– Что ж, желаю удачи. До встречи.
– Всего доброго! – ответил Росс.
Маурицио снова сунул сигару в рот, проводил взглядом Росса. Интересно, зачем этот американец сюда приехал? – подумал он.
На следующее утро Росс проснулся рано и отправился на пробежку.
Когда он появился во дворе, Элиана открыла окно мастерской и крикнула:
– Добрый день, Росс! Так как насчет сегодняшнего вечера?
– Только если вам удобно. Я не хочу лишать вас общества вашего мужа.
– Маурицио уже уехал. Он неожиданно заскочил вчера, а утром снова отправился в путь. Я видела, как вы с ним беседовали.
– Он был очень мил.
– Я же говорила, он вам понравится.
Это замечание Росс оставил без ответа.
– Значит, в восемь?
– Да, в восемь. – Она помахала ему рукой и отошла от окна.
Около восьми Росс поднялся на крыльцо Элианы и позвонил. Послышался топот ног, дверь распахнулась.
– Привет! – сказал запыхавшийся Алессио.
Он был уже в пижаме. Маленький, худенький, с курчавыми волосами. Огромные – как у матери – карие глаза возбужденно сияли. В последний раз Росс видел Алессио в больнице. Теперь это был словно другой ребенок.
Росс зашел в дом.
– Привет, Алессио!
– Привет. А знаешь что?
– Что?
– Я сегодня нашел скорпиона. У себя в шкафу.
– Правда?
Алессио серьезно кивнул.
– Такой черный. У них есть жало. Самые большие даже убить могут.
– А этот был большой?
– Вот такой вот, – показал Алессио, раздвинув пальцы.
– Ты положил его в банку?
– Нет. Мама убила его туфлей.
Росс постарался сдержать улыбку.
– Я на кухне, Росс, – раздался голос Элианы. – Идите поскорее сюда.
Росс положил руку на плечо Алессио.
– Если повезет, найдем еще одного скорпиона и посадим его в банку.
– Ладно.
Увидев Росса, Элиана улыбнулась и перевела взгляд на Алессио:
– Ну вот, ты его и увидел. Теперь беги спать.
– Обязательно? – насупился Алессио.
– Мы же договорились. Ну, поцелуй меня.
Элиана нагнулась, и Алессио чмокнул ее в щеку.
– Пока, Росс!
– Мистер Стори, – поправила сына Элиана.
– Еще увидимся, Алессио, – подмигнул мальчику Росс.
– Пока! – крикнул тот, поднимаясь по лестнице.
– Очень воспитанный молодой человек, – сказал Росс, когда Алессио его уже не слышал.
– Видели бы вы его двадцать минут назад. Он знал, что вы придете, и отказывался ложиться спать. В прошлый раз он так расстроился, что вас не дождался. Вот и пришлось пообещать ему, что я не отправлю его в кровать до вашего прихода.
– Он мне рассказал про скорпиона.
– Я просто терпеть не могу эту гадость, – закатила глаза Элиана. – Ну что, вы готовы?
– Да.
Они поднялись в мастерскую. Росс осмотрелся. Он уже был здесь, но пристально ничего не разглядывал. Теперь он увидел, что она вся забита холстами, красками, эскизами. Он подошел к холстам, составленным у стены, и просмотрел все. Его поразила одна картина: женщина в алой тунике, завязанной на плече узлом и перетянутой на талии золотым пояском. В одной руке у нее был масляный светильник, в другом – буханка хлеба.
– Интересная работа.
Элиана, успевшая надеть рабочий халат, подняла глаза:
– Это моя весталка.
– Весталка? – переспросил Росс.
– Ну да, одна из девственниц-весталок.
– Я про них мало что знаю, но в Уффици осенью открывается выставка под названием "Весталки".
– Тогда давайте я вам расскажу поподробнее. – Она подошла к нему. – В Древнем Риме девственницы-весталки были хранительницами храма Весты, богини дома и семьи. Древние римляне считали, что семья – основа государства, поэтому весталки обладали большим влиянием. На улицах все их приветствовали, в Колизее им предоставлялись лучшие места. Из женщин Рима только им одним разрешалось владеть собственностью.
