- А что, тайна это? - удивилась баба Шура.
- Ну вы и фрукт! - не выдержал я. - Да если, не дай Бог, бандиты узнают, что вы единственная, кто их видел в вечер убийства - вас больше живой никто не увидит. Так что больше никому ни гу-гу!!!
Шура пожала плечиками:
- Мальчик, ты все время меня пугаешь! Я вот жила раньше - горя не знала, людям верила, а ты такие страшные вещи все время говоришь, что впору под стол залезть и не высовываться пока не помрешь!
Я не стал ей возражать. В конце концов, у каждого своя жизнь! Вот она с маленькими детками всю жизнь работала и кажется ей теперь, что преступления это такие детские шалости, только чуть-чуть серьезнее. Я же на воду дую... Просто мне всегда было страшно за таких беззащитных людей. За детей, что играют во дворе, за стариков, за девушек со слабыми руками, даже за животных... Я боюсь, что с ними случится беда. Знаю, что это такое, когда все уже произошло и ты пытаешься усилием воли повернуть время вспять, чтобы еще раз увидеть родных живыми. Знаю, как хочется выскочить из своего тесного тела, вырваться наружу из этого мира и найти потерянных, любимых, родных там, куда они перенеслись. Там, куда я попасть не могу, пока эти руки - мои руки и пока бьется в груди это, моё, сердце.
В тот период я был в отличной физической форме. Может, немного злее, чем обычно, но вполне контролировал себя. Обычное Дело, не лучше других и не хуже. Начать со слежки, разработать план, подготовить необходимые аксессуары, приступить к исполнению. Конечно, убийц уже ищут и неизбежно изловят, но я это сделаю намного лучше. А, главное, наказание будет адекватным!
Следить было легко. Я выяснил где проживает торговка паленой водкой и когда оказалось, что ее подъезд чудесно просматривается из моей квартиры, припал на неделю с биноклем к окну. Клиент обнаружился через два дня. Высокий, плотный, широкое лицо, черные брови. Конечно, ростом он был не в два метра, но все-таки, довольно высокий. Он пришел за бутылкой ровно в десять вечера. Вышел из подъезда, пряча пузырь в кармане драпового пальто и завернул в соседнюю дверь. Оттуда вышли уже трое. Четвертый присоединился к собутыльникам через полчаса. Друзья разместились на лавочке за домом. Мне пришлось сменить свой наблюдательный пост и передислоцироваться на улицу. Там я стал делать вид будто копаюсь в моторе своей "девятки", а сам поглядывал на друзей. Темновато, конечно, было, но что поделать!
Вскоре бутылка, купленная широколицым, показала дно и тогда один из них сбегал за второй, а чуть позже - за третьей. Традиция у них, что ли такая - десять раз бегать? Как в анекдоте: пошлешь дурака за бутылкой, он одну и принесет!
Часам к одиннадцати компания переместилась в беседку в соседнем дворе и я вернулся домой. Разошлись друзья только к двум часам ночи. Я сделал выводы: им некуда пойти, они ограничены в средствах, они не боятся быть разоблаченными. Но почему? Так уверены в том, что их никто не видел? Скорее всего, именно это. И даже если моя подруга Шура, который скажет, что именно этих подонков она видела выходящими из подворотни в вечер убийства отличного парня Жени - для суда этого будет недостаточно. Понадобятся еще какие-нибудь улики или признание убийц. Но улик найти не удастся, а признания дождаться не светит!
Хорошо, что мне все эти изыски Фемиды ни к чему.
В следующий раз компания собралась через три дня. Накрапывал дождик, что для Гродина и в январе не дикость. Было ужасно мокро, омерзительно грязно и уныло, но каверзы природы друзей не огорчали. Они просто переместились в подворотню. В ту самую подворотню, где совсем недавно убили человека! Как-то отвратительно мне стало. Даже не верится, что у людей может совсем не быть души. Да люди ли они? Согласно моей личной классификации, таковыми наблюдаемые не являлись. Да и вообще к теплокровным отнести данные экземпляры не представлялось возможным. Значит, рептилии? Или насекомые? Вот скорее насекомые. Таким место на булавке в коллекции.
