В ряде исследований (например, в опытах Каплана и Сингера, 1976) была выдвинута и, казалось бы, подтверждена противоположная гипотеза: демонстрация ребенку сцен насилия вызывает у него уменьшение агрессивности. При виде таких сцен происходит ослабление агрессивной напряженности – своего рода катарсис. Правда, такой подход подвергается массированной критике. Э. Аронсон в своей известной книге "Общественное животное" указывает: отмеченные таким образом изменения в поведении свидетельствуют только о формировании более спокойного и терпимого отношения к насилию, что само по себе вряд ли можно считать ценным личностным приобретением.
Так или иначе, на качестве телепрограмм за последнюю четверть века эта дискуссия заметно не сказалась. Типичную позицию высказал Джо Уизан, продюсер кровавых боевиков: "Воздействие на общество? Я и не задумываюсь об этом. У психологов нет ответов, почему же их должен иметь я?"
Разумеется, такая позиция достойна осуждения. Здравый смысл подсказывает, что жестокость на экране, если и не влияет непосредственно на формирование личности, то и ни к чему хорошему привести не может. Многие педагоги согласятся: стычки школьников, еще несколько лет назад напоминавшие безобидную возню, сегодня часто бывают похожи на поединок кикбоксеров и порой заканчиваются увечьями (ведь это только в кино после удара ногой в живот можно вскочить как ни в чем не бывало). Нет сомнений, что соответствующие приемы ребята заимствуют у кинокумиров. Однако было бы слишком просто свалить всю вину на "безнравственное" ТV.
Ведь телевидение не столько формирует общественные настроения, сколько им потакает. Телемагнаты, опираясь на рейтинг той или иной программы, стремятся показывать то, что пользуется наибольшим успехом и привлекает самую массовую аудиторию. При этом остается без ответа важный вопрос: отчего же стрельбы, мордобой и пытки так милы зрительскому взору? Тот, кто сумеет на него убедительно ответить, вероятно затмит славу Бандуры.
У истоков науки
В наши дни цитатой из классики считается вольная ссылка на какого-нибудь калифорнийского массовика-затейника, чья недолгая слава расцвела в "бурные шестидесятые", тихо увяла вместе с поколением "детей-цветов" и лишь к концу века запоздало докатилась до наших берегов. Кое-кто готов заглянуть поглубже и считает классикой грезы знаменитого венского невротика начала века. Психологи былых времен (не столь уж давних) классику понимали шире. Они искали источник вдохновения в суждениях мыслителей всех времен и народов и на этом основании строили свои научные изыскания. Например, Выготский неоднократно ссылается на такое суждение. "Голая рука и предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны не меньше разуму, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его". Фактически на этом постулате и зиждется теория формирования высших психических функций, созданная Выготским. А ведь эти слова были произнесены четыре столетия назад! И принадлежат они Фрэнсису Бэкону, которого многие считают основоположником современной экспериментальной науки. Английского философа и политика Ф.Бэкона можно по праву назвать и психологом, ибо в развитие нашей науки он внес куда более весомый вклад, чем любой эзаленский импровизатор.
Бэкон родился 22 января 1561 г. Свою политическую карьеру он начал при королеве Елизавете. В течение многих лет он был членом парламента, в качестве представителя королевы ему пришлось выступить обвинителем против своего покровителя графа Эссекса. По поручению королевы он написал памфлет, обосновывающий процесс над графом. Биографы и исследователи творчества Бэкона более всего ставят ему в вину это предательство, совершенное им по отношению к его единственному другу и покровителю, считая это более тяжким проступком, чем последующие, за которые он был осужден. Недаром имя Бэкона часто в истории науки приводится как пример несовпадения таланта и нравственности.
В 1617 г., при короле Якове I, Бэкон стал хранителем государственной печати, а в 1618 г. – лордом-канцлером и бароном. Такое высокое положение обеспечивало Бэкону огромное влияние, которым он пользовался далеко не бескорыстно, за что и поплатился. В 1621 г. он был уличен в мздоимстве (слишком уж походили на подкуп принимаемые им подарки), лишен всех должностей и заключен в тюрьму. После освобождения Бэкон уехал во Францию и жил в уединении, занимаясь наукой.
