Однажды агентурные донесения Кузнецова прочитал комиссар госбезопасности Ильин – начальник третьего отдела секретно-политического Управления НКВД, отдела, ведавшего работой с творческой интеллигенцией. Генеральское звание не лишило Ильина интеллигентности, мягкости и профессорских манер. Он был вхож к писателям, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами. Его ценил Берия. Став начальником третьего отдела, Ильин арестовал двух осведомителей, которые поставляли ложную информацию о якобы антисоветских настроениях среди творческих работников. Этих осведомителей приговорили к десяти годам лагерей.
В отчетах и донесениях Кузнецова Ильина поразила способность агента из деталей составить картину явления, определить настроения в театральной среде.
"Этот человек, безусловно, находка, – мог думать Ильин. – Он должен работать по заданиям секретно-политического управления".
В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенная и раскованная группа, в контакте с которой находили вдохновение партийные вожди, наркомы, военные, наши и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры. А среди последних, прежде всего, – актрисы.
С богемой общались, дружили, любовничали. В том хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.
Как опытный человековед Ильин с первой встречи отметил кузнецовские способности. Они поняли друг друга весьма скоро. Их взгляды на сущность творческой интеллигенции, на методы работы среди нее рождали хитроумные ходы.
Вместе с Москвой хозяйственной, партийной, рабочей была Москва театральная, музыкальная, пьющая, гулящая – Москва конца 30-х годов. И в ней – светской, распутной – своим человеком был Кузнецов. От него, такого галантного, остроумного, такого лихого лейтенанта-"летчика", а потом делового, но и вальяжного инженера, исходило обаяние надежного мужчины, готового быть другом и любовником ярких театральных женщин, способного провернуть дело и вывернуться из непредвиденной ситуации. Он познавал московский театральный бомонд на неисчислимых спектаклях, пирушках и вечеринках. Его видели в Большом на "Евгении Онегине", в Вахтангове – на "Принцессе Турандот", в оперетте – на "Сильве". Он восторгался ансамблем Эдди Рознера и танцами Славы и Юры Ней в саду "Эрмитаж", пением Утесова, Козина, Юрьевой в Театре эстрады.
Когда Козин начинал свое знаменитое танго "Осень, прозрачное утро", Кузнецов уходил в себя и какие-то минуты был недоступен. И это остро чувствовала та женщина, что была рядом. Минутная недоступность покоряла больше, чем мужская уверенность. А потом он вновь становился все тем же парнем: улыбчивым, раскованным, широким.
Ему стали привычны артистические застолья в "Метрополе" и "Национале". Он мастерски устраивал пирушки и торжественные банкеты в московских квартирах. Душа компании, Кузнецов талантливо закручивал атмосферу флирта и интриги.
Партийная, военная, творческая элита и женщины. Симпатия и страсть. А на Лубянке в казенных папках наслаивалась информация из интеллигентских компаний, от политиков и генералов. Кто устоит перед соблазном поделиться сомнениями и переживаниями в минуту теплой расслабленности вслед за наслаждением от новой незнакомки, одарившей физическим и духовным очарованием. Сильные люди хотя бы на несколько часов бросались в этот омут, вспоминая о нем всю оставшуюся жизнь, даже если она сужалась до тюремной камеры или лагерного барака. Кузнецов был своим в этом вертепе страстей, откровений и интриг.
Кузнецов на Украине
Началась война. Кузнецов под прикрытием "антисоветского" немца, прожившего долгую жизнь в Москве и "имевшего проблемы" с режимом, входил в число тех ста человек, которых определили для специальных акций возмездия в отношении членов гитлеровского руководства.
В этой сотне были колоритные фигуры. Вот композитор Лев Константинович Книппер, в прошлом белогвардейский офицер, племянник жены великого русского писателя Антона Павловича Чехова, брат кинозвезды Третьего рейха Ольги Чеховой, одно время бывшей замужем за братом Антона Павловича – большим русским актером Михаилом Чеховым.
