В ящике лежали еще ковбойские шпоры, старинная бритва и огромные гвозди, выкованные в старой бревенчатой кузнице на склоне горы, с которыми он играл в детстве. Придет время, и, возможно, они станут экспонатами краеведческого музея - как, впрочем, и сам дом. То, что теперь являлось гостиной, было когда-то первой бревенчатой хижиной, построенной в этой долине Ксавьером Бирклоу. К ней в дальнейшем пристраивали остальные комнаты, расширяя дом. В одном углу высокой ширмой было отгорожено место, где стояла кровать, на которой медленно угасала его хрупкая, болезненная мать. Ее стеганое одеяло до сих пор хранилось на чердаке вместе со старинной маслобойкой и прочими вещами. На широкой полке рядом с окном стояла старинная посуда, лежали прялка, чесалка для шерсти, а также бабушкина грубая форма для выпечки хлеба. Внизу стоял огромный дубовый ларь с клубками всех цветов, которые, видимо, давно съела моль.
Роза, сестра Майкла, отказалась что-то забирать отсюда, сказав, что она обсудит этот вопрос за чашечкой чая только с будущей миссис Бирклоу, невестой брата.
Майкл с силой задвинул ящик стола. Роза всегда была романтиком, и он много лет назад понял, что с этим бесполезно бороться.
Старый дом был полон воспоминаний, своих привычных звуков и запахов. Майклу казалось, что, если прислушаться, он услышит, как быстро стучат спицы в руках матери, как поскрипывает ножная педаль ее швейной машинки у камина. Как много рубашек и платьев сшила его мать на этой старой машинке, стоявшей теперь в углу! Слишком хрупкая для того, чтобы трудиться на ранчо, она коротала свои дни за женской работой, сидя у окна. После нее осталась огромная корзина лоскутов, которые тоже давно пора было выбросить. А сколько сплетен за многие годы слышали стены этой гостиной, где собирались соседки, пока их мужья разговаривали о жатве и урожае, коровах или лошадях!
Старая сова, живущая в каньоне недалеко от дома, громко ухнула, заставив Майкла вздрогнуть. Он вытянул ноги в отцовских удобных, разношенных ботинках и закинул их на стол. Все в этом доме было старым, привычным, добротно сделанным и основательным, за исключением новой кровати, которую отец смастерил уже после смерти матери. Она была сделана с любовью и мастерством - для необыкновенной женщины, как потом догадался Майкл… И отец заслуживал такой женщины.
Майкл нисколько не осуждал отца за связь со Стеллой Мэттьюз. Уэйд Бирклоу преданно ухаживал за своей больной женой и заслужил хоть немного счастья. И, судя по всему, Стелла смогла вернуть отцу радость жизни. Она всегда была очаровательной, потрясающей женщиной. На первый взгляд, такая хрупкая и женственная, она оказалась настоящим борцом. С каким достоинством она вела себя все эти годы после ареста и смерти мужа, борясь с нищетой и игнорируя сплетни, которые распускал о ней Клуб! Кло похожа на нее и, скорее всего, будет с возрастом выглядеть так же молодо.
Кло… Это имя постоянно звучало в его мозгу, он все еще ощущал ее дразнящий запах. Вместо пламени в камине он видел ее фигурку, которая приближалась к нему тогда в амбаре, чуть покачивая бедрами. Голубые глаза смотрели прямо ему в глаза, в них горело откровенное желание…
Майкл резко выпрямился в кресле. Ему нельзя снова погружаться в эти воспоминания. Пора забыть ту глупую сцену в амбаре. К черту Кло! Он ненавидел ее за то, что она не стала ждать, что свела на нет все его многолетние усилия дождаться, когда она станет по-настоящему взрослой и начнет понимать, чего хочет в жизни. Он так сдерживал себя, так боялся наделать ошибок с юной Кло, сестрой его друзей, пока она росла!
