- Хочешь, чтобы я начал перечислять причины? Мы потратим на это весь долбанный день.
- А ты шутник, пап.
Отец опустился на диван, окинув его высокомерным взглядом.
- Ты с рождения бросаешь мне вызов. По каким причинам, не поддающимся логике, ты не захотел воспользоваться хорошей возможностью поступить в Гарвард?
- Я слышал, что Колумбийский университет – не место для бездельников. Я получил там большую стипендию. Недалеко от университета у меня была квартира. Какое имеет значение, что я не поступил в твою альма-матер, если я настолько никчемный?
- Дело принципа, – фыркнул он. - И если бы я не оказал тебе некоторую помощь и не подергал за кое-какие ниточки, то ты, возможно, провел бы все свои студенческие годы, а может, и больше в тюрьме.
Рейф сидел на барном стуле в другом конце комнаты, сцепив руки.
- Я никогда не утверждал, что мой трюк с ЦРУ в университете был умен. Это не так. Я извлек из него хороший урок. Но ты так и не простил меня.
- Потому что ты проводишь весь день, возясь с этими проклятыми компьютерами. У тебя не будет настоящей работы.
- Это и есть моя настоящая работа! - Он со вздохом поднялся на ноги. – Ты помнишь, что мне сегодня исполнилось тридцать?
Его отец молчал, ничего не говоря.
- Я закончил работу на прошлой неделе и заработал более пяти миллионов долларов за последние шесть лет. Все сам.
Выражение лица старика стало враждебным.
- И ты хочешь, чтобы я за это похлопал тебя по спине?
Может быть. Он хотел увидеть хоть какую-то реакцию. Хоть что-то. Все время Рейф желал бросить свой успех в лицо своему отцу, который потерял большую часть унаследованного им многомиллионного состояния.
Рейф чувствовал как от гнева сжимается все внутри, разрушая самообладание. Он понял, что хотел, чтобы его отец гордился им. Хотя бы раз.
Сын смотрел на отца глазами, словно полными песка, чувствуя как перехватывает горло.
- Как насчет поздравлений по случаю дня рождения? Можем же мы хоть раз попытаться быть друг с другом вежливыми?
Неужели он это сказал?
Презрительная усмешка искривила губы отца.
- Разве ты не в курсе, что вежливым нужно быть только с тем, у кого занимаешь деньги или хочешь трахнуть.
Едкие слова крутились на кончике его языка, но Рейф сдержался. Причинять словесную боль отцу и ждать ответный выпад, задеть другого за живое – это все вдруг показалось таким бессмысленным. Это продолжающаяся война ничего не меняла, только усиливала взаимные обиды. Почему они не могли просто…поговорить?
- Знаешь, ты всегда был так занят, говоря мне, что не так с моей жизнью, и не обращая внимания на свою. Ты говорил маме, что она была недостаточно хороша для тебя. По крайней мере, она была мне матерью, она старалась. А ты только всегда обвинял ее в том, что все плохо. Никто не заставлял тебя с ней спать. Тебя лишь попросили оправдать хоть раз, взятые на себя обязательства.
- Достаточно!
- Это правда. Ты тридцать лет жалеешь себя. Ты похоронил себя на дне бутылки и просрал большую часть своего наследства. Со стороны я вижу, кто из нас больше облажался. - Рейф понял, что его комментарий причиняет отцу боль, но он не мог молчать. – Неужели ты не способен заботиться ни о ком, кроме себя?
- А зачем? – отец презрительно вскинул брови. – Кому нужны чужие одобрение или привязанность?
Один взгляд на насмешливое выражение лица отца сказал Рейфу, что его отец верит, что ни в ком не нуждается. Что бы он ни сказал или ни сделал своему отцу, это ничего не изменит, если Бентон Доусон III не захочет снизойти до других. Любая попытка угодить отцу закончится ничем.
Боже, разве он не спас бы себя от стольких лет боли, если бы увидел это раньше? Рейф покачал головой, ему было жаль того, чего никогда не будет.
- Большинство людей нуждаются в ком-то, - тихо сказал Рейф.
