Тайны Инков - Уильям Салливан 10 стр.


Представление о том, что труба-раковина имела особую важность в декабрьское солнцестояние, не является догадкой, а ее символический смысл не был произвольным. Скорее, существует устойчивый характер необычайно широкого распространения раковины как для декабрьского солнцестояния, так и в те времена, в которые восходит Млечный Путь, а также вход на землю усопших. Причина здесь в том, что раковина является ритуальным "термином" в языке древней астрономии.

В классическом греческом мифе о Девкалионе, например, "разрушительные волны потопа были повернуты вспять звучанием раковины Тритона: раковина была изобретена Aigokeros, то есть Козерогом, который управлял зимним солнцестоянием в том мире-веке, когда Овен "нес" солнце". В результате исследований Ферстман пришел к выводу, что майя связывали раковину с декабрьским солнцестоянием, а панцирь черепахи - с июньским. Дехенд указывал, что майяским иероглифом для "нуля" была раковина, символизировавшая завершение одного цикла и начало следующего. Элиад отмечал, что в Северной Америке и Азии шаманы иногда используют трубу-раковину вместо барабана в начале путешествия в преисподнюю. В ацтекском мифе о Кетцалькоатле герой получает доступ к земле усопших, направляя звук трубы-раковины Владыке Земли Усопших.

Должно быть, раковина символизирует декабрьское солнцестояние по той же причине, по какой гора символизирует июньское солнцестояние. Раковина приходит с морского дна (пространственно противоположного "высочайшей горе в мире"), представляя самый низкий или самый южный край земли точно так же, как декабрьское солнцестояние представляет самый южный край в годовом обороте солнца. Обращение к диаграмме Пачакути Ямки (рисунок 2.4) показывает, что такая логика действовала в Андах. Земной противоположностью "Горе Июньского Солнцестояния" является масса воды, называвшаяся мамакочей, "родительским морем (или озером)", соединявшимся с пукио, или "источником", образовывавшимся в сезон дождей, на стороне декабрьского солнцестояния рисунка. Как мы уже видели, андский миф может величать какой-нибудь вход в подземелье, такой как пещера, родник и полое дерево, входом в пача уку, и именно поэтому, как мы могли видеть, современные говорящие на кечуа жители утверждают, что жабы, которые зимуют в земле, живут в преисподней, и по этой же причине в период конкисты утверждалось, что все тотемы-первопредки появились из таких земных дыр.

Самым большим таким местом "появления" во всех Андах было озеро Титикака. Слово у кечуа и аймара для "озера" и "моря" - одно и то же, коча. Данная линия рассуждений объясняет наставление Арриаги своим священникам быть готовыми к тому, что во многих деревнях они встретят частичку местной топографии, называемую "Титикакой", и что эта область будет связана с культом предка. В современном Чинчеру информант сообщил мне, что низкая равнина под возвышением, террасы инкского периода, называлась Титикакой.

И эта интерпретация смысла морской символики раковины - как экспонат со дна моря она символизирует "самое низкое положение солнца в небесной сфере в декабрьское солнцестояние - объясняет также, почему Уакайпата, площадь, где проходили инкские обряды декабрьского солнцестояния, была покрыта на два фута в глубину песком, старательно поднятого на десять тысяч футов в Анды с берегов Тихого океана.

Ассоциация раковины как с декабрьским солнцестоянием, так и со входом на землю усопших, заложенная в инкских обрядах Капак Райми, имеет очевидную связь со многими месоамериканскими примерами. Линда Шеле написала о двух памятниках майя в Паленке: храме Надписей, содержащем крышку саркофага властителя Защитника-Пакаля, и памятнике воцарению властителя Чана Балума - включая изображения его покойного отца - в храме Креста (рисунки 3.7 и 3.8). Каждый из этих памятников изображает трехъярусный космос, представляющий небесный, земной и мир преисподней, схема, уже знакомая по андскому примеру. В каждом храме солнце изображается опускающимся в "ворота преисподней". Символом, представляющим точку соприкосновения между миром живых и преисподней, в каждом храме является панцирь раковины. В каждом храме, в свою очередь, солнечная иерофания - архитектурный "особый эффект", в данном случае использование света и тени, испускаемых заходящим солнцем, - освещает сначала центр храма, изображающего властителя Пакаля, отправляющегося в "ворота преисподней", а затем место воцарения властителя Балума и кончины его отца. В этом месте последний дневной луч освещает Бога Л, Владыку Преисподней. Обе иерофании имеют место в один и тот же день и в течение одного и того же события - заката в декабрьское солнцестояние. Здесь мы находим доказательство, чудесно дополняющее представление о том, что души предков возвращаются во время восхода солнца в декабрьское солнцестояние: то есть недавно умершие "отбывают" на закате в декабрьское солнцестояние.