А она вдруг сама позвала его на свидание в амбаре и дала понять, что хочет дойти до конца. Майкл отказался от этого щедрого дара из глупого принципа. Но Кло не из тех женщин, которых отвергают, - особенно когда они сами предлагают себя…
Майкл машинально дотронулся до шрама на губе. Он почти видел сейчас, как в ее глазах вспыхнула ненависть и как она запустила в него мячом. Он тогда инстинктивно зажмурился и попытался прикрыть лицо руками, но все же успел заметить ужас на ее лице. Она всегда была темпераментной, взрывной, и, наверное, сама испугалась того, что сделала. А он навсегда запомнил образ женщины, стоявшей напротив него, - женщины невыносимо прекрасной в своей ярости.
Уэйд, его отец, узнав о том, что произошло, объяснил ему, что он дурак. Что Кло - уже вполне зрелый человек, что такие натуры гораздо раньше остальных созревают как женщины и в девятнадцать лет вполне готовы к семейной жизни. Но Майкл тогда только что получил первую степень в университете, готовился продолжать учебу дальше и был самоуверенным болваном. Он считал, что лучше понимает Кло, и не послушал отца. Он решил, что надо дать ей время остыть, успокоиться, вместо того чтобы сломя голову мчаться за ней…
Экран нового сканера Уэйда, настроенного на полицейский код, внезапно вспыхнул, и на нем появилось изображение маленькой улочки со старым фургоном Кло. Майкл услышал сообщение полицейского из патрульной машины. Майкл обнаружил, вернувшись домой на похороны отца, этот мощный и современный сканер и страшно удивился, зная отношение Уэйда к современной технике. Отец считал, что она убивает семейное общение и портит молодежь. Было видно, что сканером часто пользовались, а самое поразительное - находился он не в самом доме, а в амбаре под старыми выделанными шкурами.
Пока полицейские ждали ответа на запрос о номере фургона, Майкл разглядывал ботинки отца. Когда первым ответ дал помощник шерифа, Майкл скривился. Опять городской полиции утерли нос, а люди шерифа снова вмешиваются не в свои дела…
Пожав плечами, Майкл стал изучать старые фотографии, висевшие над столом. К привычным семейным снимкам прибавилось шесть новых в ореховых рамках, и Майкл удивился. Он не ожидал, что отец настолько сентиментален и способен вешать на стены фотографии, да еще сделав для них новые рамки.
На одной из фотографий Уэйд и Сэм Мэттьюз, еще подростки, стояли на фоне ранчо с широкими улыбками, обняв друг друга за плечи. На другой были его родители, а также Сэм и Стелла Мэттьюз и дети обеих семей. Третья фотография запечатлела семейство Бирклоу: мать, бледная и хрупкая, его сестра Роза, живущая сейчас с мужем и детьми в Вермонте, и сам Майкл в футбольной форме. Ему было тогда семнадцать лет, и он неожиданно вытянулся в то лето. На четвертой фотографии была Роза в свадебном платье, и они с отцом рядом с ней, а на пятой - отец и Майкл, только приступивший к работе.
Майкл хорошо помнил свою первую работу по специальности в Италии - он тогда помог производителю дорогой обуви обнаружить, каким образом на его фабриках заменяли дорогое сырье. После этого его вызвали в управление полиции Нью-Йорка в качестве эксперта по следам, чтобы поработать над делом зверски убитой женщины в Центральном парке. К счастью, следы в парке не были затоптаны, и он без труда определил, что почти все они оставлены дешевыми кроссовками, недавно поступившими в продажу в пригородных универмагах. Так удалось выйти на группу подростков, возомнивших себя служителями культа, который требовал принесения человеческих жертв.
На последней фотографии была запечатлена Стелла, которую обнимал за плечи его отец. За стеклом рамки внизу лежала засушенная роза. Майкл узнал эту розу: когда-то подростком он нашел ее в библии отца. Уэйд тогда попросил сына никому не рассказывать об этой находке.
Майкл присмотрелся повнимательнее к последнему снимку. На всех семейных фотографиях было видно, что отец очень любит жену и детей, но только на снимке со Стеллой у него был по-мальчишески счастливый и гордый вид.
Майкл грустно улыбнулся. Жизнь полна неожиданностей. Наверное, отец был счастлив, умирая в ее постели. Если вдуматься и отбросить эмоции, что может быть лучше, чем умереть в объятиях женщины, которую так любишь?..
