Но позвольте, где это видано, чтобы работники культуры, рафинированные интеллигенты гонялись за шпионами, в каком государстве это вменяется им в обязанность?! Оказывается, в сталинские времена культурный работник должен был владеть и "мастерством искоренения врагов народа, а не просто проявлять постоянную бдительность". Оказывается, составители отчета имели в виду агентов, проникших в общество дружбы с СССР. На совещании 21 мая 1947 года, где обсуждались результаты проверки, Жданов к немалому удивлению руководства ВОКСа (по воспоминаниям Караганова, присутствовавшего при разговоре) дал указание воксовцам "не только противодействовать вражеской разведке, но и самим активно заниматься сбором разведывательной информации". И такое указание не было единственным. (Из интервью с А. В. Карагановым 22 декабря 1996 года).
Метла чисток и проверок не миновала ни одной мало-мальски заметной пропагандистской структуры, не говоря уже о ее ударном отряде - журналистах-международниках. После весенней проверки 1947 года выяснилось, к неудовольствию идеологического отдела ЦК, что более 55 процентов этой сферы были беспартийными, около 40 процентов - лицами "неведущих национальностей", а более 20 процентов имели лишь среднее и незаконченное(І) среднее образование. А среди редакторов и референтов таких людей было соответственно 52, 50 и 42 процента. Тут ничего не возразишь: если пропагандой "советских преимуществ" занимались лица со средним и даже неоконченным средним образованием, то какой эффективности, яркости можно требовать?! Несмотря на проведенные проверки и чистки, положение мало менялось к лучшему. Лозовский в отчете Молотову вынужден был признавать: "Плагиат и халтура еще бытуют. Особенно плохо обстоит с США, где из 1394 статей, отправленных туда с 1 октября 1946 по 1 мая 1947, было напечатано лишь 160".
Для исправления положения предлагалось "заставить посольства и миссии серьезно заниматься популяризацией внутренней и внешней политики Советского Союза". Для самого Бюро в качестве спасительных мер предлагалось расширить его представительство за границей, увеличить количество загранкомандировок для более глубокого ознакомления с "агрессивным противником", улучшить материальное и бытовое положение ведущих и подающих надежды сотрудников. Насчет быта и квартирного вопроса сказано в общем-то верно: многие способные журналисты жили в коммуналках.
Откровения Лозовского накликали еще одну комиссию, которая составила отчет не лучше прежнего: в нем фигурировали почти те же обвинения, а формулировки были порой еще резче. На этот раз Бюро обвиняли в "пораженчестве": статьи "почти перестали проникать на страницы "большой" прессы в Англии и США", а в отделах "господствуют вредные и опасные для дела настроения о невозможности широкого проникновения советской политической пропаганды в зарубежную печать".
Рассмотрев очередной отчет о деяниях своего пропагандистского "рупора", Политбюро
25 июня 1947 года решило руководство Бюро поручить Управлению пропаганды и агитации, пополнить Бюро группой квалифицированных журналистов-обозревателей и наладить взаимодействие с недавно созданным Комитетом информации, который стал главным межведомственным органом внешней разведки и политико-экономического анализа для Политбюро и правительства. А короче - часть подходящих сотрудников Бюро было намечено заодно сделать и разведчиками. (Там же, оп. 3, д. 1065, л. 47–48). Таким образом, сотрудники пропагандистских советских центров все более начинали совмещать свою основную профессию с разведработой, что, в общем-то, было свойственно и для англо-американцев. В США в 60-е годы сотрудничество журналиста-международника с ЦРУ было не таким уж редким явлением. А в СССР таким совмещением профессий занимались в ТАСС.
Возглавив Совинформбюро, Б. Пономарев взялся за дело со всем рвением, результатом которого стал известный в свое время сборник "Фальсификаторы истории". И Сталин настолько был озабочен "подъемом пропаганды", что сам дотошно не только редактировал этот сборник, но и переписывал целые страницы. Совинформбюро становилось настоящим рупором советской пропаганды, разящим мечом идеологии в разгоревшейся холодной войне.
Пропаганда окончательно превратилась в инструмент психологической войны, когда на Западе был принят план Маршалла. Советская идеологическая машина заработала на предельных оборотах, но от этого чаша весов соперничества не склонилась в пользу Советов.