Ворота преисподней мы опять же находим в сапотекском генеалогическом изображении (рисунок 3.9). Согласно анализу Маркуса, "над соединением находятся "Ворота Неба", по сторонам которых расположены стилизованные панцири раковин. Спускающийся из "Ворот Неба" - это персона, возможно, родовая и, быть может, мифическая, держащая в одной руке нить бусин".

Это изображение демонстрирует, насколько ясно может показывать иконография, что вход в преисподнюю, обозначенный панцирями раковины, находится на небе. Раз ни Шеле, ни Маркус не уделили в своих статьях особого интереса вопросам топографии загробной жизни, в них нет упоминания о Млечном Пути. Но он совершенно определенно был "там", в декабрьском солнцестоянии в период величия Паленке. В статье Маркуса кроме того воспроизведена карта периода конкисты сапотекского селения и связанных с ним топонимов на горизонте, с полными космологического смысла именами, таким как "Горящая Гора" и "Женский Холм". В юго-западном секторе размещен топоним "Суйгокс-анайа/Rio debajo de la Иегга", то есть "Река Под Землей".

Если же панцирь раковины символизировал положение солнца в солнцестояние "у подножия" южного тропика, у входа в преисподнюю, то можно ли не предположить, на основе "геометрического смещения" андской мысли, что вход на землю богов находился на другом тропике, наверху космической горы?

V

Последний раз инки отмечали декабрьский обряд Капак Райми в декабре 1533 года, на этот раз вместе с празднованием победы и "освобождения" от ненавистной оккупантской армии Кито и их теперь уже покойного изменника императора Атауальпы. Испанцы, в то время их "союзники", стали свидетелями сатурнального зрелища и особенно поражались бесконечным рекам мочи, которая лилась по желобам города от десятков тысяч нетрезвых участников праздника. Среди удивительных вещей, о которых они рассказывали, был парад мумифицированных останков инкских царей, включая останки Уайна Капака, который умер в Кито, вероятно, от оспы. Они изумлялись степени его сохранности - только кончик его носа отсутствовал.

Эти оценки свидетелей представляют особый интерес в свете сохраняющейся апокрифической традиции, согласно которой Уайна Капак был захоронен в Анкасмайу, реке, отмечавшей северную границу империи. По этой традиции, река временно отклонилась от своего русла, чтобы дать построить усыпальницу для умершего императора. После того, как выяснились намерения испанцев, инки из Куско спрятали мумии, но вице-король Толедо нашел их в 1571 году и, прежде чем сжечь их все, еще раз идентифицировал мумию Уайна Капака. Зачем же тогда понадобилось поддерживать вымысел, будто Уайна Капак был захоронен в русле Реки Анкасмайу?

Анкасмайу восходит с западной стороны андского водораздела, между Кито и Пасто, и течет на северо-запад в Тихий океан. Как уже отмечалось, кечуанское слово анкас означает "небесная синева" и может быть связано с идеальным положением солнца в июньское солнцестояние. Это толкование подтверждается также значением и символикой кечуанского аналога анка, означающего "орел". Мы уже видели, как разные птицы-шаманы оспаривали честь отнести послание Инки в преисподнюю, но только самая маленькая сумела выполнить поручение. Большие, высоко взлетающие птицы, с другой стороны, приспособлены для полетов в "мир наверху".