Присутствие Стеллы в этом доме выдавали банки с приправами на кухне, женское нижнее белье в комоде Уэйда и бутылочки с кремами и шампунями в ванной комнате.
В камине треснули дрова, по стенам заплясали тени. Майкл выдвинул следующий ящик в столе и обнаружил пластиковую папку. В ней оказались газетные вырезки о деле Сэма Мэттьюза, начиная с изнасилования Стеллы. Все вырезки были датированы, подписаны и аккуратно сложены в целлофановый пакетик.
Майкл нахмурился. Подобная аккуратность была совсем не в характере отца. Что же здесь все-таки происходило? Зачем отцу понадобилось, чтобы он вернулся домой? Майкл вспомнил последнее сообщение отца, присланное по электронной почте в Нью-Йорк: "Пришло мое время все исправить, Майкл. Возвращайся скорее домой. Отец".
Что исправить? Зачем он звал его домой?..
Майкл налил себе еще один бокал.
Снимки в новых рамках притягивали взгляд. Майкл всмотрелся в тот, где четырехлетнюю Кло держал на руках Сэм. На ней была красная кепка с длинным козырьком, из-под которой выбивались красно-каштановые кудри. В руках она держала куклу, голые коленки, как всегда, были сбиты. Майкл прикусил губу. Кло Мэттьюз много лет была главной проблемой в его жизни!
Он едва смог подавить в себе желание обнять и утешить ее, когда увидел сегодня, что она плакала. Он так часто это делал, когда она была маленькой… Только теперь ему, наверное, следовало не чинить куклу, а повалить ее на спину и войти в нее глубоко и страстно, чтобы она забыла того мужчину, который довел ее до слез!
Майкл вынул из ящика золотую шкатулочку, на которой заиграли отсветы пламени в камине, и достал за цепочку медальон, который когда-то дала ему мать. Этот старинный тяжелый золотой медальон когда-то принадлежал невесте Ксавьера, приехавшей из Бостона по письменному запросу. Он был овальной формы, с большим сапфиром старинной огранки и жемчужинами по краям. Этот медальон по традиции мужчины рода Бирклоу дарили своим невестам.
Майкл сжал медальон в кулаке. До того, как Кло позвала его в амбар, он набирался смелости, чтобы попросить ее носить этот медальон в знак помолвки. Ему тогда очень хотелось привязать к себе Кло, а вместо этого он отверг ее…
Не зная, на кого больше злится, на себя или на нее, Майкл схватил со стола бокал и со всей силы запустил им в стену.
- Черт побери, отец, она не стала меня ждать! Вместо этого она смылась отсюда и добилась того, чего хотела. Но для меня это было катастрофой. После всех тех лет ожидания, когда она подрастет…
Майкл дотронулся до шрама на губе. Он тогда отказался зашивать глубокую рану, чтобы хотя бы в памяти его навсегда осталась Кло - страстная, разъяренная, полная жизненной силы. А вот о том, как она прижималась к нему, какими на вкус были ее губы, он не хотел вспоминать. Майкл тогда боролся с желанием повалить ее в сено, потому что хотел, чтобы она осталась девственной до того, как он наденет ей на палец в церкви обручальное кольцо. До первой брачной ночи с ним. Ему казалось тогда, что это будет правильным для них обоих. Он хотел увидеть ее в белом подвенечном платье с фатой в старой церкви, в присутствии их семей и друзей…
Тяжело вздохнув, Майкл собрал осколки бокала и швырнул их в корзину для бумаг. Туда же последовал пустой конверт от материалов по делу, присланному ему из полицейского управления в Сиэтле. Надо побыстрей проанализировать их и заняться здешними делами. Ему предстояло многое выяснить в Лоло - особенно теперь, когда сюда вернулась Кло.
А впрочем, при чем здесь Кло? Майкл расстегнул рубашку на груди. Ему надо выбросить ее из головы. За эти годы ему надоело искать в каждой женщине сходства с ней.
