Результатом всех этих действий стало уменьшение контролируемой шведами территории и потеря ими маневренности, так что длительное сосредоточение шведской армии вокруг Полтавы привело к сокращению возможностей добывания провианта и фуража. Голод, который шведские солдаты испытывали почти во все время русского похода, усилился (согласно регламенту, ежедневный рацион питания солдата королевской армии должен был включать 1,5 фунта сухарей или 2 фунта мягкого хлеба (1 фунт равен 409,5 грамм), 0,5 фунта мяса или масла, 1 фунт сушеного мяса, 1,5 фунта крупы, 0,5 фунта соли, 2,5 литра пива; для сравнения – дневной рацион русского солдата в 1707–1711 годах включал 2 фунта мягкого хлеба, 1 фунт мяса или масла, 0,5 литра вина и 3 литра пива, 1 фунт соли на неделю, 16 литров крупы и столько же гороха на месяц). Это способствовало деморализации, снижению боеспособности и дезертирству, пока еще в основном среди вспомогательных и наемных отрядов – саксонцев, валахов, поляков, гетманских казаков и запорожцев.
Отсутствие обеспеченного тыла также привело и к тому, что в королевской армии уже не хватало боеприпасов, особенно для ручного огнестрельного оружия (король даже издал приказ, запрещающий солдатам и офицерам разговоры о недостатке пороха, хотя, по мнению В. Молтусова, отчасти это было дезинформацией, призванной убедить русское командование в слабости шведской армии и тем спровоцировать русских на вступление в битву своими основными силами). Солдаты вынуждены были сами изготавливать порох низкого качества и лить пули. Как отмечает Даниел Крман, можно было не сомневаться в неизбежности солдатского мятежа, когда из-за этого недостатка (всех предметов снабжения. – П. Б.) солдаты, обученные различным ремеслам, вынуждены были строить мельницы, оковывать повозки железом, ремонтировать колеса, одни – с напряжением обеспечивать доставку кормов, другие – нести тяжелую караульную службу, так что вряд ли у них за целый день оставался час свободного времени, необходимый для очистки конюшен, ухода за лошадьми и наполнения своего желудка.
Таким образом, к началу лета 1709 года положение шведской армии требовало немедленных действий командования по изменению ситуации в благоприятную сторону.
§ 1.5. Оперативные возможности шведского и русского командования под Полтавой
Анализ альтернативных вариантов дальнейших действий для шведской стороны показывает, что при условии неизменности стратегического способа ведения войны со стороны русских, в сложившейся обстановке оставались только три реальных оперативных решения (не рассматривая гипотетическую возможность наступления в глубь России).
Первое решение – продолжать осаду Полтавы до взятия города. Это означало новые жертвы среди солдат с целью овладения городом, в котором уже не было ни провианта, ни боеприпасов (когда 27 июня русская армия после победы деблокировала город, у гарнизона оставалось полторы бочки пороха, причем уже 7 мая имелось менее 1 тонны пушечного и мушкетного пороха, тогда как одна трехфунтовая пушка расходовала на выстрел 0,68 кг).
За время с начала осады и до Полтавской битвы шведы потеряли на штурмах около 5–6 тыс. человек убитыми и ранеными. Это число следует из донесений коменданта Полтавы полковника Келена, однако численность шведской пехоты согласно строевой записке от 3–4 марта 1709 года составляла 11 032 солдата (из них 8109 здоровых и 2923 больных), а 27 июня того же года в ходе Полтавской битвы в строю были 9270 пехотинцев. Отсюда остается только предположить, что в штурмах Полтавы принимали участие в основном шведская кавалерия и казаки, либо в своих донесениях полковник Келен преувеличил вражеские потери в два-три раза. С другой стороны, потери среди личного состава в гарнизоне Полтавы по информации Е. Тарле составили 1634 убитыми и умершими от болезней и 1195 ранеными и больными, хотя тот же автор указывает, что к 16 мая потери русских в Полтаве убитыми и ранеными составили до 2000 человек, а во время штурма города 21 и 22 июня – 1319 человек (по другим данным, за время осады Полтавы потери русских достигли 1186 убитыми и 1720 ранеными).
Комендант Полтавы полковник Алексей Келен заблаговременно получил от царя приказ сжечь город в случае невозможности его дальнейшего удержания. К тому же русские, продолжая стягивать силы, были способны взять шведов уже в тактическое окружение, в свою очередь осадив королевскую армию в захваченной шведами Полтаве и ее ближайших окрестностях. Борясь за город, шведы рисковали попасть в положение 6-й полевой армии Вермахта в Сталинграде в 1942–1943 гг. В целом продолжение осады и взятие Полтавы вели для шведов лишь к ухудшению оперативной ситуации, притом, что возможность улучшить свое стратегическое положение была ими уже утрачена. После разгрома запорожцев, при невозможности получить помощь со стороны Польши и Крыма, занятие и удержание операционной линии вдоль Ворсклы стало бесперспективным.
