- На черта ты писал все эти картины, если их никто не увидит! - взвизгнула Белинда. - Зачем фотографировал меня там, внизу!
- Потому что мне так хотелось, - вконец растерявшись, ответил я.
- И никогда никому не покажешь? Никогда не покажешь картины? Нет, я этого не перенесу!
- Но ты вполне можешь и изменить свое мнение.
- Не смей мне твердить одно и то же! Жалкая отговорка. Ты хочешь уйти от ответственности. И нечего вилять!
Внезапно она пулей пронеслась мимо меня и, хлопнув дверью, сбежала вниз по лестнице.
Когда я вошел в спальню, Белинда уже успела снять джинсы и рубашку. И натягивала на себя черное платье со стеклярусом. Косички делали ее похожей на маленькую девочку, играющую в игру с переодеванием.
- Объясни, пожалуйста, с чего это ты так разошлась, - попросил я.
- Хочешь сказать, что действительно ничего не понимаешь?! - воскликнула Белинда.
Вид у нее был самый несчастный. Она с легкостью застегнула молнию на платье, потом надела пояс с кружевными чулками. Схватила леопардовое пальто.
- Где мои туфли?!
- В гостиной. Может, все-таки остановишься? Поговоришь со мной? Белинда, я ничего не понимаю. Честное слово.
- За кого ты меня принимаешь! - закричала она. - За грязь под ногами?! Того, кого надо стыдиться?! Ты сам нашел меня прошлой ночью. Сказал, что покажешь картины. И вот они. Два прекрасных портрета. А ты говоришь, что никому их не покажешь. Типа боишься погубить свою хренову карьеру. Раз так, убирайся к чертовой матери с моей дороги! Ну давай же! Это отребье больше не будет путаться у тебя под ногами.
И с этими словами она выскочила в коридор. Я хотел было схватить ее за локоть, но она сердито отдернула руку.
Я прошел в гостиную вслед за Белиндой. Она уже успела надеть свои жуткие туфли. Лицо ее по-прежнему пылало от гнева, глаза яростно сверкали.
- Послушай, не уходи! - взмолился я. - Ты должна остаться. Нам необходимо все обсудить.
- Обсудить что? - требовательно спросила она. - Я для тебя недостаточно хороша - вот что ты пытаешься мне сказать. Я несовершеннолетняя, из-за которой можно угодить за решетку. Я для тебя вне закона, я грязная, я…
- Нет-нет, все не так. Это неправда. Это просто… слишком важно… Послушай, ты должна остаться.
- Ни за что! - выплюнула она и открыла входную дверь.
- Белинда, не уходи! - Голос мой прозвучал неожиданно сердито, но внутри у меня все дрожало. Я уже был готов на коленях умолять ее остаться. - Я хочу сказать, что если ты сейчас перешагнешь через меня, я больше не буду за тобой ходить, не буду тебя искать, не буду тебя ждать. Все будет кончено. Я не шучу.
Очень убедительно. Я даже сам почти поверил.
Она повернулась и посмотрела на меня, а потом разрыдалась. Лицо ее сморщилось, слезы градом катились по щекам. Этого мне уже было не выдержать.
- Ненавижу тебя, Джереми Уокер. Просто ненавижу! - воскликнула она.
- А я вот нет. Я люблю тебя, нехорошая девчонка! - произнес я и попытался ее обнять.
Но она попятилась от меня и как ошпаренная выскочила на крыльцо.
- Но не надейся, что я буду ползать перед тобой на коленях. Не дури, возвращайся!
Белинда молча смотрела на меня сквозь слезы.
- Да пошел ты! - наконец выкрикнула она и, кубарем скатившись с лестницы, ринулась в сторону Кастро.
В три утра я сидел в мастерской, перебирал снимки и курил одну за другой ее мерзкие гвоздичные сигареты. Я не мог работать. Не мог спать. Не мог ничего делать. Днем я кое-как проявил в фотолаборатории серию ее снимков на карусели. И на этом иссяк.
Прислонившись к стене, я сидел по-турецки на полу и рассматривал фотографии. Мысленно я рисовал другую ню - обнаженную девочку-панка на карусельной лошадке. Но на душе было так плохо, что не хотелось шевелиться.
