Однажды, гуляя с мамой, которая катила коляску, в которой гуляла его сестра Дженни, Алекс показал пальчиком на мальчишек, играющих в баскетбол возле подвешенной корзины, и сказал: "Мяч". Его мама несказанно обрадовалась и принялась тискать и тормошить сына так, что он тоже засмеялся в ответ. Дальше – больше. Слова из Александр посыпались, как из рога изобилия, и примерно через год, когда ему исполнилось четыре, его мама шутила своей подруге во Францию в письме примерно следующее: "Ты знаешь, иногда я думаю, что лучше бы он молчал. Иногда вот наслушается всякой жути по телевизору, потом как скажет что-нибудь, и думаешь: "Убить? Так, вроде бы, жалко".
Когда родилась Дженни, родители очень волновались по поводу реакции Александра на его сестру. Будет ли он рад компании и готов ли разделить с девочкой внимание папы и мамы? И, как впоследствии оказалось, тревожились они совершенно напрасно. Мальчик очень благосклонно отнёсся к сестрёнке, его слегка озадачило, что кто-то, кто меньше него самого, плачет больше. По его соображениям, это было и странно, и жалко одновременно, малыш понимал, что плачут, когда плохо. Александр же, при всей его взрослости и упрямстве, не был злым и жестоким ребёнком. Ну, во всяком случае, не больше других детей. Допустим, увидев впервые, как его мама, сидя на диване, вытирает слёзы, он, игравшийся рядом, подполз к её ногам, поднялся по ним и стал гладить её по голове точь-в-точь, как гладила всегда его она, утешая или поощряя.
Александр даже любил животных. Особенно его впечатляли собаки, на долю которых приходилась львиная доля его эмоций. Когда сын с мамой гуляли по улице и встречали соседей, выгуливающих своих собак, мальчик издавал своё фирменное: "У!" – и рвался погладить по голове этих друзей человека, не обращая ни малейшего внимания на породу, размеры клыков и свисающие с шерсти комья грязи.
Так вот, когда родилась Дженни, родители, опасаясь непредсказуемости реакции своего сына на нового младшего члена семьи, очень постепенно и осторожно знакомили Алекса с его сестрой. Они старались особо не нежничать и не умиляться новорожденной в присутствии брата, а так же утверждали, что когда Дженни вырастет и станет такой же большой, сильной и умной, как он, она будет ему другом и помощником. Мальчик всё это слушал очень внимательно, со своим традиционным серьёзным выражением лица и, судя по всему, верил своим папе и маме. А еще так получилось, что он как бы принял их слова как руководство к действию.
С течением времени убедившись, что их сын вполне благосклонен и доброжелателен к своей сестре, чета МакЛарен перестали опасаться его негативной реакции и успокоились.
Александр действительно полюбил свою сестру. По-настоящему. Раз и навсегда. Он уже тогда был на это способен. Чуть позже стало очевидно, что у дружбы между Александром и Дженни – большое будущее, и даже родителям иногда казалось, что они лишние в тандеме между их детьми, что, в принципе, находилось не так уж далеко от истины, поскольку Дженни брата обожала.
Правда, любовь Александра к Дженни вполне можно было объяснить. Во-первых, мальчику очень нравилось командовать и направлять сестру в их играх и общении, быть старшим и принимать решения, и иметь под рукой того, кто бы мог претворить их в жизнь. Ему несказанно повезло с тем, что Дженни росла мягкой, весёлой, неконфликтной девочкой, которая с радостью соглашалась участвовать во всем, что предпринимал брат. Была ли эта попытка заклеить кошке лапы скотчем и посмотреть, как она прыгает и пытается сбросить липкую материю, или достать ли эту самую кошку, рискуя сломать себе шею или отбить спину, из вентиляционной шахты в доме напротив, куда её закинули соседние мальчишки.
А во-вторых, Дженни с самого рождения копировала брата во всём и с удовольствием брала с него пример, что называется, "заглядывала ему в рот". Александр же, с высоты своего положения более умного и явно успешного старшего брата, благосклонно позволял ей брать на вооружение все свои наработки, идеи и беззастенчиво использовал девчушку когда ему выгодно.
