"Уровень подготовки новобранцев в западных военных округах был очень низок. Это объяснялось прежде всего тем, что до службы в Красной Армии молодые люди не проходили никакой допризывной подготовки, а многие из них были малограмотны или нуждались в медицинской помощи. Согласно докладу командующего Киевским особым военным округом, среди призванных в 1941 году новобранцев было следующее число лиц признанных годными, которые не отвечали требованиям службы в Советской Армии:
| Всего | В Западном округе | |
|---|---|---|
| Неграмотных | 19 042 | 18 167 |
| Малограмотных | 79 118 | 65 494 |
| Слабого здоровья | 10 782 | 6951 |
| Итого | 108 934 | 90 612 |
Командиры пытались найти решение, направляя молодых новобранцев в другие округа. Поэтому среди 14 411 новобранцев для Среднеазиатского военного округа 50 процентов прибыло из Западного и Киевского военных округов, а остальные из других округов. Осенью 1940 года в Забайкальский военный округ прибыло 15 838 новобранцев из западных округов".
Реальная действительность тоже не оправдывает описания Красной Армии как войска сплошь из рабочих и крестьян. Хотя партия и правительство постановили усилить политическую подготовку в период расширения и реформы Красной Армии, официальные источники неохотно, но признавали, что проблемы были. Согласно такому относительно критическому источнику:
"Тот факт, что в предвоенные годы в войсках появилось большое число молодых красноармейцев, а также военнослужащих-резервистов из Западной Украины, Молдавии и бывших буржуазных прибалтийских республик, сказался на уровне подготовки войск в западных военных округах. Это обстоятельство требовало дополнительного внимания к упомянутым категориям военнослужащих со стороны политических органов и политического аппарата, а также командиров воинских частей. Партийно-политическая работа с ними строилась, принимая в расчет, что военнослужащий провел определенный период жизни в капиталистических условиях и поэтому все еще лишь смутно знаком с нашей советской жизнью".
Усиленное перевоспитание политическими и партийными кадрами, утверждал автор, преодолевало эти трудности и достигало своих целей: военнослужащие западных приграничных военных округов, объединенные вокруг коммунистической партии и советского государства, беззаветно преданные своему социалистическому отечеству, были "готовы выполнить свой священный долг, оправдать любовь и доверие советского народа".
Военные советы военных округов докладывали Народному Комиссариату Обороны, что основная масса солдат являлась в политическом аспекте здоровой, проявляла большой интерес ко всем видам боевой и политической подготовки и была дисциплинированной.
По сравнению с другими официальными отчетами это описание характера, способностей и боевого духа советского солдата 1941 года не менее критично и правдиво, нежели любое иное. Однако, если не считать отдельных намеков на имеющиеся трудности, эти отчеты мало способствуют выявлению лица большинства красноармейцев.
Новые представления
К счастью, появляющиеся теперь новые материалы помогают заполнить этот пробел. Эти материалы указывают, что советский солдат не соответствовал описанным выше стереотипам. Состав военнослужащих РККА отражал сложности советского общества в целом и потому был куда более разнообразен, чем описывали официальные источники. В первую очередь, у солдата было очень много разных лиц. Он был и крестьянином, лишь недавно работавшим в совхозе или колхозе. Он был и рабочим, которого смогла выделить бурно развивающаяся промышленность. Он был комсомольцем или, в редких случаях, членом партии большевиков. Он был и преданным коммунистом-идеалистом, и недовольным крестьянином, стремившимся посредством службы в армии добиться вертикальной мобильности и места в растущих крупных городах Советского Союза.
Хотя многие солдаты были русскими, белорусами или украинцами, среди них могли оказаться представители любого из бесчисленных народов, населяющих Советский Союз. Солдат мог быть литовцем, латышом, эстонцем или румыном с территорий, присоединенных к Советскому Союзу после 1939 года. Однако, в отличие от солдата "образца 1942-го" и последующих военных лет, было менее вероятным, что он окажется азиатского происхождения. Часто он бывал сиротой или воспитанником детского дома, потому что его родители погибли в бесчисленных чистках, были переселены либо убиты в ходе безжалостной коллективизации. Короче, он был представителем разнообразного населения огромного советского государства, которому служил с энтузиазмом, пассивно или неохотно. Но его преданность, вера, искренность или национальные чувства в конечном счете не имели никакого значения, так как он был советским солдатом. Более того, существовала более чем 60-процентная вероятность, что в ближайшие шесть месяцев он либо погибнет, либо попадет в плен.
Недавний российский анализ начального периода войны, написанный с целью восстановить точность отчетов о военных операциях в 1941–1942 годов, косвенно пополняет наше понимание состояния солдата. Описывая жизнь советских летчиков в хаотический предвоенный период, он признает всплывающую правду:
"Беспрестанные организационные изменения в частях РККА, участие в локальных войнах и вооруженных конфликmax, то и дело проводимые мобилизации и демобилизации, а также нестабильность командных кадров - все вместе это отрицательно сказалось на боеготовности армии".