Вторая возможность заключалась в том, чтобы, отступив к Днепру, попытаться переправиться на западный берег и через Правобережную Украину двигаться в Польшу. Поскольку переправочные средства вблизи от месторасположения шведской армии были уничтожены русскими во время их действий против опорных пунктов запорожских казаков, эта операция стала трудновыполнимой. При движении к подходящей переправе в районе Переяславля, подготовке переправочных средств и во время перевозки через Днепр шведы были бы, вероятнее всего, атакованы крупными русскими силами (так, получив сведения о возможном отходе шведов за Днепр, царь указывал Шереметеву: "… на переправе над задними неприятельскими войсками знатной промысел учинить"). На время переправы людей, лошадей, артиллерии и обоза требовалось создать и упорно оборонять предмостный плацдарм, что представляло проблему, учитывая дефицит боеприпасов. Переправившись, шведам предстояло отступать в условиях преследования со стороны русской регулярной кавалерии, постоянных налетов легкой конницы, а также противодействия войск, располагавшихся в Украине и в Польше. Там находились корпус фельдмаршала Гольца (5800 пехотинцев и 3600 драгун) и войско гетмана Синявского (~15 000 человек), соединившиеся в начале мая 1709 года на Волыни, а также отряды, расквартированные в районе Киева (около 35 тыс. солдат и офицеров в гарнизонах Киева, Нежина, Чернигова, Белой Церкви, Переяславля и др. городов). Эти силы вполне могли преградить шведам путь к отступлению, заняв сильные позиции за естественными рубежами.
Третья возможность заключалась в отходе к Днепру и отступлении на юг вдоль его течения, прикрываясь рекой с правого фланга. Трудность движения в этом направлении заключалась в необходимости преодолевать многочисленные реки, впадающие в Днепр, опять-таки в условиях преследования со стороны противника. Этот путь лежал во владения крымского хана, поэтому дальнейшую судьбу шведской армии стало бы решать правительство Османской империи (в первую очередь путем регулирования ее снабжения).
В любом случае отступление должно было привести к упадку и без того низкого морального духа солдат, а характер местности, по которой предстояло двигаться в Правобережной Украине или вдоль восточного берега Днепра в Крым (маловодная степь со скудной растительностью), дальность перехода (около 400 км от Полтавы до Перекопа и примерно столько же до Очакова), а также необходимость быстроты движения – все это угрожало бескормицей и падежом конского состава. Как следствие, отход на юг с большой вероятностью должен был привести к утрате обоза и артиллерии (примером может служить ситуация с Великой Армией императора Наполеона (франц. "la Grande Armee") при отступлении из Москвы в Польшу осенью 1812 года).
Существовала еще возможность сразу бросить тяжелые фуры и пушки, пехоту пересадить на освободившихся лошадей, а часть военнослужащих и весь гражданский персонал вместе с семьями военных разместить на легких повозках. Нечто подобное сделали русские в ходе преследования ими корпуса генерала Левенгаупта в сентябре 1708 года, а затем и шведской армии, разбитой под Полтавой. Так же сделал и сам Левенгаупт после неудачной для шведов битвы при Лесной. Это повышало подвижность войск, однако делало армию ограниченно боеспособной, да и то в течение непродолжительного времени до расходования запасов, розданных солдатам и взятых из обоза во вьюках. Поскольку даже при увеличении подвижности дневной переход шведов по опыту мог составить не более 30–40 км, то марш должен был продлиться 10–13 суток, что требовало довольно больших запасов пищи и воды. К тому же русские имели ряд возможностей помешать переходу, например, опередив шведов путем параллельного преследования силами иррегулярной казачьей конницы, которая могла легко поджечь степь на пути продвижения отступающей шведской армии. Так, в 1687 году фаворит царевны Софьи Романовой – князь Василий Голицын – возглавил поход русский армии против Крымского ханства. Крымский хан Хаджи (Эльхадж) Селим Гирей поджег степь на пути противника к Перекопу, южнее реки Конские Воды, что, фактически, и остановило русских и сорвало поход Голицына. По мнению генерала царской армии Патрика Гордона (Patrick Gordon), это было сделано союзниками русских – украинскими казаками – по приказу гетмана Правобережной Украины Ивана Самойловича, которого после похода русские сместили с должности и отправили в ссылку, а его место занял Иван Мазепа (избран в гетманы в июле 1687 года). В общем, при решении отступить от Полтавы альтернатива для Карла XII заключалась лишь в том, удастся ли ему вывести из России сколько-то боеспособных солдат, либо армия полностью развалится и перестанет существовать как боеспособное оперативное объединение.