Ушедший из России с остатками армии Врангеля, когда ее разбили красные, Лев Книппер вернулся на родину в 1922 году, благодаря своей предприимчивой тете – Ольге Книппер. Она поспособствовала включению его в состав актерской труппы Московского художественного театра, гастролировавшего тогда за границей. В советской России Лев Книппер освоил композиторское искусство и занимался сочинительством. Особо знаменита его "Полюшко, поле", о красных героях-конниках. Но другая сторона его жизни была связана с органами ОГПУ-НКВД. С того же 22-го года он сотрудничал с ними. Было ли это вольное или невольное решение, сейчас трудно понять. Но то, что он долгие годы честно и изобретательно выполнял задания советской спецслужбы, – это так. Он так же, как поручик Эфрон – муж Марины Цветаевой, как генерал Скоблин – муж известной певицы Плевицкой, став агентом красной спецслужбы, работал в среде белой эмиграции. В этой среде он определял людей, готовых вернуться в советскую Россию. Это он способствовал возвращению на Родину Алексея Толстого, ставшего потом в СССР писателем первой шеренги. Особым заданием его, по всей видимости, была поддержка контактов с сестрой своей – Ольгой Чеховой, которая в Германии Гитлера стала примой кино и театра. Как утверждал Павел Судоплатов, в КГБ сохранилась картотека секретной переписки между братом и сестрой.
С началом войны Лев Книппер, немец по происхождению, по "легенде" НКВД был готов служить новым, немецким, хозяевам России. Он должен был быть хорошей приманкой. По замыслу чекистов он должен был стать бургомистром Москвы. На него замыкалось несколько ключевых агентов. И у него были вполне определенные задачи в деле уничтожения деятелей германского рейха, если бы они появились в Москве. А его сестра Ольга Чехова, имевшая звание государственной актрисы рейха, весьма почитаемая и близкая гитлеровскому руководству, уже тогда оказывала серьезные услуги советской разведке. В 1943 году НКГБ даже планировало ввести Ольгу Чехову в операцию по уничтожению Гитлера в Берлине.
…Другая, не менее яркая фигура, входившая в ту же сотню самых многообещающих агентов, – профессор-искусствовед Московского университета Алексей Алексеевич Сидоров. Он еще с 1920 года помогал органам ОГПУ-НКВД в борьбе с немецкой разведкой. Его псевдоним – "Старый". После московского сражения продолжал сотрудничество с НКВД в организации оперативных игр.
Но этой сотне лучших агентов, как и всей отлаженной подпольной сети, так и не удалось показать себя в деле. Фашистский вермахт был остановлен под Москвой, а шестого декабря части Красной Армии перешли в наступление, закончившееся разгромом немецких войск близ столицы.
Радуясь московской победе, Кузнецов, тем не менее, остро переживал свою невостребованность. Но без дела он оставался недолго: весной 1942 года Кузнецов был включен в особый разведывательный отряд НКВД, который должен был заниматься сбором информации о вермахте на Западной Украине.
…Лето 1942 года. Украинский город Ровно. Там Кузнецов. Он же Пауль Зиберт, пехотный обер-лейтенант, фронтовик, статный и храбрый – два Железных креста и медаль "За зимний поход на Восток". Он залечивает раны и поэтому временно в хозяйственной команде. Он знает толк в деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах.
Ровно – столица рейхскомиссариата Украина – город сделок, торговли, военного разврата. Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар. Зиберт имел и то, и другое. На него работали партизаны и разведчики из спецотряда полковника Медведева. Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяки и вина, сигареты, галантерея и косметика – все для Зиберта.
На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени майором фон Ортелем. Скорцени – легенда, супермен Третьего рейха, человек особого назначения, диверсант и террорист. Его люди – его отражение. Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия с первой рюмки. Лихой "пехотинец" и непростой майор.
– Что делаешь в этой дыре, обер-лейтенант?
– Служу по хозяйственной части, после ранения.
Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос:
– Деньги есть, обер-лейтенант?
– Для вас, майор… Сколько надо?
И вновь застолье – привычный блеск бокалов, обжигающий коньяк "Вье" из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах. И опять этот парень здесь – Пауль Зиберт. Приятен, черт!
И вдруг:
– Пойдешь ко мне?
– Зачем? Я же пехотный офицер.
– Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов.
И дальше слова, обошедшие через десятилетия все исторические повествования: за персидскими коврами поедем! В Москве, на Лубянке, люди Судоплатова, начальника 4-го управления НКВД – разведка, диверсии, террор, – оценили слова майора фон Ортеля: это Тегеран, это покушение на большую тройку, это угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на тегеранской конференции. И скорее всего – за этим Скорцени.
Но сначала в Ровно Зиберт оценил эти слова. И увесисто, как парабеллум, лег на стол тугой бумажник для фон Ортеля.
…Еще Ильин обратил внимание на способность Кузнецова к системному видению ситуации. С чего начал Кузнецов, когда командование поставило задачу выяснить местонахождение ставки Гитлера на Украине? С украинских газет, издаваемых оккупационными властями. Изучение их – было его работой.