В своих книгах "Опыты" (1597) и "Новый Органон" (1620) Бэкон выступал апологетом опытного, экспериментального знания, служащего покорению природы и усовершенствованию человека. Только такое знание, доказывал он, достойно называться наукой. Разрабатывая классификацию наук, Бэкон исходил из положения о том, что религия и наука образуют самостоятельные области, их смешение чревато возникновением религиозной ереси и фантастической философии. Такой деистический подход проявился и в его трактовке души. Выделяя боговдохновенную и телесную души, он наделил их разными свойствами (ощущение и движение у телесной души, мышление и воля – у боговдохновенной), считая, что идеальная, боговдохновенная душа является объектом богословия, в то время как объектом науки должны выступать свойства телесной души и проблемы, вытекающие из их исследования. Такой подход открывал возможность объективного изучения содержания души.
В противовес объяснительным приемам схоластики Бэкон утверждал, что нет другого пути превращения знания в реальную силу, кроме мыслительной переработки того, что доставляет опыт. Доказывая, что основа всех знаний заключается в опыте человека, он в то же время предостерегал от поспешных выводов, которые могут быть сделаны на основе чувственного восприятия. Наши ощущения несовершенны и нередко приводят к заблуждениям, затемняющим истину. Поэтому важно не просто опытное, но экспериментальное знание, так как приборы могут уточнить ощущения и исправить субъективные ошибки.
Ошибки познания, связанные с психической организацией человека, Бэкон называл идолами, которых выделял четыре основных вида. Идолы рода – это недостатки, вытекающие из строения органов чувств (например, в силу своей природной организации человек не способен увидеть ультрафиолетовые лучи). Идолы пещеры – недостатки, вытекающие из того, что человеку трудно встать на чужую точку зрения (современные исследователи отнесли бы их к эгоцентризму). Идолы театра – заблуждения, вытекающие из преклонения перед авторитетами, часто ложными, и стремления доверять им больше, чем собственному суждению. Идолы рынка – недостатки, связанные с тем, что слова не всегда точно передают мысли, часто искажая, а не проясняя их смысл.
Если для получения достоверных данных, базирующихся на чувственном опыте, необходимо проверять данные ощущений экспериментом и измерениями, то для подтверждения и проверки умозаключений необходимо использовать разработанный Бэконом метод индукции. Правильная индукция, тщательное обобщение и сопоставление подтверждающих вывод фактов с тем, что опровергает их, дает возможность избежать ошибок, свойственных разуму. Вера Бэкона во всемогущество нового метода была так сильна, что наука, казалось ему, может обходиться впредь почти совершенно без особых дарований. Он сравнивал свой метод с циркулем и линейкой, с помощью которых и неискусный чертежник может проводить круги и прямые линии лучше, чем это удается искусному без этих вспомогательных средств. Исходя из этого, Бэкон считал, что правильное обучение, а не способности является основой успешной деятельности.
Разрабатывая новую методологию научного исследования, Бэкон был убежден, что она строится на познании причин вещей, то есть является детерминистической. Таким образом, его концепция стала основой новых подходов к построению научного знания, в том числе и знания о душе. А знание, говоря его же словами, – это сила.
Февраль
"Педологические извращения" в Калифорнии
Памятное постановление ЦК ВКП(б) "О педологических извращениях в системе Наркомпросов" (1936) многими справедливо расценивается как мрачная страница в истории отечественной науки. Суровый партийный вердикт поставил крест на целой научно-практической отрасли, на долгие годы затормозил исследования в области возрастной психологии и психодиагностики. Слово "тест" враз сделалось почти ругательным, и контуженные страхом советские психологи более полувека не решались подступиться к измерению умственных способностей. Потом, когда постановление фактически утратило силу и страх немного ослаб, они принялись с удвоенным рвением наверстывать упущенное. Правда, оказалось, что в отсутствие собственных разработок приходится в основном ориентироваться на зарубежный опыт. При этом, как нередко бывает, возникла иллюзия, будто этот опыт – всецело положительный, едва ли не безупречный. Однако внимательное изучение проблемы заставляет сделать вывод: заимствуя заморские достижения, нельзя сбрасывать со счетов и их издержки, тем более что последние отмечены не только ангажированными критиками "буржуазной науки", но и самими западными психологами.