У сибирских шаманов орел - это "отец Первого Шамана солнца, посланника небесного бога, посредника между богом и родом человеческим". В современном фольклоре аймара орел всегда классифицируется как принадлежность к "миру наверху", который, в свою очередь, как мы видели, связан с июньским солнцестоянием. Гарсиласо, повествуя о ряде ужасных знамений, предвещавших конец империи, описывает, как анка пал мертвым на землю в Куско во время церемонии Инти Райми (проводившейся в июньское солнцестояние) в период царствования Уайна Капака. Этимологическая связь между анкас и анка отражает символическую ассоциацию между солнечной птицей высоко в синем небе засушливого сезона и положением солнца в июньское солнцестояние. Следовательно, вовсе не случайно легенда о захоронении Уайна Капака связана с "Лазурной Рекой", которая течет на северо-запад - в направлении заката июньского солнцестояния - в море. Анкасмайу представляла собой больше, чем земную границу, потому что она также вознесла душу Уайна Капака на землю богов.

Та же юго-восточно-северо-западная ось доминировала и в инкских обрядах июньского солнцестояния. Уртон полагал, что, так как мифы о Виракоче повествуют о боге, путешествующем на северо-запад и покидающем землю у Манты в Эквадоре, то ритуал инкских жрецов, которые прослеживали путь Вилькамайу - земного аналога Млечного Пути - к своим истокам у Горы Вильканота, чтобы повернуть отсюда на северо-запад к Куско, представлял собой воссоздание заключительного путешествия Виракочи. В подтверждение этого толкования Уртон привлек внимание к еще одному аспекту этого ритуала: согласно инкским священникам, истоки Вилькамайу у Вильканоты представляли "место рождения солнца". Отметив, что современные говорящие на кечуа жители обращаются к Млечному Пути как к двум рекам, рождающимся на севере, Уртон, далее, полагает, что это объясняет представление о том, что солнце "родилось в июньское солнцестояние, в "истоках" Млечного Пути. Строго говоря, истоки Млечного Пути находились у его северного края (рисунок 3.4а). Инкские священники явно увязывали это положение Млечного Пути с одновременным восходом Млечного Пути в июньское солнцестояние (рисунок 3.4Ь) - в последний раз встречающимся приблизительно в 650 году н. э. - и называли это "рождением" солнца в истоках Млечного Пути.

В свою очередь, эти наблюдения освещают еще одну информацию, которую прежде было невозможно поместить в связный контекст. Во-первых, имя Виракочи встречается в ряде гимнов, записанных Пачакути Ямки: вилькаулькаапу. Это означает буквально "владыка первоисточника солнца", переделка общего представления о том, что Виракоча был творцом небесного массива внутри особой образности - "рождения солнца", - используемого инкскими жрецами в Вильканоте.

Обращая внимание на топографию вокруг высокой горы Вильканота, Хуан Ларреа описывал земной аналог этой формы, запечатленной на данной местности. Маленькое озеро у подножия этой горы находится у истоков не только Вилькамайу, текущей на северо-запад, но также реки Пукары, которая течет на юг в озеро Титикака. Тем самым топография Вильканоты в точности отражает космологическое представление о том, что на "горе июньского солнцестояния" солнце "рождается" у истоков двух небесных потоков Млечного Пути, один из которых течет на северо-запад к земле богов, а другой - на юго-восток к Титикаке, ассоциируемой с преисподней. Ларреа воспроизвел рисунок кубка для питья эпохи конкисты (рисунок 3.10), изображавший весь этот символический набор идей, как они представлялись в местном мировоззрении.

Наконец, огромное значение, придававшееся инками этому изображению, с наибольшей очевидностью проявляется в великолепной инкской святыне на Острове Солнца в озере Титикака. На восточной стороне острова инки смоделировали длинную лестницу от края воды вверх к источнику, стекающему от самого отвесного склона, где, как говорили, Виракоча создал солнце, луну и звезды. Вода из этого фонтана, облицованного безупречной инкской каменной кладкой, течет в большой, столь же совершенный каменный бассейн, а отсюда обратно в озеро через два канала по сторонам лестницы. Здесь, в духовном эпицентре Анд, инки вылепили космограмму Млечного Пути с двумя потоками, текущими с севера (утеса или горы) прямо в преисподнюю (озеро). Это тот же образы - противоположность горы озерам и родникам, - какие находятся на рисунке. Пачакути Ямки (рисунок 2.4).