Перебирая в памяти последние события, я старался взглянуть на происшедшее ее глазами. У нее не было чувства вины ни по поводу секса, ни по поводу позирования.
А я сказал ей, что картины могут погубить мою карьеру. Ох, как можно быть таким тупым! Меня погубила не разница в возрасте, а чувство вины, когда я вообразил, будто она нуждается в моих заверениях. Боже, для меня она оставалась загадкой.
Почему она так обиделась, так рассердилась? Почему так разбушевалась? И почему я не смог обойтись с ней поделикатнее?
Есть о чем поразмыслить.
А за всем стояла боль. Боль, от которой я успел отвыкнуть за прошедшие годы. Боль, которую испытываешь, только когда ты совсем молодой. Может быть, такой, как она сейчас.
Она может никогда не вернуться. Никогда, никогда. Нет, она обязательно должна вернуться. Обязательно должна.
А потом раздался телефонный звонок. Три пятнадцать. Наверное, какой-нибудь пьянчуга или сумасшедший.
Я встал, прошел в спальню и поднял трубку.
- Алло.
В трубке послышался какой-то слабый шум, похожий на вздох. Легкое покашливание. Нет, скорее всхлипывание. То ли женский, то ли детский плач.
- Папочка!
- Белинда?
- Папочка, это Линда! - И громкие всхлипы, но голос несомненно принадлежал Белинде.
- Да, папочка, Линда. Просыпайся, пожалуйста, ты мне нужен. - И снова плач. - Помнишь, я рассказывала о парне и его подружке - тех, из дальней комнаты? Ну так вот, случилось то, чего я боялась. Да, случилось. Он… Он…
- Я понял, солнышко. Не так быстро. Просто скажи мне…
- Папочка, он пырнул ее ножом, и она умерла, и приехала полиция. Они не верят, что мне восемнадцать. - Опять рыдания. - Я показала им водительское удостоверение, ну сам знаешь, со старым адресом, но они все равно не верят, что мне восемнадцать. Я сказала, что ты приедешь и заберешь меня. Папочка, приезжай скорее, возьми меня отсюда! Они проверили мое удостоверение по компьютеру, но за мной не числится никаких штрафов! Папочка, приезжай!
- Где ты находишься?
- Если не найдешь меня на углу улиц Пейдж и Клейтон, значит, я внутри. Папочка, поторопись!
Пейдж и Клейтон. Всего в одном квартале от Хейт.
Когда я подъехал, то увидел две патрульные машины, припаркованные бок о бок на Пейдж-стрит. В большом, старом, обшарпанном доме горели все окна, и не заметить его было невозможно, тем более что из него как раз выкатили на каталке мертвое тело. Неприятное зрелище вне зависимости от того, сколько раз ты видел такое в вечерних новостях. Блестящие никелированные носилки на колесах, а на них под простыней лежит что-то, стянутое ремнями, будто оно может внезапно очнуться и начать отбиваться. Я видел, как тело положили в машину "скорой помощи".
Неподалеку околачивались несколько репортеров, с виду весьма равнодушных к происходящему. В душе я молился о том, чтобы среди них не оказалось тех, кто меня знает. Правда, я не заметил никакого телевизионного оборудования, а только старомодные камеры со вспышкой.
- Пропустите меня, пожалуйста, - попросил я стоящего в дверях копа. - Мне надо забрать отсюда дочь.
В темноте коп казался восковой фигурой полицейского: увесистая дубинка, демонстративно начищенный пистолет.
- Ах, так это ваша малышка! - презрительно фыркнул он.
Но Белинда уже вышла в коридор и кинулась мне на шею. Она была в истерике. Лицо опухло от слез, а волосы нечесаными патлами рассыпались по плечам. На ней были все те же леопардовое пальто, черное платье и туфли, но никаких кружевных чулок.
Я прижимал ее к себе, не обращая внимания на снующих вокруг людей. Внутри дом оказался жуткой дырой - с облупившейся штукатуркой и воняющий мочой, но зато здесь всем было на нас наплевать. На стене висел таксофон, под ним громоздилась гора старых газет, а рядом валялся мешок с мусором. Ковер на полу, казалось, состоял из одних заплат.