Отец усмехнулся.
- Такие люди, как мы, не меняемся. Посмотри на свою жизнь.
Как мы? Рейф вспомнил самые счастливые времена своей жизни, те несколько месяцев, когда он жил вместе с матерью. Как он также был счастлив…во Флориде. На прошлой неделе он должен был сделать выбор: помочь невинному человеку, воссоединиться с семьей или выполнить высокооплачиваемую работу. Конечно, ему с удовольствием компенсировали потраченное время и приложенные усилия. Но Рейф внезапно понял, что именно он вышел победителем. Он сделал то, чем мог гордиться, и все потому, что к нему сердечно относилась и поддерживала одна женщина.
Его отец махнул рукой.
- Все в конечном итоге уходят. Зачем притворяться?
- Они уходят потому, что ты прогоняешь их своим едким сарказмом и неприветливым отношением. Мама действительно любила тебя, но ты каждый день напоминал ей, что она не достаточно хороша. Она сейчас могла бы быть жива, если бы ты не заставил ее поехать аннулировать ваш брак.
- Думаешь, что лучше меня, ты, кусок дерьма? Тебе тридцать лет, и, спорю, что у тебя нет ни жены, ни детей, ни подруги. Единственная разница между нами в том, что я признаю правду, а не скрываю ее и не притворяюсь. А ты сидишь здесь и говоришь, что это я единственный мудак из присутствующих, - он покачал головой, его глаза сузились от высокомерного презрения, - ты такой же, как я.
Рейф было открыл рот, чтобы запротестовать, но остановился. Проклятье, это не так. Этого не может быть.
На прошлой неделе он лишь познакомился со счастьем, возможностью наслаждаться каждым мгновением жизни. Он получал удовольствие, нет, любил духовные взаимоотношения с женщиной больше, чем сексуальные. Его отец никогда не испытывал этого, так как был законченным циником.
Улыбаясь, Рейф c гордостью посмотрел на отца… прежде чем вспомнил, что он разорвал отношения с женщиной, которая показала ему нечто большее, потому что думал, что он не может быть с ней, не будет слишком хорош для нее.
Потому что они станут, как его родители. Смятение, сомнения, гнев боролись внутри него. Может ли у них все быть по-другому? Сможет ли он?
Когда Рейф подошел к отцу, то точно знал одно: между ними ничего не изменится, если только старик сам того не захочет. До этого дня он лишь мог оставить боль и прошлое позади и надеяться, что его отец когда-нибудь сделает то же самое.
- Позвони мне, если когда-нибудь устанешь от этого противостояния, - он шагнул к двери. - До свидания, папа.
****
Через три часа Рейф расхаживал по приемной своего офиса "Доусон Секьюрити Интерпрайзерс". Время ланча давно прошло. Не то чтобы он был голоден. Не находил себе места – вот правильно выражение для описания его состояния. Когда он не работал, то хотел работать. Когда он работал, то хотел быть дома. Когда его окружали люди, он хотел побыть один. Но после того, как он просидел в своем кабинете в полной тишине в течение последнего часа, невидяще глядя из окна на прекрасную панораму Мидтауна, ему захотелось лезть на стену. Все утро рычащий голос отца звенел в его ушах.
"Ты ничем не отличаешься от меня".
- Босс? – тихо позвала Регина, ее темные волосы касались подбородка.
Рейф моргнул и обнаружил, что стоит в центре комнаты у черного кожаного дивана, уставившись на хромированный стол со стеклянной столешницей. Как долго он стоял в центре комнаты, как идиот, уставившись на мебель?
- Да, я просто задумался.
- О чем конкретно? Мне что-то нужно сделать?
Ему хотелось, чтобы она могла что-то сделать, чтобы помочь. Черт, он сам не знал, как себе помочь. И это, блять, чертовски раздражало. Глупо было позволять тому, что сказал отец, залезть под кожу, но все же…
"У тебя нет ни жены, ни детей, ни подруги. Ты ничем не отличаешься от меня".
Рейф никогда не думал, что действительно хотел чего-то из вышеперечисленного. Он всегда говорил себе, что отношения приносят одни неприятности и что он никому не нужен. Тем не менее, с момента отъезда из Флориды его жизнь никогда не казалась ему настолько одинокой и пустой.
Регина поднялась на ноги и обошла стол. Ее обеспокоенный взгляд был похож на материнский.
- Босс, вы в порядке?
- Да, - автоматически ответил он. Затем покачал головой, - нет. Черт, я не знаю.
- Что я могу сделать?
В его голове звучали голоса: тихий озабоченный Регины, насмешливый отца…и мягкий, женский голос, который он не мог выбросить из головы, что говорил ему обратиться к друзьям.
Доусон сглотнул, перевел дыхание и выпалил:
- Вы уже обедали?
Регина улыбнулась.
- Нет. На самом деле, я надеялась, что вы захотите куда-нибудь пойти, чтобы я могла пригласить вас на праздничный обед по случаю дня рождения.
- Вы помните?
- Не каждый день твоему боссу исполняется тридцать лет.
- Так вы…мы уже можем идти?
Смеясь, она сказала ему, что уже заказала столик, и они могут отправиться в ресторан.
Двадцать минут спустя они сидели в угловой кабинке одного из его любимых итальянских заведений. Регина заказала у официанта напитки и с улыбкой повернулась к Рейфу.
- С днем рождения, босс.
- Спасибо, - он колебался, не зная с чего начать и что сказать. Может, ему лучше просто заткнуться и улыбаться.
Но в его голове кружилось множество мыслей. Его одолевали различные чувства: на душе скребли кошки, он чувствовал себя дерьмово. Но Рейф знал, что даже через неделю это не пройдет само по себе.
- На работе я веду себя как ублюдок?
Вопрос явно удивил Регину, потому что ее карие глаза расширились.
- Нет. Иногда требовательно. Вы всегда знаете, чего хотите, и ждете, чтобы все было сделано правильно. Но это разумно. За это вы мне и платите.
- Я-я имею в виду…по отношению к вам.
Она задумалась, а затем сказала:
- Не как ублюдок, вы просто держите все в себе. Я довольно быстро это поняла. Вы не любите говорить о личном, и это нормально.
Это был ее вежливый способ сказать, что он отверг все ее попытки быть доброжелательной. Доусон сглотнул, слегка смущенный. Все это время он был сдержанным и отчасти грубым, просто он был самим собой. Почему он грубил людям? Потому что был слишком похож на своего отца?
- Сожалею, если был груб. Я никогда не мог нормально… общаться с людьми. Знаете… о личном.
Она пожала плечами.
- Вы такой, какой есть.
- Может быть, о слишком личном. Но вы всегда рассказывали о своем муже и ваших детях. Стыдно признаться, но я улыбался и кивал, а на самом деле не слушал.
- Я знаю, - она криво улыбнулась, - но я продолжала говорить, надеясь, что вы откроетесь. В течение какого-то времени я была уверена, что у вас нет ни одного близкого человека.
- Нет. Это было мой выбор.
С чего начать? Что сказать? Что он очень хотел поговорить об этом?
- Ваши близкие живут где-то поблизости?
- Моя мама умерла, когда мне было одиннадцать. Мой отец до сих пор живет в городе, - Рейф откашлялся, - мы ненавидим друг друга.
Регина отпрянула от неожиданности.
- Мне очень жаль. Я понятия не имела. А братья? Сестры?
- Нет. Мои родители ненавидели друг друга, поэтому чудо, что я появился на свет, - Доусон слышал, что его голос стал хриплым и раздраженным. Он пытался говорить нормально, но от избытка нахлынувших эмоций перехватывало горло.
- Вам нужно с кем-то поговорить, - это была констатация факта.
Рейф кивнул, радуясь, что она поняла его. Даже если они были не очень хорошо знакомы, он знал, что после стольких лет работы вместе может доверять ей.
- Вроде того. Да. Вы не против?
Она по-матерински сжала его руку.