Он криво усмехнулся. За десять лет у него было много женщин, но ни одна из них не смогла бы сказать, что у них серьезная связь, ни одна не могла претендовать на более близкие отношения. Он только удовлетворял свою потребность в женщине и честно предупреждал об этом всех.
К черту! Майкл достал еще один бокал и снова налил себе виски. Он обычно не пил, чтобы забыться, но сегодня был просто в шоке - от встречи с Кло, от этого сводившего его с ума женственного запаха.
Он положил медальон рядом с медвежьим когтем на стол и долго смотрел на две семейные реликвии. Коготь нависал над прекрасным украшением, которое когда-то предназначалось Кло, словно темное прошлое со своими тайнами - над светлым будущим.
3
Три часа утра было у Кло самым продуктивным рабочим временем, когда вокруг еще темно, тихо и спокойно и никто ей не мог помешать. Разобравшись со счетами, она на цыпочках спустилась вниз.
"Пинто Бин"… Ее беспокойный творческий ум уже придумывал новые эффектные упаковки и рекламу, перебирая в памяти ассортимент продуктов. У нее остались связи, была возможность выйти на них, и она умела продавать. Кло много лет была рабочим инструментом Росса и весь накопленный опыт собиралась вложить в спасение магазина матери. Она была теперь полноправным владельцем половины этого заведения - начиная с деревянных жалюзи на окнах и кончая кухонными кастрюлями. Счет на покупку был впервые подписан ее девичьей фамилией, хотя половину всей стоимости она заплатила, продав обручальное кольцо с бриллиантом в два карата. Росс купил его ей когда-то, подчеркнув, что она должна соответствовать положению его семьи…
В старой рубашке брата и мужских теплых брюках Кло выглянула в окно. Ночной ветер, казалось, нашептывал ей тайны, которыми был окутан Лоло. Кло поежилась. Образ Гаса Балласа, грубого насильника, вдруг возник в ее воображении. Ей почудилось, что он ждет ее в темном углу, готовый схватить за волосы. Она тут же попыталась выстроить в уме защитную стену между собой и образом мужчины, который насиловал ее мать, пока она играла во дворе с маленьким теленком, и у нее это получилось.
Кло заглянула в обеденный зал. Стелле удалось дешево купить небольшие круглые столики и деревянные стулья со спинками в обанкротившемся кафетерии - Клуб не любил конкуренции, и семьи среднего достатка редко выживали. Золотые буквы в окне отбрасывали сейчас причудливые тени на стоявшую у стены широкую полку со стеклянной супницей с черпаком, весами и тарелками. Над стойкой, вдоль которой был ряд укрепленных в полу табуреток, висела полка с керамическими банками - здесь хранились чай и кофе разных сортов. Чай с малиной, с бергамотом; кофе ванильный, шоколадный, колумбийский и "Домашняя смесь".
Кло открыла крышку баночки кофе с надписью "Домашняя смесь" и понюхала. Запах был такой же соблазнительный, как и у всего, что готовила мать. У Стеллы была потрясающая способность придавать неповторимый вкус любому блюду и напитку. В стеклянных контейнерах под стойкой Кло обнаружила булочки с корицей, хлеб, пироги и домашнее печенье - все это вечером напекла ее мать. На стойке стояли маленькие подносы с баночками для сыра-пармезана, керамическими перечницами и солонками, а также лоточками для столовых приборов. Такие же небольшие наборы стояли на каждом столе.
Старые клиенты - ковбои и овчары - казалось, притаились в тени помещения; каждый готов был рассказать страшную или поучительную историю. Но у Кло была своя страшная история…
"Я не могу видеть вашего отца таким! - рыдала мать, возвращаясь после посещения тюрьмы. - Представьте, он на самом деле верит, что убил Гаса Балласа! Он сам мне это сказал и просил не хлопотать больше о нем, не навлекать на нас неприятности. Но как я могу не хлопотать больше? Как?! Если я знаю, что он этого не делал…"
Кло открыла дверь за стойкой и оказалась в маленькой кухне. Здесь стояла огромная чугунная печь, блестели начищенные кастрюли, сковородки и противни. В углу стояли корзины с картошкой, луком и другими овощами, а на разделочном столе ножи разных размеров.