– Получается, это были первые свободные женщины древнего мира?
– Не совсем так. – Она взглянула на картину. – Они обязаны были соблюдать три правила. Во-первых, они целиком и полностью посвящали себя богине Весте. Во-вторых, в их обязанность входило постоянно поддерживать огонь в храме. И в-третьих, они должны были отказаться от личного счастья и принять обет целомудрия.
Она немного помолчала и продолжила:
– Если они нарушали этот обет, им грозила суровая кара. Их возлюбленных хлестали бичами до смерти у них на глазах. А самих их отводили на поле проклятых, сажали в подземную пещеру. Давали им масляный светильник и буханку хлеба и хоронили заживо. – Она рассказывала это, устремив взгляд куда-то вглубь картины, словно вспоминала то, чему сама была свидетельницей. – Их родственникам запрещалось даже оплакать их. Они умирали в одиночестве, оставленные всеми.
Росс снова посмотрел на картину:
– Почему вы решили написать павшую весталку?
– Сама не знаю. Мне хотелось понять, как можно жаждать любви так сильно, чтобы поставить на карту все, даже собственную жизнь.
– Значит, такое действительно случилось – одну из них похоронили заживо?
– Не одну, а восемнадцать.
– Восемнадцать? – изумленно переспросил Росс.
– Да. Хотя одна пострадала за то, что ее изнасиловал император. Вот такая несправедливость.
– Да уж.
– В этом мире всегда существовали двойные стандарты.
Россу показалось, что она имеет в виду что-то другое.
– Может, начнем? – предложила она.
Он подошел к стулу, стоявшему напротив мольберта.
– Мне сюда?
– Да. Просто сядьте, как вам удобно. – Она дала ему книгу, навела на него лампу, включила лампу у мольберта и выключила верхний свет.
– И как это обычно происходит? – спросил Росс.
– Сначала я делаю карандашный набросок. Потом, уже без вас, я прорисую фон. А после нескольких сеансов напишу ваше лицо.
– Сколько это займет времени?
– Это зависит от того, сколько вопросов задает модель.
– А в моем случае?
– Лет десять, – усмехнулась она, села за мольберт и всмотрелась в его лицо. – Ну все, я готова.
Она начала рисовать. Карандаш легко шуршал по холсту.
– Я хотела извиниться за прошлый вечер, – сказала она смущенно. – Я все это на вас вывалила…
– Я вас уверяю, что замечательно провел время. Искренний разговор всегда интересен.
– По-моему, вы говорите это из вежливости. Мой муж считает, что американские женщины чересчур разговорчивы. В данном случае так оно и было. Но это такое удовольствие – беседовать со взрослым человеком по-английски. Однако я заметила, что всякий раз, когда я спрашивала о вас, вы меняли тему.
– Мне нечего рассказать.
– Неужели? Вы уехали в чужую страну, один, собираетесь остаться здесь навсегда, и вам нечего рассказать?
– Разве что самую малость, – усмехнулся Росс. – Что вас интересует?
– Ну хотя бы чем вы занимались в Штатах?
– Я был арт-директором рекламного агентства в Миннеаполисе.
– И оставили эту работу ради того, чтобы стать экскурсоводом?
– Признаю, звучит несколько странно. Нет, уехал я не поэтому. У меня… – он запнулся, – появились разногласия с партнерами. Кроме того, меня начал донимать бешеный ритм мира рекламы. В прошлый раз, когда вы говорили о том, почему не продаете картины, я думал, что хотел бы быть таким же цельным человеком. Я стал заниматься художественным дизайном потому, что люблю искусство. Я заработал кучу денег, получил несколько премий, но через пять лет чувствовал себя проституткой, я был полностью подчинен срокам, моде, желаниям клиентов. Искусство на заказ. Мне стало казаться, что я теряю душу. Искусство перестало приносить мне радость. Так что я понимаю ваши чувства и уважаю их. Поэтому-то ваши работы так хороши. Они честные.