- Ну давай же! Пошли собирать вещи, - сказал я, убирая ей волосы с глаз. Никакой косметики, а лицо белое как мел. - Пора выбираться отсюда.
В дверях дальней комнаты толпился народ. Какой-то мужчина даже встал на цыпочки, чтобы было лучше видно. С улицы доносился противный треск полицейской рации.
Белинда вцепилась в меня мертвой хваткой и потащила к себе в комнату. Комната производила гнетущее впечатление. Узкие нары в дальнем углу, крошечное окошко, заколоченное рейками. На стенах постеры с портретами кинозвезд. На нарах - коричневый чемодан, возле него - пластиковый пакет с видеокассетами. Стул и лампа из магазина уцененных товаров. Все деревянные вещи - убогие и обшарпанные.
Я наклонился за пакетом и чемоданом. Белинда по-прежнему держалась поближе ко мне.
- Вы мистер Мерит? - раздался голос у меня за спиной.
- Нет! - резко ответила Белинда. - Джек Мерит - мой муж. Мы с ним в разводе. Я уже вам говорила. А это мой папочка. У него другая фамилия. Но на водительском удостоверении я все еще Линда Мерит.
Обернувшись, я увидел в дверном проеме второго полисмена, который был гораздо старше первого. Морщинистое лицо, бесформенный рот. Полицейский всем своим видом демонстрировал явное неодобрение.
Впервые в своей жизни я порадовался, что выгляжу так скучно: твидовое пальто и прочее. Такой унылый господин не мог быть никем иным, как ее отцом.
- Тогда вы должны оставить мне адрес, где будет находиться ваша дочь, - заявил он, доставая блокнот и шариковую ручку.
- Конечно, - кивнул я и продиктовал ему адрес.
- И вообще она никак не тянет на восемнадцатилетнюю. А выпивки здесь столько, что хоть бар открывай, - пробурчал коп и, кивнув в сторону мусорного ведра, забитого бутылками из-под бурбона и шотландского виски, добавил: - Вы прекрасно знаете, что употреблять алкоголь разрешено только с двадцати одного года.
- Я ведь уже объясняла, что это все Джек, - дрожащим голосом пролепетала Белинда. - Папочка, Джек постоянно сюда таскается.
Белинда достала из кармана пальто бумажный носовой платок и шумно высморкалась. Сейчас ей нельзя было дать больше двенадцати. Двенадцатилетняя, до смерти испуганная девочка.
- Послушайте, ей ведь действительно пришлось пройти через весь этот кошмар. И я хочу забрать ее домой, - стараясь говорить как можно более уверенно, заявил я и взял чемодан с пакетом.
- Ваше лицо мне знакомо, - неожиданно произнес коп. - Видел вас по телику. Так как вы сказали: Семнадцатая улица или Семнадцатая авеню? Где я мог вас видеть?
- Семнадцатая улица, - ответил я как можно тверже.
Тут ему пришлось посторониться, поскольку из задней комнаты выносили что-то вроде кушетки. Лампы-вспышки разом погасли.
- Ну так что? Если она нам понадобится, обращаться по этому адресу?
- Я с ними не знакома, - всхлипнула Белинда. - И вообще ничего не слышала.
- Не могли бы вы предъявить какое-нибудь удостоверение личности с адресом? - обратился ко мне полицейский.
Я вытащил бумажник и протянул ему водительские права. Руки предательски тряслись, а лицо мгновенно вспотело. Я посмотрел на Белинду. Она была в тихой панике.
Если он спросит у меня дату ее рождения, я пропал. Я, естественно, не знал, когда она родилась, и тем более не имел ни малейшего представления, что она успела им сообщить. А парень аккуратно записывает мои данные в блокнот. И вот я стою здесь, как последний идиот, и вешаю ему лапшу на уши, что она моя дочь. У меня даже руки вспотели, особенно та, в которой я держал чемодан.
- А я знаю, кто вы такой, - неожиданно произнес коп, посмотрев на меня в упор. - Вы написали "Субботнее шоу Шарлотты". Мои ребятишки помешаны на ваших книжках. И жена тоже их любит.
- Благодарю. Весьма признателен за столь лестную оценку. Ну а теперь я могу забрать дочь домой?