Однажды, когда они посмотрели очередное какое-то кино "про ведьм", где эти самые ведьмы любили пить человеческую кровь, Александру пришла в голову идея понаставить на их улице ловушек с человеческой кровью, чтобы понаблюдать – придут ли эти ведьмы за этой кровью или нет? Поскольку кровь было взять неоткуда, мальчик попросил сестру порезать палец. Дженни, естественно, отказалась, сказав, что это больно, и она боится. На этом столь, казалось бы, благое и многообещающее начинание Алекса заглохло, не начавшись. Но через некоторое время его сестра, бегая по улице, споткнулась и упала, сильно поранив коленку и еще сильнее разорвав свои, довольно-таки еще хорошие, джинсы. Старший брат быстренько сориентировался и, предварительно немного успокоив сестру, предложил, что сейчас принесёт клочки бумаги, которые они вымажут кровью с коленки Дженни, и спрячут в тайниках в разных местах на улице, чтобы увидеть, как придут ведьмы и начнут лизать эти бумажки. Перспектива увидеть настоящих ведьм, лижущих бумажки с её кровью, моментально высушила слёзы на глазах Дженни, и согласилась она на эту гениальную авантюру уже чуть ли не с радостью.
Так они и поступили. И хоть ведьм они почему-то не дождались, но зато очень сильно ругалась мама и упрекала свою в неаккуратности и в том, что она бегает, не смотря под ноги и рвёт третьи джинсы за месяц. Александр, еще точно не поняв, что делает, когда уже сказал, что это он толкнул Дженни, и она упала, и даже не забыл уточнить, что это он нечаянно, но всё равно благополучно, в наказание, лишился на две недели компьютерных игр.
А вот когда Александр и Дженни подросли и стали старше, мальчик понял, что любит свою сестру просто так. Просто потому, что она его сестра, и всё.
Когда Алекс пошел в школу, а Дженни осталась в детском саду, их пути-дорожки немного разошлись. У брата появился свой коллектив, друзья, своё расписание, уроки, тесты и прочая школьная суета. Учился Александр очень хорошо и легко. Он был спокойным и невозмутимым ребёнком, и у него не возникло проблем ни с усидчивостью, ни с усвоением материала. И учителя, и родители не могли нарадоваться.
А потом, через три года, когда к нему присоединилась Дженни, брат с сестрой снова стали много времени проводить вместе – дорога в школу, из школы, уроки. Ну, и, конечно же, бедокурили и даже один раз курили тоже вместе. Но и это долго не продлилось, потому что с ходом времени Александр начал взрослеть, и однажды уже стало всеми невозможно игнорировать один неигнорируемый факт – он очень и очень хорош собой.
Первыми, как водится, это заметили девочки. Тринадцатилетний Алекс тут же неминуемо почувствовал на себе всю силу девичьего внимания. Пошли звонки и СМС-ки, потому как интернет-ресурсы он своим присутствием не баловал; заигрывания; предложения помощи и просьбы о помощи на пустом совершенно месте; комплименты различной степени банальности и креативности – и еще много и много попыток привлечь внимание. До какого-то момента всё это мальчику льстило и тешило самолюбие, и он даже пробовал пользоваться всеми теми благами, которые сулила ему его внешность: легкодоступность поцелуев, помощь с домашними заданиями и подсказки на уроках, зависть и уважение со стороны друзей. Но, познакомившись с обратной стороной этой медали в виде девичьей обиды на тщетность попыток вызвать взаимность и девичьей злобы на равнодушие к их прелестям и хорошеньким личикам, красавец понял, что оно того не стоит, и научился быстро и далеко отсылать одних, а других – еще быстрее и еще дальше. Такие же слова, как "чувства", "влюблённость", "симпатия", в довольно неплохом для его возраста лексиконе Александр не значились.