С точки зрения В. Молтусова, Карл XII располагал возможностью вывести из Украины в Польшу костяк шведской армии, но такое решение обесценивало все потери, понесенные в ходе кампании против России, а также влекло значительный политический ущерб, прежде всего, утрату реальных и потенциальных союзников. Кроме того, король Карл осознавал, что шведам не удастся отступить без существенных потерь, поэтому в ответ на предложения о мире, сделанные русской стороной в апреле 1709 года, предлагал трехмесячное перемирие, что гарантировало его войскам безопасный отход в Польшу.
Таким образом, при решении шведов отступить в Польшу или Крым, русская армия гарантированно захватывала инициативу, увеличивала свое численное и материальное преимущество, получала возможность перенести боевые действия в Польшу либо блокировать шведов на юге, отрезав их от основных театров военных действий в Польше и Прибалтике. Кроме того, у русских появлялась вполне реальная возможность, сведя риск поражения и собственный урон к минимуму, полностью разгромить противника за счет его затруднений при переправах через реки и движении по маловодной степной местности.
При решении осаждать Полтаву до взятия города, армию Карла XII ожидали голод, окружение, еще больший голод и либо капитуляция, либо попытка вырваться из окружения, а затем, в случае успеха, все те же варианты отступления за Днепр или на Юг, только в еще худших условиях.
Теперь уже и шведскому Главному командованию должно было стать очевидным, что, углубившись на территорию Московского царства, король мог одержать здесь много побед над русскими, но лишенный ресурсов и подкреплений, столкнувшись с намного превосходящими резервами противника, обречен был неминуемо и довольно быстро потерять свою армию, которая таяла в походе, как ледяная глыба под лучами солнца.
В отличие от шведской стороны, все это хорошо видело и понимало русское Главное командование. Уже в феврале 1709 года царь был полностью уверен в конечной гибели шведской армии и писал саксонскому курфюрсту Августу II, советуя тому перейти к активным действиям в Польше. В связи с этим неясно, почему Петр решил рискнуть и оставить стратегию истощения, чтобы вступить в бой со все еще сильным противником, хотя сам был уверен в том, что следует придерживаться прежнего образа действий по всемерному изматыванию шведов и только позже разгромить уже серьезно ослабленную королевскую армию. Тем более, царь всегда выступал против "генеральной баталии", высказывая это в письмах к своим военачальникам и даже на военном совете, состоявшемся по его прибытии к русской армии под Полтавой (и до этого Петр дважды, в феврале и во второй половине марта 1709 года, при встречах с Меншиковым подтверждал свои прежние указания всячески избегать сражения, категорически требуя не искать и не давать "главной баталии" до его прибытия к армии).
По вполне обоснованному мнению В. Молтусова, отличительными признаками оперативно-стратегических планов и всей военной системы Петра I являлись осторожность, предпочтение оборонительного образа действий и нерасположение к генеральным сражениям, что отличало русскую военную политику еще со времени князей Суздальских. Соответственно, даже прибыв под Полтаву, царь вначале замышлял не сражение со шведами, а ряд скоординированных ударов превосходящими силами по отдельным группировкам шведских войск в районах Решетиловки, Жуков, Новых и Старых Сенжар, Тахтаулово, Голтвы с использованием выгодного расположения русских соединений, практически окруживших противника с разных сторон, чтобы в итоге установить сообщение с Полтавой.
В связи с этим и В. Молтусов, и некоторые другие историки придерживаются того мнения, что царь желал спасти от захвата Полтаву.
Город был расположен на возвышенностях на правом берегу Ворсклы, на расстоянии около одного километра от русла, при впадении в нее со стороны левого берега речки Коломак. Устье Коломака представляло болотистую дельту, затруднявшую сообщение между правым и левым берегами Ворсклы. Большую часть городского посада (территория размером около 1000 на 600 метров) защищала деревоземляная крепость, окруженная оврагами, один из которых почти разделял ее на две части (см. на схеме).
Крепостные укрепления состояли изо рва и вала, который был выполнен в виде куртины с бастионами и обнесен деревянным бревенчатым палисадом (в некоторых местах защитники усилили его вынесенным вперед дощатым забором), причем шведские пушки не имели достаточной мощности для разрушения крепостной ограды. На это обстоятельство указывал королю генерал-квартирмейстер полковник Аксель Гилленкрок, которому Карл XII поручил вести осаду города (для поднятия духа в условиях отсутствия осадной артиллерии король назвал Гилленкрока "Маленьким Вобаном").