– Спасибо, – сказала она.
Она была рада тому, что между ними холст, за которым она может спрятаться. Он и представить не мог, как важны для нее его слова. Маурицио считал ее дурой потому, что она отказывается зарабатывать своим творчеством.
– Не за что, – сказал он тихо. – Что вас еще интересует?
– У вас есть семья?
– Брат.
– Он живет в Миннеаполисе?
– Я точно не знаю.
– Вы с ним что, в плохих отношениях?
– Да нет, вообще-то мы дружим. – Росс погрустнел. – Вернее, дружили. Я уже три с лишним года не имею о нем известий. Пытался найти его перед отъездом в Италию, но не смог.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Я скучаю по нему.
– А ваши родители, они в Миннесоте?
– Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать. Нас со Стэном – так зовут брата – воспитывала тетя.
– Как это, должно быть, тяжело – потерять родителей так рано. Когда умер папа, мне казалось, что мир рухнул. А мне было восемнадцать.
– Мы выжили. Как могли. Меня потянуло к искусству, а Стэна – к наркотикам.
Элиана вдруг встала, подошла к столу, поправила свет. Она двигалась спокойно, с естественной грацией, и Росс залюбовался ею. Но в ее движениях было еще что-то – честное, открытое, что сразу внушало доверие, и ему показалось, что он может рассказать ей все. На самом деле, он уже многое ей рассказал. Она была вторым человеком, с которым он говорил о Стэне.
Она снова села и взялась за карандаш. Набрасывая овал его лица, она думала о том, какой же он симпатичный.
– Вы были женаты? – спросила она.
– Нет, – ответил он, чуточку помедлив. – Я был помолвлен. Четыре года назад.
– И что произошло?
Он снова замялся.
– Ничего не получилось.
Элиане было любопытно узнать поподробнее, но она не стала расспрашивать.
– У вас руки лежат неестественно, – сказала она. – Давайте изменим позу. Положите правую руку на колено. Вот так. А книгу чуть сдвиньте. – Она встала и показала, как именно. – Уже лучше. А эту руку разверните, чтобы была видна ладонь.
Он, чуть помедлив, перевернул руку. И она увидела шрам на запястье, но промолчала. Росс не сводил с нее глаз, и она постаралась вести себя так, будто ничего не заметила, однако из этого ничего не вышло. Повисла напряженная тишина.
– У меня было трудное время, – сказал наконец Росс.
– Извините, если я что не так сказала.
Они помолчали. Она подошла и чуточку взъерошила ему волосы.
– Так лучше. На жаре волосы плохо лежат.
Россу было приятно ее прикосновение.
Она опять села и рисовала еще минут двадцать. Наконец она отложила карандаш:
– Думаю, на сегодня достаточно.
– Можно встать?
– Погодите, я сделаю несколько снимков. – Она взяла фотоаппарат, сфотографировала его. – Так я смогу работать и когда вас нет. Все, теперь вы свободны.
Росс потянулся.
– Оказывается, позировать не так уж легко.
– Да уж. В колледже мы рисовали обнаженную натуру, и натурщик потерял сознание. Преподаватель сказал, от застоя крови.
– Мне это, надеюсь, не грозит? – улыбнулся Росс.
– Не бойтесь. Я умею оказывать первую помощь.
Они спустились вниз.
– Надеюсь, вам не было очень уж скучно?
– Нисколько. Мне приятно ваше общество.
– Мне ваше тоже, – тихо сказала Элиана.
Они остановились у двери.
– Когда следующий сеанс? – спросил он.
– Суббота вам подходит?
– В любое время.
Они стояли и смотрели друг на друга. Оба не знали, как закончить вечер. Наконец Элиана сказала:
– Может, просто обнимемся на прощание? – Она шагнула к нему и обняла. – Спокойной ночи, Росс.
– Спокойной ночи!
Он ушел, а она все вспоминала их разговор. И снова подумала о шраме у него на запястье. Что же с ним случилось?