Но, тем не менее, мальчик всё-таки не хотел упускать открывшиеся для него возможности. Уже. Сразу. Поэтому, оценив ситуацию и получше узнав обстановку, решил, что его время пришло, и он вполне может рассчитывать на первый опыт. Пока любой, а там будет видно. Так как проку от девочек его возраста ему недоставало, если вообще таковой имелся, а азарта и усилий, так и вообще никаких, он решился выжимать из своей внешности по полной и замахнуться на более возрастных представительниц противоположного пола, то бишь на учениц старшей школы, а если повезёт, то и постарше.
Заявившись однажды на вечеринку к старшим классам, куда ему по возрасту проходить было еще рановато, он пригласил одну из старшеклассниц, более-менее приятной внешности и менее-более приятного поведения, на танец, благо, надо признать, ростом парень был с детства не обижен – в среднем все старшеклассницы еле-еле доставали ему до плеча.
И началось…
Сделав выводы из своего опыта общения со своими сверстницами, Александр понял, что и делать-то ему особо ничего не надо. Не обязательно быть забавным и смешным, не надо слишком умничать и занимать девушек содержательными разговорами и мыслями, не стоит читать стихи – ничего из этой пасторали. Ему вполне достаточно сидеть, допустим, напротив в кафе и просто предоставлять возможность этой любительнице прекрасного лицезреть своё фантастически красивое лицо, а если этой счастливице повезёт вдвойне, то и её подругам. И всё. Всё остальное за него, согласно его опыту и расчетам, должны были сделать сами девушки. Его опыт оказался правильным, а расчеты – верными. Девушки, как правило, не подводили.
На слабый пол его внешность действовала безотказно. Первые десять-пятнадцать минут девчонки им просто любовались, забывая обо всём на свете. За это время, кстати, редко какую из них Александр не успевал поцеловать. А потом, после поцелуя, в которых к своим четырнадцати годам паренёк уже порядком поднаторел, они как бы становились уже близкими и знакомыми, и предметы "ухаживания" охотно соглашались сходить погулять, посидеть в кафе и даже иногда приглашали к себе в гости.
Попадались, правда, и такие, которых не впечатляла внешность этого красавца, и они держали дистанцию с первых минут знакомства и сокращать её, судя по всему, не собирались. Таких Александр оставлял в покое сразу же, раздумывая едва ли четверть секунды, и примерно столь же быстро забывал о них.
Со всеми остальными знакомство и общение, парень старался использовать по полной. Ему нужен был опыт. Опыт, который в будущем помог бы ему, как можно выгоднее вложить его беспрецедентную внешность. Юноша на это очень рассчитывал.
И он его получил. Но не весь. Просто не успел. В его дом пришла беда.
Отца не стало в один из обычных, ничем не примечательных дней. Утром он, как всегда, ушел на работу к себе в строительную фирму, где занимал должность довольно крупного менеджера, а вечером его нашли упавшим с крыши одного из жилых домов, на другом конце Глазго. Всё походило или на несчастный случай, или на самоубийство, но мать подала заявление в полицию и потребовала провести расследование, в результате которого признаков преступления не обнаружили. А Алекс меж родни всё-таки услышал какие-то обрывки фраз, в которых проскользнуло слово "любовница".
Парню тогда едва исполнилось пятнадцать, и он со свойственной ему взрослостью и спокойствием взял на себя роль единственного мужчины в доме, после чего его и так отстранённые отношения с матерью стали еще более натянутыми, а теплые отношения с сестрой сделались еще более близкими. Их положение усугублялось еще и тем, что со смертью отца, их финансовое благосостояние резко ухудшилось, сократившись более чем наполовину. Мать держала на пару с подругой Эшли кафе, теперь выручка от него являлась единственной статьёй дохода.
Александр был зол на отца.
Как и на деда.
Когда-то давно его дед Джейкоб, отец Алисы, лишил её наследства за то, что она не согласилась выходить замуж за одного дельца средней руки в Лондоне. Дед Джейкоб был весьма состоятельным человеком, всего в своей жизни добился сам и привык, чтобы его достижения ценили и относились к ним с уважением, и помогали ему в осуществлении новых. Отказ своей дочери он расценил именно как нежелание помочь, и потому тут же полностью сам отказал ей в помощи и поддержке. Выйдя замуж за отца Александра, Алиса сначала работала в гостиничном бизнесе, а потом, когда у них с мужем поднакопилась соразмерная сумма, на пару с подругой купила кафе.