Однажды Кузнецов обратил внимание на заметку в националистической газетенке "Волынь". В ней сообщалось о премьере в Виннице оперы Вагнера "Тангейзер", на которой присутствовал фельдмаршал Кейтель. А фельдмаршал к тому времени был командующим вооруженными силами вермахта. Что Кейтель делал в Виннице? Через несколько недель Кузнецов в другой газете – "Дойче Украинише цейтунг" – подчеркнул сообщение о концерте артистов Берлинской королевской оперы в Виннице. На нем вальяжно отходил от забот Герман Геринг, второе лицо в Германии. Для чего Геринг объявился в Виннице? И почему именно туда приехали с концертом берлинские артисты? А не находится ли близ Винницы ставка фюрера? И где?
Тогда потребовалось захватить немецкого подполковника-связиста, чтобы на его карте увидеть красную линию – кабель из Берлина в деревню Якушинцы. Там-то и оказался полевой бункер Гитлера для управления армиями вермахта.
Женщины Зиберта-Кузнецова
Делом особой важности для Кузнецова в Ровно была стратегическая разведка. В раздумьях рождались варианты. Медведев, опытный чекист, был непосредственным начальником Кузнецова. Но он не командовал, он думал вместе с Кузнецовым, и планы операций возникали в совместной игре умов.
Кузнецов вспоминал Ильина и его теорию о социально-профессиональных группах, ускоряющих потоки информации. В Ровно такой группой были актеры местного театра и варьете, женщины-актрисы, официантки и метрдотели. С ними общались местные немецкие чиновники, офицеры тыловых подразделений, фронтовики на отдыхе, чины фельджандармерии, абвера и гестапо. А внимание к женскому обществу в годы войны обостренное. Женщины притягивают военных, любовь скоротечна, разговоры спонтанны, информация непредсказуема.
В этой среде Кузнецов и водил знакомства. В Ровно останавливаться ему было негде. Не мог он снимать номер в отеле или комнату в городе без направления комендатуры. Но первая же проверка показала бы, что Зиберт ни в какой хозяйственной команде не состоит. Поэтому лейтенант ночевал у женщин. И у тех, которых знал, и у тех, с которыми знакомился для этого. Он хорошо помнил уроки Лепешинской.
Обычно его серый "Опель" останавливался на одной из оживленных улиц Ровно, и водитель, верный соратник Николай Струтинский, начинал копаться в моторе. Зиберт расхаживал рядом, скучающим взглядом провожая прохожих. Но вот появлялась та, ради которой затевалась игра. По некоторым признакам определял ее Зиберт – одежда, походка, выражение глаз, контуры губ. Ошибок не было.
Если немка:
– Извините, фрау, где здесь отель "Дойчегоф"? У меня машина, я готов подвезти и вас…
Если полька:
– Извините, такая прекрасная пани спешит одна в неизвестность. Моя машина для вас…
И женскому взору являлся элегантный офицер, симпатичный мужчина с интригующим запахом дорогого одеколона "Кельнвассер".
Так завязывались знакомства, и их надо было укреплять презентами. Для этого у Зиберта в багажнике всегда лежали изысканное женское белье и пачки модных чулок из
Франции, духи и помада из Италии, шоколадные конфеты из Швейцарии и лимонный ликер из Польши. Ночь была обеспечена в доме новой незнакомки, и порой не одна.
Среди женщин Зиберта оказались делопроизводитель из штаба авиации, референт из бюро военных перевозок, секретарь из фирмы "Пакетаукцион", отправлявшей награбленные ценности в Германию, метрдотель ресторана "Дойчегоф".
Эта метрдотель, чувственная породистая полька с серыми глазами, в прошлом балерина Варшавского театра, обладала многочисленными знакомствами среди немецких офицеров и чиновников германской администрации. Между ней и Зибертом установилось нечто большее, чем связь на одну ночь. Она рассказывала много о своих немецких ухажерах. Однажды из ее уст прозвучали слова "майор фон Ортель". Реплики о нем весьма заинтересовали Кузнецова.
И настал момент, когда он ненавязчиво попросил свою знакомую пригласить на очередное застолье этого загадочного майора.
Так в квартире пани метрдотеля в один из вечеров появился соратник Скорцени. Утром Зиберт проснулся с легким шумом в голове от обилия выпитого с ним. Лежа в постели, он морщился от винных паров, от почти неуловимого запаха духов "Мадам Клико", исходящего от соседней подушки. А в ушах победной песней звенел шелест французских чулок "Монтегю" как платы за услуги и информацию.