7
Утром Росс проснулся в семь часов. В этот день у него не было экскурсий, и он решил отправиться на мотороллере в Сан-Джиминьяно.
Он сразу влюбился в этот средневековый городок с бесчисленными колокольнями. Гуляя по мощеным улочкам, он увидел толпу туристов. Это была очередь в музей пыток, где были выставлены хитроумные приспособления для истязаний, сохранившиеся со времен инквизиции. Росс развернулся и пошел прочь. После последних трех лет он не нуждался в напоминании о том, что люди могут бесчеловечно относиться к себе подобным.
Пообедал он в пиццерии. На обратном пути он проехал мимо гостиницы, чье название "Отель лилий" почему-то показалось ему знакомым.
Он зашел внутрь. Крохотный вестибюль с мраморными полами. На стене за конторкой орехового дерева – медная лилия, символ Флоренции.
И тут он вспомнил: фото этой гостиницы он видел в путеводителе четыре года назад. В числе прочих она выбрала ее для их медового месяца.
– Могу я вам чем-нибудь помочь, синьор? – спросил портье.
Росс на мгновение онемел.
– Нет, спасибо, – наконец пришел в себя он. – Я, похоже, не туда попал.
Сердце бешено билось. Он вышел из гостиницы и несколько мгновений стоял, словно не соображая, где он. Два мира вдруг превратились в один. Он сделал несколько глубоких вдохов, взял себя в руки и пошел к мотороллеру.
На виллу он вернулся часов в шесть. Во дворе играл Алессио: бил футбольным мячом о стену.
– У тебя отлично получается, – сказал Росс.
– Да не очень, – ответил, закашлявшись, Алессио. – Я не могу быстро бегать.
– Покажи мяч, – попросил Росс.
Мальчик кинул его Россу.
– А ты знаешь, как играют в американский футбол?
Алессио помотал головой.
– Это похоже на обычный футбол, только там нужно схватить мяч в руки и мчаться с ним к линии ворот. А задача противника – всячески этому мешать. Бывает, назначают удары по воротам. Я был маленького роста, и меня было просто сбить с ног. Поэтому тренер не пускал меня на поле. И тогда я решил: я буду бить по воротам – ведь для этого необязательно быть высоким. Я тренировался каждый день, и все у меня получилось. Самые важные игры мы выигрывали благодаря моим голам.
– Ух ты!
– Ты не умеешь быстро бегать? Но это же не значит, что ты вообще не можешь играть в футбол. По-моему, из тебя может получиться неплохой бомбардир.
– Правда?
– Хороший бомбардир – половина дела. Если он не умеет брать мячи, команда никогда не выиграет. Ты ведь умеешь стоять на воротах?
– Умею.
– Вот и замечательно. Где у тебя ворота?
– Между вон тем камнем и цветочным горшком.
– Понятно. Вставай туда, будем тренироваться.
Росс установил мяч и послал в ворота. Алессио прыгнул и поймал его.
– Молодец! Попробуем еще раз.
Элиана, услышав голоса, вышла посмотреть, что происходит.
Росс снова и снова бил по воротам, иногда чуть сильнее, но все-таки так, чтобы Алессио мог брать его мячи. И Алессио пропустил только один.
– Знаешь, приятель, у меня на родине таких, как ты, называют Бомбами.
Алессио весело захихикал и, заметив на крыльце мать, крикнул:
– Мам! У меня получается!
– Да я уж вижу.
Росс взглянул на нее, и она улыбнулась. Он подошел к Алессио, приобнял его за плечи и шепнул:
– Алессио, прошу тебя как мужчина мужчину: дай мне хоть разок забить, а то твоя мама подумает, я вообще ничего не умею.
– Ну ладно, – согласился Алессио. – Но только разок.
– Спасибо, друг!
Росс отошел подальше, установил мяч и послал его прямо на Алессио, и тот, упав на мяч, радостно засмеялся. Росс, притворившись расстроенным, вздохнул:
– Ну все, для одного дня унижений достаточно!