Учитывая эти неблагоприятные обстоятельства, автор констатирует, что дисциплина и порядок в рядах армии упали:
"Поэтому к 1 января 1941 года число одних только чрезвычайных происшествий (не считая случаев дезертирства и самовольных отлучек) достигло огромной цифры 14 058, а число погибших и раненых при этих происшествиях составляло 10 048 человек. Во многих частях количество чрезвычайных происшествий достигло угрожающих масштабов".
В ответ на эту не исчезающую проблему побуждаемое Сталиным военное командование предприняло поистине драконовские меры. Например, 22 декабря 1940 года командование ВВС, пытаясь восстановить ослабшую дисциплину, издало приказ № 0362. Этот приказ, распространяющийся на всех пилотов ВВС и техников, прослуживших менее четырех лет, требовал, чтобы они были "переведены на казарменное положение с правами и обязанностями военнослужащих-срочников". В результате "36 953 командира ВВС (около 40 процентов) были переведены в казармы". Вдобавок этот приказ требовал, чтобы члены семей военнослужащих были выселены из летных городков: "За короткий период 8049 семей были фактически депортированы с родины мужа или жены". Вскоре после этого командующий военно-воздушными силами П. В. Рычагов с некоторым цинизмом так оценил значение этого приказа:
"Молодой летчик и техник, обремененный семьей, терял всякую мобильность в случае передислокации своей части. Более того, летчик, отягощенный заботами о большой семье, терял боеготовность и храбрость и физически преждевременно старился. Приказ Народного Комиссариата Обороны [№ 0362] снял существующие в этом отношении проблемы и создал нормальные рабочие условия для роста боеготовности ВВС…"
Не пришлось долго ждать, чтобы сказались результаты этой внеморальной кадровой политики. Столкнувшись с существующей нехваткой кадров, курсанты вскоре потребовали отпустить их с курсов подготовки летного состава. Дополнительные суровые приказы НКО встретили лишь растущее сопротивление курсантов и офицеров:
"Последствия приказа № 0362 отрицательное сказались на боевой подготовке авиачастей. Перевод авиачастей на казарменное положение привел к увеличению числа летных происшествий и был отмечен депрессией, расхлябанностью и падением дисциплины, а летчики выражали недовольство питанием и жильем. Низкие показатели боевой подготовки сопровождались значительным ростом несчастных случаев и катастроф".
Хотя этот приказ касался только офицеров, он и реакция на него военнослужащих отразили весь спектр проблем с боевым духом, имевшихся в Красной Армии в 1940 и 1941 годах.
Быстрое увеличение Красной Армии вызвало и другие трудности, отрицательно сказавшиеся на боевом духе солдат. Существующая нехватка продовольствия и фуража привела к введению "вегетарианских дней" для экономии припасов и создания необходимых запасов продовольствия на случай войны. Недостаток продовольствия усугублялся плохой работой службы снабжения, а также отсутствием должного количества обученных кашеваров и полевых кухонь. Как и в других областях, положение с продовольствием стабилизировалось только летом 1942 года. Такие же проблемы существовали и с обмундированием красноармейцев.
Множество новых и даже более ранних работ приводят огромный список недостатков в подготовке Красной Армии - как среди офицеров, так и, в меньшей степени, среди рядовых солдат. Однако сколь ни подробны эти перечисления, они по большей части фокусируются на боеспособности солдата, индивидуальной или коллективной. Как правило, они не рассматривают такие существенные вопросы, как происхождение солдата, его личные черты и, что наиболее важно, его отношение к государству и армии.
Новое исследование, сделанное Роджером Р. Ризом, делает многое для заполнения этого пробела - доказательно утверждая, что "для того, чтобы понять причины неудач Красной Армии в июне 1941 года, армия должна быть понята как общество в себе и само по себе, но скроенное из общей ткани большего общества, которое ее создало". Риз изучил "социальное происхождение рядовых солдат и офицерского корпуса, а также элементы социальной мобильности, образования, боевого духа и дисциплины, систем членства в партии и внешние для военных социальные и политические факторы, которые повлияли на динамику военной жизни". Его выводы, основанные большей частью на советских архивных материалах, позволили сделать огромный шаг для придания советскому солдату человеческого лица.