Готовиться к мероприятию было легко: со стороны улицы соорудил простенькое ограждение и автомобильный знак - "кирпич". Со стороны двора подворотню можно будет вплотную перегородить "Газелью". Лишние свидетели мне ни к чему. Правду сказать, в этот двор после дела я больше не войду. Мне здесь будет нечего делать, но найдется дело в другом таком же дворе. Это моя жизнь - блочные и кирпичные дома и люди, живущие здесь. Мои Дела не выходят за границы спальных районов, мне плевать на бюрократов, берущих взятки, на бизнесменов, торгующих просроченным йогуртом и фальшивой черной икрой, на предпринимателей, предпринимающих отчаянные усилия чтобы утаить свои доходы и, соответственно, не платить налоги. Особенно смачно я плюю на брехливых политиков и всех ими обманутых. Тем, ради кого я мараю руки в крови тоже иногда не вредно пораскинуть мозгами, чтобы не позволять себя обманывать всякой болтливой швали.
Итак, я был готов.
Бабе Шуре я еще накануне выдал версию о своем переезде в другой город. Дескать, работа подвернулась хорошая, так что покидаю вас навеки! Она немного огорчилась, но не настолько, чтобы я не заметил и некоторого облегчения в ее взгляде, мимолетно брошенном на Сидора.
Что же, все готово, пора приступать.
Я рассчитывал на дождь и не обманулся: уж коли в Гродине заладит непогода, то продлится она не меньше десяти дней. В час ночи я вышел из дома. Приятели были в подворотне. Они уселись на перевернутые ящики, подобранные у овощного магазина и вели неторопливую беседу на русском матерном. Изображая заблудившегося прохожего, подошел к ним, перекинулся парой слов. Пользуясь темнотой, подменил початую бутылку водки на свою, с добавлением одного хитрого вещества. Препарат вызывал замедленную реакцию и слабость.
Подождал немного за углом, а потом принялся расставлять декорации. "Газель" стала поперек проезда. Теперь только кошка могла бы проникнуть в подворотню со стороны двора. Установка "кирпича" и ограждения из деревянных стоек с протянутыми между ними веревками, вызвала несколько вопросительных реплик в мою сторону. Я не отвечал. Сейчас сами все узнают...
Когда я снова садился в "Газель", чтобы исчезнуть отсюда навсегда, в подворотне осталось лишь четыре дохлых жука, пришпиленных к стене металлическими ломами. Я же говорил, что это не люди, а всего-навсего насекомые!
Воспоминания следователя
- Вас интересует все? Я многое помню. Раньше гордился своей профессиональной памятью, а теперь считаю ее своим проклятьем! - Полежаев грустно улыбнулся, показав желтые от крепкого табака зубы и достал из стола пачку "Беломора". Спросив взглядом разрешения, закурил и только потом начал рассказывать. Говорил он размеренно, будто вспоминал события, прочитанные в какой-нибудь старой забытой книге: - Дело было так: жила себе спокойно одна семья, мама, папа и сын, а потом в один день семьи не стало. Точнее сказать, в один вечер. Как раз накануне, папа продал свой автомобиль, не помню уже какой. Впрочем, тогда только "Жигули" да "Москвичи" и были. Плюс еще "Запорожцы", но у папы не "Запорожец" был, это точно. Он был врачом, еще и науку двигал, так что машину имел посолиднее "Запорожца". Так вот, продал он свой старый автомобиль и деньги отнес домой, потому что подошла его очередь на новую машину и деньги нужны были в самом скором времени. Тогда машины покупали по очереди, от предприятия. Знаете? Знаете, вижу.