Если инкские обряды рассвета в июньское солнцестояние сообщают нам нечто о "первоисточнике" священных влияний в Андах, хронист Пачакути Ямки приводит рассказ о последних днях на земле вилька улькаапу, "Владыки Источника Солнца", бога Виракочи. Теперь уже старый, с седой бородой и деревянным посохом, Виракоча, встречаемый непочтительно всеми, кроме отца мифического главы инкского происхождения, возвращается к древнему священному центру, Тиауанако, где все это начиналось. Различные версии, описывающие восхождение бога на "небеса", изображают его идущим на северо-запад к морю, исчезающим навсегда. Версия Пачакути Ямки содержит еще одну частичку информации о маршруте бога: "Они говорят, что Тунапа [Виракоча] следовал по реке Чакамарка, пока не достиг моря. Я полагаю, что он прошел этими проливами к другому морю".

Название реки Чакамарка буквально означает "мостик на самую высокую часть здания". Использование термина марка - тот же архитектурный образ июньского солнцестояния, который содержится в названии горы Анкасмарка в молиновской версии мифа о потопе - в ассоциации с термином "мост", чака, снова доказывает смысл дополнительного равновесия среди космологических компонентов. Как души усопших смертных должны пересечь мост над небесной рекой на закате в декабрьское солнцестояние, так же должен и Виракоча, бог - старый, усталый, на "закате" своих лет - покинуть землю через мост над рекой, текущей на северо-запад к морю, что должно говорить о том, что он пересек Млечный Путь на закате в июньское солнцестояние. Не было у бога и никакого выбора; потоп времени уже бурлил около моста (рисунок 2.10а). И так же в ритуальном воспоминании об этом моменте инки бросили в свои собственные, искусственные наводнения с моста в Ольянтай-тамбо "прощальное подношение" коки Виракоче, который, как говорили, обитал в "северном море". (Смотри Приложение I.)

Смысл заключительной сцены, переданный в этом рассказе, прервал мою задумчивость. Я был так убаюкан симметрией андского мировоззрения, что потерял нить своего первоначального вопроса. Почему "потоп" 650 года н. э. был так важен для андских жрецов-астрономов? Теперь я понял, что неосознанно сформировал мысленный образ из "мостов" через Млечный Путь, образ, который не предполагал ответа на этот вопрос. Я начал думать о тех "мостах" как просто о путях солнца (эклиптического) через два потока Млечного Пути. Но этот рассказ Виракочи не мог согласовываться с моим "решением". Бог ушел, и "навсегда". Но если "мир наверху", анак пача, находился просто "через" мост, соединявший берега потока небесной реки июньского солнцестояния, тогда, конечно, "мост" был бы открыт в другое время, только не в самом солнцестоянии.

Переводя вопрос на западные термины, потоки Млечного Пути будут всегда видны, восходя в определенное время года в той точке на горизонте, где будет всходить солнце. Иными словами, имеются всегда две области пересечения эклиптической плоскости (солнца) и Млечного Пути. Кроме того, эти два "моста" будут всегда находиться в Скорпионе и Стрельце, с одной стороны, и Близнецах и Тельце - с другой. Если эти две сферы составляли "мосты" между мирами, как я неосознанно полагал, то почему Виракоча отправился на землю богов, и навсегда?

Я почувствовал, что ответ должен иметь какое-то отношение к тому факту, что Млечный Путь больше не всходил в июньское солнцестояние. Но произошло это, только когда я осознал, что, жалкий исследователь "Мельницы Гамлета", я был тем, кто постиг полное значение той структуры, какую стремился понять.

Я должен был еще понять, какие в точности значения подразумевали термины анак пача, кай пача и пача уку. На одном уровне они просто представляли собой небесные аналоги сверхъестественных сфер. "Другие миры" не были какими-то неопределенными северными и южными областями неба. Земля богов и земля усопших имели весьма специфические границы. Насколько хорошим был мост, если он не мог доставить вас туда, куда вы хотели попасть?

Назад Дальше