Тем не менее, идеологам удалось убедить миллионы советских граждан в том, что наша "пропаганда носит наступательный характер", а буржуазные "клеветники и фальсификаторы" отступают чуть ли не перед каждым доводом советской идеологии. "Грозное оружие" в борьбе за умы за рубежом вовсе не было таким грозным, каким нам его преподносили в газетах и на собраниях. Это прекрасно знали и понимали западные аналитики. Типичным является высказывание ученого и дипломата из США Дж. Кеннана: "…вся советская пропаганда за пределами зоны безопасности СССР является сугубо негативной и деструктивной. Поэтому не должно составить труда парировать ее с помощью умной и конструктивной программы". (Кеннан Д. Мемуары, 1929–1950. Бостон, 1967, с. 558). И американцы еще как парировали нашу казуистику по "Голосу Америки" со всеми тонкостями анализа пораженных органов государственного управления и всей экономики СССР.
Можно безошибочно сказать, что холодная война окончилась с разгромным для Союза счетом, если оценивать тот моральный ущерб, который она причинила авторитету КПСС в народе. В ходе этого длительного противостояния западная пропаганда сыграла не последнюю роль в развитии у нас диссидентских настроений. Слушая объективно подготовленные материалы "Голоса Америки" и "Би-би-си", вдумчивые советские граждане на основе неизвестных в СССР фактов учились более критически воспринимать окружающую действительность, находившуюся в кремлевской административно-командной узде.
Сталинский антиамериканизм
Особой темой в исследовании истории сталинской пропаганды в послевоенный период является антиамериканизм наших самых консервативных идеологов. Это именовалось как "наступление новой исторической полосы в идеологической борьбе с капитализмом".
На практике искоренение инакомыслия, неправильного понимания политики партии, подозрение в космополитизме принимало варварские формы - от травли людей и увольнения их с работы с "волчьими билетами" до заведения уголовных дел, как на "агентов империализма, скрытых врагов народа".
Позднее, при брежневщине, заговорили о диссидентстве, но судили отнюдь не по политическим статьям. Не все сподвижники Сталина после его смерти остались при своих косных убеждениях и скрывали правду в надуманных воспоминаниях и мемуарах. Например, Шепилов позднее вспоминал, делая упор на то, что он "был простым исполнителем" драконовских постановлений, несмотря на его высокую должность - он возглавлял в 1948–1949 годах Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Он признавал, что интеллигенция в пропагандистских ведомствах "подверглась наибольшим опустошениям в зловещие годы беззаконий". Под "зловещими годами" он имел в виду послевоенный закат сталинизма. По словам Шепилова, "охватившая страну атмосфера всеобщего страха и террора была продолжением политических злодеяний Сталина".
Верными своему кумиру после его разоблачения оставались разве что одиозный JI. Каганович и жалкая горстка бывших подручных диктатора, которые при хрущевщине лишились своих постов. Остальные же поспешили откреститься от кровавого диктатора, узурпировавшего власть в партии, и писали покаянные мемуары, из которых большая часть увидела свет только в годы горбачевской перестройки.
"Не надо слишком много каяться, - сказал в 1968 году JI. Брежнев в узком кругу, когда при Суслове обсуждался вопрос о возможности и идеологической целесообразности издания одного его покаянного фолианта, написанного бывшим подчиненным Суслова. - Не надо громко каяться, - продолжал Брежнев, тогда сохранявший ясность ума, не замутненного коньяком. - А вам не кажется, товарищи, что ваши признания-воспоминания можно трактовать по-разному и переносить их тень на современность?"
Конечно же, Брежнев имел в виду, что в темах об идеологическом прессинге внутри страны в годы холодной войны современники 60-х годов увидят, почувствуют намеки на цензуру "после оттепели" и начнется сравнение не в пользу партии. Потому слишком откровенные воспоминания и вышли к читателю только в годы "гласности и перестройки". В тот же период общественность стала намного больше узнавать и об антиамериканской политике, главным изобретателем и теоретиком которой был лично Сталин, который, как помним из предыдущих глав, не мог с 20-х годов терпеть ни англичан, ни американцев.
Одним из козырей в противостоянии было желательное (и необходимое!) использование разоблачительных материалов и признаний, исходящих не от советских идеологов, которые были явными противниками империализма, а от самих граждан США и Англии. Вот чем занимались и советские разведчики (помимо выполнения основных заданий), и аккредитованные на Западе журналисты из СССР. Такие просоциалистические "разоблачители язв капитализма" попадались не так часто по сравнению с количеством наших перебежчиков, вовсю откровенничавших (и не без преувеличения) в своих интервью "об ужасах сталинской действительности".