Сегодня, по зрелому размышлению, приходится признать, что драконовское постановление ЦК ВКП(б) было отчасти спровоцировано самими педологами: некритичное заимствование зарубежных диагностических методик, их широкое внедрение в практику школьной педологической службы действительно приводило к серьезным злоупотреблениям. Недостаточно квалифицированные специалисты слишком увлеклись "сортировкой" учащихся на основании поспешных и поверхностных заключений (вам это ничего не напоминает?). За рубежом никогда не принимались партийные постановления по поводу конкретных аспектов научно-практической деятельности психологов, на протяжении десятилетий тестирование велось активно и масштабно. Однако выводы, к которым постепенно привел этот опыт самих западных психологов, парадоксальным образом напоминают вердикт ЦК ВКП(б).
5 февраля 1975 г. Совет по образованию штата Калифорния принял решение, которым вводился официальный запрет на использование тестов интеллекта в целях направления учащихся в учреждения для умственно отсталых. Этому события предшествовали два громких судебных процесса, на которых практика тестирования была признана дискриминационной. Родители школьников, выступавшие истцами, стремились доказать, что их дети были признаны неполноценными на основании некорректной диагностической процедуры. Приглашенные эксперты аргументировали эту позицию, указав, что использованных тестов совершенно недостаточно для постановки столь категоричного диагноза, который фактически ломает человеческую судьбу. Особый накал процессам придавал тот факт, что на одном из них истцами выступали чернокожие, на другом – пуэрториканцы. Снова, уже в который раз, прозвучал тезис о том, что рабочий психодиагностический инструмент, каким фактически является тест интеллекта, в руках недостаточно квалифицированного, а тем более предвзятого специалиста может послужить орудием расовой дискриминации. Оба раза суд признал иск обоснованным, что побудило калифорнийских психологов серьезно пересмотреть свои позиции. Результатом и явилось официальное постановление, значительно ограничившее пределы использования тестов в школьной практике.
Наше нынешнее положение характерно тем, что из жестких рамок тоталитаризма мы уже выросли, а до уровня правового государства, честно говоря, еще не доросли. Сегодня никакой ЦК и никакой суд нам не укажут на наши промахи. Тем более следует позаботиться о том, чтобы не давать для этого повода!
Первый отступник среди фрейдистов
8 февраля – мрачная дата в истории психоанализа. Впрочем, на эту дату можно взглянуть и с другой стороны – как на "день рождения" новой психологической школы. Именно в этот день, в 1911 году, на заседании Венского психоаналитического общества были подвергнуты уничтожающей критике взгляды президента этого общества Альфреда Адлера. В результате в дотоле монолитном здании психоанализа наметилась первая глубокая трещина. Уязвленный Адлер сложил с себя обязанности президента и покинул стан психоаналитиков, уведя с собою несколько верных последователей. В письме Юнгу Фрейд с удовлетворением отметил, что избавился от "банды Адлера". Тут фактически сработал один из механизмов защиты: на самом деле утрата была весьма болезненной. Адлером Фрейд очень дорожил и долгое время старался сгладить возникавшие между ними противоречия. Однако в конце концов эти противоречия обострились настолько, что ради чистоты учения пришлось пойти на разрыв. Это было первое серьезное потрясение в стане фрейдистов, с которого началась череда конфликтов и междуусобиц, фактически и составляющая основную канву истории психоанализа.
По сути дела, правоверным фрейдистом Адлер никогда и не был, навязчивая фиксация Фрейда на сексуальных проблемах всегда ему претила. Как любой здравомыслящий человек, Адлер был готов признать правоту Фрейда в объяснении некоторых форм неврозов, но с возведением фрейдистской теории в ранг универсальной доктрины он не соглашался. Собственные изыскания и личный опыт подсказывали Адлеру, что кроме половых отправлений человека еще кое-что заботит. Правда, далеко не всегда человек отдает себе отчет в глубинных мотивах своего поведения. Фрейд был первым, кто решился заявить об этом во всеуслышание, и в этом Адлер поспешил с ним солидаризироваться. В ту пору, когда ни у кого из коллег не находилось в адрес Фрейда доброго слова, Адлер выступил с газетной статьей, в которой весьма положительно оценил некоторые идеи основателя психоанализа. Фрейд был польщен и тронут. Он пригласил Адлера присоединиться к участникам психоаналитических сред, а когда это движение официально оформилось, рекомендовал Адлера на должность президента психоаналитического общества. Однако на заседаниях общества Адлер постоянно призывал не замыкаться на гениталиях, а взглянуть на душевный мир человека шире. Еще в 1907 г. в своей работе "О неполноценности органов" он сформулировал основы собственного учения о бессознательной мотивации и ее роли в становлении личности. Инакомыслие Адлера все более раздражало Фрейда, надежд на перспективное сотрудничество оставалось все меньше. 8 февраля 1911 года их не осталось вовсе.