К каким же выводам пришел Риз? Во-первых, соглашаясь со многими советскими критиками, он подчеркивает, что наиболее важным фактором в поражении Красной Армии в 1941 году явилось ее ускоренное увеличение в мирное время. Оно, в свою очередь, усугубилось ускоренным экономическим ростом, который подверг неуправляемому напряжению кадры Красной Армии:
"Изменения в советской экономике подействовали и на организацию вооруженных сил, которая в свою очередь повлияла на политику в отношении живой силы. Индустриализация Советского Союза… создала необходимые условия для увеличения Красной Армии… но увеличение армии в конце тридцатых годов привело к неоднозначным результатам. Оно вызвало проблемы с дисциплиной и нехватку офицеров. А так как армия постоянно росла, то постоянно нуждалась в новых офицерах, но поскольку она не могла получить их столько, сколько ей требовалось, то соотношение офицеров и солдат нарушилось в пользу последних. И поэтому меньшее число руководителей попыталось - безуспешно - добиться контроля над большим числом солдат. Армия вынуждена была прибегнуть для руководства солдатами к традиционной авторитарной практике [вроде приказа № 0362], поскольку ни общество, ни образование большей частью не подготовили имеющихся в ее распоряжении руководителей к занимаемым ими ответственным постам. Дело еще больше усугублялось тем, что многие призывники из-за различных социальных факторов служили очень неохотно. Таким образом, увеличение сделало армию подверженной тому же общественному хаосу, какой явственно появлялся в гражданском обществе и характеризовался отсутствием трудовой дисциплины, текучестью кадров и нехваткой компетентных и обученных управленцев".
Оспаривая традиционное утверждение, что чистки в среде военных были главной, а зачастую и единственной причиной будущих неудач Красной Армии, Риз в то же время признает, что они явно усугубили и без того тяжелое положение. Риз, как и многие другие критики, утверждает, что Красная Армия плохо действовала в июне 1941 года потому, что "она страдала от изъянов в организации и плохой подготовки". Однако в отличие от прочих критиков он доказывает, что эти проблемы были системными - то есть они происходили от природного характера советского солдата.
На что же тогда походил этот солдат? Во-первых, вплоть до 1939 года официальная политика делала упор на введение в кадровые войска как можно большего числа рабочих, а не крестьян (в приграничных военных округах и в районах крупных городов), тогда как крестьяне с большей вероятностью распределялись в территориальные войска (в сельскохозяйственных областях и во внутренних военных округах). Этот подход ставил целью путем призыва более грамотных рабочих повысить образовательный уровень солдат и гарантировать их идеологическую благонадежность. С другой стороны, "зажиточные крестьяне, бывшие дворяне и представители среднего класса на военную службу не призывались и не могли поступить в армию добровольцами. Чтобы не допустить в армию "классовых врагов", призывные комиссии проверяли (хотя зачастую не тщательно) социальное происхождение призывников с целью отсеивания нежелательных элементов".
Когда давление, вызванное увеличением армии, после середины 1930-х годов существенно возросло, придерживаться этих требований к призывникам стало труднее. Поэтому диапазон призывного контингента расширился, освобожденных от службы стало меньше, в армию начали брать больше представителей этнических меньшинств. К 1941 году это возросшее давление потребовало распределения нерусскоязычных меньшинств по всей структуре вооруженных сил. Хотя представительство неславянских военнослужащих в рядах Красной Армии снизилось с 25 процентов в царской армии времен Первой мировой войны до 13,7 процентов в Красной Армии на 1941 год, советские власти встретили этот факт без особой радости. И самое важное: в конце 1930-х годов увеличение армии вынудило Красную Армию отказаться от своих прежних критериев набора живой силы и поглотить миллионы солдат из своего "крестьянского тыла".
"Канун немецкого вторжения застал Красную Армию, большей частью не готовой к войне… Как часть общества, армия была расколота многочисленными факторами - частью созданными ею самой, частью ставшими следствием внешних процессов. Плохо обученные офицеры возглавляли слабо мотивированных солдат. Армия начала перевооружаться - но так, что это дезорганизовало военную подготовку и систему ремонта техники. РККА продолжала увеличиваться, что вело к еще большей дезорганизации и цельности в крупных соединениях. Наконец, режим не провозгласил четко и ясно задачу вооруженных сил на недавно приобретенных западных территориях, предоставив таким образом руководству армии, так же, как и рядовому составу, считать, что обычные расхлябанность, самоуспокоенность и некомпетентность мирного времени оставались в прежней силе".
Так было, на взгляд Риза, прежде всего из-за "ускоренного и бессвязного увеличения" Красной Армии, а также, из-за "характерного для сталинской эпохи социального расстройства гражданского общества". Выходящие из подобного социума офицеры и их солдаты не могли справиться и не справлялись со своей непосредственной задачей:
"СССР, как преимущественно отсталое сельское общество с крестьянскими ценностями, оказался по большей части не в состоянии создать современную массовую армию, которая требовала людей с городскими умениями и ценностями".
И что еще хуже, рядовые были:
"…в лучшем случае не заинтересованы в военной службе… Солдаты часто проявляли нежелание выполнять свои обязанности, а иногда демонстрировали откровенную враждебность к своим командирам. Это вызывалось в первую очередь их недовольством коммунистическим режимом и любым, в ком они видели его приспешников. Большое число солдат, которые в конечном итоге присоединились к немцам, свидетельствует о гневе из-за коллективизации и раскулачивания".
Точно так же, как А.А. Свечин пророчески предсказал воздействие "крестьянского тыла" на способность государства вести войну в экономическом смысле, это проявлялось и в социальном отношении. Риз делал вывод: