Теодосия покачала головой. - И это, стало быть, сладостные звуки Техаса. Презрительно поджав губы, она сошла с платформы и направилась через улицу: мистер Монтана может искать ее всю неделю - с нее достаточно ожидания на этой невыносимой жаре.
Внутри вокзала было не намного прохладнее, но, по крайней мере, его крыша защищала голову от палящих солнечных лучей. Мусор, тараканы и спящие ковбои устилали деревянный пол; по стенам, увешанным расписаниями поездов, устаревшими объявлениями, покосившимися картинами, ползали мухи. На одной из картин была изображена полуобнаженная женщина: кто-то пририсовал ей бороду и стрелу молнии через голую грудь. В дальнем углу два старика играли в шашки, один курил сигару и ронял пепел на игральную доску, другой то и дело сдувал его.
Утонченная жизнь Теодосии в Бостоне неожиданно отодвинулась за миллион миль отсюда.
Через секунду она заметила бар с освежающими напитками и поспешила к нему.
- Я бы хотела холодного лимонада, пожалуй, - попросила она, ставя клетку с птицей на прилавок. Владелец бара задумчиво уставился на нее, его длинные черные усы подергивались - он жевал табачный лист.
- Да уж, маленькая леди, догадываюсь, вам хотелось бы холодного лимонада, но у меня не осталось ни одного лимона. - Он помолчал, обведя взглядом бар со стойкой с вырезанными на ней чьими-то инициалами. - Очевидно, его не будет еще, по крайней мере, с неделю - прибывает из Мехико, знаете ли. Лимонные деревья здесь не шибко-то растут.
Теодосия поморщилась от его лексического слога.
- Они здесь плохо растут.
- Вот-вот. А знаете, почему?
- Здесь для них неподходящий климат, но это не то, что я пыталась… Видите ли, сэр, вы сказали "не шибко". Вам следовало сказать "плохо" или "не очень хорошо". Должна заметить, что языковые нормы требуют…
- Разрази меня гром! - Он переместил табачную жвачку за другую щеку. - Вы из Англии?
- Из Англии, сэр?
- Вы говорите, как приезжие из Лондона. Вы - учительница? Умеете говорить на мудреных языках?
- Я не из Англии, а из Бостона, сэр. И не учительница. Мой зять, однако, Аптон Пибоди, - профессор Гарвардского университета, и я нахожусь под его попечительством с пятилетнего возраста. Да, он дал мне обширные познания во многих областях науки, в том числе и иностранных языках.
- Гарвард, говорите? - Потирая свой вымазанным жиром подбородок, бармен медленно кивнул. - Это где-то во Флориде, верно? - Он замолчал, бросив сердитый взгляд на мужчину, требующего, чтобы его обслужили. - Захлопни свой капкан, мистер. Подойду к тебе, когда буду готов подойти!
Глаза Теодосии расширились.
- Человек, возможно, испытывает такую же жажду, как и я. Дайте мне стакан холодного чая, после чего вы сможете обслужить остальных своих посетителей.
Бармен взял стакан с полки под стойкой и начал протирать его фартуком.
- У меня была учительница, когда я был мальчонкой, но она собрала вещички и дала тягу, когда мы с Габбом Сайлером засунули в ящик ее стола семейку гремучих змей с только что вылупившимися детенышами. На том моя наука и кончилась, но я не так уж глуп. Нет, ей-богу, я башковитее, чем многие думают. А один раз прочитал целую книгу сзаду наперед. Правда, больше ни за какие коврижки не согласился бы проделать такое еще раз, ибо, разрази меня гром, моя голова чуть было не лопнула от всей этой читанины. Чая тоже нет, мэм, - в него нападали мухи. Обычно я их, того, выуживаю и подаю чай, но на этот раз этих тварей слишком уж много.
Теодосия взглянула на часы и обнаружила, что ему понадобилось целых три минуты разглагольствований на тему чая. Заинтересовавшись подобной словесной гибкостью и зная, что интерес Аптона не уступает ее собственному, она достала из сумочки блокнот, чтобы поразмышлять над возможными причинами таких отклоняющихся от темы рассуждений.
- Что пишете, мэм?
Она сунула блокнот и карандаш обратно в сумочку.
- Записку. Сэр, простая вода подойдет, спасибо.
Он налил ей стакан воды.
- Не холодная. Я одолжил свой лед доку Аггсу. Старика Сэма Тиллера свалила лихорадка, так док Аггс закутал Сэма в лед. Не думаю, что бедняга выпутается: если лихорадка его не доконает, то до смерти замерзнет. Забавная у вас птичка, мэм. С своим серым туловищем и кроваво-красным хвостом она похожа на горячую зиму. Привет, птичка.
- Старика Сэма Тиллера свалила лихорадка, - провозгласил попугай. - Привет, птичка.
Челюсть бармена отвисла; табачная жвачка выпала и с громким шлепком ударилась об пол.
- Он… он разговаривает! И, будь я проклят, ели он не знает старика Сэма Тиллера!
Посочувствовав дружелюбному мужчине, Теодосия улыбнулась.
- Он не знает мистера Тиллера - просто повторяет то, что вы сказали об этом человеке; его талант, бесспорно, выдающийся, даже для птицы его вида. Большинству из них требуется услышать слово или высказывание много раз, прежде чем сможет повторить его. Конечно, со своим я работала бесчисленное количество часов. Бармен медленно кивнул.
- Что за птица?
- Psittacus erithacus.
- Пис… чего?
- Psittacus erithacus, что является научным названием африканского серого. Из всех видов попугаев африканские серые - наиболее выразительные имитаторы.
- Э-э, да, - буркнул бармен. - Кажется, я где-то это читал. - Он сунул палец в клетку попугая.
- Осторожнее, - предостерегла Теодосия. - Острый угол, под которым располагаются его челюстные мышцы на кости, смыкающейся с клювом, соединяются, образуя один из наиболее мощных Природных механизмов.
- Чего-чего?
- Он может откусить вам палец, - перевела она, собирая свои вещи. - Приятного вам дня, сэр, и большое спасибо за весьма интересную беседу и воду. Чувствую себя заново родившейся, то есть, я имела в виду, совершенно освежилась, - добавила она, видя, как он в замешательстве нахмурился. - Скажи "до свидания", - Иоанн Креститель.
Попугай хлопнул крылом.
- Я башковитее, чем многие думают. Скажи "до свидания", Иоанн Креститель.
Теодосия оставила пораженного бармена и направилась к билетному окошку, вознамерившись приступить к поискам Романа Монтана.
- Сэр, - обратилась она к продавцу билетов. - Я ищу человека по имени Роман Монтана - высокого, с длинными волосами и голубыми глазами. Вы не видели никого, соответствующего этому описанию? Возможно, он справлялся о моем местонахождении? Меня зовут Теодосия Уорт.
Клерк поправил очки на переносице.
- Добро пожаловать в Оатес Джанкшен, мисс Уорт. Я Тарк. Вы из Англии?
- Из Бостона, мистер Тарк…
- Я подумал, из Англии. Вы говорите так же чудно, как те лондонцы. Красивый разговор, однако. Считайте это комплиментом. Тарк - это мое имя, мисс Уорт. Проклятые мухи. - Он взял пачку бумаг, свернул их в трубочку и начал хлопать мух. Только после того, как убил с дюжину, он снова заговорил.
- Фамилия моя Крат. Тарк, видите ли, это Крат наоборот. Маманя вычислила это, когда мне было два дня от роду, и решила, что это довольно остроумно. Забавно, не правда ли? Так вы говорите, что ищете Романа Монтана?
Более чем когда-либо Теодосия почувствовала желание выяснить причины, лежащие в основе этой описательной манеры речи.
- Имя парня вроде знакомо, - известил ее клерк, отмахнувшись от очередной мухи. - Сдается мне, он выполняет здесь какую-то работу или что-то в этом роде. Но никто о вас не спрашивал. Роман Монтана - пьющий мужчина, мэм?
- Пьющий? - Она бросила на него удивленный взгляд. - Какое отношение имеют его привычки к тому, что я ищу его?
Ее вопрос заставил его задуматься.
- Я имел в виду, мэм, если он любит виски, можно найти его в салуне, вы не думаете? Выйдете вон в ту боковую дверь и держитесь извилистой тропинки, пройдете лошадиный загон, солончак, затем хорошенькую полянку с колокольчиками, и главная улица откроется перед вами.
Он снова поправил свои очки.
- Вдоль улицы стоят дома. Салун - третий налево, по если не найдете там Романа Монтана, не расстраивайтесь. Раньше или позже - объявится.
Теодосия надеялась, что это будет раньше. Но надежда это все равно, что желание, а желание - бесполезное времяпрепровождение.
- Можно оставить здесь свой багаж, сэр?
- О, конечно, конечно. Сумки крадут здесь нечасто, примерно раз в месяц, а так как одну стащили только вчера, то думаю, что пройдет еще с месяц до следующей кражи.
Пытаясь найти утешение в таких далеко неутешительных заверениях клерка, Теодосия покинула станцию. Выйдя на улицу, достала Иоанна Крестителя из клетки и надела ему на шею блестящий ошейник. Привязанная птица вышагивала вразвалку рядом со своей хозяйкой, направляющейся в город.
Спустя несколько минут Теодосия стояла перед зданием с вывеской "Дерьмовый салун". Решив, что это какой-то диалектный вариант слова "дешевый", она поправила шляпку и подошла к вертящейся двери.
Грохот пистолетной пальбы вырвался из заведения: двое здоровых детин вылетели наружу, шлепнулись на тротуар и покатились по грязной улице, где продолжали драку, начатую в салуне.
Напуганный резкими криками, Иоанн Креститель издал пронзительный долгий крик. Прежде чем Теодосия успела поймать его, он выдернул голову из ошейника и заковылял по тротуару, ускоряя свой побег перемежающимися низкими полетами.
В отчаянии Теодосия бросилась вслед за ним, но птица избрала зигзагообразный курс, который включал в себя подныривание под низкими столбиками ограды и увертывание от кустарников. В мгновение ока Иоанн Креститель удрал из города, в спешке оставив за собой облачко пыли.
Продолжая погоню, Теодосия увидела, что ее попугай направляется прямо на лошадь со всадником, въезжавшим в город.
- Стойте! - закричала она мужчине на серебристом жеребце, - Немедленно остановитесь! Вы покалечите моего попугая! Пожалуйста…
Ее крик смолк, когда Иоанн Креститель поднялся с земли и врезался прямо в грудь огромной серой лошади - пугливый жеребец резко отскочил назад, просив своего седока на огромную кучу конского навоза, сваленного на обочине.
Зная, что приземление мужчины на мягкую вонючую кучу не могло принести ему вреда, Теодосия промчалась мимо него, все еще надеясь поймать Иоанна Крестителя.
Свалившийся всадник начал было подниматься, но снова упал, когда ворох синих юбок прошелся прямо по его лицу. Ошарашенный, он наблюдал, как молодая женщина металась по пыльной дороге в попытке изловить истеричную птицу.
Он почувствовал прилив гнева вместе с примесью смущения, так как не мог вспомнить, когда последний раз падал с лошади и уж, конечно, никогда еще неоказывался в зловонной куче лошадиного навоза.
Он поднялся на ноги, отряхнул одежду, когда кричащая птица стремительно помчалась к нему.
Теодосия изумленно ахнула - мужчина схватил ее попугая одним точным движением.
- О, благодарю вас! - выдохнула она, протягивая руки, чтобы принять свою птицу.
Но мужчина не отдал попугая. Подняв его выше, он уставился на него.
Иоанн Креститель ответил таким же немигающим взглядом.
- Не согласитесь ли вы помочь мне забеременеть?
Лоб мужчины сурово нахмурился.
- Что за черт…
- Сэр, пожалуйста, передайте мне мою птицу, - попросила Теодосия. - Он непривычен к энергичным движениям на такой знойной жаре.
Он решил, что она из одного из тех северо-восточных городов, где люди расфуфыриваются в шелка, чтобы сидеть на атласных диванчиках и пить горячий чай, и разговаривают они так же, как она, с акцентом настолько резким, что им, пожалуй, можно было бы разрезать кожу.
- Сэр, - продолжала Теодосия. - Я должна принять неотложные меры, чтобы обеспечить моего попугая прохладным местом, где он сможет приспособиться к изменению окружающей среды.
Он нахмурился в недоумении.
- Чего?
- Он должен, отдохнуть.
- Леди, у меня есть хорошая мысль - отправить эту чертову птицу на вечный отдых!
Теодосия заглянула в глаза, настолько голубые, что они заслуживали описания: в какой-то момент казались бирюзовыми, а в следующий - соперничали с ясной голубизной васильков. Напряженность его взгляда вызвала трепетное ощущение внутри нее - согревало, немного щекотало и учащало дыхание и сердцебиение. Встревоженная незнакомыми чувствами, она на миг опустила голову, чтобы вернуть самообладание, и поймала себя на том, что пристально разглядывает нижнюю часть его анатомического строения.
- На что это вы таращитесь? - возмутился он.
Она продолжала смотреть, совершенно не в состоянии остановить себя.
- Я поражена размерами вашей vastus lateralis, vastus intermedius и vastus medialis. Бог мой, даже ваша sartorius ясно очерчена и в равной степени изумительна.
Он понятия не имел, о чем она говорит, но видел, что все ее внимание направлено на область, расположенную ниже пояса.
Он почувствовал непреодолимое желание опустить руки к паху, но не сделал этого, все еще держа ее птицу, и не собирался быть превращенным в евнуха клюющим попугаем.
- Вот, возьмите свою глупую птицу.
Его команда вернула Теодосию из состояния глубокой задумчивости. Она быстро взяла Иоанна Крестителя из рук мужчины.
- Ваше раздражение по отношению к моему попугаю совершенно необоснованно. На него ни в коей мере не может быть возложена ответственность за наше падение. Очевидно, вы недостаточно хороший наездник. Верховая езда требует прекрасного равновесия, того, чем вы явно не владеете. Более того, я отказываюсь верить, что вы получили какие-либо повреждения. Ваше падение было смягчено этой массой…
- Мое легкое падение никогда бы не произошло, если бы этот маньяк в перьях не напугал до смерти моего…
- Маньяк в перьях? - Теодосия прищелкнула языком и покачала головой. - Сэр, это весьма неудачный набор слов. Вы не можете говорить о птице, как о маньяке.
Он разинул рот.
- Не могу?
- Нет. Слово "маньяк" используется только по отношению к людям. Да будет вам известно, моя птица - африканский серый, вид попугая, который является предметом восхищения и желания в продолжение всего существования цивилизованного мира.
- О, чтоб его - мне плевать, будь этот маньяк в перьях хоть японским фиолетовым, и мой выбор слов не ваше дело, черт побери! И надо же было набраться наглости, чтобы заявить, что я не умею, ездить верхом. - Он поднял свою шляпу из пыли. - Я не могу вспомнить ни единого дня в своей жизни, когда бы я не сидел на лошади!
- Мой бог, сэр, да вы сходите с ума.
- Это я-то сумасшедший? Все, что я делал, это въезжал в город! Это вы носились тут по всему околотку, гоняясь за изнеженным попугаем и исправляя выбор слов других людей.
Теодосия отошла в тень под высокий дуб.
Мужчина наблюдал за ней сквозь прищуренные веки - мягкие округлости ее бедер покачивались, темно-синяя ткань дорожного костюма облегала тонкую талию и шуршала вокруг того, что, как он предполагал, было длинными, стройными ногами; он не мог разглядеть грудь - ее чертова птица прижималась к ней, а поскольку он был слишком зол, чтобы обратить внимание на нее прежде, то не мог вспомнить, была ли она маленькой или большой и пышной, как ему нравилось.
Нравилось? Эта женщина ему совсем не нравилась. Даже если у нее была большая полная грудь, он не собирался симпатизировать ей.
И все же, размышлял он, необязательно было испытывать симпатию, чтобы оценить ее внешность. В самом деле, по его мнению, большие полные груди были единственной стоящей принадлежностью женщин.
- Ваша вспыльчивость представляет интерес, сэр, - неожиданно заявила Теодосия, стоя посреди островков ярко-синих колокольчиков и лиловых полевых гвоздичек. - О, я прекрасно понимаю, что падение на кучу перепревающего органического удобрения было далеко не из приятных происшествий, но вы моментально пришли в ярость, причем настолько бурную, что я подумала, нет ли необходимости в некоторой форме цикурирования.
Он настолько напряженно наблюдал за ней, что едва ли слышал ее слова. Но спустя секунду осознал, что она сказала, - его глаза расширились так, что стало больно векам.
- Боже милостивый, это что же, в обычае у северных женщин угрожать мужчинам кастрированием?
Она слегка склонила голову.
- Что вы такое говорите, сэр? Я абсолютно ничего не сказала о кастрации.
- Вы сказали:..
- Цикурирование. Цикурировать - значит успокаивать, смягчать. Ваша ярость заставила меня задуматься, не могу ли я каким-то образом уговорить вас выйти из вашего взъерошенного состояния.
Он нахмурился, больше не в силах постичь как и о чем она говорит, так и почему он до сих пор ее слушает.
- Леди, у меня такое чувство, что вы в своем роде гений, но, будь я проклят, если вы к тому же не помешанная.
Он подошел к своей лошади.
- Мы с моим зятем Аптоном досконально изучали чувство гнева несколько лет назад, - рассуждала Теодосия, наблюдая, как его мускулистое тело взлетало в седло. - В процессе мы заинтересовались психологией, и это было в высшей степени увлекательно. Наши исследования привели нас к выводу, что многие люди, обладающие вспыльчивым нравом, испытали различные и длительные формы напряжения и печали в годы детства. Но, конечно, существуют также и люди, обладающие чертами жестокости вследствие того, что были крайне избалованными детьми. Какое из двух в вашем случае, сэр?
Удивление, словно невидимый кулак, с силой ударило его.
Напряжение и печаль.
Как эта женщина догадалась?
Он надвинул шляпу. Не сказав ей больше ни слова, пустил жеребца в легкий галоп по направлению к городу.