Для истории психологии этот день, пожалуй, светлый. Подумаешь, не стало одним догматиком больше! Зато окончательно утвердилась новая концепция, не менее интересная, чем фрейдовская. Адлер не "вырос из Фрейда", просто на некоторое время оказался к нему приближен. И то, что он не погряз в либидозном болоте – скорее его заслуга.
Издержки перевоспитания
Герой одного научно-фантастического романа горько сетовал: "Почему из любого изобретения ученых рано или поздно получается оружие?" Если в этих словах и содержится преувеличение, то небольшое. Причем касается это суждение не только физиков, химиков или биологов, но и психологов, чьи разработки иной раз оборачиваются если не оружием, то орудием пытки. Это и произошло с бихевиористским принципом подкрепления, который нашел свое воплощение в практике "модификации поведения". На протяжении ряда лет разработки бихевиористов активно использовались в пенитенциарной системе США, вызвав в итоге дискуссию, далеко выходящую за рамки научной проблематики. Кончилось тем, что 14 февраля 1974 года было принято официальное решение о запрете использования этих методов в исправительных заведениях. А за бихевиористами в глазах многих закрепилась репутация не просто мучителей собак, но чуть ли не заплечных дел мастеров. И, надо сказать, основания для этого имелись.
"Ничто не вызывает такого ужаса у заключенных, как так называемая программа модификации поведения, и это неудивительно, – писал обозреватель "Нью-Йорк Таймс" Том Уикер. – Модификация поведения – очень широкий термин, который может означать все что угодно – от нейрохирургии до психической обусловленности, описанной в книге "Механический апельсин". Он обычно включает экспериментирование с лекарственными препаратами, и почти во всех случаях его цель заключается в том, чтобы получить послушных заключенных, а не исправившихся честных граждан".
Сильнодействующие лекарственные препараты, вызывающие отвращение, систематически применялись тюремными психологами и властями в программах модификации поведения по принципу связи плохого, "неприемлемого" поведения с болью и рвотой. В программах модификации поведения в тюрьмах штата Айова заключенным, нарушавшим тюремные правила, без их согласия вводили препарат апоморфин. Спустя 15 минут у них начиналась неукротимая рвота, которая продолжалась до часу. Одновременно возникали временные сердечно-сосудистые нарушения, в том числе изменения кровяного давления и нарушения сердечной деятельности.
Рассмотрев ходатайство, с которым обратились заключенные, апелляционный суд США квалифицировал такое "перевоспитание" как разновидность пытки, противоречащую восьмой поправке к американской конституции.
В тюрьме г. Спрингфилд в штате Миссури по отношению к недисциплинированным заключенным применялась сенсорная депривация: их помещали в одиночную камеру круглой формы, где несчастный постепенно терял ориентацию во времени и пространстве. В таких условиях нарушителя могли содержать несколько месяцев или даже лет, что приводило к серьезным психическим расстройствам (этот "побочный эффект" организаторов программы не смущал). Если же заключенный вел себя согласно определенным правилам, то его постепенно переводили на более высокий уровень психологического комфорта. Спасибо, что хоть током не били, как подопытную собаку. Впрочем, и такое было, но не в Миссури, а в Коннектикуте. Там модификация поведения осуществлялась в стопроцентном соответствии с программой бихевиористских экспериментов: заключенных подвергали ударам тока, когда они просматривали слайды, демонстрирующие образцы асоциального поведения.
В Вейкавилле, штат Калифорния, непослушному заключенному вводили препарат анектин, вызывавший у него остановку дыхания на две минуты, в течение которых психотерапевт беседовал с ним о его преступлениях.
Союз заключенных Мэрионской федеральной тюрьмы сумел обнародовать доклад, в котором следующим образом описаны приемы "воспитательной психотерапии": "Во время таких сеансов постепенно увеличивается степень психологического воздействия. На заключенного кричат, играют на его страхах, высмеивают его слабости и прилагают массу усилий, чтобы заставить его почувствовать себя виновным в реальных или воображаемых поступках… Принимаются всевозможные меры, чтобы усилить его внушаемость, с тем чтобы как можно больше подвести под контроль персонала тюрьмы его эмоциональные реакции и мысли".