Счастливой находкой для Кремля стала Анабелла Бюкар, имевшая информацию о теневой работе дипломатов. Этим источником заинтересовалось даже Политбюро, которое в марте 1949 года дважды (11 и 17 числа) принимало решение о дополнительных больших тиражах книги А. Бюкар. Ее работа носила лобовое для советского и зарубежного читателя название - "Правда об американских дипломатах". Издательство иностранной литературы обязано было за 20 дней (в рекордно короткий срок по полиграфическим возможностям того времени!) выпустить книгу на английском, французском, немецком и испанском языках по 10 тысяч экземпляров. (РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 1074, л. 62). А "Литературной газете", в которой помещались главы из этого сенсанционного разоблачения, разрешалось дополнительно отпечатать 200 тысяч экземпляров.
По объему книга была небольшой, но привлекала охочего до сенсаций буржуазного обывателя разоблачением "низких дел американцев, их шпионажа и антисоветских заговоров". Вкус среднего читателя таков, что важно не кого разоблачают - своих или чужих, а чтобы были интрига, перебирание "чужого грязного белья", эффект подглядывания в замочную скважину за теневой жизнью сильных мира сего. А автором этого лишь отчасти правдивого, как считает часть современных экспертов, разоблачения была женщина(!), что обрекало тираж на полную распродажу. Так оно и произошло.
А что касается Анабеллы Бюкар, то она была тогда молода, славянского происхождения и до согласия по заказу написать "разоблачение" работала в информационном отделе посольства США в Москве. Вот откуда у нее была некоторая информация о тайных делах дипломатических американских представителей в СССР. Но она влюбилась в тенора Московского театра оперетты. И тут начался прямо романтический кинодетектив. На Анабеллу обратила внимание советская контрразведка и ловко политизировала ее любовь, предварительно, конечно, сыграв на славянском происхождении и "кровном патриотизме".
В хронике разжигания антиамериканских настроений в соцстранах сыграл свою роль и порожденный Агитпропом ЦК "План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время", одобренный ЦК ВКП(б) в марте 1949 года. 15 пунктов этой программы настраивали издательства на подготовку литературы всех жанров по откровенно американской тематике. Книги такой направленности выпускались в первую очередь. И, естественно, их бросились строчить все халтурившие авторы, гонявшиеся за гонораром и признанием властей. Но то, что подавляющее большинство подобных разоблачителей никогда в лицо не видели даже живого американца, не говоря о самой Америке, сыграло заказчикам медвежью услугу.
Буквально через пятилетку даже "ценители топорного пропагандистского стиля" обратили внимание на то, что в растущем Монблане антиамериканской литературы в десятки раз больше "отвала", чем полезной руды. Для солидарности в погоне "за весомостью пропагандистского слова" партийные критики решили привлечь к этой кампании и покойных классиков по обе стороны "железного занавеса". Госполитиздату приказали в пятинедельный срок выпустить книгу памфлетов и очерков М. Горького об Америке тиражом 500 тысяч экземпляров, за две недели выдать широкому кругу читателей "Стихи об Америке" и "Мое открытие Америки" В. Маяковского, повесть "Без языка" В. Г Короленко, за два месяца отпечатать сборник "Америка глазами американцев", переиздать в 1949 году "особенно критически направленные произведения" американских писателей: М. Твена, Т. Драйзера, Дж. Лондона, С. Льюиса, Г. Фаста и других, обличавших в свое время пороки американского "хищнического капитализма".
Конечно же, по приказу партии в стороне не осталось и издательство "Искусство", начавшее штамповать массовым тиражом сатирические плакаты на антиамериканские темы. В двухмесячный срок оно подготовило сборник материалов для эстрадного исполнения, включающий произведения об Америке М. Горького, В. Маяковского, И. Ильфа и Е. Петрова.
Особое внимание было обращено на современных англоязычных авторов, чьи "произведения были направлены против американского империализма". В частности, издательство иностранной литературы занялось выпуском книг "Снова перед войной?" А. Клода, "Бедствующая земля" М. Вильямса, "Суд над Голливудом" Д. Кана, "Правда об американском легионе" Дж. Грея, "Военные и политические последствия открытия атомной энергии" П. Блэккета, сборника "Труд и капитал в США", "Американский фашизм" Дж. Спивака, "Правители Америки" А. Рочестера.