– Я победил! – завопил счастливый Алессио.
– Ну и прекрасно, ужинать пора, – улыбнулась Элиана. И спросила Росса: – Ну что, мазила, может, присоединитесь к нам?
– Чтобы дать вам возможность всласть надо мной поиздеваться? Ни за что.
– Да ладно вам! У нас сегодня жареная курица.
– Мистер Стори, ну, пожалуйста!
– Что ж, спасибо! Но я надеюсь на реванш!
Они втроем вошли в дом. Алессио никак не мог остановиться и все стучал мячом, пока Элиана наконец не велела ему отнести мяч в комнату.
После ужина Элиана сказала Россу:
– Сегодня утром я закончила фон. Не хотите еще попозировать?
– С удовольствием.
– Но сначала мне нужно уложить Алессио.
– Давайте я подойду к вам в мастерскую через полчаса.
Когда Росс вернулся, Элиана уже дожидалась его в мастерской. Негромко играла музыка – Андреа Бочелли. В комнате был полумрак, свет падал только на пустой стул.
– Привет. Алессио заснул?
– Надеюсь. Но пока я его укладывала, он говорил только о вашем матче.
– Славный мальчишка. – Росс сел на стул. – Я правильно сижу?
– Немного развернитесь ко мне. Вот так. Чуть правее.
– Я хотел спросить, а Алессио не вредно заниматься спортом?
– Риск, конечно, есть. Может начаться приступ, особенно если много бегать.
– Значит, футбол ему противопоказан?
– Вовсе нет. Астматики даже олимпийскими чемпионами становятся. Надо только трезво оценивать свои возможности. Маурицио считает, что я слишком уж ношусь с Алессио. Может, он и прав. Мне, разумеется, хочется, чтобы он вырос самостоятельным, но нужно еще заботиться о его здоровье. Очень не хотелось бы его испортить.
– Да он отличный мальчишка – веселый, жизнерадостный. Чего еще желать?
Она выбрала кисточку, аккуратно окунула ее в краску, окинула изучающим взглядом лицо Росса и приступила к работе.
Минут через десять она спросила:
– Так, значит, вы решили в Америку не возвращаться?
– Никогда.
– Неужели вы ни по чему не скучаете?
– Еще как скучаю.
– Например?
– Например, по брату, – ответил он.
– А еще?
Он задумался.
– Еще я скучаю по настоящему кленовому сиропу, какой делают в Вермонте. По кукурузе в початках. По напиткам со льдом. По хорошей сантехнике. И по своей любимой команде "Миннесота Викингз".
Элиане его ответ понравился.
– Ну вот, мне сразу домой захотелось.
– А вы по чему скучаете?
– В основном по маме. И еще по сушильной машине. Мне ее ужасно не хватает. – Она выдавила на палитру немного черной краски. – А что вам больше всего нравится в Италии?
– В Италии? Прежде всего – уважительное отношение к старине. И то, что здесь никто не одержим идеей подать на ближнего в суд. Нравится, что в каждом, даже маленьком городке есть колокольня. Что можно парковаться где хочешь. Что здесь принято переодеваться по любому поводу. Еще нравится итальянский эспрессо – им запросто можно прочищать двигатели. Нравятся итальянки на мотороллерах – это очень сексуально. И нравится, что в праздники вообще никто не работает. – Он взглянул на нее. – Теперь ваша очередь.
Она собралась с мыслями:
– Мне нравятся люди и их отношение к родственникам. Нравятся старинные соборы. Нравится, что итальянцы работают, чтобы жить, а не наоборот. А больше всего мне нравится сбор урожая.
– Вы помогаете собирать виноград?
– Ну, это было бы преувеличением. Обычно я беру Алессио на первый день сбора – когда все еще полны сил и энергии. Но вообще-то это удивительное время – оно какое-то одухотворенное. Даже не знаю, как это описать… Это надо увидеть своими глазами. – Она улыбнулась. – Вы обязательно должны там побывать. Мы вас пригласим.