Кроме денег в квартире Бентковских хранились медицинские препараты. Бентковский занимался наукой, искал новые препараты для анестезии и еще пытался изобрести способ лечить от наркотической зависимости. Это и коллеги рассказали и соседи, которым Бентковский - старший часто помогал в случаях возникновения проблем по части здоровья. Потом эти препараты не нашли. Остались только опытные образцы и записи Бентковского. Их хранили в особом месте, но не потому что боялись воров, просто соблюдая условия их хранения.
В тот вечер папа и сын Бентковские вернулись домой позже обычного. Они были в гараже, наводили порядок после продажи машины. Мальчику тогда было пятнадцать лет. Так вот, они подошли к своей квартире, а дверь открыта. Вошли и напоролись прямо на бандитов. В открытую дверь спальни муж и сын увидели залитый кровью труп матери. Тело лежало таким образом, что сразу становилось ясно: женщину изнасиловали. Не буду описывать, это можете себе сами представить. На Бентковского осознание трагедии произвело дикое впечатление. Он в ярости кинулся на бандитов, напоролся на нож одного из них и упал. Тогда все трое бросились на него и стали резать, колоть, бить ногами. Бентковский умер. Мальчик бросился на помощь отцу, но его отшвырнули в сторону. Бандиты уже спешили, они только пырнули парня ножом и убежали, а он остался истекать кровью. Соседи заметили приоткрытую дверь и нашли два трупа и еле дышавшего подростка.
- Они, что же, и криков не слышали? - спросила Вика.
- Тут бандиты верно рассчитали: соседи Бентковских, действительно, ничего не слышали. Верхний, пятый этаж, соседи мимо не ходят! У них там, кажется, одна соседка была старушкой глуховатой. Другая работала по ночам - не помню, кажется, медсестра или ночная няня в садике.
Мне показались подозрительными только "глухие" в квартире, расположенной прямо через стенку. Жили там муж и жена, алкоголики настоящие! Они говорили, что спали в тот вечер, но один их собутыльник рассказал, что они не могли спать, поскольку денег на выпивку не было. Позже чета пьяниц призналась, что это они "навели" на квартиру бандитов. Через них и вышли на убийц...
Весь ужас заключался в том, что бандитами оказались совсем молодые парни, ненамного старше мальчика Бентковских.
- И сколько им дали?
- Сколько? Точно не помню, но им хорошо дали! Все получили не меньше пятнадцати строгого режима. Но по тем временам они еще легко отделались. Могли бы и вышку получить. Впрочем, так уж получилось, что никто из тех бандитов до сегодняшнего дня не дожил. Один в тюрьме туберкулез получил и умер, второго убили в драке, тоже в тюрьме. Только третий весь срок отсидел, откинулся в восемьдесят седьмом, кажется. Сразу же попал в какую-то группировку и погиб при разборках между бандами. Вот так.
- А мальчик?
- Мальчик молодцом держался. Первые показания давал в больнице, куда его привезли с ранением. Но он не растерялся, точно описал преступников, сказал, какая сумма денег хранилась дома и какие медицинские препараты были у отца. Эти препараты сыграли не последнюю роль в решении бандитов ограбить именно эту квартиру. Не надо думать, что наркомания - примета только нынешних времен. Раньше тоже умели водкой димедрол запивать!
- А как выглядел мальчик?
- Выглядел? Ну, выглядел он просто ужасно! Особенно в больнице - бледный, сутулый, с безумными от горя глазами. Намного лучше Бентковский почувствовал себя после поимки преступников. Я пригласил его на опознание негодяев и даже не узнал его самого. Пришел совершенно взрослый человек. Довольно высокий, широкоплечий, немного угрюмый. - Полежаев достал новую папиросу и глядя на нее добавил: - Хороший он был мальчик! Вот нечасто нас за работу благодарят, а он как только убедился, что это пойманы действительно убийцы его родителей, повернулся ко мне и сказал: "Спасибо!". Таким тоном, что... за душу взяло. А вот приговор вызвал у него настоящий шок. Я был на суде и видел, как он застыл, услышав сроки наказания. Бентковский надеялся на высшую меру. После суда он попал в психушку.
- Как в психушку? - потрясенно спросила Вика.