Коп закрыл блокнот и уставился на меня холодным немигающим взглядом.
- Да, думаю, это чертовски хорошая идея, - презрительно бросил он. Коп смотрел на меня как на последнее дерьмо. - А вы в курсе, в каком месте жила ваша дочь?
- Ужасная ошибка. Действительно ужасная…
- Парень, что жил в дальней комнате, пырнул ножом свою подружку и смотрел, как она умирает, и только потом вызвал нас. Сказал, услышал голос Господа. Когда мы пришли, то совсем с катушек слетел. На руках и ногах "дорожки" от уколов. Он и не помнит, как вызывал полицию, не говоря уже об убийстве. А вы знаете, что в комнате напротив…
- Я просто хочу забрать ее отсюда, - перебил его я.
- Две маленькие шлюхи все в синяках, которые обслуживают извращенцев на Полк-стрит. А вам интересно, кто живет наверху? Наркодилеры. Точно-точно. Малолетние наркодилеры. Одного из них мы нашли с пулей в башке. Вроде он там кого-то кинул.
Мне ничего не оставалось, как дать ему договорить. А я стоял и слушал. Нервы у меня были натянуты как струна, лицо пылало.
- Мистер, может, вы и пишете потрясающие книги, но коли уж у вас маленькая дочка, то и самому не вредно прочесть хоть несколько.
- Вы правы. Совершенно с вами согласен, - промямлил я.
- Заберите ее отсюда!
- Да, сэр.
Как только мы оказались в машине, Белинда совсем растеклась. Я не все расслышал сквозь ее всхлипывания, но кое-что уловил. Убийцей оказался тот самый парень, что стащил ее радиоприемник, грязный сукин сын, который постоянно к ней приставал и имел неприятную привычку вышибать дверь, если Белинда ему не открывала.
Что касается ее удостоверения на имя Линды Мерит, оно, конечно, поддельное, но полиция не смогла ничего доказать. Она подделала его в соответствии с подлинным свидетельством о рождении одной умершей девушки из Лос-Анджелеса, имя которой обнаружила, копаясь в старых газетах в библиотеке.
Но полицейские все талдычили, что не верят ей. И пока проверяли ее данные по компьютеру, никуда не отпускали. А она стояла и молилась о том, чтобы у умершей девушки не было неоплаченных штрафов в Сан-Франциско. И только когда она сказала, что за ней может приехать отец, от нее отстали.
Я, естественно, начал уверять ее, что она все сделала правильно. И теперь она в безопасности. При этом я старался не думать о копе, записавшем мой адрес и так некстати узнавшем меня.
Когда мы добрались домой, я буквально втащил Белинду внутрь. Она продолжала захлебываться рыданиями. Я отвел ее на кухню, усадил на стул, вытер ей слезы и спросил, не хочет ли она есть.
- Нет, не уходи от меня, - ответила она.
Белинда даже не дала мне налить ей стакан воды.
Но через некоторое время она потихоньку успокоилась. На часах было почти пять. И мягкий утренний свет начал просачиваться на кухню сквозь занавески. Белинда выглядела совершенно разбитой. Она явно еще не оправилась от потрясения. Потом она рассказала о налете наркоторговцев на верхнюю квартиру, когда одновременно вышибли и заднюю и переднюю двери, а всю мебель разнесли в щепки. Конечно, ей надо было съехать еще тогда.
- Давай я приготовлю тебе чего-нибудь поесть, - предложил я.
Но она только покачала головой и попросила дать ей чего-нибудь выпить.
- Но зачем тебе пить? - спросил я и нежно поцеловал ее.
Белинда, ни слова не говоря, встала и налила себе полстакана "Чивас ригал". Я смотрел, как она легко и непринужденно опрокинула в себя виски, словно для нее это плевое дело. Мне больно было видеть, как такая юная девушка пьет крепкий алкоголь.
Белинда вытерла рот, поставила бутылку и стакан на стол и вернулась на место. Как ни странно, она казалась одновременно и страшной, и ранимой, и очень милой. Когда она наконец подняла на меня свои голубые глаза, я понял, что пропал.
- Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, - начал я.