- В течение долгого времени я хотела вам помочь. Я почувствовала, как вы одиноки. Но знала, что вы не захотите ни моей помощи, ни чьей либо еще. Что сейчас изменилось?
Все. Его день рождения сыграл свою роль, рассорив их с отцом. Но, в конце концов, причина была в одном человеке. Образ женщины, чье имя он избегал произносить даже про себя в течение всей прошлой недели, проносился в его голове, заставляя его чувствовать себя живым. Керри. Звучание ее имени согрело его глубоко внутри. Керри. Слезы обожгли глаза подобно пламени, и он стиснул зубы, чтобы сдержать их.
Керри.
- Во Флориде , я…хм, думаю, что влюбился. Я знаю, что все испортил.
- В Керри Салливан?
Слышать ее имя было подобно удару тока. Он отрывисто кивнул.
- Она сказала, что любит меня, и я…- он покачал головой, - я просто оставил ее.
- Почему?
Вечный вопрос. Он думал, что знал на него ответ, когда сел в самолет до Нью-Йорка. Сейчас он не знал ничего.
- Я сказал себе - сказал ей - что просто не завожу отношения, что я не тот, кто ей нужен. Она…- проклятые слезы выступили на глазах, и Рейф поднял лицо к потолку, надеясь их остановить. Глубоко вздохнув, он продолжил: - Она как солнце. Теплая. Боже, я никогда не знал никого с таким большим сердцем. Когда я был с ней, меня переполняли чувства. Она свела меня с ума, научила смеяться. Она заставила меня желать сжимать ее в своих объятиях и защитить от всего дерьма в жизни. Я наслаждался, просто…находясь рядом с ней. Я хотел сделать все ее дни прекрасными, излечить все ее раны, - он засмеялся: - Черт, я даже совершил федеральное преступление, чтобы помочь ей.
Регина ахнула.
- Меня не арестуют. Это была часть нашего…эм, забудьте. Сейчас все хорошо. С федералами больше проблем нет.
Рейф заметил, как расслабляются черты ее лица.
- Но вы все равно оставили девушку?
- Она никогда не просила, чтобы я любил ее, но я знаю, что она очень этого хотела. Я готов прикончить себя за то, что причинил ей боль, но продолжаю успокаивать себя, что я мог причинить ей еще больше боли, если бы я остался. Потому что в отношениях я веду себя как ублюдок.
- Я думаю, что это все хрень собачья.
Рейф пораженно посмотрел на нее. Регина никогда не ругалась матом, даже мягко.
- А Вы пробовали завести серьезные отношения с женщиной?
- Не совсем. Это мой пунктик. Я не знаю как, - он вздохнул, - мой отец сказал мне сегодня утром, что я, как и он, не в состоянии заботиться о ком-либо!
- Надеюсь, Вы понимаете, что это еще большая хрень.
Улыбка приподняла уголки его рта, несмотря на обуревавшие его эмоции.
- Я никогда не слышал от Вас таких слов.
- И Вы никогда не услышите их в офисе, но и Вам действительно нужно поменьше выражаться. Сегодня я позволю себе так говорить.
Он был рад ее доброму отношению.
- Если бы вы были похожи на своего отца, то не сидели бы здесь и не разговаривали бы со мной. И вы не вспоминали бы со слезами на глазах об этой девушке, если бы она была вам безразлична.
Он вздрогнул.
- Вы заметили? Я надеялся, что здесь слишком темно, чтобы это стало очевидным.
- Я заметила. Также я заметила, что вы стали другим после поездки во Флориду. Раньше вы всегда казались ужасно одиноким. Но на этой неделе вы просто утопаете в своем страдании. Вы любите эту девушку.
- Да, люблю, - признался он. И в глубине души после осознания этого внутри него воцарился покой.
- Так почему вы ее оставили?
Официант поставил перед ними напитки, салаты и ушел. У него было время, что обдумать этот вопрос.
Рейф взял вилку, но все равно не знал, что ответить.