Но у деда Джейкоба Алиса была не единственным ребёнком. У неё имелся старший брат Рональд, младший брат Кирк и младшая сестра Анна. Анна жила в Америке, выйдя замуж за американца. Старший брат Рональд жил отдалённо, в шотландском хайлэндсе, и виделся с семьёй очень редко. Да, в принципе, и младший брат жил не близко – в Лондоне, где весьма преуспел в различного рода предприятиях. Но он приезжал в Глазго довольно часто по делам своего бизнеса и постоянно поддерживал родственные связи, каждый раз по приезду наведываясь в гости. Именно Кирк поддерживал свою сестру и её детей после потери главы семьи и помогал им жить дальше.
Смерть отца, конечно же, сильно подкосила Александра, но он понимал, что не вправе впадать в отчаяние, потому как видел, как убиты горем Дженни и мать. Поэтому, вольно и невольно, быстро оправился от потери и продолжил с того места, на котором остановился. Печальные события отвлекли его, но не изменили.
Примерно таким он и встретил Жаклин. Ему было семнадцать.
Когда его познакомили с девушкой, у него уже имелось предубеждение против неё. Мать объявила, что прежде, чем он отправится в Оксфорд, она хочет познакомить его с племянницей этого "Гэндальфа", археолога мистера Фортескью, которая на днях приезжает в Глазго проведать своего дядю. Очень милой замужней девушкой, живущей со своим супругом, преподавателем того самого Оксфорда, в том самом Оксфорде. Познакомить так… на всякий случай, а вдруг пригодится.
"Определённо нужно будет держаться от этой племянницы подальше. Маман своим нытьём, если не уговорит, то вынудит эту профессоршу приглядывать за мной там, в Оксфорде, это уж точно. Неплохо было бы сделать так, чтобы этой Жаклин тоже захотелось обходить меня по объездной", – размышлял Александр про себя.
Жак напрасно волновалась по поводу проницательности представителей старшего поколения, присутствовавших на ужине. Ей следовало больше волноваться по поводу наблюдательности самого Александра. Парень сразу же узнал в её поведении отзывчивую реакцию на его внешность и прочитал почти все её взгляды.
"О, нет! Только не это! Какого черта, в конце концов! На кой мне это? – досадовал про себя юноша. – Ну и что мне теперь прикажете с нею делать?! Если прилипнет – пожаловаться её мужу?! При таких раскладах, на месте её мужа, я бы первым делом всыпал бы мне, – запаниковал парень. Но потом всё-таки решил, что для паники еще рановато. – Ладно, посмотрим, может, всё не так и страшно".
Но по ходу вечера за ужином, понаблюдав немного за этой англичанкой, послушав её общение с остальными и присмотревшись к её речам, скорректировал мнение о Жак и понял, что всё еще страшнее, чем он предполагал.
"У неё есть мозги. Фак! Это – хреново. Очень хреново – она может меня раскусить. Хотя, стоп! Может, если она умная, у неё хватит мозгов послать мою мамашу куда подальше? Она и так вон как кисло отреагировала на попытку навязать знакомство. – Александра кидало из огня да в полымя. – Ага, и тогда мать найдёт, а она обязательно найдёт, мне кого-нибудь другого. И скорее всего это будет какая-нибудь её очередная подруга дура, раз Кирку не доверяет. Нет уж, спасибо, лучше бы она остановилась на этой милашке".
"И еще она какая-то странная, – продолжал обсуждать Александр Жак про себя по ходу вечера, – вроде бы с мозгами, а так просто повелась на внешность. Это интересно. Что-то в ней есть. Скорее всего, я бы даже её трахнул. А еще круче, если бы такая умная у меня отсосала. Да! Точно! Вот так – идеально. И что-то мне подсказывает, что она бы, действительно, это сделала", – улыбался про себя парнишка, в силу своего возраста и гендерной принадлежности игнорируя очевидное.