- Вот так! - следователь пожал плечами: - Выглядел мальчик крепким парнем, но смерть родителей его подкосила. И даже не столько смерть, сколько то, что убийцы легко, по его мнению, отделались. Дальнейшая его судьба мне не известна. С ним поселилась его бабушка, потом она умерла, а он, как говорили, так и слоняется теперь по лечебным учреждениям. Но я не знаю точно. Грустная это история, впрочем, я много таких помню!
Полежаев встал и отошел к окну. Пока он открывал форточку и выбрасывал прямо на газон под окнами окурки из пепельницы, Золотова пыталась придумать еще вопросы по делу, но ничего в голову не шло. Вот так всегда: сначала не можешь сосредоточиться, а потом жалеешь, что не спросила то и это!
- Спасибо, Леонид Анатольевич! - сказала она и поднялась с места. В боку стала разгораться боль, но пить таблетку при Полежаеве Вика не хотела из соображений нерационального кокетства.
- Пожалуйста! - ответил он приветливо и немного насмешливо. - Приходите еще, только в следующий раз не пытайтесь меня надуть!
- Да, я уже поняла, что это здесь не прокатит, - улыбнулась Золотова, последний раз глянув в молодые веселые глаза. - До свидания!
- До свидания, - услышала в ответ и только у двери опомнилась:
- Ой, Леонид Анатольевич, а вы не помните, как звали мальчика Бентковского?
- Звали? - кажется, переспрашивать было привычкой следователя. - Я не сказал? Странно! У него было очень необычное, редкое имя!
- Какое? - голос Вики от волнения, а может от дыма "Беломора", сел.
- Нестор, - ответил Полежаев. - Его звали Нестор Бентковский.
2000 год
Вечеринка была в самом разгаре, когда между пацанами, собравшимися на перекур в кухне разгорелся спор на интересную для всех тему:
- А я тебе говорю, что даст! - громко сказал Валера Сичкин.
Все повернули головы в его сторону.
- Кто даст? - спросил Генка Солохин, всегда думавший только об одном.
- Что даст? - одновременно с ним вступил в разговор Кича, отличавшийся способностью плохо въезжать в любую тему.
Остальные заржали, смехом выражая свою обычную реакцию на любой вопрос Кичи. Народ уже понял о чем речь и, как это у подростков водится, легко настроился на скабрезный тон.
- Ленка Осина даст! - с куражом в голосе пояснил Валера. Он давно успел вступить в лучшую стадию алкогольного опьянения, когда вся дурь прет с невообразимой силой наружу, а барьеры и рамки рушатся и растворяются прямо на глазах.
- Не, - усомнился Солохин, сидевший с Ленкой за одной партой и достаточно знавший хорошенькую смешливую девчонку. - Она не такая! Вот Вилкина бы дала!
- Не "бы", а дала... - проворчал смазливый Мишка Крикуненко, любимчик девчонок и вообще местный плейбой. - И, кстати, ничего особенного...
- Да ну! - восхищенно воскликнул Кича. Все снова заржали.
- Когда? - дурковато опешил Валерка.
- Пока ты базарил, блин, дала, - спокойно сообщил Мишка. Каждый из собравшихся на кухне в тайне обзавидовался Крикуненко. Надо же, баба дала, а ему еще и не нравится! Тут бы вообще когда-нибудь с невинностью распроститься, а у него "нравится - не нравится"!
Плейбой молодцевато стряхнул пепел с сигареты, прищурился как делал его отец, затянулся, испепелив бычок до фильтра, и выбросил маленькую звездочку в темноту за окном. Все молчали, ожидая продолжения его речи, но Мишка не был настроен болтать.
- Надо выпить, - сказал он и двинулся из кухни.
- Надо выпить! - попугаем подхватил Кича.
- Осина бы и ему не дала, - сказал Генка, когда Крикуненко и Кича покинули курительный зал. Таково было его искреннее мнение и сам он и в мыслях не держал приставать к соседке по парте. Позже Солохин и не вспомнил, что именно его реплика подтолкнула разговор к спору, а спор привел к несчастью в жизни Лены.