Большинство из перечисленных авторов не пользовались на родине широкой популярностью и были читаемы разве что в просоциалистической узкой среде. Однако были и писатели, ставившие объективные проблемы перед обществом и политиками Востока и Запада - такие, как П. Блэккет, Дж. Грей, Дж. Спивак и другие. Однако изданиями в СССР этим авторам была оказана двоякая "услуга": с одной стороны, это в какой-то мере способствовало популяризации малоизвестных литераторов, а с другой, появлялся повод для властей заинтересоваться ими, как "агентами коммунизма", что было чревато для авторов неприятными, а порой и печальными последствиями.
Важный участок "идеологического фронта" был отведен научно-исследовательским институтам Академии наук СССР. В мае-июне 1949 года Институту философии предстояло оперативно подготовить и издать сборник и две книги антиамериканского содержания, в том числе и фолиант "Кризис буржуазной демократии в США". Институт экономики работал над сборником "Критика экономических теорий американского империализма".
Антиамериканская пропаганда. Плакат сталинского времени
Не все в этих томах, созданных советскими учеными, было надумано и подтасовано. Американское общество действительно переживало определенный кризис демократии: шла перестройка мнений в сторону реакции, пересмотра былых отношений к Советскому Союзу и новым соцстранам, нарастала волна бойкотирования и преследования действительно прогрессивных политических авторов (журналистов и писателей). В этом смысле США в некоторых отношениях напоминали СССР. А у нас в научной среде появилась установка, что любое мало-мальски значительное исследование, работа, то ли на внешне, то ли на внутриполитическую или экономическую темы должны были обязательно учитывать аспект холодной войны. Доходило до того, что при защите кандидатских диссертаций на технические, физико-математические, биологические темы наши научные сотрудники вынуждены были в аннотации "проклинать международный империализм" и заверять во время своего выступления, что их работы являются "вкладом в защиту социалистических идеалов". Непонятно только, как, например, могло ударить по классовому врагу изучение особенностей деления раковой клетки или поведения микрочастиц.
Такая идеологизация, всеобщая закомплексованность на борьбе с империализмом напоминала средневековую кампанию "охоты на ведьм", где буквально во всех начинаниях церковники с опаской усматривали происки дьявола. Если тогда еретиков-новаторов отправляли на костер, то в СССР слишком вольно мыслящих ученых - в лагеря ГУЛага. А в США "прокоммунистических агентов" подвергали остракизму, лишали их работы. Кстати, прокоммунистом можно было прослыть и получить ворох неприятностей даже не будучи знакомым с марксистской теорией, а просто подвергая здоровой, объективной критике недостатки трумэновской системы "закручивания идеологических гаек". Если бы диссиденты всех убеждений Востока и Запада сошлись на гипотетическом необитаемом острове, то они наверняка нашли бы между собой взаимопонимание и с еще большим удивлением со стороны взглянули на вселенскую свару между двумя социально-экономическими формациями.
Антиамериканским настроениям и установкам вынуждены были в СССР подчиниться и создатели многотомной "Всемирной истории". Когда в феврале 1948 года президент и академик-секретарь АН СССР С. И. Вавилов и Н. Г. Бруевич испрашивали разрешения на публикацию новых прогрессивных воззрений авторов этого огромного труда, то в качестве главного аргумента выдвинули "необходимость создания труда в противовес многочисленным буржуазным изданиям на эту тему".
И вполне в духе кремлевских настроений была разработана трактовка развития всемирно-исторического процесса. Понятно, что большинство оценок событий нового и новейшего времени были предвзяты, ибо марксистские оценки не подходят ко многим явлениям домарксистского периода существования человечества. А если и подходят, то они все равно однобоки, не совсем полны, так как полнота оценки предполагает и учет того прогрессивного, что было накоплено при, капитализме. Поэтому и вышло, что безоглядное отрицание очевидных преимуществ капитализма в его высшей стадии, особенно в сфере демократического обустройства общества, через десятилетия горько откликнулось. Это успел признать последний генсек Горбачев, еще будучи на посту первого президента СССР.
А в 1949 году даже выдающиеся ученые умы страны Советов действительно верили в чудодейственную силу логического "скальпеля" марксистско-ленинской идеологии. Они наивно полагали, что с его помощью удастся со стопроцентной гарантией препарировать и точно проанализировать язвы и пороки буржуазного общества и тем самым доказать его бесперспективность. Апологеты этой версии упускали из виду важнейший фактор - отсутствие у советской идеологии полной, всеобъемлющей объективности в изучении социально-политических процессов. И эта пагубная убежденность завела подобных исследователей в такой же тупик, в который зашли средневековые искатели философского камня.