Глава 4 Шоппинг
Глава 4
Шоппинг
"– Я тебя люблю.
– Но ты же меня практически не знаешь?
– А какое это имеет отношение к Любви?"
Эрих Мария Ремарк, Триумфальная арка
– Как тебе удалось перевестись из Глазго в Оксфорд? Это было трудно? – Александр и Жаклин сидели вдвоём в переполненном кафе на Бьюкенен стрит.
Шоппинг подходил к концу. Марго пойти не смогла – заболел её младший Брайс. По магазинам Жак ходила только вдвоём с Дженни. Алекс подъехал к самому концу. Покупать ему было нечего, поэтому он проводил девушек в свою машину, куда они сложили покупки, и, взяв макбук, отправился посидеть в ближайшее кафе и подождать, пока этот шоппинг исчерпает себя.
Что касалось Жак, то для неё все эти магазины, с самого начала имевшие мало смысла без молодого МакЛарена, с его появлением в этих его черных классических джинсах и тенниске цвета сафари от Nike и лицом от Господа Бога, и вовсе сделались в тягость. Дженни же, судя по всему, элементарно устала, поэтому, даже не дойдя до конца Аргайл стрит, они повернули назад в кафе, к Александру, его макбуку и трём девицам за столиком сбоку, которые, стоило парню расположиться со своей чашкой кофе, тут же сосредоточились на нём, забросив свои пироженки.
Дженни только сделала заказ, но не смогла усидеть на месте и убежала опять в один из магазинов, всё-таки надумав купить себе какие-то перчатки, которые при первом знакомстве испугали её ценой. Поэтому Жак с Алексом остались вдвоём, решив использовать этот шанс каждый по-своему.
Лёжа в кровати этой ночью с открытыми глазами, влюблённая Жаклин прокручивала в голове кадры вчерашнего ужина. Ей хотелось и петь и выть одновременно и, будь она проклята, если понимала, чего ей хочется больше. Девушка хотела быть рядом с ним каждую чертову секунду и была на двести процентов уверена, ей всё равно будет мало. Она мечтала слоняться с ним по улицам Глазго или Лондона, держась за его указательный палец двумя своими ладошками, как ребёнок держится за родителей. Она хотела бы танцевать с ним медленный танец, обняв его за шею и уткнувшись носом куда-нибудь под линию челюсти и дышать им, и ощущать, как её худенькое тельце теряется в его габаритах. Она грезила стоять ранним тихим утром у окна после ночи, в которую они "выпили" друг друга "до дна", но так и не опустошили, и почувствовать своей голой спиной прикосновение его обнаженной груди, а на своих плечах – прикосновение его рук, таких "недавних" после этой ночи, таких знакомых и уже родных, и от этого еще более желанных и ценных. Жаклин душу дьяволу продала за то, чтобы ехать с ним вдвоём в машине, сидя рядом на переднем сиденье, куда-нибудь к морю, к островам, на Скай, например и ловить его взгляды и ощутить его руки на своих коленках, выставленных специально на показ, из-под одетой для этой цели юбки. Она могла бы болтать с ним с вечера до утра, а потом еще с утра и до ночи. На все темы в Мире. Она узнала бы о нём всё. Буквально. Не прочь рассказать ему о себе. Тоже все и даже больше.
Она была бы счастлива приготовить ему пирог с малиной и смотреть, как он ест всё это с аппетитом, а потом размазать начинку по красивому лицу и слизывать всё это медленно, с наслаждением. Она с радостью затискала, защекотала бы его до смерти, и наслаждаться музыкой его просьб о пощаде, а потом с удовольствием оказаться в тисках его железной хватки, и почувствовать всю силу мужских мускулов, и расслабиться, и сдаться на милость победителю.
И так до бесконечности, насколько бесконечна жизнь.
"Это что, и есть любовь? Или просто такая вот сильная симпатия? Это пройдёт? А если пройдёт, то когда? А если нет, то, что же мне делать? Как я буду c этим жить? А как я буду жить без этого?" – помечтав вволю, Жак приступила к рефлексии.