- Я оставил ее, потому что…потому что я боюсь, - он вздохнул, - мне было страшно, потому что я безумно желал ее. Я думал, что причиняю ей боль. Я делал вид, что между нами нет чувств, пока она не сказала, что любит меня. Тогда…я не знаю. Я запаниковал.
- Точно. Потому что Вы ни о ком не заботились… насколько давно?
Он выдержал паузу, задумавшись.
- Моя мама. Мне было больно после ее смерти. Ее жизнь с отцом не была легкой, потому я закрылся ото всех. Полностью.
- Вы чувствовали себя опустошенным.
- Да, - выругался он, проведя рукой по лицу.
- Вы до сих пор боитесь?
- Да, черт возьми. Но я предпочитаю бояться с Керри, чем без нее.
Улыбнувшись, Регина сжала его руку.
- Я знала, что Вы умный человек, но вдобавок Вы еще и хороший.
- Спасибо, - он наклонился и поцеловал ее в щеку, – Вы не обидитесь, если я покину Вас прямо сейчас?
Улыбка осветила ее лицо.
- Нет.
- Спасибо. Закажите мне билет на следующий рейс до Тампы и отмените все встречи. Мне нужно упаковать сумку. Я позвоню вам позже, - он ухмыльнулся, – намного позже, если удача мне улыбнется.
- Верните ее, босс.
Глава 19
Сегодня был четверг, и наконец ее вечерняя смена подходила к концу. Она испортила три заказа: пролила чай со льдом на пожилого мужчину, споткнулась о ребенка, играющего на полу с мелками, и забыла закрыть дверь холодильника, когда отрезала для обнимающейся пары кусок лаймового пирога. Неудивительно, что чаевых было раз-два и обчелся. В целом, не лучшая ночная смена в ее жизни. Не самая лучшая ее ночь.
Она снова вспомнила Рейфа, который сейчас был в Нью-Йорке. Он занимался с ней любовью, помог освободить брата, спас ей жизнь и оставил ее так же внезапно, как и появился в ее жизни. Он хотел ее и весело провел с ней время. Но он не любил ее. Рейф все время, что они были вместе, предупреждал, что ему не нужны серьезные отношения. Но она не слушала его, жила своими мечтами.
Карета превратилась в тыкву. С реальностью пришло одиночество.
В другом конце зала за угловым столиком сидел Марк, глядя в окно на плохо освещенную стоянку. У нее сжалось сердце, когда она смотрела на него. И если она страдала всю прошедшую неделю, то он, должно быть, испытывал непередаваемые мучения. Керри всегда знала, что будет страдать, если влюбится в Рейфа, но все равно влюбилась. Марк же женился на женщине, полагая, что создаст с ней семью, проведет с ней остаток своей жизни, а узнал, что она постоянно его обманывала.
Керри подошла к столику брата с куском любимого им кокосового пирога, пропитанного ликером, и поставила перед ним тарелку.
- Поешь. Это за счет заведения.
Он повернулся и посмотрел на нее покрасневшими карими глазами, полными муки. Выражение его глаз… ничего не выдавало. Пустота. Сплошная пустота. Керри застыла. Она всю эту неделю жила в их доме, так как ее дом лежал в руинах. Она в два часа ночи услышала, что он не спит. Теперь Марк много работал, ведь после освобождения из тюрьмы он был восстановлен на работе и стал исполнять обязанности Смайкинса по руководству филиалом банка.
- Нет, спасибо.
- Ты должен поесть. Ты едва прикоснулся к ужину.
- Ты тоже.
- Я работаю.
- Съешь пирог. - Он подвинул тарелку к ней.
Она подтолкнула ее обратно к нему.
- Не могу. Я вернусь домой на автобусе, мне еще нужно обслужить несколько клиентов.
- Я подожду, пока ты не закончишь.
Вздохнув, Керри схватила Марка за руку.
- Я знаю, что прошлая неделя прошла для тебя, как в тумане, и что тебе больно и ты сбит с толку. Но ты должен есть, должен спать. От тебя не будет никакого проку ни в работе, ни в жизни, если ты этого не будешь делать.
Мрачная улыбка подняла уголок его рта.