Она не ответила. Словно витала где-то в облаках. Потом налила себе еще виски.
- Смотри не напейся, - сказал я.
- Я и не собираюсь, - обрезала меня Белинда. - Почему ты хочешь, чтобы я к тебе переехала? Зачем тебе здесь несовершеннолетняя, за связь с которой можно угодить за решетку?
Я бросил на Белинду испытующий взгляд, пытаясь понять причину ее ярости. Она достала из кармана пачку "Гарамз" и сунула сигарету в рот. Сувенирные спички, которые она оставила после завтрака, так и остались лежать на столе. Я зажег спичку и дал ей прикурить. Она откинулась на стуле: в одной руке стакан, в другой - сигарета. Белинда даже не потрудилась снять леопардовое пальто, из-под распахнутых пол виднелись ее женские формы, обтянутые платьем с черным стеклярусом.
- Ну так почему ты хочешь, чтобы я осталась? - дрожащим голосом спросила Белинда. - Тебе что, меня жалко?
- Нет, - ответил я.
- Я найду, где жить, - произнесла она, выпустив облачко пахнувшего гвоздикой дыма. Странно, слова, произнесенные жестким женским голосом, но вылетающие из детского ротика.
- Я знаю, - отозвался я. - Мне захотелось, чтобы ты перебралась ко мне еще после нашей первой ночи. Я хотел этого и сегодня утром, когда ты сбежала. Рано или поздно я попросил бы тебя остаться. И что бы я ни испытывал - ты ведь знаешь, что такое чувство вины, - здесь у меня нет ни малейших сомнений. И тебе будет лучше со мной, чем в том ужасном месте.
- Ах так! Значит, ты считаешь, что вся эта заварушка позволила тебе слезть с крючка?
- Белинда, - собравшись с духом, начал я. - Положа руку на сердце, я нормальный обыватель. Можешь называть меня занудным, можешь называть меня наивным, но я считаю, что у ребенка твоего возраста должен быть дом. Полагаю, кто-то и где-то плачет, вспоминая тебя, ищет тебя…
- Ох, если бы ты только знал! - горько проронила она.
- Но я ничего и не узнаю, пока ты мне не расскажешь!
- Моя семья не имеет на меня права собственности. Только я сама имею такое право, - с горечью произнесла Белинда. - И я с тобой, потому что сама так хочу. И наш уговор все еще в силе. Если хоть раз спросишь о моей семье, то больше меня не увидишь.
- Я так и думал. Если уж ты не хочешь вернуться домой после всего, что сегодня случилось.
- Вопрос закрыт и не подлежит обсуждению.
Белинда задумчиво смотрела вдаль, покусывая ноготь.
Раньше я за ней такого не замечал. Наконец она нарушила молчание:
- Понимаешь, мне так и не удалось стать настоящим американским ребенком.
- Что ты имеешь в виду?
- У меня не получилось, потому что я не ребенок. Поэтому придется справляться самой. С тобой или без тебя. Но я справлюсь. Я должна! Если я перееду к тебе, то вовсе не из-за страха. Нет, я перееду, потому что сама хочу…
- Знаю, солнышко, знаю, - сказал я, оторвал ее пальцы от стакана, взял ее за руку и крепко сжал.
Мне приятно было чувствовать ее маленькие, нежные пальчики в своей ладони, но больно было смотреть на слезы, катящиеся из крепко зажмуренных глаз, совсем как тогда, когда она, хлопнув дверью, вихрем выбежала из дому.
- Я тоже тебя люблю. Ты знаешь, - проговорила она сквозь слезы. - Я хочу сказать, что действительно хотела стать американским ребенком. Очень хотела. Ну а ты - как мечта, ты - как моя ожившая фантазия, которая лучше, лучше…
- И ты тоже, моя девочка, - произнес я.
Уложив Белинду в постель, я отнес ее вещи в гостевую комнату. Пусть у нее будет личное пространство.
Потом я поднялся в мастерскую, чтобы продолжить работу над картиной обнаженной девочки-панка с всклокоченными волосами на карусели, и я писал весь день без передышки, одновременно размышляя над ее странными словами.
У меня получится прекрасная серия из трех картин на одну тему: "Белинда на карусели".