Почему Кузнецов не стрелял в Коха?
Стрелять Кузнецов научился в Москве, когда готовился со спецотрядом Медведева работать в тылу у немцев. Учителя из 4-го управления НКГБ были хорошие. Учили бить из разного оружия и из любого положения. А потом в лесах под Ровно, закрепляя пройденное, Кузнецов часами, навскидку не целясь, пулю за пулей всаживал в стволы берез. Ему более всего пришелся семизарядный "вальтер", вес 766 грамм, патрон 7,65 от браунинга. Легкий спуск и легок в руке, будто продолжение ее. Из этого "вальтера" он должен был стрелять в Коха.
Эрих Кох – типичный нацистский босс, ненавидящий славян, преданный фюреру и идее возвышения Германии. И внешне он выглядел как нацист, если можно соединить внешность с мировоззрением. Высокий лоб, правильный нос, но змеиные губы, тяжелый взгляд маленьких глазок, фатоватые усики щеточкой – оставляли жутковатое впечатление. Да он и был жесток. Украину мерил тем же аршином, что и Гитлер, который говорил так: "Украина неслыханно прекрасна. Глядя с самолета, думаешь, что видишь перед собой "землю обетованную". Климат на Украине мягче, чем у нас, скажем, в Мюнхене, земля невероятно плодородна, а люди – особенно мужчины – ярко выраженные лодыри". И Кох, соглашаясь с этим откровением, проповедовал соответствующий принцип властвования: богатства Украины – для Германии. Для Германии – природные ресурсы, для Германии – украинцы, которых надо отправить туда для работы, а евреев отправить в гетто, концлагеря и крематории, а сопротивляющихся, независимо от пола, возраста и национальности, – расстреливать, вешать и сжигать. И это после того, как яркие украинские девушки встречали цветами и хлебом с солью на расшитых рушниках передовые германские части, шедшие по пятам отступающих советских дивизий. Во времена хозяйничанья Коха на Украине гитлеровцы и их приспешники из местных украинцев уничтожили более 4 миллионов мирных граждан и военнопленных. К июлю 1943 года с Украины в Германию Кох отправил более трех миллионов тонн зерна, сотни тысяч тонн картофеля, десятки тысяч тонн сахара и масла. А на каторжные работы в
Германию он отправил два миллиона украинцев. Вот таким хозяином Украины был Кох, по указанию фюрера занимавший две должности одновременно – гауляйтера Восточной Пруссии и имперского рейхскомиссара на Украине. Он как челнок регулярно мотался из Кенигсберга в Ровно, столицу оккупированной украинской территории, и обратно.
Но то, как действовал Кох в отношении украинцев, не находило понимания у министра по делам оккупированных территорий Альфреда Розенберга. Тот считал, что бесчеловечное отношение Коха к местному населению вызывает сопротивление, которое используют советские комиссары для расширения партизанской борьбы в тылу воюющих немецких войск. Розенберг дважды обращался к Гитлеру с просьбой отстранить Коха от управления Украиной. Но Гитлер поддерживал своего верного наместника. И тот продолжал политику террора и грабежа.
Кузнецов и его начальники долго искали варианты уничтожения Коха. Наконец остановились на таком, где Кузнецов, как немецкий офицер, ходатайствует перед имперским комиссаром на Украине Кохом о разрешении жениться на девушке, наполовину немке, у которой отца зверски убили советские партизаны за сотрудничество с немецкими властями. Письмо-заявление об этом, благодаря разным связям Кузнецова среди немецких офицеров и чиновников, попало к Коху. И тот согласился принять заслуженного фронтовика, обер-лейтенанта Пауля Зиберта и его "невесту". Вероятно, рейхскомиссар хотел пообщаться с настоящим фронтовиком, отчасти показать свой демократизм и заодно выяснить настроение в армейской среде. Было решено, что на этой встрече Кузнецов застрелит Коха. Понятно, что вряд ли после этого и Кузнецов, и его "невеста" Валентина Довгер выберутся живыми из особняка рейхскомиссара. По сути – это был акт самопожертвования, продуманный и психологически принятый к тому времени Кузнецовым и Валентиной.
Но Кузнецов на аудиенции с Кохом не выстрелил в него. Почему? Авторы многих книг и публикаций, размышляя о ситуации, в которую попал главный герой этой драмы, строили разные версии. Но лучше всего на этот вопрос ответил сам Кузнецов в своем рапорте командованию после визита к Коху. Приведу его с небольшими купюрами.