- Ему бы не дала, а мне даст! - заявил Валерка. - Я способ знаю.
- Какой? - из оставшихся на кухне самым любопытным оказался третий собеседник - Вовка Логвинов.
- А надо ей одно место погладить! - поделился Валерка. Генка и Вовка закатились от возбужденного смеха.
- Да уж, надо! - веселился Генка, - Но ты еще доберись до этого места!
- Научил! - резвился Вовка, - Может, еще научишь, что потом туда совать?
Валерка был крайне недоволен их издевательством над своими глубокими познаниями в области эротики:
- Идиоты! Я о другом месте говорю. Шею ей надо погладить, там есть точка, которая ее сразу на секс настроит.
- Где? - перестал смеяться Генка.
- Где эта точка? Где? - вылупил глаза Вовка.
Насладившись переменой настроения приятелей, Валерка недобро ухмыльнулся:
- А вот теперь я вам ни хрена не скажу!
Пацаны переглянулись и Логвинов насмешливо произнес:
- А ты нам на Ленке покажи!
- Да не даст она! - с досадой сказал Генка.
- А на спор! - Валерка вытянул руку.
- Ой, ну, спорю! - ударил по его ладони Генка. Он был уверен в своей правоте.
А за столом царило веселье. Вопила музыка, уже подпившие подростки жевали, говорили тосты, подражая виденному с детства за столами их родителей, рассказывали похабные анекдоты. Кое-кто из девчонок уже танцевал во всю. Все были одноклассниками, почти все из благополучных семей. Почти все между собой друзья.
Валерка, Вовка и Генка невольно следили глазами за Осиной. И каждая пара глаз выражала свои собственные, отличные от чужих, мысли. Генка размышлял, не предупредить ли соседку по парте о том, что она стала предметом спора? Но как он скажет нормальной девчонке, что речь вообще шла в таком ключе: "даст - не даст"? Ленка сразу обидится, нагрубит или, там, заплачет... Черт их разберет, этих баб! Потом она разболтает своим подружкам и вся школа узнает, что Генка выдал пацанов. Да его потом достанут! Он как опущенный будет! Нет, не скажу ей. Пусть сама выкручивается.
Вовку одолевало любопытство. Ленка для него ничем от других девчонок в классе не отличалась. А вот посмотреть, где у девчонок то место на шее, погладив которое можно завалить любую, хотелось. Поэтому Вовка легко согласился на предложение Валерки о взаимовыгодном сотрудничестве: Вовка подпаивает Ленку, Валерка позволяет Вовке посмотреть на сцену соблазнения.
Сам Валерка испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, Ленка Осина давно ему нравилась. Если бы не это, ее имя и не всплыло бы в разговоре на кухне. Но Ленка была для Валерки недоступна. То есть, просто подойти к ней и пригласить ее потанцевать он бы не решился. Ленка была дочкой профессора математики, а Валерка - сыном спившейся рыночной торговки. Про папу Валера и вовсе ничего не знал. Лена читала книги и у нее дома был компьютер, а этим летом папа возил Лену и ее маму отдыхать на какие-то острова, название которых Валерка и запомнить не смог. У Валерки дома были только ободранные обои и маленький братишка, больной раком. Чтобы не думать о младшем сыне, мама посылала старшего в гастроном за "Портвейном", а потом спала спокойно.
Словом, о чем Валерке говорить с Леной? Они, что называется, из разных миров! Это злило парня. Еще хоть бы Ленка была страшилкой, или задавакой, или сплетницей, или тупой, или ябедничала бы учителям на других! Но нет, ненавидеть ее было абсолютно не за что! Любовь и злость в маленьком сердце Валерки перемешались и породили в неразвитом мозгу туманную идею о мести. Так что для него спор на кухне был только поводом унизить, растоптать и причинить боль персонально Лене Осиной. За то, что она есть на белом свете.