На стене в полированной рамке висела фотография отца в двадцать пять лет. Типичный покоритель Дикого Запада. Длинные сильные ноги в плотных джинсах крепко стояли на земле, на ветру развевались красновато-каштановые кудри, на лице играла обаятельная улыбка, от которой при встрече с ним замирало сердце любой женщины в округе. Кло в очередной раз поразилась, как похожи на него ее братья, у обоих были такие же высокие скулы, глубоко посаженные глаза, прямые брови и такие же упрямые подбородки.
Кло было десять лет, когда отец последний раз в жизни поднял ее на руки и посадил к себе на бедро, так что ее длинные ноги свешивались с двух сторон.
- Моя красавица! Ты должна во всем слушаться маму. Береги ее, хорошо?
Но Кло так злилась на него тогда, что уворачивалась от его поцелуев. "Как он может покидать меня?" - думала она в ярости. Она была избалованной единственной дочерью, которая обожала отца, и у которого всегда была любимицей.
Кло тихо заплакала, вытирая слезы рукавом фланелевой рубашки. Хватит мучить себя воспоминаниями! Пора приниматься за работу. Нужно выяснить, наконец, реальное финансовое положение матери.
Она на минуту приоткрыла заднюю дверь, вдохнула холодный воздух, затем прошла в новую контору сразу за кухней и зажгла свет. Яркая лампочка осветила невеселую картину, которую она, впрочем, и ожидала увидеть. Рабочий стол матери был завален грудой бумаг и нераспечатанных конвертов, сваленных в беспорядке. Здесь тоже висела фотография отца, и Кло, взглянув на нее, тяжело вздохнула.
Как же она скучала по нему! Он бы сейчас обожал внуков и смеялся вместе со Стеллой над их проделками. Но вместо этого он умер в тюремной больнице от острого приступа аппендицита, неправильно поставленного диагноза и не вовремя сделанной операции.
Кло шмыгнула носом, вытерла слезы и занялась бумагами. Несколько расписок, на которых стояло: "За дневное питание и добавочный суп", были коряво подписаны Джо Айссексом. Кло снова вздохнула, вспомнив Джо. Огромный ковбой, участвовавший в родео и во всех пьяных драках, появлялся по субботам у них на ранчо в страшном похмелье. Он помогал отцу в работе с лошадьми. Карьера Джо закончилась, когда двухсоткилограммовый бык подмял его под себя, повредив ему ноги. Пока он поправлялся, Стелла поселила его в комнате, примыкавшей к задней террасе.
Кло обнаружила и другие долговые расписки. Им были многие должны. Мать никогда не могла отказать голодным людям, особенно женщинам, которые переживали тяжелые времена, или детям, обожавшим ее лакомства.
Кло думала, что разобралась со всеми счетами, которые вечером вручила ей мать, но среди вырезанных из газет и журналов кулинарных рецептов обнаружились еще счета за электроэнергию и несколько записок от поставщиков. Мясник уведомлял, что больше не может отпускать мясо в кредит, срочно просили расплатиться за фасоль и другие бобовые, а также Кло нашла пачку неоплаченных квитанций из прачечной.
Но самым печальным было то, что, судя по кредитным карточкам, валявшимся тут же, денег на счету Стеллы почти не осталось: за последние три месяца она сделала много покупок по телевизору, и денег на ее счету не осталось. Кло было понятно, как это получилось. Она тоже в эти месяцы боролась со стрессом и утешала себя покупками. Они так похожи…
Вся эта гора бумаг, с которой надо было сражаться, ужаснула Кло. Последние три месяца жизни она только этим и занималась! Кло посмотрела на себя в зеркало и вздохнула. Пустые глаза, тусклые волосы, которые отросли и стали завиваться на концах. Корни волос уже приобрели свой естественный, красно-каштановый цвет. Хорошо хоть, что она не поседела! Кожа на выступивших скулах натянулась и была бледной. Кло брезгливо провела пальцами по лицу. На нее смотрела постаревшая, несчастная женщина.