ли чего-то еще, пока она была с Саймоном?
- Джексон, с тобой все в порядке?
Он поморгал и торопливо протянул руку Саймону.
- Хм… прошу прощения! Наверное, перегрелся. Я задумался о… о… - Тут бедняга опять потерял дар речи, заметив, с какой хозяйской небрежностью Саймон положил руку на плечо Ребекки.
- …о чем-то важном, - закончила за него Ребекка.
- Что-что? - переспросил Джексон. Она засмеялась:
- О важном. Я говорю, ты задумался о чем-то важном.
Он залился краской. Надо немедленно взять себя в руки, а то Саймон примет его за идиота.
- А… ну да, - пробормотал он. - Я задумался…
- Джексон, надо помочь Сесилии, - перебила его Ребекка. - Сходи с тележкой в первую оранжерею, ладно?
- Сесилии?
- Моей жене, - пояснил Саймон. Жене! Он женат!
- Я сейчас… мигом, - сказал Джексон. Ему хотелось прыгать от радости.
- Странный парень! - заметил Саймон, наблюдая, как Джексон толкает тележку к оранжерее, из которой они только что вышли. - Похоже, у него что-то серьезное творится в душе… Впрочем, чего еще можно ожидать… учитывая, как у него сложилась жизнь…
- Саймон, не надо. Не смей говорить об этом! Если я еще раз услышу обсуждение Джексона моими родственниками, то просто не выдержу и сорвусь. Не считая Пита, Джексон Рул - лучший работник из всех, кого я когда-либо нанимала. И хватит об этом, ладно?
Саймон усмехнулся:
- Дядюшка Даниел снова взялся за свое?
- И не говори! Не знаю, почему папа считает необходимым постоянно вмешиваться в мою жизнь, как будто мне не двадцать девять, а девять! А кроме того, между мной и Джексоном нет ничего личного… ну, правда, он пару раз спасал меня, и я, конечно, очень это ценю.
Услышав смех, они обернулись: Джексон и жена Саймона вышли из дальней оранжереи, волоча за собой тележку, нагруженную несметным количеством горшков с цветами. Хохотушка Сесилия уже успела развеселить Джексона, и Ребекка позавидовала ей.